Глава 2. Борьба продолжается

Параллельно с прикладыванием усилий к тому, чтобы Феврального всё-таки допустили, Захар пытался «подбивать клинья» к Маше. Но ту словно подменили. Если раньше она сама проявляла к нему явные знаки симпатии, то теперь стала вести себя с Захаром равнодушно и отстранённо, хотя с другими ребятами общалась, как обычно. Гордеев даже испугался — может, он недостаточно настойчив?

Однажды вечером, когда они допоздна остались в штабе, Захар отозвал Машу на улицу и пригласил к себе в гости посмотреть фильм. Другой бы на его месте долго репетировал перед зеркалом, но Захар предпочитал импровизацию. Маша же выслушала его дружелюбно, но уклонилась от предложения в том духе, что сейчас, мол, нет времени, из-за всей этой суматохи с Забастовкой, но она обязательно подумает. Захар не отступался.

Как-то утром, спросонья зайдя в чат актива (куда вернулся по просьбе ребят), он увидел недавние сообщения от Маши, которые сводились к тому, что она хочет пойти в ДМП-рейд по своему району, и ей нужен напарник. Жила девушка на Окатовой, недалеко от Алисы, а по отношению к квартире Захара это было аккурат на противоположном берегу, по ту сторону бухты. По городским меркам Окатовая располагалась достаточно далеко, и поэтому никто не хотел ехать, тем более, что сегодня был выходной, хотя Маша долго упрашивала. Захар же без промедления написал, что он готов отправиться с ней.

Маша сразу «съехала с темы» и ответила, что уже передумала и решила сходить одна, но Захар ответил, что он уже выехал и направляется к ней. В этот самый момент он подскочил из-под одеяла, как ужаленый, и, одной рукой натягивая штаны, другой в ускоренном темпе почистил зубы, после чего схватил рюкзак и выметнулся из квартиры. Добежав до остановки с такой скоростью, как будто от этого зависело, допустят Феврального до выборов или нет, он забурился в удачно подвернувшийся автобус, который как раз направлялся в Машин район.

— Как ты так быстро доехал? — удивилась Маша, хлопая ресничками. — С того берега досюда… так быстро.

— Ну, не быстро, а за сорок минут, — ответил Захар. Он не ожидал, что после такого долгого пути придётся ещё ждать Машу двадцать минут у подъезда на морозе. Но на какие жертвы не пойдёшь ради любви.

Так как Окатовая и окружающие её улицы находились как бы на возвышенности, тут всегда дул сильный ветер, особенно зимой. С Машей они клеили плакаты ДМП не на скотч, а на жидкий клей. При этом, пока Захар держал лист, а девушка выдавливала на него клей, та умудрилась попасть не только ему на руки, но ещё и вымазать пальто. Если бы Захар был садистом, он бы дорого отдал за то, чтобы посмотреть, как в такую холодную ветреную погоду, да с таким уровнем ловкости Маша бы «расклеивала» плакаты одна. Впрочем, позже она, кажется, немного потеплела и даже поблагодарила его за то, что пришёл и не бросил её.

Помимо расклеивания своих ДМП они сдирали «вражеские» плакаты конкурента-Клыкова, которые кто-то до них заботливо присобачил почти на каждой доске. Конкурентная фирма, конечно, не заморачивалась так, как февральнята, они могли просто нанять кого-то для сей пыльной работёнки, благо, бабла у них хоть ковшом загребай, не то что у «народного» кандидата Феврального. Политтехнологи Клыкова, в ответ на кампанию забастовки, наоборот, развернули масштабную пропаганду выборов. Так как в российском обществе давно бытовало мнение, что выборы ничего не решают и ходить на них не обязательно (которое сами же власти во многом раньше и навязывали), то для узурпаторов появился реальный риск, что никто не придёт. Поэтому в ход пустили все средства, вплоть до роликов по телевизору и в интернете, топорных, как пропаганда Третьего рейха. И это не считая жёсткой «мобилизации» бюджетников. На выборы, через админресурс, силой принуждали идти чуть ли не под угрозой увольнения (лишения премии уж точно). Но бюджетникам ещё повезло, а вот военным в армии… Там муштровка доходила до того, что служивые не только безропотно пойдут и проголосуют, если скажут, а даже если им ещё и скажут, за кого конкретно проголосовать. Поэтому, в таких условиях, когда и так получивший фору за счёт недопуска основного конкурента кандидат ещё и откровенно мухлевал, сдирать плакаты ЦИКа с призывом идти на выборы было не только правильным, но и необходимым делом. Или, если уж не содрать, то хотя бы написать поверх маркером: «Клыков вор», или «Выборы без выбора».

На деловое «свидание» с Машей на Окатовую Захар ездил в субботу, а в воскресенье они с группой ребят поехали агитировать в Артёмск. Так назывался прилегающий к Майскому порту небольшой городишко, по сравнению с которым Майский был густонаселённым мегаполисом. И честно говоря, вид этого городка не вызывал ничего, кроме жалости. Если Захар, выросший в Майском, не видел там никаких серьёзных перспектив, чтобы стать писателем (да и его родители говорили то же самое про другие профессии), всё крутилось вокруг Москвы (Федерация-то только формально федерация), то каково было тем, кто родился и вырос в таких маленьких разменных городках, как Артёмск?! Там, наверное, вообще царила кромешная нищета и безнадёга. Если и в Майском-то, куда из госбюджета вливают миллионы, далеко не всё идеально.

Своего штаба в Артёмске не было, из-за маленького населения и маленького же значения в федеральном масштабе. Но так как располагался он недалеко от Майского (там даже находился местный аэропорт), полтора часа на автобусе, Захар, Жора, Вася и Макс Панфилов поехали туда агитировать. Помог им в этом сторонник, на которого вышел Макс. Сторонник был бизнесменом, лет тридцати, не особо влиятельным, но и не мелким, особенно по местным масштабам, да и как человек вполне приятный. Он привёл ребят в свой офис (вполне приличный с виду), угостил тёплым чаем и кофе, в зависимости от предпочтений, прежде чем идти в рейд.

Во время чаепития Макс попросил пароль от вай-фая, чтобы, пока пьют чай, попутно одним глазком лазать в интернете, и Захар высказался в таком духе, что, мол, раньше можно было раздавать интернет свободно, на своё усмотрение всем желающим, но какое-то время назад это законодательно запретили, нагло попирая права людей. Эдик, у которого во владении был рекламный щит на центральной проезжей части, вспомнил, что когда его только установили, фирма открыла там бесплатную точку вай-фай, но к ним пришли из прокуратуры и в приказном порядке потребовали её запаролировать.

И рассказал, к слову пришлось, как недавно из администрации города пришла бумага с официальной печатью, с настоятельной просьбой разместить (бесплатно!) у себя на щите рекламу выборов. Исключительно из чувства долга перед родиной, надо понимать. Эдик даже продемонстрировал на всеобщее обозрение пресловутую бумажку, добавив, что, естественно, подобную рекламу размещать он не позволит, даже за деньги.

Когда партнёр Эдика, придя в офис, увидел собравшуюся там компанию, брови его удивлённо поползли наверх. Партнёр отвёл Эдика в сторонку и спросил: «Кто это?» Тот ответил, что эти ребята приехали агитировать за кандидата на выборы, и он им помогает.

— Так мы же с тобой вроде как в оппозиции? — мягко спросил партнёр.

— А это и есть оппозиция, — сказал Эдик. — За Феврального они. Вот, сейчас пойдём расклеивать плакаты.

— Ну, ты знаешь моё мнение, я давно понял, что всё это бес-смыс-лен-но, — ответил тот. — Всё равно в России ничего не изменить. Остаётся только подкопить деньжат, и… — он подмигнул Захару, который сидел ближе других к нему и слышал весь разговор. За этим многозначительным «и», видимо, подразумевалось слово «линять».

Партнёр, на первый взгляд, был грузным и тучным челом, но когда начинал говорить, смотрелся нерешительным, даже мягкотелым, однако Захару показалось, что он не так прост, как кажется, и возможно, что-то недоговаривает, и неясно, хорошее или плохое это «что-то».

Попив чай, ребята поделили агитку, разбились на пары, и, оставив толстячка в офисе, отправились в рейд. Жора пошёл с Максом, Эдик — с женой (неожиданно!), а Захар с Васей. Помимо приклеивания плаката на доску, они старались ещё зайти в подъезд, когда возможно, и раскидать листовки или ДМП по ящикам, так как в Артёмск они до этого целенаправленно не выбирались. Так как универсальные ключи были заточены только под домофоны города Майский порт, в Артёмске они были бесполезны, и Захару с Васей каждый раз приходилось либо дожидаться, когда кто-либо зайдёт в подъезд, либо звонить в домофон. Дозвонившись, они говорили, что это почта, и почти все люди открывали. То, что почта не ходит по воскресеньям, у жильцов обычно не вызывало вопросов.

Впрочем, в каком-то смысле Захар с Васей и были почтальонами. Когда они зашли в очередной подъезд, один из многих десятков, им в ноздри шибанул резкий запах мочи.

— Знаешь, чем это пахнет? — спросил Вася.

— Чем? — поинтересовался Захар, предвидя ответ.

— Стабильностью, — многозначительно ответил тот.

Дав Захару некоторое время, чтобы осознать услышанное, Вася принялся пламенно рассуждать:

— Вот сейчас мы просто ходим и клеим объявления. Но если эти ублюдки не допустят Феврального и задавят нас, то за нами придут уже другие оппозиционеры, более радикальные. Представим, например, ночь. Здание администрации. Человек пятьдесят с битами, в масках врываются туда и начинают вдребезги всё громить. Разбивают стёкла, технику. Избивают охранников, которые там окажутся… просто за то, что они там работают. Потому что не фиг работать в оккупационной администрации. Потом начинаются погромы на улицах. Бутылки с зажигательной смесью летят в полицейские машины...

Захару было неприятно такое слышать. Он всё-таки ещё надеялся, что власть удастся сменить законными способами, в крайнем случае, совершить мирный переворот. Он не забывал про «Небесную сотню» и то, какой дорогой ценой обошлась братской Украине Революция достоинства...

— Надеюсь, до этого не дойдёт, — ответил он Васе.

— Так тут надейся не надейся, толку мало, — пожал тот плечами. — История повторяется. Помнишь, когда-то давно были декабристы, которые вышли помитинговать своей небольшой толпой. Их размазали. И что в итоге? Потом, спустя столетие, пришли красные, в гораздо большем количестве, и уже не дали себя размазать, но всё это обернулось такой кровью, что нам до сих пор аукается...

Захар тяжко вздохнул.

За Васиными размышлениями и прибаутками он не заметил, как пролетели несколько часов. Обойдя энное число домов и избавившись от солидной части агитки, они сконтактировались с Жорой и договорились встретиться в кафе недалеко от автовокзала. Кафе получилось найти не сразу, и они ещё долго нарезали круги по району, так как у Захара сел телефон, а у Васи был самый простой, без возможности посмотреть карту в сети.

— Слушай, меня когда задержали, ну, ещё перед новым годом, привезли в отделение, был такой прикол, — стал разряжать обстановку напарник. — Приходят эшники. А они же по гражданке одеты, их ещё хрен отличишь от обычных людей. Ну, и полицейский к ним обращается: «Вы из ЦПЭ?[1]» — Вася хихикнул.

Захар посмотрел на него вопросительно, ожидая продолжения шутки.

— Не понял? — спросил Вася. — Ну, «цп» это детская порнография. От английского «child pornografy». И тот полицейский ещё с таким серьёзным выражением лица их спросил: «Вы из ЦП?» Меня чуть не порвало со смеху.

— А, — сказал Захар, — теперь понятно.

Они наконец пришли в многострадальное кафе, и, поблагодарив за помощь Эдика и его супругу, пообещав как-нибудь приехать ещё раз, сели на обратный рейс до Майского. «Командировка» прошла полноценно.

[1] ЦПЭ — сокращение от «Центр Противодействия Экстремизму».