Глава 8: Передача Казанчи своего тумена в Хаджи-Тархане.

На протяжении всего пути следования из Сарая ал-Джедида* до Хаджи-Тархана*, Али-Бек пытался разговорить Вождю. Этот угрюмый и неразговорчивый мокша* казался ему слсшком сдержанным и неприступным. О таких людях принято говорить, что с них слова «клещами» не вытащишь. Но Али-Бек был «хитрой лисой» и тонкого ума интеллектуалом. Он мог разговорить любого собеседника и выведать у того всё, что считал для себя нужным. Мастер дипломатии и интриг, он после воцарения на троне Тохтамыша, быстро нашёл с ним общий язык и стал для ордынского царя* самым необходимым человеком. Али-Бек фактически исполнял обязанности везира*, хотя и не назначался недоверчивым Тохтамышем на эту должность официально. Тем не менее, Тохтамыш, не посоветовавшись с Али-Беком, не принимал ни одного мало-мальски значимого государственного решения. Обитатели Алт-Сарая* говорили, что Али-Бек стал тенью ордынского царя*, его глазами и ушами. Тохтамыш поручал ему самые хитроумные и деликатные миссии, требующие строгого соблюдения тайны задуманных дел. Если же Али-Бек осуществлял что-то задуманное Тохтамышем, то многие окружающие, даже самые приближённыве к ордынскому царю*, до самого конца не могли предугадать целей и задач проделываемого. Но теперь сложилась ситуация, когда уже Али-Бек не мог справиться с казалось бы простой задачей, разговорить этого звероподобного с виду и неграмотного дикаря, чтобы выведать у того истинной цели его с братом и тимуровского посланца* миссии. Он, как и многие, знал, что эмир Тимур просто так, такими званиями как таваджи* не разбрасывается. Да и по Вожде было видно, что он не простой человек. Лицо у него хоть и звериное, но умное. Али-Бек изощрялся перед Вождей как только мог, втягивал его в различные беседы. Но тот только кивал, мычал и пожимал плечами. На привалах он пытался подпоить Вождю, но больше хмелел сам. На этого же здоровяка, ни вино, ни кумыс, ни даже корчма* почти не действовали. После выпитого пойла, он лишь начинал дремать и делать вид, что вообще разговор не воспринимает, что было даже хуже, чем разговаривать с ним трезвым. Откуда главному советнику ордынского царя* было знать, что Тимуром и его людьми, перед этим дикарём и его братом вообще никаких целей и задач не ставилось. Они должны были выполнять некоторые поручения своего ходжи* Камол ад-Дина, в основном занимаясь неквалифицированной «технической» работой. Званиями, наподобие таваджи*, Тимур действительно просто так не разбрасывался, но в этом как раз и заключалась одна из уловок Великого амира*, о чём Али-Бек также не догадывался. Чембара и Вождю Тимур сделал своими таваджи* лишь с той целью, чтобы отправив в стан своих противников, оппонентов и даже союзников, отвлекать внимание, таких как Али-Бек, от своих людей, которым Великий амир ставил действительно серьёзные задачи. Попадёт, к примеру, такой «таваджи» в зиндан* к какому нибудь «Али-Беку», ну начнёт тот его пытать самым изощьрённым образом. А что толку? Этот бедолага и рад будет что-то рассказать, да ничего не знает, а следовательно, при всём желании, никаких тайн выдать не сможет. В этом случае, у противника будет создаватся впечатление, что данный «таваджи»* настоящий фанатик, поэтому мужественно терпит все эти мучения по причине безграничной преданности своему саиду*. Таких лже-таваджи* Тимур с Умар-Шейхом называли «болванами»*, а отвлекающие мероприятия с их участием «втёмную» — «прокладками»*.

В свою очередь Вождя чувствовал, что главный советник ордынского царя* говорил с ним наравных, и это ему в определённой степени льстило. Но поддерживать с Али-Беком равноценного разговора, он не мог по причине своей ограниченности в познаниях «всего и вся». Поэтому-то, мокша*делая умный вид, лишь кивал, мычал и пожимал плечами. Здесь ещё складывалось и то обстоятельство, что ранее Вождя почти постоянно странствовал со своим братом, где лидером всегда являлся Чембар. При нём же, Вождя находился лишь на вторых ролях, и ему оставалось только поддакивать и отмалчиваться, что наложило отпечаток на характер этого человека. Лишь на самом подъезде к Хаджи-Тархану*, когда Али-Бек отчаялся чего либо добиться от Вожди, ему вдруг вспомнилась история про завоевания древнего правителя гуннов Аттилы. Он начал рассказывать её своему попутчику. Здесь Вождя несколько оживился и полез к собеседнику с расспросами об этом завоевателе. Но у Али-Бека на этот момент, больше не оставалось возможностей для продолжения полноценной беседы.

Прибыв в кош* Казанчи, Али-Бек уведомил темника о решениях Тимура с Тохтамышем об отзыве и убытии в Мавераннахр* чагатайских туменов* и предложениях Тохтамыша о переходе к нему на службу всех желающих чагатайских воинов и амиров*. Вождя, на правах представителя чагатайской* стороны, подтвердил сказанное. Причём, воодушевлённый последней беседой с Али-Беком он продемонстрировал это в таком дружелюбном тоне, что у Казанчи сложилось впечатление о полном взаимопонимании и доверии по данному вопросу между Тимуром и Тохтамышем. Али-Беку только это и было нужно. Для себя же он решил, что поработав «с умом», из этого дикаря ещё возможно будет сделать если не полноценного боха-дура*, то хотябы языка*.

После обильной трапезы, устроенной путникам после дороги, Али-Бек расположился в поставленном для него шатре и пригласил для беседы Казанчи. Именно пригласил при личной встрече, а не вызвал через своих нукеров, как того требовал этикет. Он хотел соответствующим образом расположить собеседника и поговорить с ним как равный, с равным. В подобной беседе из собеседника можно было вытащить максимум полезной информации, что царскому советнику всегда удавалось сделать как нельзя лучше.

В начале беседы Али-Бек сразу начал с того, что Тохтамыш предлагает Казанчи перейти к нему на службу.

— Для меня это несколько неожиданно, — призадумавшись, начал Казанчи, — Ведь лично я в недавнем прошлом, чуть было не убил ордынского царя*.

— Великий царь Улуг-Улуса* также велел передать, что всё прошлое он забыл и не держит на тебя зла, — успокоил его Али-Бек.

— Очень рад, — ответил Казанчи, — тем более, что я уже больше не горю желанием возвращаться на службу к амиру Тимуру*.

— Чем же тебе не угодил Тимур? — спросил Али-Бек, — Мне, например, до сих пор не известно, что между вами были какие-то вражда или разногласия?

— Это было в те времена, когда я верой и правдой служил Урус-хану и его сыну Токтакии*, являясь беклярибеком* Синей Орды*. Тогда я последовательно выступал против эмира* Тимура, являясь его ярым противником. Я не взлюбил его за недостойное поведение по отношению к бывшим соратникам и узурпацию власти в Мавераннахре*. Но после смерти Уруса и Токтакии власть перешла к Тимуру-Малику и всё в корне изменилась. Тимур-Малик отличался ненасытным распутством. Обесчестить жену или дочь своего ближайшего соратника или сподвижника, для него стало обычным делом, из-за чего этого правителя покинули многие из его окружения. Он обесчестил одну из моих жён и то же самое пытался сделать с любимой дочерью Азиз, из-за чего нам пришлось от него бежать. Так я оказался у Тимура, который назначил меня обычным эмиром* к Тохтамышу, хотя мог бы предложить для службы и другое, более достойное место.

— Ну и как воспринял это назначение наш Великий царь*? — вновь спросил его Али-Бек.

— Когда Умар-Шейх представил меня Тохтамышу, тот вначале покосился на меня злым и насмешливым взглядом, но перечить воле Тимура не стал. Так я стал эмиром* в войске ордынского царя*. Вначале я возглавлял в его войске манкылу*. Служил новому саиду* безупречно, ничего не требуя взамен. Наверное за это, к своему немалому удивлению, я был произведён Тохтамышем в темники*.

— А как получилось, что ты чуть не убил нашего царя*?

— Урус-хан повелел Токтакии командовать войсками, посланными против Тохтамыша при его втором вторжении в Орду*. Я же, должен был находиться возле царевича и смотреть, чтобы тот по своей горячности и молодости не натворил каких либо глупостей. Когда в ходе сражения основные силы Тохтамыша были повержены, остатки его войска обратились в бегство. Среди бежавшех с поля боя был и Тохтамыш. Я знал его в лицо по первому вторжению, так как тогда сталкивался с ним на поле боя. На этот раз, находясь с Токтакией, я обеспечивал безопасность царевича вместе с другими его нукерами*. Увидев скачушего наутёк Тохтамыша, я крикнул нукерам* Токтакии, что всадник в рыжем колпаке мой и бросился за ним в погоню. Однако расстояние между нами было значительным, а конь у Тохтамыша был отличным. Поэтому, я долго не мог его догнать. Подскакав к реке, он рухнул в неё вместе с конём с небольшого обрыва. Его конь, на тот момент, наверное уже был загнан и быстро исчез под водой. Тохтамыш же продолжал плыть к другому берегу. Однако, ранение у него наверное оказалось серьёзным, потому что доплыв до камышей, Тохтамыш едва мог передвигаться по зарослям. Я вернулся, и взяв с собой воинов, вброд переправился на противоположный берег, где организовал его поиски. Однако, найти тогда Тохтамыша мы не смогли ни живого, ни мёртвого. Мы вернулись ни с чем. Уже после я узнал, что Тохтамыш, сделав трубку из сухого тростника, при нашем приближении погрузился в воду и просидел там, дыша лишь через эту трубку. На следующий день, а может через день, его в тех самых зарослях нашёл Идигу* обессиленного и едва живого. Он и доставил раненого Тохтамыша опять к Тимуру. Вот такая история у меня получилась с вашим царём*!

— Почему же только нашего, теперь и твоего тоже, — поправил его Али-Бек, — Ты думаешь, Тимур тебе простит нерешительность? Насреддин наверняка ему поведает о твоих колебаниях. А ты знаешь, как Тимур относится к людям, неоправдавшим его доверие.

— Это чьё доверие? — возмутился Казанчи, — Меня между прочим, темником* Тохтамыш назначал, хотя и над тимуровским туменом*.

— Тем более, тебе у Тимура делать нечего, — отметил Али-Бек.

— Ладно, — произнёс Казанчи, — Как сказал в своё время один великий амир* румов*, «жребий брошен». Это будет мой Рубикон. Я остаюсь.

— Вот это другое дело, — обрадовался Али-Бек, — Сразу бы так. А ещё вот что скажи, какие у тебя отношения с Исой-Беком* и Идигу*?

— Трудно сказать однозначно, — пожав плечами, ответил Казанчи, — Вроде как нормальные, но их отца тоже казнил я.

— Я об этом тоже не знал, — удивлённо посмотрел на него Али-Бек, — Расскажи, как это случилось.

— Вскоре, после моего бегства, — начал рассказ Казанчи, — Тимур-Малик вместо меня назначил беклярибеком* их отца Балтычака. Удивительно, но в момент назначения, оба его сына уже служили Тохтамышу, и это никак не повлияло на назначение. Вскоре хаваши* Тимура-Малика устроили против него заговор и провозгласили царём* Тохтамыша. Последний, с войском Тимура вновь вторгся в Орду. Он без боя занял города Сауран с Отраром и двинулся на столицу. Тимур-Малик со своим войском вышел ему навстречу, но его воины, не оказав сопротивления, перешли на сторону Тохтамыша. Тимур-Малик был схвачен и по приказу Тохтамыша казнён. Беклярибеку* Балтычаку, его сыновья Иса-Бек* и Идигу*, предложили перейти на сторону Тохтамыша. Но тот отказался и попросил казнить его и похоронить в одной могиле со своим саидом*, тоесть с Тимуром-Маликом. Эту казнь Тохтамыш поручил мне, что я конечно же и сделал. Поэтому теперь стараюсь по возможности держаться в стороне от Исы-Бека* и Идиги*. Такие вот дела получаются!

На следующий день тумен* был построен для смотра и Казанчи выступил перед его воинами и амирами*. Он сообщил о решении Великого амира* Тимура об отзыве своих воинов под Бухару. Затем выступил Али-Бек и в свойственной ему манере, объявил о предложении ордынского царя* Тохтамыша, перейти к нему на службу всем желающим воинам и амирам* данного тумена*. Али-Бек был великолепным оратором и умел производить впечатление на окружающих. Говорил он страстно, просто и доходчиво, производя благоприятное впечатление на слушавщих. После него дали выступить Вожде, представив его как специального посланника Великого амира* и не преминув при этом, упомянуть его действительное, недавно полученное этим дикарём звание таваджи* Амир-ал-умара*. Произнеся короткую и невнятную речь на ломанном кыпчакском языке, едва понятную чагатайцам*, он произвёл на них самое удручающее впечатление. Но главное из его речи, хотя и с трудом, но можно было понять, что против предложения Тохтамыша, о переходе к нему на службу подданных Тимура, их Великий амир* не возражает, что по большому счёту и требовалось Али-Беку. Под впечатлением от всего произошедшего, остаться служить Тохтамышу изъявили желание около двух тысяч воинов и амиров этого тумена*, чего никак не ожидали ни сам Казанчи, ни Али-Бек. Конечно, в данном тумене было достаточно представителей Синей Орды*, ранее проживавших в Сыгнаке, Сауране, Отраре и других приграничных к Мавераннахру* поселениях, но было немало и жителей самого Мавераннахра*.

По велению Али-Бека*, Казанчи выделил ясаулов* для поездки в Наджи-Тархан* с целью получения необходимого продовольствия и прочего дорожного скарба. Тумен* был распущен для подготовки к дороге. Она продолжалась до прихода к Хаджи-Тархану* войска из под Маджара*. Оба тумена были выстроены для смотра. Казанчи перед отбывающими в Бухару воинами объявил о передаче командования поредевшего на пятую часть объединённого воинства из двух туменов, амиру Насреддину. Он также передал тому все атрибуты темника, а прибывшим с ним людям байрак* данного воинского формирования. Напоследок, перед убывающими в Бухару, выступил Али-Бек. Он поблагодарил всех за безупречную службу ордынскому царю* и выразил уверенность, что они и в дальнейшем также безупречно будут служить своему Великому амиру* Тимуру. Оба тумена выстроились в мурчил* и под общим командованием Насреддина направились к Бухаре, где их с нетерпением ожидал Тимур. Там прибывшех должны были переформировать и подготовить к новым предстоящим баталиям.

Оставшиеся же три тысячи амиров* и простых воинов тимуровских туменов*. под предводительством и со свитами Али-Бека, и Исы-Бека, отбыли в Сарай ал-Джедид*. С ними туда же последовали и Чембар с Вождей, новоиспечённые теперь уже таваджи* Великого амира* Тимура и одновременно нукеры* его посланца* Камол ад-Дина.