Змей и море

Вспышка света стерла видение, оставив лишь холодный искристый туман и глубокую печаль о тех невозвратимых временах, когда Сур был почти счастлив. Казалось, она передались и пляшущим вокруг прожилкам. Их бешеный танец замедлился, приобретая ритм биений сердца. В окраске радужных прядей стало больше зеленого и голубого, молочное пламя сбилось в кудрявые клубки пены. Наконец нити сплелись в гладкое полотно безбрежного океана, надменные камни высокого берега, и караван повозок, ползущий вдоль обрыва.

Дорога казалось бесконечной. Уже четверть луны, как мощеные военные тракты остались позади, и теперь караван тащился по пыльному и ухабистому степному большаку. То рыжая, то серая пыль висела в безветренном мареве, забивая нос, скрипя на зубах. Она пропитала и полога повозок, и тюки с провиантом, и одежду караванщиков. Редкие, прозрачные как вуаль танцовщицы, облачка не давали тени, и даже ночи не приносили прохлады. Пастушьи деревни попадались редко, и большей частью приходилось ночевать прямо в поле, у дороги, не покидая тех же пропыленных повозок. Только в последний день пути потянуло влагой с океана. За вершинами угловатых уступчатых холмов уже угадывалась синяя безбрежность. Даже быки пошли резвей, учуяв далекую воду.

Вскоре караван вполз в узкое, прорезанное высохшей рекой, ущелье меж двух серых утесов, наискось расчерченных белесыми полосами стланца. Дорога, прежде чем обогнуть один из них, расширялась, превратившись в широкую площадку.

Возницы натянули поводья, остановив быков. Купцы слезли с повозок, сбившись в кучу, и чего-то ожидали, поглядывая на вершину одной из скал. Желтокожий ахан повернулся к пассажиру и прошамкал, показав на остальных:

— Идите, господин, идите. Нельзя сидеть. Никак.

Пожав плечами, Сур спрыгнул в горячую пыль, утонув в ней по щиколотки. Нашарив в повозке свою суму, он присоединился к пестрой толпе, изнывающей под палящим Оком Ллуга.

Ждать пришлось недолго. Вскоре на утесе сверкнул металл. Послышался грохот окованных колес. Волоча за собой шлейф серой пыли, в ущелье скатилась боевая колесница.

Быки в ужасе взревели, попятившись назад. Возницы натянули поводья, стараясь удержать повозки на месте, и им это почти удалось. Только самая первая завалилась набок, ломая упряжь. Погонщики кинулись собирать рассыпавшиеся тюки.

Причина испуга животных — желтый пустынный лев, вернее львица, запряженная в повозку, окованную медью и обвешанную панцирями гигантских черепах. Хорошо обученный, сытый зверь смирно стоял под сбруей, полным равнодушия взглядом обводя окрестности.

Из колесницы появились трое стражников. Один направился к столпившимся купцам, двое других — осматривать повозки. Их слишком богатые доспехи поразили Сура больше, чем сама упряжка. В северных землях едва ли каждый из полководцев имел такой. Простые же вои и подавно довольствовались кожей с нашитыми медными бляхами.

Здешние дозорные, не смотря на жару, сверкали золоченой и черненой бронзой чешуйчатого панциря, укрывшего их с ног до головы. Богат древний Тарт, на зависть самому Ареху, богат.

Караванщики уже держали наготове свитки с подорожными. Сур тоже вынул пальмовый лист со строчками рун и печатью Ареха — Глазом Ллуга.

Наконец очередь дошла и до него. Рослый тариот взял подорожную, смерил юношу презрительным взглядом из-под маски шлема и спросил, коверкая лоарские слова.

— Где твои тюки?

— У меня нет товаров, благородный. — С достоинством ответил юноша.

В отличие от купцов, он не боялся за свой скарб или жизнь. Вряд ли четверо стражников, пусть и закованных в бронзу, вместе с их львом и лучниками, что, без сомнения, прячутся на вершине утеса, смогут с ним управиться.

— Зачем ты идешь в наш город? — Самоуверенность лоарца озадачила стражника.

— Торговые дела, благородный, меня ждут для заключения сделки.

Тариот только теперь снизошел до свитка. Он долго и придирчиво изучал завитки рун. Наконец молча отдал назад и вернулся к товарищам, закончившим осмотр тюков.

Лишь когда грохот колесницы затих, караванщики решились продолжать путь. Сур сидел под пыльным пологом, рассматривая бурые стены ущелья, изрытые пещерами, словно соты. Виднелись выдолбленные в камнях лестницы и остатки резных порталов, сглаженные неумолимым временем. Агзум — древняя скальная усыпальница тысяч поколений встречала гостей у порога павшей столицы Тара. Говорили, когда-то тариоты верили — предки защитят город от вторжения и приносили им немалые дары. Но с тех пор, как фаланги Лоарии, втоптав в пыль заслон стражи, прошли по ущелью без ущерба, разгневанные потомки забросили усыпальницы. Многие пещеры обвалились, укрыв и покойников, и сокровища, некоторые были разграблены. Но до сих пор редкий вор отваживался ступить в мрачные лабиринты. Может быть, свои пещеры мертвые хранили лучше, чем гордый Тарт.

Быки упирались копытами, повозки кренились на крутом спуске. Сур не замечал окружающей суеты, думая, что теперь династы, правители Тарта, не оставят его без надзора. Стражник не преминет донести о странном пришельце. Что ж, так даже лучше. Скорее всего, гостя примут за очередного охотника до секретов Огненного древа, одного из многих. Сколько уже их приходило в древний город и возвращалось ни с чем, а то и сгинуло без вести.

Тем временем караван выполз из ущелья и теперь спускался вдоль обрыва, по петлявшей змейкой дороге. Внизу лежал самый западный порт земель Ллуга — цель путешествия. Он раскинулся по полуденной стороне каменного мыса, прикрывшего гавань от холодных северных ветров. Над городом гнездилась кряжистая угрюмая твердыня из серых камней, сросшаяся со скалами и сама казавшаяся одной из скал. Оконечность мыса венчала ступенчатая пирамида знаменитого Храма Морского змея.

У причалов и просто на отмелях копошились рыбаки. Над их лодчонками вились стаи крикливых морских птиц, ожидая дармовой поживы. Среди этой суеты три торговых галеры казались тремя уснувшими китами среди стаи мелкой рыбешки. На этих трехпалубных гигантах моряки западного побережья отправлялись к далеким Последним островам. Там падающий в море Щит Ллуга засевал семенами — искрами бесплодную землю, там на красном песке закатных берегов прорастали язычками пламени новые Огненные деревья.

Полуголые рабы тащили по узким помостам бурдюки и тюки под ритм барабанов и ругань надсмотрщиков, перекрикивавших даже гвалт голодных чаек. Солнце яростно светило с безоблачного неба, превращая воду бухты в разлитую ртуть.

Рядом с людным портом распластанный над берегом город выглядел непривычно пустым. На широких улицах, среди серых, приземистых домов из камня, не было обыкновенной для торговых полисов пестрой базарной толпы. Но не это делало Тарт неправильным. Только сейчас Сур понял, что не видит столь привычного в других селениях храма трех богов, опоры власти Архонта в любом из уголков Семицарствия.

Раньше юноше не приходилось сталкиваться с нелюдимыми тариотами. Некогда этот загадочный народ владел всеми побережьями земель Ллуга, от скованных льдом полуночных островов до сожженных Огненным Щитом полуденных земель. После победы Архонт милостиво даровал Детям Великого Змея целый полуостров, узкую ленту суши, протянувшуюся далеко на закат.

Но тариоты — дети моря жили только на побережье. Пустующие внутренние равнины солнечного Тара давно заселили прилежные пахари Лоарии и Астии, взрастив на сухих холмах виноградники и масличник, медовый персик и пустынный орех. И считали большим счастьем платить подати династам и жить вдали от набегов дикарей, рабских бунтов и карательных походов рабов Архонта. Узкий перешеек полуострова надежно заперт ожерельем скальных крепостей, а иного пути в эти плодородные земли, кроме как с моря, не было.

Огонь давней вражды и поныне тлел в сердцах гордых мореходов, но у Ареха не было лучших подданных. За привозимые галерами из-за полуденного моря благовония и смолы, редкие сорта дерева и слитки меди и электрона тариотам прощалось многое. Не было под оком Луга оружия равного рожденному в кузнях Лоарии из заморского металла и зеленых самоцветов Ахи.

В городах Тара до сих пор почитали спящего в безднах океана Великого Змея, повелителя бескрайних вод. И ни в одном не вздымались жилища Трех Пресветлых. Дети Луга лишь удивлялись, как Архонт до сих пор это терпит. Истинные хозяева Семицарствия знали цену неприкосновенности, ежегодно вносимую в казну Ареха династами тариотов. И цена эта была велика: сотня драхм смолы — слез Огненного древа.

Лишь две из трех галер возвращались из кипящих черных вод последних островов. Каждая вторая возвращалась не с чем. Но привозимое третьей было поистине бесценно. Горящие живым пламенем шарики слез возвращали человеку то, что отняло неумолимое время. Тайная дань Архонту, правившему Семицарствием уже девять десятков лет. Только эта непомерная плата позволила уцелеть древним, как само море, храмам Великого Змея.

Сейчас Сур видел самый первый, главный дом детей Спящего в пучине. Четырехугольный уступчатый бастион на конце мыса. Каменный змей, свернувшийся кольцами, едва ли уступал в древности камням, на которых покоился. Даже издали было видно, как источены временем серые плиты зубцов и выступов. Казалось, он родился из первозданных вод вместе с этими скалами.

Теперь юноша мог поверить рассказам, что Тарт — город на краю мира стоял до того, как Истинный Волк вывел своих братьев к обитаемым землям, до того, как в незапамятные времена на берегу Реаны был заложен первый камень вечного Ареха.

Юноша добирался до Тарта четыре долгих луны. От Ареха через горы Лоарии и пустыни Ахи, луга Астии и цветущие равнины Тара. От города к городу, от деревни к деревне, шел по следам учителя. Как охотничий кот по запаху кролика. Расспрашивая попутчиков и встречных, стражников и пахарей, куда шел лекарь в пыльном дорожном плаще. Везло очень редко. Прошло уже полгода с тех пор, как Астер в одиночестве отправился навстречу новому врагу.

У остальных братьев было слишком много дел на бескрайних просторах Земель Ллуга. Неурожаи и засухи бросили к границам Семицарствия пустынных великанов и лесовиков, степняки участили набеги, добираясь до самых границ Лоарии. Бунты и заговоры множились, как мухи на падали, а свободные юноши не стремились надевать воинские доспехи.

И вот новая напасть. Черноносые галеры бороздили полуденный океан, разоряя береговые поселения.

Длинная змея каравана вползла в ворота постоялого двора и Сур, рассчитавшись с купцами, как уговорено, остался один. Пыльная, не мощеная, прокаленная солнцем улочка пропахла копченой и вяленой рыбой, да еще смолой. Здесь каменные лачуги рыбаков и плотников жались к стенам коптилен, мастерских и складов с рыбой. Недаром дома уважаемых граждан стояли выше по склону.

На пустынной улочке появилась стайка оборванных мальчишек, издали глазея на чужака. Сур забросил за спину увесистый дорожный мешок и подозвал одного из них. Тот подошел, остановился за два шага, и уставился выжидающе.

Юноша вынул из мешочка мелкую шестиугольную монетку и, показав сорванцу, спросил:

— Покажешь дорогу к дому Студа перекупщика?

Мальчишку, видно, рассмешил непривычный выговор, но он сдержал улыбку, тогда как его друзья, стоящие поодаль, захохотали.

— Стуа-ада барышника или Стуа-ада рыбника? — Смешно, теперь уже на взгляд Сура, растягивая слова, переспросил мальчишка, а остальные отпрыски бедняков, перешептываясь, опять залились смехом.

— Стуа-ада, что живет в верхнем городе, — указывая в сторону богатых кварталов, ответил юноша.

— Доведу, — деловито кивнул черноволосый паренек, — но за три монеты...

— А к другому?

— К другому за одну.

— Но почему? — Удивился пришелец.

— Если ты идешь к барышнику, значит, сам богатый. Бедный к нему не пойдет — серьезно ответил паренек. — Бедных он не любит. Ну, идешь?

— Идем, — согласился юноша и кинул нетерпеливому провожатому одну монетку, — остальное — когда доведешь.

Мальчишка засеменил в гору. Сур едва за ним поспевал. Миновав несколько улиц и проулков, они добрались до мощеных улиц верхнего города. Редкие прохожие равнодушно скользили взглядами по чужеземцу. В портовом городе гости не в диковинку. Юноша же, напротив, с интересом рассматривал встречных. Приземистые, черноволосые, черноглазые и горбоносые мореходы даже одежду шили из шкур морского зверя. И любили блеснуть богатством. Там, где иные народы обходились деревом, у них была резная кость, на месте меди у них сверкало серебро и золото.

Дома Тарта были столь же непохожи на обиталища других земель. Обожженному на солнце кирпичу, дереву или мягкому известняку и стланцу здесь предпочитали лишь слегка отесанные окатыши и валуны серого камня, слагавшего скалы вокруг города.

Каждый из домов походил на приземистую крепостную стену, увенчанную отдельными квадратными башнями. Узкие окна — бойницы, подслеповато сощурившись, глядели в морскую даль. Как непохожи они были на усадьбы его родины с глухими наружными стенами, внутренними двориками и открытыми портиками, непохожи и на кряжистые здания северян из белого стланца с широкими окнами верхних этажей и открытыми галереями. Здесь каждый дом стремился плотнее сомкнуть камни своих стен, чтобы лучше противостоять соленым морским ветрам.

Мальчишка привел юношу к одному из особняков и, получив плату, тут же исчез. Сур постучал в крепкую деревянную дверь медным кольцом. Скрипнули петли, и в темном проеме показалось лицо полного лысого южанина. Кольцо в носу подсказало, что он раб, но, так как оно было из золота, то раб домашний, возможно, любимец хозяина.

— Что нужно, бродяга, — недовольно пробурчал он, — Стуа-ад обедает и не принимает клиентов, — тут он усмехнулся, смерив пришельца взглядом, — тем более у которых и взять то нечего.

Раб уже хотел захлопнуть дверь, но Сур успел вставить в щель подошву башмака. На его ладонь из кошеля струилась тонкая серебряная цепочка с подвешенным к ней золотым шариком, в котором, словно зрачок в глазном яблоке, блестела бусина бирюзы.

— Покажи своему хозяину это и если успеешь вернуться, пока я снимаю свой мешок, я не потребую тебя наказать, — устало произнес Сур, распуская лямки заплечника.

Наметанный глаз привратника округлился, и презрительная гримаса тут же сменилась заискивающей.

— Прости меня, уважаемый, я только исполняю приказ хозяина. Но входи, входи, молодой господин, не зачем стоять у порога. Садись, садись, я доложу Стуа-аду. Он будет рад.

Дверь широко распахнулась, и гость оказался в превратном покое. Раб закрыл дверь и, выхватив шарик с цепочкой, скрылся в левой арке.

Гость огляделся. Даже это низкое помещение с узкими оконцами у потолка выдавало любовь хозяина к роскоши. Серебро и бирюза светильников, занавеси из дорогих южных тканей, покрывшие стены, пестрый мозаичный пол. Ониксовые фигурки хранителей дома — двух жабоголовых человечков по обе стороны двери, сияли позолотой. Юноша почтительно коснулся пальцами каменных чаш у их ног, бросив в каждую по паре крошек хлеба, мысленно прося прощения за нарушенный покой жилища.

Справа, за низкой дверкой почуяв чужака, недовольно заворчал сторожевой кот. Сур, утомленный уличной жарой, снял суму и, поставив у ног, опустился на скамью у стены, наслаждаясь прохладой жилища, но не успел даже опереться спиной о каменную кладку. В покой вбежал плешивый низкорослый человек, за который почтительно семенил раб-южанин. На полном лице хозяина сияла радостная улыбка.

— О, какое счастье подарили нам сегодня боги. — Всплеснул руками коротышка, — Ты Сурат?

Юноша кивнул. Толстые губы тариота растянулись еще шире. Он подбежал к растерявшемуся гостю и, схватив за плечи, снизу заглянул в глаза и обнял.

— Я вижу сына своего друга, — обьяснил он, отстранившись, — а сын моего друга мой сын. Ты не представляешь, как я рад. Я столько слышал о тебе… Прости моего привратника… Идем, скорей идем.

— Я тоже рад, — пробормотал Сур, но хозяин уже волок его вглубь дома.

За аркой оказалась лестница на второй этаж, в галерею со множеством дверей. Открыв одну из них, хозяин с гостем оказались в небольшой, но богато обставленной туалетной комнате. Стуа-ад позвонил в колокольчик. Вбежали две девушки рабыни. Поняв хозяина с одного жеста, усадили не успевшего опомниться юношу в плетеное кресло. Стянув с него пыльный плащ и сапоги, вымыли ноги. После одели в просторные тонкой шерсти накидки, как и у хозяина.

Девушки были южанками из земель за полуденным морем. Черные блестящие волосы, смуглая с красноватым отливом кожа. Раскосые глаза и тонкие разлетающиеся крыльями морской птицы брови. Они вели себя, как и положено послушным рабыням, смотрели в пол и молча выполняли приказы хозяина. Сура поразила их непривычная красота. Особенно той, что выглядела более юной. Он просто не мог отвести от нее глаз. Подчеркнутая плавными, текущими линиями острая манящая женственность.

Хозяин перехватил его взгляд и, усмехнувшись, заговорщицки прошептал на ухо, когда девушки вышли:

— А у тебя неплохой вкус. Знаешь, сколько я заплатил за нее? А, лучше тебе не знать. Сегодня я пришлю ее согреть твою постель...

И оборвал протестующего гостя:

— Нет, нет, не спорь. Мой дом твой дом. Это лишь маленький подарок… Я многим обязан твоему отцу, многим… Или наш святоша и тебя держит на голодном пайке? — Засмеявшись, хозяин хлопнул Сура по плечу. — Ну, ничего, мы это исправим, наверстаешь. А теперь идем, мои гости заждались.

Они вышли из комнаты, и хозяин указал на нишу в стене галереи, задернутую дорогим, расшитым золотыми змеями покрывалом.

— Здесь можешь сделать приношения перед трапезой.

Сур, откинув занавес, оказался в небольшом домашнем храме. Справа перед алтарем стояли статуэтки троицы, слева на подносе лежали готовые дары для возлияний и приношений, а прямо перед ним на постаменте зеленого камня, свернувшись в спираль квадратными кольцами и возложив змеиную голову с драконьими клыками на вершину пирамиды, спал серокаменный морской змей.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — спросил из-за спины хозяин.

— Нет, я не делаю ничего тайного — отвечал Сур, выполняя необходимые ритуалы у изображений богов Семицарствия.

Закончив, он взял ту бутылочку с ароматным маслом, которая не понадобилась, решив, что оно приготовлено для Властителя глубин, вылил несколько ароматных капель на змеиную голову, увидев в этом месте жирный блеск. И обернулся к хозяину. Тот выглядел удивленным.

— Ты сделал немного неправильно, только… неужели ты веришь в Змея?

— Чти богов земли, по которой идешь, и они не повредят тебе, но и своих не забывай.

— Да, я вижу, Астер передал тебе свою мудрость. Что ж, дай тогда и я попрошу для тебя защиты у Змея. Своего старого знакомого он лучше поймет.

И толстяк шагнул в освобожденную гостем нишу.

Вслед за хозяином Сур вошел в трапезную. Вокруг уставленного блюдами низкого стола сидели на топчанах двое юношей и мощный беловолосый иллан.

— Это Сурат, сын нашего друга Астера, — представил хозяин юношу, — а это владелец и кормчий галеры «Быстрый дельфин», что стоит в бухте, — указал он на мужчину. — Мой сын Стуа-адер, — жест руки в сторону правого юноши, тоже низкорослого и полноватого, но с густыми черными, тщательно уложенными в прическу, волосами. — И его друг Миа-астр, сын Да-асида, нижнего династа.

Еда была очень вкусна. Большей частью это были дары моря, приготовленные с незнакомыми южными специями. Многие блюда юноше не приходилось пробовать прежде. Фрукты и легкое вино с равнин Тара. А вот посуда, подносы и кубки вышли из мастерских Ареха. Стуа-ад любил роскошь, но при этом оставался истинным тариотом, в отличие от богатеев иных царств, зашедших в своем подражании лоарцам столь далеко, что начали считать обычаи своего народа чем-то позорным.

За обедом прислуживали все те же девушки, так что Сур мог оценить достоинства хозяйского подарка. Но нужно было думать не о том, совсем не о том. И, когда в разговоре зашла речь о цели его путешествия, он признался, что ищет названного отца, от которого давно не было вестей.

— Он покинул мой дом накануне ночи высокого прилива, — с готовностью отозвался хозяин дома — Я как раз отправил тогда караван в Арех. Да, я хорошо помню. Астер собрал все в дорогу и ушел пешком. Я предлагал ему взять мою повозку, но он отказался. Скалт проводил его. Верно, Скалт? — Спросил хозяин у раба привратника.

— Да, господин, — с готовностью подтвердил южанин, — я донес мешок господина Астера до гавани, а там он отправил меня назад и ушел к Башне.

— Какой башне? — Сур встрепенулся, словно волк, почувствовавший запах добычи.

— К башне Великого Змея, — ответил хозяин. — Может, хотел посмотреть с ее стен в море. День был солнечный. В полдень можно увидеть дно ямы в сто локтей у подножия башни. Я говорил, как раз накануне шествия. О, да ведь ты не знаешь наших обычаев… В эту ночь отец города и династы зажигают огонь в чаше на башне и приносят жертвы. В эту ночь, когда луна полна, вспучиваются воды и спящий змей открывает глаза, чтобы взглянуть на мир. И, увидев огни в наших храмах, в каждом городе по берегам Тара, он поймет, что дети его помнят. И не оставит нас своей защитой...

— А могу я увидеть возжигание огня?

— Нет! — казалось, Стуа-ада возмутила сама мысль о том, что чужеземец может оказаться у чаши, пред оком Змея. — Только десять династов! Десять, достойных предстать перед оком Владыки Глубин, понесут огонь по гребню скалы в храм! Даже родившимся в Тарте не позволено в эту ночь покидать домов. За этим следит стража. Даже нам можно только наблюдать за храмом из своих окон.

— Жаль, хотелось бы посмотреть на это вблизи, — опечалился Сур.

— Ты можешь осмотреть храм сейчас, — примирительно предложил хозяин, — даже взойти на его террасы, если договоришься со стражей.

— Я могу проводить гостя, если он не против, — вызвался Миа-астр, сын династа, — и попросить охрану пропустить его на башню.

— Я, буду признателен, — кивнул Сур.

— Ну что ж, продолжим трапезу, — Стуа-ад был доволен, что запретная тема исчерпана, — вы еще не пробовали вот этого печеного угря...

Сур и Миа-астр направились вниз к пристани. Недалеко паслась давешняя стайка мальчишек в надежде на поживу, но, увидев иноземца в сопровождении земляка, утеряла к нему интерес и отправилась искать заработок в другом месте. Солнце все так же пекло с безоблачного неба, но с моря налетал свежий ветерок.

— Удобнее всего подойти к башне со стороны моря, — рассказывал провожатый. — Там есть тропа, широкая и удобная, только пройти по ней можно только при отливе. Есть еще одна дорога от крепости к храму, но по ней могут ходить воины и Отец Города со жрецами.

Казалось, Миа-астр искренне хотел оказать услугу сверснику. Он шел чуть впереди, Рассказывая о Тарте, расспрашивая гостя о жизни в столице. Сур старался подробно отвечать и сам не забывал расспрашивать тариота. За беседой они миновали людную гавань и оказались у конца мыса, на галечном берегу, усеянном окатанными валунами. Башня-храм возвышалась над ними серой спиральной пирамидой. По скальному гребню гряды тянулся в сторону крепости короткий хвостик крытого прохода с воротами на конце. Остальная часть являла собой неприступные стены из гладко отесанных камней с зубцами — бойницами по верхнему обрезу. Среди валунов действительно пролегала широкая тропа, кое-где переходящая в лестницу. Нижнюю ее часть уже сейчас, на исходе дня, захлестывали волны. Юноши довольно быстро вскарабкались на вершину мыса, но ноги все-таки замочили. Дорожка вывела их прямо к каменной арке ворот.

У открытых створок, обитых медью с литыми змеиными головами, стояла пара стражников. Широкие бронзовые наконечники копий сверкали на солнце. Ветер шевелил гребни из перьев морских птиц на золоченых шлемах. Увидев людей, воины, зазвенев металлом панциря, встали в подобающую гордую позу и скрестили оружие.

Сур остановился, а Миа-астр прошел вперед.

— Здравия тебе и твоим детям, Гиэсон, и тебе долгих лет, Амира-астр.

— И тебе, Миа-астр. Зачем привел сюда чужака?

— Это наш гость из Ареха, между прочим, друг Стуа-ада. Он хотел бы осмотреть башню.

— Ты знаешь, на это нужна воля хранителя крепости.

— Но мне то можно входить в башню. Он не отойдет от меня ни на шаг. И, кроме того, — юноша понизил голос до шепота, и на его ладони сверкнуло золото, — хранителю не зачем об этом знать.

— Ну что ж, — нехотя пробормотал стражник, — проходите, только быстро, да не подходите близко к краю.

По темному проходу юноши добрались до распахнутых ворот самой башни. За ними началась крутая каменная лестница, ведущая на площадку первого яруса храма. Здесь ветер, казавшийся внизу игривым и теплым, был ощутимо холоднее и резче. Он чувствовал себя полным хозяином, пока на башне не было ни одного человека. Теперь, разозлившись на нарушивших его уединение пришельцев, вцепился им в волосы и одежду, гоня назад.

Площадка, шириной в десять шагов, опоясывала основание второго яруса. С закатной стороны на каменном основании стояла огромная чаша с закопченными краями.

— Это чаша огня, — с готовностью объяснил Миа-астр. — Ее зажигают в ночь высокого прилива, или в туман и шторм, когда ждут возвращения мореходов.

Неподалеку стояли обычные оборонительные машины и баллисты, котлы для жидкого огня на медных треножниках, запасы стрел и дротиков.

Стена же второго яруса была на вид моложе камней, слагавших внешнюю стену. Она вздымалась вверх еще на шесть ростов и не имела ни одного отверстия или прохода. Сур обошел вокруг, чтобы убедиться в этом. Над вторым ярусом вздымалась пирамида, опоясанная спиральной лестницей. Ее венчала, глядя в сторону заката и нависая над огненной чашей, огромная каменная голова змея. Драконьи клыки и вогнутые зеркала глаз сверкали полированной медью. Сур по достоинству оценил замысел древних строителей. В ясную погоду блеск виден далеко, а ночью глаза должны отражать свет зажженного огня. Прекрасный маяк для моряков, плывущих от Закатного порога.

Но не это заинтересовало Сура. Он чуял, как невидимые ручьи крови мира сплетаются над храмом в узел. Но ведь Камня пути здесь не было! не было дверей на дороге молочного тумана! Значит, нужно непременно взобраться на вершину пирамиды. Учитель просто не мог пройти мимо.

На вопрос, как попасть на лестницу, провожатый удивленно ответил:

— Туда подняться нельзя. Только один Отец Города в ночь большой воды взойдет на вершину говорить с Великим Змеем.

В доме Стуа-ада гостю отвели одну из комнат второго этажа, выходящую узкими окнами на море. Сур с нетерпением принялся ждать, когда же дом и город уснут и можно будет незаметно выскользнуть на улицу. Глядя на маяк иным зрением, юноша вновь и вновь прослеживал мерцающие нити токов Крови Мира. Нет, сомнений не было, все они сходились на обращенной к закату голове каменного змея. Как все-таки удачно привела его судьба в этот город в нужный день. Или, вернее, в нужную ночь.

Огненный щит давно нырнул за окаем. Атес рассеяла по небу сверкающий жемчуг звезд. Они отражались в воде, дробясь на гребнях бегущих к берегу волн. Луна, круглая, зеленоватая, все выше всходила над океаном, протягивая к берегу сверкающий серебряный мост. В домах гасли последние огни. Еще немного, и пора...

В галерее послышался шорох легких шагов. Сур насторожился и шагнул в простенок окон, прячась в тени.

Тихо скрипнули петли, дверь приоткрылась и в проем проскользнула женская фигурка, укутанная легким прозрачным покрывалом. Девушка рабыня, подарок, обещанный хозяином. Он совсем забыл! Она подошла к ложу и опустилась на краешек. В лунном свете гостья казалась лесной нимфой, воздушным призрачным созданием.

Но, милосердные боги, как не вовремя. Старуха с веретеном судьбы потешалась над юным волком, поставив перед таким выбором. Казалось, он слышит ее тихий, ехидный смех.

Юношу обдало жаром. Он еще не проводил ночи с женщиной. Учитель не оставлял его без надзора в селениях, остальное время они топтали ногами дороги семицарствия. Сам же Астер почему-то был равнодушно презрителен к дочерям Ллуга. Ученик чувствовал за этой холодностью давнюю и горькую обиду.

— Я пришла, господин. — Тихо позвала рабыня.

Сур стоял в тени, затаив дыхание. Даже от окна он чувствовал аромат молодого тела, смешанный с благовониями. Кровь шумела в ушах, руки дрожали. Вся его человеческая суть рвалась туда, на ложе, но рассудок твердил, не сейчас, не в эту ночь. Там, за окном, ждала тайна каменного змея, обвившего пирамиду.

Юноша медленно отделился от стены. Но, все же, неожиданно увидев его, девушка вскрикнула.

— Не бойся и возвращайся к себе, — сдерживая дрожь голоса, произнес Сур. — Я устал и хочу спать.

— Но, господин, хозяин рассердится, если я...

— Не говори ему ничего. Иди к себе. Я скажу, что тобой доволен.

Девушка встала, зашуршав накидкой, и юноша отшатнулся, чтобы не коснуться ненароком нежной кожи, испугавшись, что тогда уже не сможет ее отпустить. Наконец, легкие шаги затихли в глубине дома. Сур упал на ложе, закрыв ладонями пылающее лицо. Боги, за что вы так жестоки?!

Наконец сердце перестало рваться из груди. Юноша, успокоившись, поднялся и подошел к окну. Ощупав взглядом стены соседних домов, бесшумно выскользнул наружу и, вцепившись пальцами в щель между камнями, начал спускаться.

Темные улицы были пусты, и только сторожевые коты у ворот испуганно шипели, поджав хвосты, едва лишь учуяв чужака. Под бледным светом Царицы ночи в нем просыпался Истинный волк.

Стража действительно стояла вдоль всего гребня мыса, сверкая бронзой доспехов. Сур прокрался мимо крепости незамеченным и, добравшись до подножия башни, затаился в тени камней, слившись с ними. Теперь оставалось ждать.

Вскоре ворота крепости с лязгом распахнулись. Из арки хлынул свет, и по дороге к маяку потянулась вереница жрецов. Впереди шел Отец города с большим глиняным кувшином, за ним шагали династы в длинных белоснежных одеждах, держа в левой руке корзины с дарами и амфоры, а в правой факелы. Сзади вели двух жеребят. В лучах лика Атес они казались ожившими серебряными статуями. Огненная змея медленно проползла мимо юноши и втянулась в проем ворот храма. Дождавшись, когда истает последний отблеск огня на лестнице, Сур отправился по следам жрецов и быстро догнал шествие. Теперь он бесшумно крался позади, держась на границе света.

Колонна вползла на первый ярус башни и, разделившись на два потока, обтекла основание пирамиды с двух сторон, вновь соединившись на закатном краю площадки у огненной чаши. Чужак, таясь в тени, крался за ними. Воткнув факелы в медные кольца на зубцах стены, династы вылили масло из амфор в закопченный котел. Двух жеребят и дары сбросили со стены вниз в объятья волн вспухшего приливом океана. Выстроились в ряд лицом на закат и, протянув руки к океану, запели гимны спящему в глубине. Рокот прибоя вторил им. Теперь водяные валы достигали самого основания башни, с шипением и грохотом бросаясь на древние камни.

Над головой разгоралось холодное желтовато-зеленое свечение. Сур посмотрел вверх. Огромная яркая луна висела в зените над каменной головой Спяшего в глубине. Но еще сильнее сияли медные глаза — чаши и драконьи клыки змея.

Отец города, взяв факел, повернулся и направился прямо к затаившемуся в тени чужеземцу. Сур съежился, вжимаясь спиной в холодные камни. Неужели он обнаружен? Теперь не избежать схватки. Сердце участило ритм, мышцы напряглись, горячая волна прокатилась по хребту. Волк, живший в нем, был готов.

Но старик, не заметив чужака, подошел к гладкой стене. Достав из-под одежд светящуюся тем же ядовито-зеленым светом, что и глаза змея, фигурку, вставил ее в щель между камнями.

Сур узнал фигурку. Точь-в-точь такая пряталась у него на груди. Он заглянул за ворот и в испуге прихлопнул ткань рубахи рукой, чтобы никто не заметил сияния. Зеленого сияния подарка одноглазого раба. Так вот кем был Фем! Не удивительно, что он не любил вспоминать времена, когда имел свободу и власть!

Раздался скрип и скрежет. Послышался шум бегущей воды. Тайные механизмы, приводимые в движение приливом, сдвигали камни, открывая в неприступной стене узкий проход. Остальные династы даже не оглянулись, продолжая петь гимны, глядя в темную даль океана.

Нужно было решаться, и Сур нырнул в проход вслед за стариком. Узкий коридор вывел его к подножию спиральной лестницы — гребня каменного змея. Старик поднимался по лестнице, ни разу не обернувшись. Казалось, уходящие в высь ступени бесконечны, но юноша одолел их и оказался вместе с династом на плоском темени Властителя Глубин. Отец города медленно прошел между горящих зеленым светом глаз Змея и, остановившись у края, швырнул горящий факел вниз в медный котел. Желтое ослепительно яркое пламя взметнуло вверх свои языки, словно клубок огненных змей. От вспышки Сур на мгновение ослеп, а потом… ему показалось — перед ним распахнулась бездна.

Горизонт ушел в бесконечность. Небо превратилось из звездного купола в черную опрокинутую вверх пропасть. И даже вода океана стала прозрачна, словно кристаллы горных слез.

Династ, воздев руки, что-то кричал в морскую пучину. А Сур обшаривал взглядом горизонт. Вспышка обострила не только обычное зрение, но и иные чувства. Он ясно понял, что учитель был здесь, стоял на этом же месте. Камни хранили отпечаток его ног. Они его помнили. Вот так же он всматривался в даль. Что искал он там, что увидел? Юноша старался понять. Зеленое сияние дарило его взгляду небывалую зоркость, помогая проникать до далекой россыпи островов Огненного Древа и даже далее, до последней земли закатного порога. И если справа горизонт был чист, то слева над полуденными островами нависла темным пятном непонятная дымка. Даже не тень, а предчувствие тени. Там ползли по лицу океана крохотные черточки черноносых галер. Сур снова и снова вглядывался в них, но взгляд уже терял силу. Зеленое сияние угасло. И остались лишь отблески от огня в чаше.

— Ты увидел все, что захотел, слуга Ареха? — произнес, не оборачиваясь, верховный жрец. От тихого голоса династа Сур вздрогнул, словно от удара бичом. Значит, Отец города знал, что не один глядит за горизонт. Что ж, он делал это сотни раз. А молодой волк даже не слышал о подобном. Но как глубоко проник жрец в суть опрометчивого гостя?

— Откуда ты знаешь, кто я? — юноша старался, чтобы его голос звучал уверенно и бесстрастно.

— Ты увидел все, что захотел? — так же бесцветно повторил Отец города. — Владыка вод благосклонен к тебе сегодня, но не испытывай его и моего терпения.

— Я ищу того, кто стоял здесь до меня. И не уйду, пока не узнаю, чего он хотел и куда шел.

Сухой трескучий смех старика хлестнул волка по ушам.

— Ты смеешь угрожать слуге Владыки Глубин, стоящего у глаз его? — Голос старика снова был сух и холоден, словно сброшенная змеей кожа. — Не переоценивай своих сил, слуга Ареха, и уходи. Ты должен быть благодарен, что я не уничтожил тебя в тот миг, когда ты осквернил своими ногами священную лестницу. Только знак нашего собрата хранит тебя. Отдай его и уйдешь невредимым.

Даже угрожая, династ стоял к нему спиной и Сур почему-то был уверен, что он знает о каждом его жесте и вздохе, но не мог понять как. У старика не было иных сил, кроме тех, что отпущено человеку. Кровь мира не создавала здесь воронки, ее потоки свободно текли сквозь друг друга. Ни один не касался старика. Значит, нужно быть трижды осторожным. Слишком много загадок, слишком много неизвестного...

— Мне не нужно твое снисхождение. Я смогу постоять за себя. Если я оскорбил твоего бога, он сам накажет меня. Но тебе я не враг.

— Кто же, если не враг? — даже гневный голос династа звучал холодно и безжизненно. — Вы, слуги Ареха и его строители, наложили дань на мой народ, разрушили древние храмы Владыки Глубин, что стояли на этой земле, прежде чем ваши лапы ступили на нее. Вы возвели на месте священных пирамид дома своих ложных богов. Только жалкие крохи моего народа чтят Великого Змея, а ведь когда-то его храмы высились в каждом городе побережья. Мы — мореходы и воины, становимся торгашами, но даже это нам на пользу, ведь ваши жадные цари с радостью меняют неприкосновенность наших земель на огненную смолу. Недолго нам осталось жить под вашей властью. Вы исчезнете, смытые новой волной, а древний народ Таров пребудет вечно.

Говоря, старик повернулся к чужаку и Сур увидел яростное сверкание глаз на застывшем морщинистом лице.

— Ты не ответил, почтенный, куда ушел мой учитель.

— Отдай знак и получишь ответ.

— Это подарок.

— Уходи без ответа.

— Хорошо, возьми ее. — Сур сорвал фигурку с шеи. Цепочка скользнула меж пальцев, звякнув о плиты.

— Иди к каменному киту. Там найдешь, что ищешь — В сухом голосе мелькнули нотки насмешки. — Ты все равно опоздал.

Старик молча, словно потеряв к пришельцу всякий интерес, прошел мимо, подобрав медную фигурку, и скрылся в проеме лестницы. Сур же остался стоять, пытаясь понять, что же сказал старый жрец, и лишь услышав, что песнопение смолкло, бросился вслед за ним. Отверстие выхода впереди медленно закрывалось, и он буквально скатился по ступеням, ободрав локти и колени, но успел проскользнуть под каменную плиту, оставив в щели защемленный клок плаща.

На нижнем ярусе уже никого не было. Погасив факелы, династы уходили по гребню мыса к крепости. Стража возвращалась к башне. Но Сур успел выскользнуть в ночь до их появления. Добрался до дома Стуа-ада, взобрался по стене незамеченным, проскользнул в окно и, упав на ложе, забылся глубоким сном.