Шатры и повозки

Черный сгусток съежился, исходя желтоватым паром. Свет полуденного мира таял, а скользкий ком оседал на дно грязной сморщенной тряпицей. Тьма обрадовано сгустилась, стекая в котел. Но радом вновь возник гнилой зеленоватый свет, сочащийся из слизистого обрубка в чешуйчатых пальцах.

Палка повисла в кольце ржавой цепи, а руки извлекли из мрака большой горшок, и выплеснули его содержимое в котел. Темно-бурая дымящаяся кровь впиталась в сморщенный желвак, и он начал вздуваться, впитывая влагу жизни, разбухая, как брюхо пиявки. Скользкая поверхность натянулась, заблестев как зеркало.

Пестрая рука вытянула указательный палец с длинным когтем и наотмашь полоснула по судорожно дернувшейся поверхности. Края раны распахнулись вертикальным зрачком в полуденный мир, где крылатая тварь, сидя в кусте сухой полыни, видела перед собой высокие шесты с кошачьими хвостами на макушке, остроконечные жилища из шкур, стадо быков и крытые повозки на больших колесах.

Зоул открыл глаза. Над ним нависла опрокинутая воронка кожаного потолка. На перекладинах деревянного каркаса обвешанных пучками трав, ремнями и шкурами, плясали отблески огня. Перед глазами роились круги колючие искр. Над правым ухом от виска к затылку будто приложили раскаленный медный прут. Горло горело, язык присох к небу. Хотелось пить. Ноги и руки еле ворочались, как набитые песком мешки, и все же юноше удалось сесть. Его чуть не вырвало, мир бешено закружился. И снова успокоился. Он ощупал голову и обнаружил повязку из волокон и под ней свежие листья придорожной травы.

Юноша был наг и укрыт войлочным покрывалом. Он осмотрелся, ища одежду, но увидел только большой, окованный медью сундук, застеленный коврами пол и обложенный камнями очаг, в котором горел огонь. Над ним на закопченном треножнике висел котел.

В жилище никого не было. Из-за тонкой войлочной стены доносились голоса, шипение котов, храп вайпу, мычание быков и скрип дерева. Зоул вслушивался, но не мог разобрать непонятных слов, хотя некоторые казались знакомыми. Юноша попытался дотронуться до одной из чужих душ, но боль в голове тотчас вспыхнула с новой силой, и он свалился на постель.

Дверной занавес откинулся, и в жилище вошла старуха с глиняным ведерком в одной руке и чашками в другой. Синюю войлочную рубаху и штаны густо покрывали зеленые завитки вышивки. Заплетенные в тугие косы волосы намазаны толстым слоем желтой охры.

Даже не взглянув на юношу, она подошла к очагу, уселась, скрестив ноги, и расставила перед собой три чашки. Старуха сняла с пояса замшевые мешочки, вынула из каждого по щепотке сухой травы и рассыпала по чашкам. Деревянным черпаком на длинной ручке наполнила пиалы кипятком из котла. Помешала деревянной палочкой и добавила в каждую густой белой жидкости из ведерка. Понюхала поднимающийся пар, расправила лоскут войлока и, прихватив им горячую пиалу, с поклоном поднесла юноше.

Зоул с трудом сел, принял предложенное и стал ждать, что же будет дальше. Старуха молча вернулась к огню, села и, подвинув к себе одну из пиал, принялась дуть на варево.

Полог вновь всколыхнулся, но на этот раз в жилище вошел мужчина. Воин. Белоснежная войлочная куртка с алыми узорами, широкий пояс с золотыми пластинами, длинный клинок в дорогих ножнах, серебряные застежки с яшмой и шапка из меха куницы ясно говорили, что это вождь.

Воин был молод, не старше Зоула. Каштановые волосы уложены в толстую косу. Лицо казалось очень знакомым. Но где юноша мог видеть степняка раньше?

Патири взял из рук старухи пиалу, подошел к ложу гостя, и усевшись рядом, показал на чашу, предлагая пить, и первым отхлебнул мутной жидкости.

Зоул попробовал варево, и оно показалось ему удивительно вкусным. Хозяин ждал, когда гость напьется, и только потом заговорил на языке патири. Юноша помотал головой, показывая, что не понимает. Воин заговорил на другом языке, третьем, и, наконец, произнес на языке пернатых, коверкая слова:

— Като ты есть, какой рода? Чего делать в наших землях?

— Меня зовут Зоул без рода. Меня послали дети Пернатого. Они ищут мира и союза в будущей войне. А ты уважаемый, как твое имя?

— Абех сын воен вождь. Зачем вы убивать отец нас?

— Нет, Уважаемый, мы не убивали твоего отца и ваших родичей. Это сделали наши враги.

— Зачем ты лгать. Мои вождя бить стрелой пернатых.

— Пошли своих людей к месту боя. Ты увидишь. Все мои спутники убиты теми же стрелами, что и твой вождь. Посмотри, там найдешь и наших мертвых врагов. Отвергов разных племен. С ними были дети змеи с полночи.

— Да, мы видеть. Враг хитры, убить вождя патири. Как ты доказать, что не враг.

— Посмотри, с нами шли отцы металла…

— Да, я знать…

— С нами был знак мира.

— Враги хитрый…

— Спроси девушку твоего племени, которая меня спасла. Разве бы она привезла меня, если бы считала врагом.

— Может, она взять ты в полон. Моя сестра сильный воина.

— Спроси у нее, что было у межевого столба. Она жива?

— Она жить, но не может сказать.

— Но ведь она не бросила меня. Если я враг, почему она не добила меня там, на месте?

— Хочешь видеть?

Вождь порывисто вскочил, вышел и вернулся с глубоким глиняным ведром, полным воды. Поставил рядом с гостем.

— Смотри вода! Смотри я!

Зоул заглянул в глубь сосуда и увидел свое отражение, потом снова кинул взор на молодого воина. Кажется, он понял, почему его лицо казалось таким знакомым. Они были похожи, словно капли одного дождя. Только губы… у Зоула губы были пухлые и прямые, а у хозяина тонкие, изогнутые упругим луком.

«Посмотри в воду, представь длинные волосы цвета каштана, чуть округли лицо, добавь загара коже и ты поймешь, какой она была. Вот только тебе достались пухлые уста благородного Лоарца. У нее же губы были тонкие, изогнутые дугой гахского лука…» Юноша, будто наяву услышал голос старого раба садовника. Как далеко, как давно это было. Тот наивный, изнеженный мальчик давно исчез. Но его память, его облик жив. Так вот на кого похож молодой воин. На мать Сура!

Хозяин встал, отвернулся к костру и тихо, но отчетливо произнес на правильном лоарском.

— О отец, неужели у меня могут быть родичи среди рыбоедов, неужели кто-то из чистых патири…

— Ты говоришь по лоарски?! — Зоул не смог скрыть изумления.

— Да, — удивленно повернулся хозяин, — а ты откуда его знаешь?

— Это мой родной язык! — гордо ответил юноша.

— Но ты говорил, что пришел с побережья, от рыбоедов!

— Я жил там, но это не моя родина, только временное прибежище.

— Тогда расскажи, как ты к ним попал.

— Я расскажу, благородный Абех, но сначала скажи, что меня ждет?

Вождь сел, скрестив ноги, и долго глядел в стену, прежде чем ответить.

— Ты умрешь завтра, на рассвете, на погребальном костре моего отца.

И снова умолк. Молчал и Зоул, молчала старуха у очага, вороша прогорающие угли. Наконец Абех не выдержал.

— Когда мои воины нашли тебя и сестру, она сказала всего два слова: не враг. Но сейчас она лежит в белом шатре и ни кого не узнает. Ее бьет лихоманка. Знахари ее лечат. Она ничего не может рассказать о том бое. А старейшины посчитали тебя врагом. Мой отец, военный вождь патири, убит стрелой рыбоедов, племени крачек! Старейшины считают, что вы убили его, а потом расстреляли отвергов, чтобы свалить на них вину. Один из мертвых был связан…

— Он предал нас. Доносил отвегам. Но остальные пернатые, мои спутники, тоже легли там…

— Знаю. Поэтому ты у меня в доме, а не привязан к столбу посреди кочевья. Я по праву рождения новый военный вождь, но, пока нет войны, против воли совета старших бессилен даже я. Они решили: ты должен вести моего отца в небесную страну как слуга, как раб. Ты сильный воин. Деды и мой отец будут довольны. И ты должен быть благодарен. Это большая честь, вести к предкам вождя воинов патири.

— Но я не могу. Я поклялся пернатым добиться союза.

— Наши старики и раньше не любили рыбоедов. Но теперь…

— А если я скажу, что с заката идет сильный, очень сильный враг, что чернорукие, которых вы с таким трудом прогнали, сами в страхе бежали от него.

— Вождь не может верить на слово.

— Тогда выполни мою последнюю просьбу, и я сам взойду на костер.

— Клянусь, выполню, — Абех приложил одну ладонь к груди, а вторую поднял к небу, — Но сначала расскажи. Откуда ты родом, ты обещал…

— Из семи царств Архонта, из Лоарии. По рождению я звался Сурат-ал-Латэр…

— Как?! — изумленно воскликнул Абех, — Ты сказал Латэр?! А как звали твою мать?

— Я не знаю.

— А ее отца?

— Кажется Белх из рода табиров, говорили, он был вождем степных племен… — Зоул замолчал, сам пораженный внезапной догадкой.

— Так вот почему мы похожи! Ты мой брат!

Юноши долго сидели молча, разглядывая друг на друга. Первым заговорил Зоул.

— Где моя мать, я могу ее увидеть?

— Нет, — покачал головой Абех, — Она ушла в небесную синь.

— Когда?

— Давно, семнадцать кругов назад.

— Как ее имя?

— Нашу мать звали Алитэ. Она была последней в роду. Все табиры сгинули на равнинах Илла. А с ними еще многие и многие. Тогда были тяжелые года. Мой отец увел оставшихся за порог горящих гор. Тогда эти степи были пустынны. Он возглавил племена богини Пати, но не мог стать военным вождем, ведь он был худого рода. Его мать, моя бабка, была иноземкой. У самого порога гор Алитэ нагнала нас. Она приехала на илланской повозке. Тогда мой отец и решил на ней женится, ведь она наследница рода табиров. Она говорила, что была женой знатного воина Лоарцев, что в семи царствах у нее остался сын. У нас раб, выкупивший свою жизнь, не считается опозоренным, и она принесла табличку с подтверждением выкупа. Отец специально ездил к гахским толмачам, и они перевели ему. Только мать вернулась ослабевшей. Болезнь поселилась в ней. Вскоре после моего рождения она начала чахнуть. Наши лучшие знахари ничем не могли ей помочь. Когда она ушла в небесную синь, мне не было и круга. Через год отец женился вновь. У меня трое братьев и сестра. Но все братья легли у порога гор под копьями черноруких. Осталась только сестра.

— Удивительны нити судеб. — Зоул вздохнул. Еще раз заглянул в глубь глиняного ведерка. Они с Абехом выглядели одногодками, а ведь юный вождь моложе его самое меньшее на четыре лета. Значит, Круг, в самом деле, дарил долгую жизнь. — Я не думал, что мне доведется увидеть родичей. И зачем. Только чтобы умереть на костре по прихоти властных стариков, по ложному обвинению…

— Я не могу противостоять старейшинам в делах духов. Если бы сейчас нам грозили враги…

— Война уже идет к вам. И если вы не вступите в союз с пернатыми, она просто проглотит вас и не поперхнется.

— Война. Война. Слышу уже третий раз. Может, все это пустые слова. Многие испугались черноруких. Но мы отогнали их сами, без помощи рыбоедов.

— Теперь сюда хлынут все племена степи и леса из-за порога гор.

— Зачем им ломится сюда, под наши стрелы?

— Тебе рассказывали о семи царствах?

— Да, учитель иллан много говорил.

— Того семицарствия, которое помню я, которое застала наша мать, больше нет. Я знаю, я стоял рядом с гармосом, военным вождем лоарии. Я видел, как гибла стража Илла. После этого я и бежал на край мира. С заката пришла новая сила — племена моря. Семицарствие одряхлело. Теперь оно просто упадет в крылья завоевателей.

— Какие крылья?

— Я оговорился… Аха сохраняла свои караванные тропы и оазисы только благодаря Астии. Илл хоть и был послушен, но всегда недолюбливал южан, к тому же он обескровлен гахами и лесовиками. Тары, почуяв слабину, ударят в спину лоарцам. Астия никогда не была воинственной. Завоеватели просто проглотят семицарствие и пойдут дальше. До степей и горящих гор. Если лоарцы искали только новых шкур для шатра своего царства, то этим нужно все. Они уже взяли себе рудники отцов металла.

— Значит, они хотят только медь и золото горящих гор? Тогда зачем мне воевать с ними… может, они и не тронут наших степей.

— Может быть, только те, кто им не покорится, кого они сгонят с мест, пойдут на восток. И пойдут самые дикие, самые упорные. Они ищут новых земель. В ваших степях будет тесно.

— Может быть, я и поверю тебе, брат, но старики не поверят. Чем ты докажешь свои слова?

— Когда я должен умереть?

— Завтра на рассвете, когда солнце уронит первые лучи на каменную ладонь.

— Я могу просить обряд очищения… воину не престало представать перед предками, не смыв тяжести мира с плеч!

— Ты получишь его.

— После я скажу тебе, где искать врагов.

— Я знал, что на закате сильные колдуны. Но что ты один из них… — вождь поднялся, — Готовься!

Абех вышел из жилища. Вслед за ним, прихватив чашки и ведерко, засеменила старуха. Вскоре она вернулась и с поклоном, но по-прежнему молча, положила около постели гостя стопку одежды. Преодолевая слабость, Зоул облачился в просторные рубахи и штаны патири, голубые, с красным кантом.

Едва юноша успел облачиться, как Абех вернулся.

— Идем, в белом шатре все готово.

Утренний свет ударил в глаза. День едва набрал силу, и солнце ярко сияло в небесах. Жилье вождя стояло на краю обширного стойбища, и было бы похоже на все остальные, если бы не стоящие по краям входа два высоких шеста с кошачьими хвостами наверху.

Вокруг было разбросано до двух десятков шатров. Виднелись загоны для скота. Шипели полосатые сторожевые коты. Двухколесные повозки стояли без быков, задрав в небо оглобли. Людей было мало. Подростки и девушки пасли стада в степи, мужчины охраняли пастбища. Изредка мелькали женщины, в пыли возились дети в коротких рубашках. Только раз на окраине показались двое воинов на вайпу.

У выхода ждали два важных длиннобородых старика. Зоула провели мимо пустых загонов на другой край стойбища. Там, в стороне от остальных, поднимался к небу молочный конус шатра предков. Рядом торчала из земли половинка черного каменного яйца в рост человека. Вокруг него топорщился частокол шестов, увешанных шкурками и цветными лентами, перьями и пучками волос.

— Камень Сиппу, духа ветра, — пояснил Абех. — Сюда садится он, слетая соколом с небес, чтобы выслушать наши жалобы и унести их в небо, матери Пати.

Зоула ввели через расписанный цветами полог под белую войлочную крышу. У порога все сняли обувь и омыли ноги из глиняного кувшина. Зоул последовал их примеру и ступил на серую кошму пола.

В центре шатра дымил неизменный каменный очаг. Около него, споря в пол голоса, суетились два пожилых патири в синих халатах и войлочных колпаках. В дальнем от входа конце Зоул заметил лежащего человека, укрытого меховым одеялом. Чуть поодаль сидела на пятках знакомая старуха.

Зоула усадили лицом к выходу. Старики принесли чашу терпкого напитка, и юноша послушно осушил ее. Перед ним появилась медная, украшенная яшмой и нефритом, чаша для курений. В кучке сухой травы дымились алые угольки. Старики уселись напротив. Один с малым бубном и колотушкой, другой с дудкой из трубчатой кости вайпу. Колотушка заскользила по ободу, и бубен загудел. Флейта вторила ему тонким, звенящим голоском.

Зоул смотрел в чашу, на рдеющие искры — далекие зовущие огни. Он стремился к ним, как к свету родного очага, уходя все дальше в страну вечных сумерек. Он не умел сам идти этим путем, но песня и дым вели его, помогая духу вырваться из тесной клетки тела. Отяжелевшие веки закрылись, и мир видений распахнулся перед ним.

Юноша нашел его сразу. Даже здесь, на призрачных равнинах, стоячий камень сверкал как кристалл, изливая свой радужный свет. Таинственная дверь, путевой камень. Сколько дорог хранил он в себе? Нужно только знать, как ступить на них, как открыть замки. Братья круга владели только двумя ключами. Сур потерял их и теперь хотел воспользоваться чужим, тем, который, сам того не желая, подарил ему враг у камня гремящей реки, пытаясь поймать дух Зоула в сети.

Юноша приблизился к белой игле и коснулся ее.

Разом проявились краски дневного мира. Бесплотным призраком Зоул парил над равнинами, плыл в потоке крови мира, глядя с высот на проплывающий под ним лик земли. Он чувствовал копошение мириадов жизней, и безымянных крох, невидимых глазу, и гигантов хоуму. В этом море он искал своих собратьев, людей.

Зоул все ближе подбирался к вершине мира. Сеть становилась гуще. Все больше узлов встречалось на пути. И, наконец, впереди показались три пика в белом сиянии. Юноша повис меж каменными иглами, ворвавшись в искристый водопад, слушая голос бесчисленных менгиров, разбросанных по солнечным просторам. Нащупав нужный отзвук, он сорвался с вершины и покатился вниз по жемчужному потоку.

На полпути между порогом гор и становищем Абеха он задержался. По узкой лощине ползла вереница людей. Кожаные шлемы, деревянные щиты и тяжелые копья. На восход шли Лонты. Но рядом с ними шагали воины иного племени в меховых плащах и шапках, с медными кинжалами и длинными, почти в рост, луками, надетыми через плечо. В колонне была и пара длинноруких низкорослых человечков, ночных охотников, о которых Сур знал только нелепые слухи. Илланы говорили, что они видят в темноте лучше кошки и слышат чужие мысли.

Карлики забеспокоились, подняли головы и оба уставились на Зоула. Они не видели, но чувствовали его! Юноша поспешно скользнул дальше по потоку света, миновал несколько узлов и, наконец, отыскал отряд Лиастира. Он уже двигался назад по своим следам к месту расставания отрядов пернатых. Зоул с радостью узнал, что у его спутников все в порядке и направился дальше.

Теперь он искал змееволосых. Они стояли в двух днях от старого стойбища, чего-то ожидая. Неподалеку прятались, наблюдая за врагом, и его волчата. Зоул ободряюще коснулся их и ощутил преданность и радость от встречи.

Теперь он стремился к становищу патири и вдруг ощутил на полночи иную волю, пугающую и одновременно знакомую. Хозяин ключа узнал вора и потянул к себе, но на этот раз юноша умел ему противостоять. Он забился в объятиях жемчужного сияния и вырвался, упав с высот в свое тело.

Зоул открыл глаза. Он лежал на полу белого шатра, а рядом, скрестив ноги, сидел Абех. Во взгляде вождя ясно читались нетерпение и надежда. Юноша с трудом сел. В ушах выли тысячи флейт, кислый комок подступал к горлу, руки дрожали, и все же он нашел силы победно улыбнуться брату.

— Я знаю, где искать ваших врагов. Узкая изложина, раздвоенная как змеиный язык. По дну текут два ручья и сливаются у выхода в озерцо. Два-три перехода на закат.

— Гадючья лощина, — воскликнул Абех, — это гадючья лощина. Много их?

— Три с половиной десятка. Не перегружены пожитками. В отряде только опытные воины. Идут вместе мужчины трех племен леса с границ Илла. Они объединились для войны. Это разведчики, ищут пути на восход. Если вернутся за порог гор невредимыми, жди армию в тысячи воинов.

— Они не уйдут назад. Мы позаботимся об этом.

— С ними ночные карлики, сильные колдуны, читают твои мысли, как толмач пальмовый лист. Вам не удастся подкрасться к ним незаметно.

— Наши знахари тоже не так просты, найдут, чем отвести им глаза. Только мои воины не успеют проверить твои слова. Даже если выехать сейчас и гнать вайпу, можно добраться до гадючьей лощины к закату, но никто не успеет вернуться до утра.

— Я не знаю, что сказать тебе, брат. Только коли уж мне суждено взойти на погребальный костер, я прошу: заключите союз с пернатыми. Это спасет ваши племена.

— Клянусь небом, я постараюсь. — Абех приложил обе руки к сердцу.

— И похороните с нужными почестями моих спутников.

— Об этом позаботились старейшины. Нам не нужны озлобленные духи.

— Их придали земле?

— Да, с почестями, как воинов, отдельно от отвергов и змееволосых.

Зоул удовлетворенно кивнул и оглянулся на человека, лежащего у дальней стены под меховым одеялом. Старуха дремала рядом. Патири в синих колпаках сидели чуть поодаль и шепотом спорили, перебирая пучки сухой травы.

— Это твоя сестра? — спросил Зоул.

— Да. — Абех глянул на девушку и помрачнел.

— Что с ней?

— Стрела в плече.

— Позволь мне взглянуть на нее. В Лоарии я был лекарем.

— Лекарем? Я думал, ты сын знатного владетеля!

— Да, но младший сын, не наследник. А в Лоарии каждый лекарь — жрец Апсуса, это довольно почетное звание.

— Видишь тех двоих, — Абех показал глазами на синие колпаки, — это лучшие знахари моего племени.

— И все же… я обязан ей жизнью.

— Хорошо, я поговорю с ними.

Абех поднялся и подошел к ложу девушки, опустился рядом с синими колпаками. Знахари выслушали его, метнув по гневному взгляду в чужака.

— Тебе разрешено ее осмотреть, — объявил вождь. — Я как старший в роду решаю, кому лечить сестру.

Зоул опустился на корточки у ложа девушки. Она была в забытьи. По нежной коже разлилась бледность. Юноша коснулся пальцами лба. Он был сухим и горячим.

— Покажите ее рану, — попросил он по Лоарски.

Абех откинул одеяло и Зоул увидел широкие листья подорожной травы, облепившие плечо. Он осторожно снял их. Ниже ключицы алела рваная рана в три пальца ширины с черными сгустками крови в глубине. Наконечник уже вынули. Юноша ощупал плечо. Кости были целы. Но края были темно-бордовыми и воспаленными.

Зоул повернулся к Абеху.

— Спроси, чем они промывали?

Абех заговорил со знахарями. Синие колпаки отвечали неохотно. Вождь рыкнул короткую угрозу, и после слова из уст лекарей потекли рекой.

— Они говорят, мыли ключевой водой с медом, мазали соком полынь травы и цветов желтоголовика.

— Мало. Этого мало. Скажи, нужна смола гладкой сосны, нужно крепкое, очень крепкое медовое вино, нужен клей пчелиный. И спроси, нет ли у них порошка себах, сока голого дерева из полуденных пустынь.

Абех перевел. Один из знахарей после недолгого молчания вынул из-за пазухи кожаный мешочек. Вождь передал его брату. Зоул понюхал бурый порошок и улыбнулся.

— Это он. Спроси, есть ли еще. Мне нужен весь, если хочешь чтобы твоя сестра жила.

Вождь произнес короткий приказ, и второй знахарь достал из пояса кошель с порошком.

— Они говорят, больше нет.

— Этого хватит. Теперь пусть принесут понемногу всех трав, какие знают. И скажи, все это нужно быстро. Очень быстро.

— Тебе доставят все и скоро.

— Я могу остаться здесь?

— Можешь. Только знай, у шатра дежурят трое всадников на вайпу. Не пытайся бежать. — И отвечая на вопросительный взгляд брата, пожал плечами: — старейшины настояли.

— Я не убегу, пока не помогу твоей сестре, клянусь Апсусом, небесным врачевателем.

Абех ушел и следом за ним один из знахарей. Вскоре Зоулу действительно принесли все, что нужно. Он пересмотрел степные травы и выбрал знакомые, показал синим колпакам, и пояснил жестами, что нужно больше. Разжег костер и принялся варить мази и отвары.

Знахари, может, и были недовольны, но не показывали этого, видно, они были не прочь узнать чужие секреты, и в меру сил помогали Зоулу. Он обработал рану. Влил в рот девушки чашку настоя и, дождавшись возвращения Абеха, передал через него, что делать дальше.

— Теперь тебе нужно идти в мой дом, — сообщил вождь. — Ночью придут матери, будут просить небесный огонь помочь своей дочери. Да и мне будет спокойнее, если ты будешь под моей крышей. Мало ли кто захочет смерти чужака. Те же братья Стинха, что погиб рядом с отцом.

— Старейшины все еще хотят моей смерти?

Абех вздохнул.

— Я не смог убедить их, что ты не враг. Но завтра постараюсь спасти тебя от костра, только до рассвета ты не покинешь моего шатра. Это слово вождя, его не посмеют оспорить.

— А враги на закате?

— Сорок лучших воинов на вайпу мчатся им навстречу.

Братья покинули дом духа неба. Зоул, опираясь на плечо вождя, добрался до его жилища. Вслед за ними шли трое юных воинов, ведя в поводу вайпу. До утра у него будет охрана. Никто не сможет свести счеты с чужаком, но и надежда на бегство умерла. Да и слаб он был, чтобы бежать. Придется возложить надежды на брата и новый день.