Глава 16: Гибель захваченной флотилии, у острова Нарат-утрау.

Следуя вниз по Итиль*, ушкуйники* Анфала Никитина никак не могли подобрать подходящего места для устройства засады. Ватман* знал наверняка о том, что охранение «флотилии» у ордынцев* будет явно недостаточным, поэтому на ночлеги они будут стараться выбирать острова. Этих островов на Итиль* было предостаточно, но как правило, пышной растительностью они не отличались, а Анфалу нужно было перед нападением спрятать свой немалый «флот», состоящий из ушкуев*. Так ушкуйники проследовали до самого Самарского перевоза*, не найдя ничего подходящего. Перевоз миновали ночью, когда, как и предполагалось, охранение безмятежно спало. Но понадобилось ещё немало дней, пока наконец Анфал не обнаружил то, что так долго искал. Прямо посреди реки располагался обширнейший остров, покрытый густым сосновым лесом. Но, кроме того, видать именно здесь, располагалось то самое место, где находили свой приют на ночь многочисленные речные струги* и расшивы*, так-как не имея поселения, остров был оборудован достаточным количеством деревянных причалов. По словам одного из местных ордынцев*, прихваченных Анфалом заранее в качестве качерги* и тарджумана*, этот остров назывался Нарат утрау*. Проплыть мимо этого «сокровища», не остановившись здесь хотя бы на день, было бы совершенно «неправильным», подумал Анфал, особенно после стольких ночёвок на почти безжизненных, песчаных островах. Об этом же говорил и их пленник. Бывало, что остановившмсь на ночь, путники задерживались и развлекались на Нарат утрау* по целой неделе.

— Почему же тогда, он такой необитаемый, раз здесь так хорошо? — поинтересовался Анфал.

— А потому, как в любой момент, его всякий облюбовать может, — ответил качарги*, — Сегодня купец, а завтра джете*.

— Это уж точно! — согласился Анфал и приказал спрятать ушкуи* в чащобах с южной стороны острова. Там же был оборудован зиндан*, в котором теперь содержался главный пленник ушкуйников*, кешектен* ордынского царя* Нахал. Его жизнь теперь зависела от того, насколько удачным окажется захват «ордынской флотилии». Ушкуйники* расположили свои дозоры по всему острову и стали терпеливо дожидаться прибытия самой «флотилии».

А между тем сама эта «флотилия», не спеша двигалась следом за ушкуйниками*, вниз по течению реки. Как и предполагал Анфал, для ночлега Кутлук-Беком выбирался какой-нибудь значительный по величине, необитаемый песчаный остров посреди Итиль*. Но неудобством было то, что на этих островах не было даже достаточного количества дров на костры. Для их сбора, приходилось отсылась людей на берега реки, что также приводило к определённым задержкам в пути. Но путники никуда и не спешили. Провианта было более чем достаточно, почему бы и непопутешествовать лишнюю недельку, другую, за «казённый» счёт. Плавание совсем не предвещало беды, поэтому про усиленные караулы на ночь, стали постепенно забывать. А если какие и выставлялись, то как показывали проверки, под утро караульных находили «мертвецки» спящими, особенно если на ночь перепадала какая-никакая порция вина. А этим делом тоже запаслись впрок. Если только и соблюдались какие-то требования к дисциплине, то лишь на корабле Турабия, который, кстати, и к островам старался не причаливать, а бросал якорь, где нибудь поблизости на рейде. Но Турабия, как впрочем, и его «слишком пугливых» сподвижников: Елбугу, Байрама и Ахмеда, осмеивали. Однако, те продолжали делать своё дело, не обращая никакого внимание на эти насмешки. Так «флотилия» прибыла к Самару*, где местным вали* был организован «дорогим гостям» настоящий пышный приём. В значительной мере, «раскошеливаться» за всё это действо пришлось не кому иному, как русскому купцу Семёну. Но что не сделаешь ради гостей!

Узнав от охранения, что на Итиле*, по крайней мере от Увека* до Самара*, давно уже забыли как выглядят настоящие джете*, Кутлук-Бек решил двигаться дальше. Здесь в караван «подсели» его старые друзья, кешектены* Балтабай и Хула. «Безмятежное» путешествие продолжилось.

— Мы своё дело сделали, — как-то во время путешествия заметил Балтабай, — Неплохо было бы это дело и отметить, как следует, а заодно и отпраздновать назначение первого ордынского «адмирала».

— Для адмирала нужно вначале создать военный флот, — засмущался Кутлук-Бек, — Мы же обзавелись лишь торговым флотом, а как получить военный, пока еще не знаем.

— Обзавелись торговым, обзаведёмся и военным, — подбадривал его Хула, — Как говорят, «лиха беда начало»! Так что отметить это дело надо бы именно заранее. Сейчас не отметим, потом поздно будет. Там потом будешь отмечать с царём*, Али-Беком, и прочей царской хаваши*. А про друзей и позабудешь? Нехорошо!

— Ладно, — согласился Кутлук-Бек, — Уговорили! Мне здесь уже приходилось плавать. Скоро, как я помню, должен быть чудесный остров. И не какой нибудь песчаный, а весь заросший красивым сосновым лесом. Не зря тот остров зовётся Нарат утрау*. Вот там мы и остановимся дня на три, а там и отдохнём, как следует. Иначе дальше, до самой Туратурской перепрывы*, лишь песчаные острова, или же острова, сплошь заросшие непроходимым кустарником.

Но понадобился ещё не один день, пока наконец «флотилия» не добралась до того самого обширного соснового острова посередине реки Итиль*. По прибытии к нему, путешественники заметили множество хорошо оборудованных пустых причалов, а на них, ни одной живой души.

— Почему нас никто не встречает? — засуетился было уже успевший к тому времени захмелеть Балтабай.

— Здесь никто и не будет встречать, — ответил Кутлук-Бек, — Причалы эти ничьи. Они специально сделаны для таких путешественников, как мы. И люди здесь никогда не жили. Это место сделано для отдыха купцов-торговцев, плавающих по реке. А сделала всё это, ордынская царица Тайтуглы-хатун*, когда после смерти мужа возвращалась с сыном из Мохши* в Сарай*. С тех пор эти причалы поддерживаются в надлежашем состоянии, кто бы не занимал в Орде* царский трон. А люди здесь никогда не селились, так как на то была тоже воля Тайтуглы-хатун*. А воля этой хатун, выше любого закона даже после её смерти!

Между тем, многочисленные расшивы* и струги* уже начали швартоваться к причалам, и лишь одинокий корабль Турабия зашёл на мелководье и сбросил якорь.

— Отшельники, они и на Нарате отшельники, — засмеялся Хула, — Ладно, пусть отшельничают, нам больше достанется.

Струг* Кутлук-Бека также причалил к одному из лучших причалов.

— Следовало бы осмотреть остров как следует? — осторожно намекнул один из нукеров* Кутлук-Бека.

— Кому тут ещё быть? — недовольно проворчал на него Хула, — А если и был, то при нашем появлении давно уже сплыл.

— Я смотрю, наши двое тоже в отшельники подались. — засмеялся Балтабай, имея в виду находившихся на корабле Турабия кешектенов* Сарыбека и Иландура, — Чтож, кому как не им охранять нас сегодня ночью. Они по любому охранение выставят, даже если охранять придётся лишь самих себя и разве что от комаров. Пойду, крикну, чтобы и нас между делом покараулили.

На том и порешили. Путники выгрузили с судов необходимый провиант, разожгли костры, для того чтобы наконец приготовить полноценную пищу, а к вечеру, как и было заранее решено, пир пощёл, что называется по всем правилам «разгульного» искуства. При этом, путниками не было выставлено ни одного дозора. А что их выставлять, мосто ведь священное! Так решили некоторые царские кешектены*, любимчики фаворита* самого царя*, перечить против которых, как говорят, «себе дороже». На этот раз Кутлук-Бек распорядился выдать вина даже простым кормщикам на кораблях, так как пиршество было запланировано на целых три дня, и те к тому времени вполне могли прийти в себя. Лишь понемногу выпить вина всё же согласились кешектены* Сарыбек и Иландур, но люди Турабия, такие как Елбуга, Байрам и Ахмед, от подобного «удовольствия» и на этот раз отказались.

— Нравоучения этого ногайца у меня уже в печёнках, — зло заметил Хула в отношении Турабия, — Он себя мнит, чуть ли не Шерифом Баракой* в ордынском варианте.

— Оставь их в покое, — вмешался говорливый Балтабай, — Иначе нас этой ночью действительно не кому будет охранять.

При свете костров, пиршество продолжалось до глубокой ночи. Но постепенно всё затихло, так как почти все путники из «флотилии» Кутлук-Бека оказались мертвецки пьяны и безмятежно уснули. Одно время непонятные звуки раздались с корыбля Турабия, но и они быстро утихли.

С утра остров покрыла небольшая прозрачная дымка. На центральной поляне, где располагался алычак* Кутлук-Бека, что-то напоминало неприглядную картину старого языческого обряда. Перед входом в шатёр лежал большой каменный крест, на котором, в непонятно каких одеждах, сидел угрюмый человек*. Руки у него были связаны спереди, но так, что уже с расстояния полёта стрелы, этого нельзя было рассмотреть. Это был пленённый Анфалом ещё в Казане*, кешектен* ордынского царя* по имени Нахал. Возле него с обнажённым клинком наизготове стоял ушкуйник* Пахом. Но стоял он так, что издали складывалось впечатление, будто Пахом приставлен не безусыпно следить за Нахалом, чтобы тот не сбежал, или не наделал ещё каких глупостей, а рядом находится верный слуга, охраняющий своего господина. Так, по крайней мере. это смотрелось с рейда корабля Турабия.

По обоим бокам от Нахала восседали ещё два десятка ушкуйников*, а чуть далее, всё пространство было завалено трупами людей из миссии Кутлук-Бека. Сам же несостоявшийся ордынский «адмирал», как и ещё десяток сопровождавших суда людей, среди которых были кешектены* Балтабай и Хула, были пленены ушкуйниками* и теперь ожидали своей участи, привязанные к бревну. Анфал же стоял в проёме алычака* с весьма озадаченным видом. Что же произошло этой ночью накануне?

О том, что победа достанется Анфалу столь дешёвой ценой, не предполагали ни его ближайшие соратники, но даже он сам. Кроме того, в миссии Кутлук-Бека оказалось людей в пять раз больше, чем на это расчитывал ватман* ушкуйников*. Если бы Анфал знал всё это заранее, он бы наверняка хорошенько подумал, прежде чем напасть на подобную «флотилию». Но в этом плане Нахал ввёл его в заблуждение, надеясь в схватке боя сам каким-то образом бежать из плена от ушкуйников*. Ведь терять ему, всё равно было нечего! Но Анфалу на этот раз крупно повезло. Невиданную беспечность проявил теперь уже «новоиспечённый* ордынский эмир* Кутлук-Бек. По прибытии на Нарат утрау*, этот, в прошлом один из лучших кешектенов царя*, допустил не просто ряд непростительных ошибок, но проявлял здесь одну за другой невиданную доселе халатность, начиная с первых моментов пребывания на острове. Он не осмотрел сам остров, иначе ушкуи* были бы сразу обнаружены, а по их количеству можно сразу же прикинуть, сколько людей может находиться на острове, даже до того, когда эти люди будут обнаружены. Он не выставил дозоры, что являлось обязательной и неотъемлемой частью пребывания воинского формирования на незнакомой (да и не только) территории. То, что это в форме шутки было поручено посторонним с малознакомого корабля, выглядело даже глупо, хоть там и находились вчерашние его кешектены*. Но самой большой халатностью и глупостью было, устроить в этом малознакомом месте грандиозное пиршество, где напоить всех поголовно до такой степени, что люди не могли даже самостоятельно передвигаться. В этой ситуации Анфалу и его людям, ничего не оставалось другого, как вырезать почти всех людей Кутлук-Бека поголовно, оставив лишь десяток человек для торга, которого, кстати, можно было бы и избежать. Дело в том, что ушкуйники* не придали большого значения кораблю Турабия, посчитав, что у того лишь излишне высокая осадка, из-за чего корабль побоялся пришвартоваться к здешним причалам с ограниченной осадкой. В результате, около десятка ушкуйников* пробрались на корабль, где получили достойный отпор. Двое из них были убиты и пятеро пленены. Остальным удалось в темноте спастись бегством. Теперь перед Анфалом стояла задача, как освободить товарищей из плена. Штурмовать корабль не имело смысла. Анфал не знал, торговое это судно, или военное, а также, сколько воинов на нём и чем те вооружены. Поэтому, он терпеливо ждал начала дня, чтобы начать переговоры с судовладельцем или соответствующим эмиром*. С началом рассвета на рейд вышли с десяток ушкуев*. Но приближаться к кораблю они не стали, а заняли свои места вокруг него на рейде.

Не менее сложная задача стояла и перед Турабием. В ночной схватке его люди, совместно с кешектенами*, пленили пятерых ушкуйников*. Из людей Турабия никто не пострадал, не считая мелких царапин. Ушкуйники* запросили переговоры, но кешектены* были против того, чтобы пустить их на корабль.

— Если мы пустим этих джете* сюда, — пояснил Иландур, — они сразу же поймут, что силы наши ничтожны, и тогда штурма не избежать. Сейчас же они из-за щитов, что вдоль бортов, не видят сколько нас, поэтому и не нападают. Им лишние жертвы тоже не нужны.

— Что ты предлагаешь? — спросил его Турабий.

— Поторговаться насчёт обмена людьми, а переговоры вести на их территории, — ответил Иландур, — Переговоры буду вести я, заодно посмотрю, что у них ещё можно выторговать.

— Главное, договорись, чтоб они нас отсюда без проблем выпустили, после того, как произведём обмен, — напутствовал его Турабий.

На требования ушкуйников* корабельщики Турабия выдвинули встречные требования, на что Анфалу пришлось согласиться. От корабля отчалила небольшая лодка, на которой был Иландур, и причалила к главному причалу острова. Тот на переговоры решил идти один, оставив двоих гребцов в лодке. Раз уж джете* вообще пошли на переговоры, то значит, у них тоже существуют какие-то проблемы, думал Иландур. Направляясь к алычаку* Кутлук-Бека, он взглянул на своего вчерашнего сослуживца, сидящего на кресте и изображающего: толи вождя какого-то лесного племени, толи неведомого шамана. Иландуру, как и другим, пока ещё остающимся в живых, стало ясно, по чьей наводке ушкуйники* захватили целую торговую «флотилию», со всеми находящимися на её бортах богатствами. Проходя мимо Нахала, он с явным отвращением взглянул в его сторону. Тот понял значение взгляда своего бывшего сослуживца, как и понял то, что рассчитывать на помощь своих товарищей, дело совершенно безнадёжное, как впрочем, и возможность такой помощи. А раз уж этот джете* затеял с ордынцами* переговоры, то не исключено, что кому-то из них будет дана возможность выбраться из этой западни. Это, в свою очередь означало, что и о его мерзком поступке рано или поздно станет известно в Сарае*. Тогда уж точно не отбрешишься, и никакое заступничество Али-Бека не поможет. Да и станет ли он, после всего что произошло, помогать!

Между тем Иландур подощёл к Анфалу и с достоинством поздоровался с ватманом* джете*, как равный, с равным. Новгородец, привыкший, что в подобных случаях ордынцы* всегда старались вести себя заносчиво и подчёркивать свою значимость, даже в не совсем выгодных для себя ситуациях, оценил этот поступок царского кешектена* по достоинству. Анфал пригласил Иландура в алычак* и как равный равному, но в то же время хозяин гостю, предложил сесть и намекнул на угощения. Кешектен* вежливо отказался, сославшись на неимение времени и обстоятельства дела. Он тут же предложил перейти сразу к основному вопросу.

— Я мог бы без особых усилий взять вашу ладью приступом, или наконец сжечь ваш корабль, но как истинный воин, я чту храбрость своего противника, потому решил этого не делать, — начал Анфал, — Если же мы договоримся, я готов даровать вам жизнь и свободу, как заслужившим этого своей доблестью и преданностью делу, что не скажешь об остальных ваших горе вояках.

— Лукавишь ватман*, кажется, так зовутся ваши эмиры*, но это не важно, — начал переводить в своё, нужное для него русло, разговор Иландур, — А штурмом же, ты не хочешь брать мой корабль лишь только потому, что прекрасно знаешь о том, что это военная новгородская ладья. Её борта пропитаны специальными маслами, которые не так просто поджечь. Во время приступа могут погибнуть ещё твои люди, и неизвестно сколько. А тебе они ох как нужны! Вон ты какую добычу заграбастал! И всё почти даром. Если бы на наш корабль не сунулся, все бы твои джете* остались бы целыми и невредимыми. На нашей же ладье, кроме стрел, пик* и клинков, ничего ценного нет. Тебе нужны лишь пленные твои люди, потому, как насколько я знаю, ты своих не бросаешь. Вот тебе и невыгодно нас брать на абордаж. Можешь и пленных загубить, и ещё неизвестно, сколько людей погубишь. А иначе, ты бы со мной сейчас не разговаривал. Скажи теперь, что я не прав?

Анфал некоторое время молчал, не решаясь выдвинуть свои условия. Возразить же на сказанное, ему действительно было нечего. Молчал и Иландур, обдумывая только что сказанное. Конечно, в ряде случаев он просто блефовал. Настоящих воинов на ладье было всего пятеро. Это его напарник Сарыбек, и трое нукеров* Турабия. Оружие также было лишь при них. Ладья хоть и строилась для военных целей, но была недостроена, и никакими противопожарными веществами её борта не пропитывались. Русские же пехотные щиты на её бортах, были набиты Турабием для устрашения, однако, непонятно кого. Другие члены экипажа, кроме гребных вёсел, вообще в своей жизни никакого оружия не держали. Довольно сностно, саблей или мечом, мог владеть ещё сам Турабий. А вот взять в трюмах этой ладьи, было что. Но это было припрятано так, что о драгоценном грузе знал лишь сам хозяин ладьи и трое его нукеров*; Елбуга, Байрам и Ахмед. В всех этих отношениях ордынцам* просто сказочно повезло. Анфал хоть и был талантливым ватманом*, но никогда не имел отношения к военной службе, в связи с чем, многих вещей в этом ратном деле просто не знал.

— Ладно. Какие будут предложения по поводу обмена? — спросил он у Иландура.

— Поменять всех на всех, кроме конечно этого «иуды», что на кресте, — ответил кешектен*.

— А-а-а. Этого крестоносца, — улыбнулся Анфал, — Так я его тебе пока ещё и не отдаю. А вот всех на всех тоже будет несправедливо. У нас пленных набирается в два раза больше. Поэтому, меняем человека на человека. Я уже говорил, что готов выпустить самых достойных. Но откуда мне знать об их достоинствах? А потому, поступим как у далёких румов*. Ваши пленные должны будут сразиться между собой за право быть отпущенными. Мне пленные не нужны, это как ты понял, для меня обуза. Поэтому, они разобьются на пары и будут сражаться за право остаться живыми. Ну а кто погибнет в честном бою, уйдёт в рай. Значит так богу угодно. Как раз и мои казмаки*, или ушкуйники*, как вы нас называете, потешатся на досуге. А то несправедливо как-то получается! Хлеб у нас вроде как пока ещё имеется, а вот весёлых зрелищь мои ребята, давным-давно уже не видели. Ещё, какие вопросы ко мне будут?

Иландур хотел было продолжить настаивать на своём в обмене всех на всех, но потом решил прекратить эту затею. Анфалу тоже нужны были свои дивиденты для сохранения лица, и он никогда бы не согласился на другой вариант. Теперь было главным, договориться, как удачнее разойтись с ушкуйниками*, чтобы те не заподозрили какого либо подвоха.

— У меня предложение по поводу того, как нам разойтись, чтобы всё было без обмана, — выразил свою мысль Иландур.

— В искренности моих помыслов ты всё ещё сомневаешься? — шутливо заметил Анфал, — Ну чтож, говори, что ты там ещё придумал?

— После того, как ты мне вернёшь наших пленников, — начал кешектен*, — я их сажаю в лодку и мы плывём к своему кораблю, который возьмёт их на борт. Твои, к тому времени, быдут находится в другой лодке, привязанной канатом к корме нашей ладьи. Как только мы снимемся с якоря и минуем твои ушкуи*, мои люди сразу отцепят канат и твои ушкуйники* смогут без труда подобрать своих людей.

— А если вы не отцепите канат? — спросил ватман*.

— А каков в этом смысл? — переспросил его Иландур, — Твои быстроходные ушкуи* всё равно без труда догонят мою неповоротливую ладью, и тогда нам гибель, а тебе неоправданные потери. Кому это надо?

— Ну что же, считай, что договорились, — согласился Анфал, — Осталось напоследок посмотреть бои «румов»*.

Незадействованные в дозорах и караулах ушкуйники* собрались на поляне перед алычаком* Кутлук-Бека. Каменный стригольничский* крест отодвинули в сторону, где к нему вновь привязали «почётного» пленника Нахала. Из числа ушкуйников* были отобраны люди, умеющие в совершенстве владеть различными видами оружия, которые должны были бы обеспечивать безопасность проведения поединков на случай, если кто либо из ордынцев* решится нарушить «правила» турнира и бросится с оружием в руках на зрителей или организаторов этих поединков. В этих целях участникам поединков также решено было выдавать старое и затупевшее оружие, которое оказалось в наличии у некоторых нерадивых ушкуйников*. К поединку всё было готово. При этом, Анфал старался держаться в тени, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания предполагаемых участников. Его роль исполнял один из наиболее говорливых его приближённых. Его здесь звали «глашатаем», и у него данная роль получалась даже лучше, чем у самого ватмана* ушкуйников*.

Первыми на поединок вышли Хула и ещё один рядовой ордынский воин. Схватка между ними продолжалась недолго. Сразу чувствоволось, что боевая подготовка кешектена* значительно выше таковой простого аскера*, а потому Хула без труда его одолел, отрубив тому голову. Самодовольный Хула бросил к ногам «глашатая» окровавленное оружие, а затем пошёл и сел на своё место. Основная масса ушкуйников* была не совсем довольна тем, что поединок так быстро закончился. Они прямо высказывали пожелания следующим участникам так быстро не убивать друг друга. Толи эти пожелания были услышаны, толи у Балтабая с боевой подготовкой были проблемы, но следующий поединок оказался намного более длинным, чем предыдущий. Да и Балтабаю понадобилось значительно больше усилий, чтобы одолеть доставшегося ему «противника». В отличие от первого поединка, этот уже вызвал в рядах ушкуйников* настоящий восторг. И хотя отрубленной головы на этот раз не последовало, а «противник» Балтабая был повержен всего лишь прямым ударом меча в живот, джете*, в том числе и Анфал, были в восторге. Довольный Балтабай также занял своё место среди тех, кому была обещана жизнь. Следующая настала очередь Кутлук-Бека.

— Я не стану сражаться с простым аскером*, — вдруг заявил он «глашатаю», — Это нечестно. Аскер* будет просто обречён. Ведь подготовка аскеров* не идёт ни в какое сравнение с подготовкой кешектенов*, и вам всем это известно. Я хочу сразиться с равным себе. С ним, или с ним.

Кутлук-Бек показал на Балтабая и Хулу. Сейчас он был особенно зол на них. Ведь благодаря своему легкомыслию и уговоров этих двух сослуживцев, ушкуйникам* голыми руками удалось захватить всю его огромную «флотилию», которая после разграбления будет сожжена и затоплена, да ещё в таком примечательном месте. Собственная судьба, Кутлук-Бека уже не беспокоился. То, что произошло благодаря его легкомыслию, не заслуживало не то, что каких либо оправданий, но даже самая лютая смерть не могла стереть предстоящего позора. Уж лучше бы эти ушкуйники* уничтожили их здесь всех до единого! Тогда бы Сарай* никогда не узнал правды о случившемся с захваченной у урусов* «флотилией».

— Это нечестно. Мы в честных поединках заслужили себе право на жизнь и свободу, — вдруг раздались голоса Балтабая и Хулы, — Мы надеемся на справедливость.

— Им действительно обещана жизнь в случае победы в поединках, — сказал Иландур, подойдя к Кутлук-Беку, — Ватман* ушкуйников* человек слова, и ни за что его не нарушит. А значит, сразиться придётся тебе со мной. Тяни время как можно дольше, чтобы насытить этих дикарей зрелищем, прежде чам прикончишь меня. Только не возражай. Ты для Орды* важнее.

— Мне нельзя оставаться в живых, потому я и затеял это представление, — возразил ему Кутлук-Бек, — После всего, что я натворил, мне хотя бы погибнуть следует как воину. Поэтому, как почуствуешь, что джете* устали от поединка, отсекёшь мне голову, чтобы меньше мучиться.

О сути происходящего догадался и Анфал. Он без всяких опасений вышел на поляну к разговаривающим и вмешался в их беседу.

— Я смотрю у моих «друзей» весьма затруднительное положение? — с иронией обратился он к Кутлук-Беку с Иландуром, — Чтож, я тоже человек, и способен понимать человеческие чувства. Пожалуй, я и вам помогу развязать неразрубаемый узел. А потому, сразитесь вы не между собой. Тебе, — Анфал показал на Кутлук-Бека, — придётся вести поединок вон с тем крестоносцем, — Анфал указал на сидершего на кресте Нахала, — Если я не ошибаюсь, вы тоже сослуживцы, поэтому по своей силе и ловкости вполне стоите друг друга. Да и вина ваша, что перед царём*, что перед богом, вполне сопоставима. Один разгильдяй высшей породы, другой такой же, но «иуда». Вот и выясняйте, кто из вас больше жизни заслуживает. А мне по любому этот каменный крест надоело за собой таскать, а потому, освобожу даже «иуду».

После стольких дней плена, сил у Нахала оставалось, конечно же значительно меньше чем у Кутлук-Бека, но последний понимал, что это его также последняя возможность погибнуть в бою как воин. А потому, он не должен был упустить такой возможности и непременно подставиться под удар хоть и недостойного, но всётаки противника. У Нахала появились свои возможности, облегчить свалившуюся на его голову незавидную участь. За дни, проведённые в плену у этих джете*, он так ослаб, что о побеге от ушкуйников* не могло быть и речи. Кроме того, Нахал был человеком верующим, и его как никого другого не устраивала перспектива быть «обесчещенным» этим извергом Пахомом, хотя за всё время плена, тот до него так ни разу и не домогался. Но ещё больше Нахала пугала перспектива быть захороненным в шкурах каки*, о чём его в первый день пленения напугал Анфал. Поэтому, Нахал с нескрываемой радостью принял известие об участии в поединке, расчитывая погибнуть, и чем быстрее, тем лучше.

Противники получили оружие и ушкуйник-«глашатай» подал команду к началу поединка. Нахал со всего маху бросился на Кутлук-Бека, но тот понимая, что нужно вначале развлечь ушкуйников*, парировал удар и отбросил того в сторону. Полежав немного и подобрав оружие, Нахал вновь набросился на противника. И вновь атака была отбита. Нападая, Нахал даже не пытался применять какие либо приёмы для своей собственной защита, ожидая, когда же, наконец, Кутлук-Бек поразит его своим клинком? Но тот не торопился, отбивая удар за ударом. В полном отчаянии, Нахал бросался на Кутлук-Бека, но всякий раз тот отмахивался от него как от назойливой мухи. Поединок затянулся на более чем два часа. Ушкуйники* с нескрываемой радостью улюлюкали Нахалу, выкрикивая в его адрес различные оскорбления. Их симпатии всецело были на стороне Кутлук-Бека. Но они не могли даже догадыватся об истинных планах последнего в этом поединке. Воспользовавшись ещё моментом, когда Нахал, казалось, из последних сил пошёл в атаку на Кутлук-Бека, тот вообще не стал парировать его удар и получил сквозное ранение в живот мечом. Кутлук-Бек сразу же упал замертво. Разгорячённые ушкуйники* бросились на своего «оппонента» Нахала. Тот в свою очередь, сделав несколько шагов к отступлению, неожиданно замахнулся окровавленным мечом на Пахома. Последнему ничего не оставалось, как парировать удар, но в суматохе он ранил в бок и Нахала. Анфал подал знак остановить поединок. К Нахалу подбежал повидимому лекарь. Осмотрев рану, он сообщил ватману*, что жить тот не будет. Разгневаный Анфал велел своим ушкуйникам* завернуть ещё живого Нахала в две свиные шкуры и заживо похоронить. При этом, он снял с кешектена* принадлежавший тому золотой оберег с изображением коня. Лишь после этого, ватман* джете* немного остыл и успокоился. Он сказал Иландуру, что поединков больше не будет и согласился произвести обмен пленными всех на всех. Пока Анфал не передумал, Иландур подал знак на стоявшую на рейде ладью. Там загрузили пятерых пленных ушкуйников* в лодку и отпустили восвояси, без каких либо формальностей. Тоже самое, с пленными ордынцами*, проделали и ушкуйники*. Кроме того, они отдали корабельщикам и тело убитого Кутлук-Бека, пожелав, чтобы ордынцы* похоронили его на каком нибудь острове посреди Итиль* как воина. Корабль Турабия снялся с якоря, и без каких либо преследований со стороны ушкуйников, ушёл вниз по реке.

Ещё целую неделю понадобилось Анфалу и его ушкуйникам*, чтобы разгрузить «флотилию» и спрятать награбленное в густых лесах на правом берегу Итиль*, так как сразу увезти все богатства с собой у Анфала возможностей не было. Затем, еще целую неделю, эти корабли отшвартовывались от причалов и выгнанные на середину реки, поджигались. Так и плыли они по течению, словно живые факелы, пока не выгорали и не тонули. Так Орда* осталась без захваченных у русских купцов торговых судов, из которых могла бы быть создана целая торговая флотилия. Но достаточно оказалось лишь случая, чтобы этого не вышло.