Ученик и учитель

Видение замутилось и рассыпалось на лоскутки и точки, вновь превратившись в пляску радужных клубов густого тумана. Он пульсировал, то острыми иглами холода, то укусами жара впиваясь в кожу. Бьющаяся в кулаке серая нить вдруг рванула человека ввысь, опоясав кисть кольцом боли. Сур взлетел вверх и вновь повис в молочной пустоте. Замедлилась и пляска юрких прожилок. Радужные волны все ленивее перекатывались перед глазами и, словно прибой на прибрежном песке, стали вырисовывать цветными крапинками смутно-знакомую картину. Она становилась все четче. Яркие песчинки ложились все плотней и, наконец, последняя волна схлынула, оставив новое видение знакомого места — прохладную тень под сенью кустов, пестрый ковер склона холма и белое пятно мертвого волка на нем.

На поляну вышел человек. Под бурым дорожным плащом виднелась лекарская сумка. За плечами кожаный мешок. Окинув луг взглядом, незнакомец увидел распростершегося под кустом белого зверя. В один прыжок оказавшись рядом, приподнял волчью морду. Заглянув в мертвые глаза, разочаровано опустился на траву и принялся внимательно осматривать луг, заглядывая под каждую травинку, как будто даже обнюхивая их. Иногда он останавливался, прислушиваясь к чему-то. И, не найдя ничего, вернулся к волку. Вновь осмотрел тело зверя, перебрав, казалось, каждую шерстинку. Потом опустился рядом, скрестил ноги и, закрыв глаза, надолго замер.

Ветер теребил макушки трав и плел узоры из листьев. В овраге пел песню ручей. Серебристая стрекоза вынырнула из тени, сверкнув на полуденном солнце слюдяными крыльями. Зависнув на мгновенье, опустилась на голову окаменевшего пришельца. И испуганно унеслась к воде, когда он резко поднялся, развязал мешок, извлекая на свет широкое бронзовое лезвие и деревянную рукоятку длинной в локоть. Скрепив их ремешком, незнакомец принялся срезать дерн у корней соседнего дерева, намечая продолговатую яму. На счастье под зеленым одеялом трав и корней лежал желтый сыпучий песок.

Когда пришелец закончил свой скорбный труд, уложив на место последний квадрат дернины, глаз Ллуга уже начал клониться к закату.

Сев рядом с холмиком, человек обтер травой свой инструмент и, сняв с рукоятки, уложил в заплечник. Достал хлеб, бурдюк и ломоть сыра. Поклонившись солнцу и бросив пару кусочков лепешки в сторону оврага, принялся за еду. Оставшийся кусок хлеба и сыра положил на холмик и вылил рядом остатки вина. Собрав свои пожитки, незнакомец встал над могилой, склонил голову и пробормотал с полдесятка слов на незнакомом языке. После закинул мешок за спину и, не оборачиваясь, направился по следам мальчика, к лежащему за холмом доминиуму.

Сур заметил человека еще издалека. Вместе с ним, окончательно убив прежнюю детскую безмятежность, пришла тревога, предчувствие неотвратимых перемен. В вечернем мареве над прокаленной дорогой темное пятно казалось призрачным и бесплотным. Силуэт дрожал и расплывался, но, наконец, оформился в фигуру высокого путника в полотняной шляпе и дорожном плаще. Он медленно, но уверенно шагал по камням и, увидев сидящих под деревом старика и мальчика, подошел к ним.

Дневной свет на мгновение померк, и бесплотные тени зашевелились вокруг. Взгляд невидимых в тени широких полей глаз был чем-то неуловимо схож с взором умирающего волка. Но на этот раз он был живой, полный потаенной силы. Пронизывающий, как холодный ночной ветер, перебирающий самые скрытые мысли, как ворох сухих листьев. Перед мальчиком вживе встало все, что произошло утром на лугу. Испугавшись, Сур сорвался с камня и, заскочив в ворота, спрятался за оградой. Пришелец, словно не заметив его бегства, учтиво заговорил со стариком.

— Здравия тебе и живущим под этой крышей, — мужчина склонил голову в легком поклоне. — Скажи, почтеннейший, нет ли здесь работы для целителя.

— Ты, наверное, смеешься над старым рабом, прохожий. — С обидой прошамкал Фем. — Какой же я почтеннейший.

— Извини, если я чем-то тебя обидел, почтенный. Но все-таки, нет ли у вас хворых? Может кто хочет получить помощь скромного служителя Апсуса?

— Вряд ли ты найдешь здесь работу, прохожий, — с сомнением покачал головой старик. — Рабов лечу я сам, а если заболеет кто из дома, то хозяин привозит дорогого лекаря из города. А они доки, поди, лучше тебя и меня.

— О, так ты мой собрат по ремеслу, почтенный, — оживился пришелец, — я рад, что встретил тебя здесь.

— Спасибо на добром слове, незнакомец, только разве собрат я тебе, свободному.

— Перед Апсусом, небесным врачевателем, все мы равны, почтенный. Но скажи, нельзя ли у тебя купить некоторые из снадобий? Моя сумка почти опустела.

— Пойдем в мой огород, незнакомец, но сначала зайди к управителю. Как бы хозяин не рассердился...

Пятнистый сторожевой кот на цепи у входа выгнул спину и завыл, ощерив клыки навстречу пришельцу. Мальчик же уже скрылся в глубине дома.

Запыхавшийся Сур влетел в комнату Наэли, едва не сбив с ног выходившую кормилицу. Мачеха сидела у станка и, хотя руки ее лежали на гребне для набивки, она не ткала, а только глядела на пестрый рисунок, глубоко задумавшись.

Мальчик уткнулся ей в грудь, и она сразу оживилась, успокаивающе гладя его по голове, перебирая тонкими пальцами короткие растрепанные волосы.

— Что такое, что опять случилось? Чего ты теперь испугался?

— Там… у ворот… жрец Апсуса. Они говорят с Фемом.

— Жрец Апсуса? — В голосе Наэли проскользнула нотка любопытства. — Подожди меня здесь, нам нужно будет поговорить. Смотри не уходи. — Приказала хозяйка дома и, отложив челнок, вышла из комнаты.

Сур честно просидел некоторое время в пустом покое. Но Наэли все не возвращалась, и он оправился на поиски. Однако, подойдя к двери, что вела из внутреннего дворика в атриум, увидел там отца и стоящего рядом странника. Хозяин доминиума был очень рассержен, а пришелец по-прежнему невозмутим и продолжал что-то настойчиво втолковывать старшему Латэру. Они спорили в пол голоса, и мальчик спрятался за косяком, прислушиваясь. Сегодня насмешливая судьба уготовила ему роль тайного свидетеля чужих споров, в которых, однако, решалась его участь.

— Не суй свой нос в чужие дела, почтенный, — прорычал хозяин. — Это мой сын, и я никому не позволю… и какое тебе до него дело. Если бы ты просил денег! Что ж, талантом больше, талантом меньше… Серебра у меня много...

— Я назвал цену, благородный владетель, тебе решать.

— Но почему его? Почему не кого-нибудь другого?

— Я давно ищу ученика, которому могу передать все, что знаю. Ваш садовник рассказал… Мальчик очень смышлен… Апсус, податель мудрости, щедро одарил его. Но этот камень нужно огранить...

— А ты не подумал, лекарь, что он мой наследник?

— Благородный владетель немного лукавит… Я слышал, что его старший сын недавно вернулся...

— Не слишком ли ты шустр, лекарь...

— Отдай младшего мне в ученики. Из него не выйдет воин или владетель… Подумай, я сделаю его служителем Апсуса...

— Мне то, что до этого...

— Благородный владетель запамятовал: Если у жены нет детей, при разводе или смерти оной приданое возвращается к ее родственникам. Я думаю...

— Не твоя печаль, бродяга. Что тебе за дело… — Латэр уже едва сдерживался и Сур испуганно сжался за косяком, ожидая развязки. Но после небольшой паузы вновь раздался спокойный голос пришельца:

— Отдай мальчика мне в ученики, хозяин, и я вылечу твою жену, она родит тебе еще одного сына.

Воцарилось долгое, угрожающе долгое молчание. Сердце в груди мальчика, понявшего, что речь идет о нем, бухало так сильно, что казалось, сейчас его услышат, найдут...

— Будь, по-твоему, лекарь. — Сдался Латэр. — но помни, ты ответишь головой, если просто позарился на мое серебро...

Сур прокрался обратно во внутренний двор и выскользнул в сад. До самого вечера он прятался в гроте у пруда, и только на закате кормилица нашла и загнала его домой.

Лекарь провел в доминиуме больше четырех лун. Иногда он покидал его на день или два и бродил по окрестным холмам, если не мог найти нужные травы на грядках у Фема. По его заказу Латэр отправил в Арех нарочного за нужными снадобьями и после долго бранился. Больно уж дорого обошлись те кулечки в корзине, которые привез вольноотпущенник. Сур успел сунуть в корзину нос, вдохнуть едких ароматов и потом долго не мог прочихаться. В эти дни он чувствовал себя как никогда заброшенным и вертелся у всех под ногами, но тщетно. Лекарь с кормилицей и служанками не отходили от хозяйки, то и дело готовя ванны и растирания, чуть не каждый день протапливая баню. Отец все больше пропадал в городе у Риднура, чему, однако, мальчик был только рад.

Наэли же совсем забыла о приемыше. Если раньше она беспокоилась, посылала слуг на поиски, задержись он где-нибудь хоть не на долго, всегда старалась приласкать, утешить, то теперь не замечала его, как и отец. Хозяйка изменилась не только внешне. Казалось, она все время прислушивается к чему-то внутри себя. И прежнее лучистое веселье сменилось тихой умиротворенностью. Все больше времени проводила она в своих покоях, а когда выходила, то не замечала никого вокруг. К концу шестой луны стало ясно, что Наэли в ожидании. Теперь, когда, наконец, сбылась ее, казалось уже недосягаемая мечта иметь собственного ребенка, прежняя игрушка была забыта.

Хозяин доминиума, без сомнения, был доволен, а Сур, напротив, очень болезненно воспринял перемены. Теперь отец стал еще суровее. Он уже не учил младшего сына воинским премудростям и распорядился прекратить занятия с писцом. Сам вид младшего отпрыска раздражал Латэра. Мальчик догадывался, почему, вспоминая слова Фема о том, что очень похож на мать. Видно, благородный владетель решил навсегда избавится от воспоминаний о своевольной дикарке и том оскорблении гордости, которые от нее претерпел.

Сур незаметно и неожиданно легко привязался к лекарю.

Астер был на удивление спокойным и уверенным человеком, не смотря на свою бедную, полную опасностей и унижений жизнь бродячего лекаря. Была в нем какая то потаенная сила, внутренний стержень. Даже благородный владетель терял свою самоуверенность, видя перед собой спокойное, с едва заметной полуулыбкой, лицо жреца Апсуса.

С младшим Латэром пришелец был всегда приветлив. Казалось, только он, кроме старика Фема, замечал мальчика, и что самое главное, во многом удовлетворял его неуемное любопытство, с готовностью отвечая на бесконечные вопросы.

О жизни цветов, трав и диких тварей Астер знал много больше одноглазого садовника. Помнил на перечет имена всех небесных зверей и многих звезд. Умел читать быстрее писаря, а историй и песен знал столько, что каждый день рассказывал мальчику новую.

Неудивительно, что к концу восьмого месяца младший Латэр ходил за лекарем хвостом, а владетель доминиума только хмурился, видя это.

И вот однажды, когда Астер, покинув каморку в пристрое для прислуги, отправился к Латэру старшему, а Сур, как всегда, увязался следом, лекарь остановил его.

— Подожди у пруда. У меня с твоим отцом важный разговор.

Конечно, своевольный сын хозяина не мог спокойно сидеть в тени, услышав такое, но пройти в покои усадьбы не посмел. Зато пробрался через сад в каменный подвал, где стоял котел для нагрева воздуха в отопительных тоннелях под полом, и проскользнул ужом в узкий закопченный лаз. Сур уже бывал здесь и потому без труда нашел в полной темноте путь к нужному месту. Наконец мальчик услышал над собой приглушенные мраморными плитами перекрытий голоса.

— Срок пришел, благородный владетель, я сделал, что обещал и больше не нужен здесь. Теперь ваша очередь исполнить договор. — Астер, как всегда, был спокоен, чего нельзя было сказать об отце.

— Ты понимаешь, о чем просишь, лекарь? — Голос Латэра старшего оглушал даже в подземелье. — Отдать своего кровного сына, владетеля по рождению, в ученики бродячего колдуна. Не слишком ли ты много просишь за столь мелкую услугу?

— Для вас услуга не столь уж мала. Я слышал, жена благородного владетеля очень богата… а если она, не допусти такого Апсус. покинет этот мир...

— А ты наглец, лекарь! — Сур вздрогнул и съежился, услышав нотки бешенства в голосе хозяина доминиума. — А может быть, ты шарлатан и мой будущий ребенок подарок богов? Я немало серебра потратил на жертвы в столичных храмах и подарки твоим жадным собратьям. Не боишься, что за наглость прикажу отправить тебя к строптивым рабам в подвал. Думаю, там ты оценишь по достоинству мое гостеприимство.

— Попробуй, благородный владетель. — Голос лекаря остался по-прежнему спокоен. — Попробуй, и твоя жена не доносит ребенка и до конца луны. Только я знаю рецепты снадобий, дарованных мне Апсусом. Они необходимы ей каждый день. А в подвалах у меня неважная память. К тому же вы ведь не любите мальчика. Я вижу, что он вам в тягость. Так отдайте его мне.

Повисла долгая пауза. Суру во мраке подполья казалось, что прошло уже полдня и небесный глаз катится к закату, а он до сих пор вслушивается в угрожающую тишину над головой. Наконец раздался сдавленный, полный плохо скрытой злости, голос отца.

— Твоя взяла, колдун, можешь забирать мальчишку. Но смотри, обращайся с ним, как подобает. Он все-таки благородной крови, крови Латэров.

— Я буду беречь его, как родного сына, Апсус свидетель...

— А кто же будет давать Наэль твои варева? — спохватился хозяин.

— Пусть благородный владетель не беспокоится. Я научу вашего садовника, как готовить необходимые снадобья. Он хороший лекарь и справиться без меня.

Толстая кормилица нашла Сура у пруда, где он отмывался от подвальной сажи и, прижав к груди так, что он едва не задохнулся, принялась причитать:

— Сурат, маленький мой… как же это хозяин, Дадра милосердная… отдать тебя этому бродяге… лекарь он сильный, видит Ллуг, но ведь бродяга… как же ты, мой маленький… идем, я хоть покормлю тебя напоследок… кто то еще тебя покормит там… как же это, Ллуг всесильный, как… — и, продолжая причитать, Лана поволокла мальчика на кухню.

После, когда Сур уже не мог съесть не кусочка, кормилица повела его простился с Ноэль. Приемная мать, похоже, и не поняла, что Сур уходит навсегда. Занималась рукоделием, она даже не подняла взгляда от пеленок для будущего ребенка, и на прощальные слова мальчика лишь погладила его по голове да добавила:

— Иди, храни тебя Ллуг.

Кормилица привела питомца к воротам и, спрятав глаза в платок, ушла в дом. Сур почесал за ухом сторожевого кота. Пятнистый зверь заурчал, довольно выгнув спину, потерся о колени. Отец так и не вышел проститься.

Лекарь уже ждал возле запряженной антилопой двухколесной повозки. На каменной скамье под масличником сидел Фем. По щекам старика текли слезы. И мальчик, уткнувшись в его обтянутую сухой старческой кожей грудь, тоже заплакал. Наконец садовник отстранил его.

— Тебе пора. Прощай, Сурат, мой сад теперь опустеет. Вряд ли я доживу до дня, когда ты вернешься. Помни старого раба. Пусть хранят тебя Ллуг и все пресветлые боги. Вот, возьми. — Старик вынул из-за пазухи причудливую медную фигурку, похожую на летящую птичку. — Мне он уже не нужен, а тебя охранит в дороге. — И уже обращаясь к Астеру, добавил — Береги мальчика, господин, он лучшее, что было в этом владении.

Фем поднялся со скамьи, сгорбившись больше обычного, тяжело опираясь на палку, и побрел к своим грядкам. Сердце Сура сжалось и не захотело биться. От него уходил единственный человек, которого он искренне любил.

Садовник уже скрылся за оградой, а слезы все катились и катились из глаз. Астер тихо стоял позади, потом, положив руки мальчику на плечи, спросил:

— Ты готов?

— Да, господин, готов. — Стараясь подавить дрожь голоса, ответил Сур, вытер слезы и шагнул к повозке.

— Зови меня учителем. — Поправил его Астер, направляя антилопу на полночь по выбитой в камне колее.

Скрипя рассохшимися осями, двуколка увозила Сура по тесаным камням тракта все дальше от привычных полей родного дома, на полночь, в холодные земли Ваилла.

Всего три раза заночевали учитель и ученик под кровом постоялых дворов. Потом лекарь продал антилопу вместе с поклажей и свернул на пыльный проселок, уходящий на восход. Очень скоро Сур потерял счет промелькнувшим мимо дням.

Сначала появился грохот. Вслед за ним в облаке пыли явилась обитая медью боевая колесница, влекомая четверкой антилоп. Заметив путников, возница резко натянул вожжи. Рогачи встали на дыбы. Камни полетели из-под копыт, но повозка остановилась.

— Эй, далеко еще до Ларата?

Из повозки на Астера устало глядел иллан в островерхом медном шлеме и дорогих чеканной бронзы доспехах, придерживая укрытого до подбородка шкурой леопарда лоарца. Бледное до синевы лицо владетеля покрывали капельки пота. Глаза закрыты. Черные с проседью волосы выбивались из-под льняной повязки, с большим бурым пятном.

— Полтора дня. Если поторопитесь, один…

— А вода, где здесь вода?

— Полстадии вперед. Там колодец. Только вы не успеете.

— Что? Не успеем что? — белые брови витязя удивленно взлетели вверх.

— Вы не довезете господина до города…

— Не каркай, бродяга. — Тонкие губы воина озлобленно сжались. — Тебе то какой акх шепнул.

— Я жрец Апсуса. — Устало ответил Астер.

— Лекарь?! — Теперь иллан расплылся в радостной улыбке. — Что ж ты молчишь, акх тебя дери, доставай свои снадобья! — И повернувшись к вознице, скомандовал. — Расстилай под деревом, остановимся здесь.

Астер, тронул за плечо мальчика, глазевшего, как воины раскатывают под раскидистым буком дорогой Астийский ковер.

— Сур, пойди, собери хвороста.

Сухих сучьев под деревьями было вдоволь, и пока лоарца осторожно снимали с повозки, мальчик уже развел костер, воткнув рогулины с перекладиной для котелка. Учитель, осмотрев рану, подозвал Сура.

— Вскипяти воды, приготовь мазь астоли и лунный настой.

До заката ученик лекаря дважды грел воду, заваривая пряные и остро пахнущие травы. Наконец лихорадка отпустила владетеля и он уснул здоровым сном. Возблагодарив Апсуса, Астер распрямил усталую спину, подошел к костру, и, сев рядом с мальчиком, потрепал ему волосы на макушке.

— Ты молодец. — Учитель был более чем доволен, не часто подобная улыбка посещала его лицо. — Теперь отдохни. Утром пойдем дальше.

Свое ложе Сур соорудил у костра, подложив под коврик сухой травы и листьев, и долго лежал, глядя на пляску огненных искорок, вслушиваясь в разговор воина, оставшегося в карауле, и учителя.

— Гахи, Гахи, пожри Атес их кишки. — Хрипловатый голос иллана дрожал от ярости. — И ведь как из-под земли. Не успели и щита поднять. Чтоб их акх поимел. Но стреляют метко, дети крысы, это да.

— А Белый Камень, что с белым камнем?

— Не бывал. Не знаю. Говорят, проклятые лесовики сожгли. Стража Илла теперь ходит за стену редко. И то все больше с обозами да к рудникам. Северный тракт давно зарос.

— А ближе к стене, ведь были села вдоль тракта?

— Кто еще и держится, да многие уже ушли за стену. А ты, лекарь, не как к Белому Камню собрался? Какой тебе там интерес? Землекопы отощали, посадники злые, того и гляди стрелу получишь. Опять, рабы беглые… Не ходи. Послушай меня. Попадешь к Гахам в лапы, не приведи Дадра…

Золотой Щит Ллуга докатился до вершин холмов. Минул восьмой день, с тех пор как крепости Стены Илла остались позади. Мальчик с учителем шли по сумрачным еловым лесам, держась по левую руку от тракта, собирая по пути травы и коренья. Лето давно перевалило за половину, и ночи становились все холодней. В сырой полумгле, царящей под пологом хвойных ветвей, поросших бородами мха, не удавалось согреться даже у костра. Сур истосковался по сухому теплу своей родины и был очень рад, когда Астер повернул наконец к тракту. Где-то поблизости должна быть деревня и у мальчика появилась надежда на отдых в уюте и безопасности.

Но едва показалась опушка леса, как лекарь остановился и сделал мальчику знак замереть. Впереди лежало селение. Что-то тревожное было в облике окраинных полей, просвеченных косыми лучами светила. Подняв лицо, Астер потянул носом воздух, словно охотничий леопард и нахмурился. Сделав спутнику знак следовать за собой, осторожно двинулся вперед. Мальчика удивила перемена в наставнике. Если раньше за маской спокойствия угадывалась невозмутимость и уверенность в себе, то теперь за ней таилась сила, сжатая в комок, как пружина согнутого в дугу лука, готовая мгновенно выплеснуться в сокрушительном ударе.

Над полями витал незримый привкус страха и запустения. Спелые, поникшие под грузом зерна, хлеба заросли сорняком. Делянки с тыквой и репой были обработаны наспех, а ближе к лесу и вовсе заброшены. Зато частокол вокруг селения был новый, высокий и крепкий.

Едва путники показались из-под полога леса, как с поля с карканьем поднялись вороны. Вскоре послышались вой и шипение. От деревни навстречу им неслись три огромных пятнистых кота. Сур испуганно попятился и укрылся за спиной уверенно шагающего вперед учителя. Астер, казалось, даже не заметил оскаливших клыки зверей, готовых броситься на него. Он лишь раз глянул в сторону кошек и грозные сторожа, заскулив, вжались в землю, поджав хвосты и уши и, смешно подбрасывая зады, помчались назад, под защиту частокола.

Тут же над забором показались головы жителей, покрытые кожаными шапками. Только у одного шлем сверкал медными бляхами.

— Свет Ллуга пребудет с вами, почтенные, — крикнул селянам Астер, приблизившись на три десятка шагов. — Нельзя ли здесь переночевать двум усталым путникам? Может, у кого хворь приключилась, так я лекарь...

В ответ у ног, подняв облачко пыли, вонзилась в землю короткая охотничья стрела.

— Я жрец Апсуса, небесного врачевателя. Окажите почтение служителю светлого. — Лекарь высоко поднял жезл, двух свившихся бронзовых змей, сверкнувших зеленью в алых закатных лучах. Прежде знак Арехского храма Апсуса служил своему хозяину надежным пропуском и безотказной рекомендацией.

И снова стрела воткнулась у самого сапога, оцарапав подошву.

— Уходи к своим грязным гахам, соглядатай. — Прокричал селянин в медном шлеме — Не пачкай своим поганым языком имя пресветлого, а то получишь стрелу в брюхо. — Остальные жители зашумели, поддерживая предводителя. — А за то, что убил жреца, мы еще поджарим тебе пятки на медленном огне. Стража Илла скоро вернется из лесов, когда спалит ваши логовища...

Астер не стал тратить слов. Спрятал жезл и направился в обход деревни, пробираясь меж заросшими полями.

— Заночуем под открытым небом, — ответил он на немой вопрос мальчика. — Похоже, плохи дела у местных пахарей. Никому не верят. Боятся. Ну да не их вина.

С частокола продолжали следить за путниками, но вскоре негостеприимное селение скрылось из виду, растворившись в синем занавесе сумерек.

В этот раз учитель выбрал для ночлега чистое место у края заросшей тропки и выкопал глубокую яму для огня, обложив дерном. После обычных молитв пречистым богам, он надолго замер, скрестив ноги и глядя в огонь. Потом бросил на угли маленький смоляной шарик. Огонь полыхнул, выплюнув облако дыма. Но серые едкие клубы не ушли столбом вверх, а растеклись по земле, замкнув кольцо вокруг ночевки, безобидным туманом затаившись в густой траве.

Лекарь разбудил мальчика уже под утро.

— Ну, теперь твоя очередь сторожить, а я тоже поспать хочу. — И очень серьезно добавил: — Если заметишь что-нибудь, сразу буди.

Сур долго промывал слипающиеся глаза водой, прогоняя сон. Небо на восходе уже начало светлеть и часы ожидания пронеслись быстро, хотя мальчику все время казалось, что в темноте шевелятся бесформенные тени. Притаившийся в траве дым угрожающе вспухал серым кольцом, но потом снова опадал. Сур испуганно оглядывался, но так и не заметил ничего определенного, а будить наставника из-за своих опасений не захотел.

Утром учитель, осматривая окрестности ночевки, хмурился, и что-то бормотал под нос. Мальчик понял: его ночные страхи были не так уж и призрачны.

Дальше путники двинулись по заросшему лесной травой проселку посреди некогда широкой просеки. Видно, давно топоры илланских лесорубов не касались настырной поросли. Плотная стена кустов и подлеска местами сжала дорогу до узкой тропы, где едва могли разойтись двое. Негостеприимный поселок был последним. Впереди ждали только дикие леса да зарастающие развалины. Оживленные торговые тракты остались позади, далеко на полдень.

Дикари яростно сопротивлялись страже Илла, прорубавшей новые просеки в непроходимых лесах, отвечая внезапными набегами, после которых, оставив сожженные и пустые городища, растворялись в чащобах, укутавших подножье гор Полночной Стены. Детей Ллуга, попавших в лапы лесовикам, ждала мучительная смерть.

Чем дальше Астер уходил на полночь, тем больше страх овладевал его юным спутником. Сур вздрагивал от всякого крика лесной птицы. За каждым кустом ему мерещился мохнатый гах в медвежьей шкуре с тяжелым каменным топором.

Тропа, некогда бывшая дорогой, к концу дня стала почти совсем непроходимой. Уже не раз путь преграждали поваленные деревья. Наконец впереди показалось крепость Белый Камень. Только ее вид не обрадовал путников. Если поля негостеприимной деревни выглядели неухоженными, то эти были просто брошены и, похоже, брошены еще с весны. Вместо хлебов рос высокий бурьян, а у своих ног мальчик увидел крохотное молоденькое деревце, пробившееся сквозь непаханую стерню. Лес не мешкая начал наступление на отвоеванные у него огнем и металлом земли.

Крепость была мертва. Окружавшая ее стена из бревен и камней рухнула, завалив ров. Из груды блоков торчали обугленные балки. Та же судьба постигла и жилища. От них остались лишь бурые кучи углей и черепицы. И нигде ни одной живой души. Только туча воронья с криками поднялась с пепелища, заметив людей.

Перебравшись через ров, Сур и Астер оказались у главных ворот. Башни обрушились, а окованные почерневшей от огня медью створки упали внутрь поверженной твердыни.

Мальчик толкнул ногой кучку золы, из которой торчала рукоять ножа, и отскочил в ужасе. Серая пыль осыпалась, и на свет показался черный обгорелый череп, укоризненно глядя на непрошеного пришельца пустыми глазницами. Нож по самую рукоять ушел в височную кость. Сур прилип к учителю, заслонившись им от страшной находки.

— Успокойся, он не повредит тебе. — Голос лекаря звучал как всегда невозмутимо. — Потерпи, мы здесь не надолго. Нам только нужно пробраться вон туда.

Там, куда указала рука учителя, гордо и надменно высился над развалинами трезубец триединого храма. Как и положено, он был выстроен из некогда белого камня, теперь закопченного и потемневшего.

Крепость была невелика. Последний оплот Семи Царств Архонта в диких лесах. Обычно пограничные твердыни обходились одной лишь башней Ллуга да башенками местных божков. Здесь же посреди храмовой площади стоял правильный треугольный зал с тремя башнями — Солнечного Воина в центре, Дадры — Божественной Охотницы, богини справедливости у правого угла и Апсуса Небесного, Судьи и Врачевателя, слева.

Но поразило мальчика другое. Он бывал в большом городе и хорошо запомнил триединый храм — отражение великого дома Луга в Арехе. Святыня этой крепости была иной. Башни по углам зала вместо округлых куполов венчали островерхие конусы. Место солнечного щита над входом заняли рога быка с желтым диском меж ними.

— Не удивляйся. В этом нет ничего кощунственного, — заметив растерянность ученика, объяснил Астер. — Видишь ли, тот, кого мы зовем Ллугом, для илланов Вел — Солнечный бык. Дадра здесь Дэи, а Небесный Врачеватель приходит к ним под именем Анар. У богов много лиц. Но идем, воздадим пресветлым положенное.

Поманив ученика за собой, лекарь вошел под высокую арку из красного камня, обрамлявшую вход в полумрак главного зала храма.

Глаза долго не могли привыкнуть к полутьме, прорезанной только столбами света, льющегося из узких треугольных отверстий в крыше. Наконец, мальчик рассмотрел груды мусора, что остались от убранства и утвари храма, от богатых клятвенных приношений и пожертвований.

— Идем сюда, — произнес учитель.

Звук голоса эхом покатился по гулкому залу. В ответ из-под купола сорвалась стая летучих мышей, с шумом и хлопаньем пронеслась над головами пришельцев, заставив пригнуться, и черной тучей вытекла на улицу. Пока Сур испуганно оглядывался, Астер невозмутимо прошествовал в узкий треугольный вход в жилище небесного врачевателя.

Первый же его шаг отозвался громким хрустом. Под ногой мужчины желтела раздавленная кость. Рядом виднелись и остальные части скелета. Чуть поодаль лежал, отвернувшись глазницами к стене, череп с пробоиной в затылке. Там, где раскатились шейные позвонки, в мусоре лежала порванная цепочка с серебряной змейкой, знак старшего жреца. На месте обычно изумрудного глазка чернела дырка. Служитель до конца охранял жилище своего бога от осквернителей.

— О, прости, неизвестный собрат, — Астер поспешно отступил в сторону. — Я не хотел обидеть тебя. — Осторожно пробравшись вперед, он поманил за собой ученика. — Идем, поклонимся Апсусу, он давно не видел здесь своих слуг.

Мальчик вошел в башню. Здесь тоже ничто не уцелело. Каменные скамьи и жертвенник разбиты. Ткани сорваны со стен и от красочных полотен остались только жалкие обрывки. Драгоценные светильники вырваны из гнезд. На полу под пленкой пыли блестят осколки драгоценных сосудов.

Но небесный лекарь по-прежнему глядел на пришедших в его дом. Лучи, окрашенные в предзакатный багрянец, сочились в окно на вершине башни. Отражаясь от полированного камня стен, выхватывали из полумрака высеченное в серых блоках кладки лицо скорбящего за всех страждущих небесного целителя. Ниже тени обрисовывали двух сплетенных змей в правой, и дорожную суму в левой руке.

Мальчик и мужчина молча стояли перед ликом. Позади раздался хруст сухих костей, шум шагов и звяканье металла.

— Хэр хусаг, хвала Беерку, у нас гости, да какие, гарас хос.

В проеме стоял рослый одноглазый южанин — пустынник, поигрывая шипастой булавой. В болтавшихся на могучих плечах зачаленных лохмотьях угадывалась дорогая илланская куртка. На лбу красовалось клеймо беглого раба. Щербатая ухмылка не сулила добра.

— Эй, парни, — пророкотал прошелец, — гарас хос, сюда они здесь.

За спиной разбойника показались еще несколько столь же оборванных и опасных на вид гостей.

— Почтенные, я всего лишь скромный служитель Апсуса, — смиренно произнес лекарь. — Отпустите нас с миром и он не оставит вас своей милостью. У меня нечем поделиться с вами.

— Нечем, говоришь, — южанин хрипло рассмеялся. — Нет, хэр хос, знаю я вашу породу, знаю. С виду бедны, как храмовые крысы, а за пазухой серебро да камешки.

— А ты не боишься, почтенный, — на этот раз в голосе учителя промелькнули тяжелые нотки угрозы, — что воины Илла воздадут тебе за убийство служителя пресветлого?

— Ха, хэр хос хусаг, — разбойник вновь хрипло рассмеялся, — медноголовые ушли на север жечь гахов в их деревнях. Они хотят мести за набег. Им не до нас, гарас лихс. Так что не дергайся — одноглазый издевательски оскалился, выставив на показ остатки почерневших зубов, — и умрешь быстро, я обвешаю, хос гарас. А за парня не волнуйся, хэр хос. Он, хос хусаг, еще поживет, пока нам не надоест забавляться. — За спиной одноглазого одобрительно загоготали, и он уверенно двинулся вперед, поднимая палицу.

— Падальщики, — произнес, как сплюнул Астер.

Он даже не сдвинулся с места, лишь взмахнул рукой, и разбойник упал, закрывая руками окровавленное лицо. Похоже, он лишился последнего глаза. Но его злобный рев послужил сигналом остальным. Тати дружно ринулись в проход, не видя особой угрозы в бродячем лекаре.

Сур попятился, споткнулся и упал, откатившись к стене под лик Апсуса. Казалось, учитель стоит, не шевелясь, но вокруг его рук возникли два сверкающих диска. Тяжелые гирьки на блестящих цепочках вращались, со свистом рассекая воздух.

Мальчик сильно ударился затылком о камень. Перед глазами плясали цветные искры. Но он видел, как короткий меч, попавший в гудящее колесо, выскочил из пальцев разбойника. Вторая цепочка обвилась вокруг булавы, и ее хозяин отлетел в сторону, так и не выпустив оружие из рук. Но за ними толпились еще пятеро.

Южанин с ревом катался у сотоварищей под ногами. Длинный топорик клевец отлетел к стене, его хозяин упал с рассеченным черепом. Остальные стали осторожнее, обходя нежданно показавшую зубы добычу с боков, пробуя выпадами защиту. И вдруг один из сияющих кругов погас. Цепочка лопнула на лезвии топора и грузик врезался в стену, окатив Сура каменными брызгами. Второй кистень превратился в причудливую бабочку, трепетавшую в руках учителя, а сам он сорвался с места, уворачиваясь от ударов, словно танцуя причудливый танец. Еще один разбойник рухнул с пробитым виском, но и лекаря достало острие копья, распоров бедро.

В руках у тощего оборванца появился лук. Сейчас он расстреляет строптивую жертву почти в упор. Сур попытался подняться, бросится на помощь Астеру. Лучше умереть сразу как мужчина, как благородный владетель, вместе с учителем, чем попасть живым на забаву беглым рабам.

Вдруг тело слуги Апсуса окутал ослепительный голубой свет, теперь среди врагов метался снежно-белый зверь, даря мгновенную смерть заблудшим детям Ллуга. Перед глазами мальчика снова поплыли круги, и он провалился в глубины забытья.

— Сур, Сурат, очнись. — Учитель тряс его за плечо. — Все кончено. Вставай. У нас много дел, нужно успеть до заката.