Часть 5. Поход Тохтамыша на Москву и меры посланченской миссии Тимура не упустить своей выгоды от этого события

                                             ЧАСТЬ V:

     ПОХОД ТОХТАМЫША НА МОСКВУ И МЕРЫ ПОСЛАНЧЕСКОЙ

     МИССИИ ТИМУРА НЕ УПУСТИТЬ СВОЕЙ ВЫГОДЫ ОТ ЭТОГО

                                                      СОБЫТИЯ.

Глава 15: Тохтамыш на подступах к Москве.

В день, когда истекали третьи сутки, отведённые ордынским царём* для разграбления Серпухова и его окрестностей, Тохтамыш вызвал к себе в шатёр Али-Бека, Шихмата и Казанчи. Первые двое, были людьми, кому он доверял больше других из своего окружения, а третий, должен был являться главным военным советником, так как в этих вопросах ордынский царь* имел весьма посредственые представления. Так случилось, что все военные баталии, в которых Тохтамыш лично командовал войском, он «успешно» проиграл, а если и были выигрыши, то лишь благодаря заслугам «не совсем его» полководцев Исы-Бека, Едигея и Казанчи. Однако первого, он опасаясь за свой трон, оставил в Сарае*, второго «благоразумно» отправил в далёкий Сыгнак*, и остался последний, лояльность которого была пока ещё под вопросом. На военные таланты командовавшех туменами* местечковых улусбеков*, также особо рассчитывать не приходилось, так как в их активе, серьёзными были лишь поражения, а если и были кое какие победы, то незначительные. Поэтому, с чисто военной позиции, с полководцами у Тохтамыша были очень серьёзные проблемы, и он это прекрасно понимал. На безрыбье, как гласила народная мудрость, и рак рыба. Этим единственным «раком», на данный момент у Тохтамыша и являлся Казанчи. Тут уж как говорится, надёжен, не надёжин, а другого нет. Потому, для Тохтамыша, Казанчи был нужен не столько, как командующий резервом, сколько как военный специальст, который всегда должен находиться рядом и подсказывать царю*, если что не так.

– Как вы знаете, наши планы подойти к Москве неожиданно и захватить её с ходу, похоже, с треском провалились, – признался он собравшимся, – Значит надо искать другой выход. Вопрос, какой?

– Что у нас по поводу душмана* сообщает хабаргири*? – cпросил Казанчи у Али-Бека с Шихматом.

– Какая хабаргири*? – удивлённо посмотрел на него Шихмат, – Да за двадцать лет смуты, здесь давно позабыли, что подобное понятие существует в принципе. Это о нас все и всё знают, а мы ни о ком, и ничего!

– Али-Бек, – обратился Тохтамыш к своему главному сподвижнику, – Я здесь на царстве уже два года. Почему за это время по данному делу не только ничего не сделали, но даже вопроса никогда передо мной не поднимали?

– Этим в Орде* всегда занимались беклярибеки*, а у нас он за два года так и не назначен, – оправдывался Али-Бек.

– Получается, во всём всегда виноват правитель, а вы все эдакие невинные, «белые и пушистые» создания? Ну что же, значит сделаем так. До назначсения беклярибека* вопросами хабаргири*, а заодно и яргу*, будешь заниматься ты, Али-Бек*, – сказал Тохтамыш, – Соответствующий ярлык*, заверенный ал-тамгой*, будет завтра.

– Слушаюсь, мой повелитель, – ответил Али-Бек*.

И что, мы теперь вообще ничего не сможем сделать? – повысил голос Тохтамыш, глядя при этом в сторону Казанчи, – Что будем метаться как слепые беспомощные котята, на потеху врагов наших?

– Ну почему же, – спокойно ответил Казанчи, – Всё будет зависеть от того, как поведёт себя Адам Москвалик*. Если он выйдет из города и сразится с нами в открытом поле, как им было сделано с Мамаем, победа нам обеспечена. Нужно будет сделать так, чтобы к городу вышло не больше одного тумена*, да ещё легковооружённого, как Хозтороканский*. Остальные пусть прячутся в лесах, благо здесь их хватает. Хозтороканцы пусть немного с урусами* помахаются и кидаются в бегство, приведя Адама Москвалика* в засаду. Если же он выйти из города не пожелат, то Москву необходимо будет взять в осаду, примерно за неделю намастерить манджаников*, матарисов* и штурмовых башен, после чего идти на приступ. Перед приступом, нужно выстроить перед городом всё наше войско. Может Адам Москвалик* увидит, сколько нас, и заранее испугается. Ну а не напугается, тогда безжалостно штурмовать.

– Я хорошо знаю и Адама* и его шурина, – вмешался Шихмат, – Эти не испугаются. Будь они трусливые, не полезли бы ни на Хасан-хана, ни тем более, на Мамая. Кстати, известно ли вам, что Булгарский улус*, до сих пор Москве выход платит*? Позорище, да и только … !

– Не испугаются, для них же хуже, – поспешил прервать этот неудобный разговор Али-Бек, – Как сказал Турсай, возьмём Москву не умением, так числом. Своих аскеров* уйму положим, но и от москвачей* ничего не оставим, в назидание другим.

– А теперь, нам нужно послать к Москве для разведки булюк* наших самых отважных аскеров*. Пусть осмотрятся, если получится, возьмут языка*, поглядят в каком состоянии сама Москва, как защищена и прочее. Кто это лучше сможет сделать?

– Кешектены* Шихмата, кто же ещё! – предложил Али-Бек.

– Нет! – вмешался сам Тохтамыш, – Это сделают аскеры* Кутлубека.

Царь* тут же распорядился отыскать эмира* Кутлубека, командовавшего манкылой* его войска.

– Тебе к ночи нужно будет собрать манкылу* и направиться к Москве, – стал ставить Казанчи задачу Кутлубеку, – Пошарь вдоль опушек близлежащих лесов и понаблюдай, что делается в окрестностях города. Себя старайся не обнаруживать, но если будет возможность захватиь языка*, сделай это обязательно. От Серпухова до Москвы два дневных перехода, ещё день, войску понадобится на сборы. Вот из этого и рассчитывай, что за две ночи, ты налегке должен добраться до Москвы. Завтра днём будешь отдыхать, чтобы остаться незамеченным дозорами. День тебе на разведку, и сразу же назад, чтобы встретить нас в пути. Всех случайно встретившихся в пути, убивать, не щадить никого, ни старых, ни малых, ни немых, ни юродивых, кроме конечно стоящих языков*.

В ночь манкыла* Кутлубека отбыла к Москве. Ведомые теми же проводниками, что предоставил Тохтамышу Олег Рязанский, ордынский булюк* всю ночь двигался по едва заметным следам начной дороги, обходя стороной и без того пустующие селения урусов*, заранее успевших покинуть свои жилища и уйти либо подальше в леса, либо в города, под защиту крепостных стен. На рассвете, Кутлубек выбрав подходящую рощу, к которой невозможно была подойти не обнаружив себя, и выставив на опушках дозоры, расположился там на дневной отдых.

А пока Тохтамыш был занят взятием Серпухова, угрюмые лесные братья Чембар с Вождей обследовали Коломенскую дорогу, которая имела своё дальнейшее продолжение в качестве до боли знакомой им Скифской сакмы*. Они безмятежно двигались в направлении Москвы, выбирая наиболее оптимальное место, где можно было наблюдать за этой дорогой. Ведь именно по ней должны были подойти к Москве люди Камол ад-Дина. Дорога была совершенно пустынной, и братья любовались пением всякого рода лесных птиц. Вдруг Чембар приподнял правую руку вверх, что означало, как знак «внимание». Выросший в лесу, он без труда отличал любые лесные звуки и сам мог воспроизводить как пение десятка птиц, так и не менее чётко, рёвы и крики различных животных. Ему показалось, что в лесу пропела иволга, но каким-то неестественным голосом. Так мог «сфальшивить» лишь до конца не освоивший птичьей «речи» человек. В этом месте дорога проходила через заросший кустарной растительностью участок чащобы. Чембар с Вождей тихонько спешились, и отстав от лошадей, тихо шли позади них, маскируясь за зеленью. Их лошади были хорошо приучены своими хорзяевами следовать шагом по дороге, даже без всадников. Но по определённым сигналам хозяев, эти кони могли проследовать к местам их нахождения, и встав на колени, взять всадников, лежащих даже на земле. Вдруг лошади зафыркали и остановились. Спереди к ним подъехали ещё три всадника и остановились, вероятно, посчитав тех бесхозными. Двое из них спешились и подойдя к лошадям братьев, попытались взять их за уздечки. Но кони, как по команде встали на дыбы, пытаясь ударить чужаков передними копытами. Но и те двое не собирались отказываться от своей затеи, видя что чужие лошади хоть и сопротивляются, но и не убегают. Выбрав удобный момент, Чембар с Вождей метнули в этих людей сулицы*. Оба «похотителя» упали замертво. Третий на мгновение застыл в оцепенении, не понимая, что произошло. В следующий момент Вождя накинул на него аркан и стащил с лошади. Подскочивший Чембар нанёс ему удар ногой в солнечное сплетение, и отобрал оружие, примитивный топор с удлинённой рукояткой. Задержаному связали руки и дали возможность отдышаться. По стечению обстоятельств, это был бывший тарджуман* Камол ад-Дина в Москве, Ильяс. Но Чембар с Вождей обо всём этом знать не могли. Пока пленник приходил в себя, он рассмотрел внешний облик братьев. Как понял Ильяс, это были по крайней мере не урусы*, встреча с которыми для него была в лучшем случае не желательной. Судя по внешнему облику, одеянию и вооружению, это вероятнее всего боха-дуры* ордынцев, подумал Ильяс.

– Кто вы такие? – спросил он у братьев.

– Здесь вообще-то вопросы задаём мы, – ответил Чембар, – А потому, хотим услышать от тебя, то же самое. И учти, если мы от тебя не получим того, что нам может пригодиться, простой «попутчик» нам не нужен. Какая разница, двое вас здесь останется, или трое.

Подобный поворот событий Ильяса явно не устраивал. Что это могли быть ордынцы, у него было лишь предположение. А если нет, то кто? Ладно, подумал Ильяс, буду говорить с ними, словно с ордынцами*, два раза полюбому не умирать.

– Я ордынский айгокчи* в Москве, – начал Ильяс, – Вы должны немедленно доставаить меня в стан Тохтамыша. У меня для царя*, очень важное исвещение. Немедленно отправте меня к нему в стан.

– Мы никому ничего не должны, – ответил Чембар, – Твой Тохтамыш для нас тоже никто. Но если будешь хорошо себя вести, передадим тебя нашему саиду*, пусть он решает, что с тобой делать.

Значит, это и не ордынцы*, и не урусы*, подумал Ильяс, ну чтож, по крайней мере, сразу не прикончат. Братья усадили связанного пленника в седло одного из его людей лошади. Вдруг его собствекнная, также обучена, как наши, подумал Чембар.

– Следи за ним, и при малейшем недоразумении или подозрении, кончай, – сказал он брату.

Вождя привязал уздечку лощади, на которой сидел пленник, к своему седлу и втроём они поехали дальше. Братьям нужно было досмотреть округу. Ездили почти весь день, но кроме пустынной дороги и брошенных селений, больше ничего не видели. В однеом месте братья увидели довольно таки наезженную дорогу, уходившую влево, и решили проехать до ближайшего селения, чтобы узнать, куда она ведёт. Но ехать пришлось довольно долго, пока не показались тыны и соломенные крыши селения. Оно также оказалось пустым. Чембару пришла в голову мысль заночевать здесь, а на следующий день рано утром. вернуться назад, на коломенскую дорогу. Братья выбрали один из домов получше, ссадили пленника и завели его в избу. Тут же нашли кое-что съестное и решили на месте приготовить ужин. Учитывая, что весь день, кроме этих троих, никого больше не встречалось, Чембар с Вождей потеряли васякую бдительность и осторожность. Чембар смастерил из подручных средств нехитрое приспособление и начал пытаться добыть огонь, а Вождя ушёл в пристройку впритык с домом за дровами. Не успел он выйти оттуда, как на его шее оказался аркан, который сдавил горло. Вождя успел лишь вскрикнуть. На его вскрикивание, из избы выскочил Чембар, с саблей наизготовку, но на него сверху набросили сеть, в которой он тут же запутался. Так все трое оказались в руках неизвестных людей, которые их связали, а затем, посадив верхом на их же лошадей, повезли в неизвестном направлении, не говоря при этом, ни слова.

Это был дозор кешектена* Азата из конбула* эмира* Ак-Ходжи. Пленников везли весь вечер и всю ночь, и лишь на рассвете шествие добралось до стана* Тохтамыша. Царю* тут же доложили о задержании в «окрестностях» Москвы подозрительных лиц, и Али-Беку было велено разобраться, что это за люди, и что им известно о положении дел в Москве. Али-Беку и во сне бы не приснилось, что первый же пленник, которого ордынцы захватят после Серпухова на подходах к Москве, окажется настоящим языком* и предоставит для него столь ценные сведения.

– Назовись, кто ты есть, – начал он беседу с Ильясом, – С виду, если я не ошибаюсь, ты во многом напоминаешь мне степняка.

– А я и есть степняк, а если быть точнее, кыпчак*, – ответил Ильяс, – Но уже около десяти лет, как я живу в Москве, где нанимаюсь тарджуманом* к разным торговцам. Наиболее постоянные и тесные связи в этом городе, я поддерживал с боярами Вельяминовыми, Иваном и Василием. Более семи лет назад Иван Вельяминов попал в немилость к Великому Московскому князю и бежал в Орду*. Там его приняли эмиром* в ордынское войско, где тот прослужил до Мамаева похода на Русь. Во время битвы на Саснак Кыры*, Иван был взят в плен урусами* и казнён. Из-за Ивана в немилость к Адаму Москвуалику* попал его брат Василий, которого хоть и не лишили боярского титула, но постоянно претесняют. Когда в Москве узнали об ордынском походе, там началась паника и погромы. Василий хотел покинуть Москву, но ему не дали этого сделать, как и многим его сторонникам. Мой же торак* был сожжён, как и всё то, что находилось в посаде*. Вот я и убегал к вам навстречу, но попал в лапы к тем людям, которых привезли сюда вместе со мной.

– Откуда в Москве стало известно о походе? – спросил Али-Бек.

– Откуда об этом узнали в княжъем дворе, мне не ведомо. Я же узнал от того же Вельяминова Василия. Это он меня послал к вам, когда ещё не были закрыты все ворота из кремля и передал для вас вот этот берестяной клок.

Ильяс достал из пореза на рукаве берестяную записку и передал её Али-Беку. Она хоть и была потёртой, но текст читался довольно сностно:

                                                 Катта* нойонам* урусов*, аль-яшир*.                                                                          

Хан Тохтамыш идёт войной на ваши земли. Встречайте достойно.

                                                 Ваш преданнейший друг, Сабан.

Али-Бек достал из своей шкатулки точно такую же, переданную ранее князем Олегом Рязанским. Они оказались абсолютно одинаковыми, и написаны были так, как будто их писал один и тот же человек.

– Он не говорил, кто ему это прислал? – cпросил Али-Бек, показывая записку.

– Об этом он не говорил ничего, сказал лишь, что поставлен командовать обороной Чертольских ворот*, и сможет открыть их якобы для вылазки, если ордынцы скрытно сосредоточат там необходимые силы для рывка в ворота и подадут знак байраком* белого цвета.

– Ему что, после всего, что произошло ещё и доверили командовать обороной стрельницы с воротами? – удивился Али-Бек.

– А там командовать больше некому, – ответил Ильяс, – Почти всех воевод и старших дружинников Адам Москвалик* забрал с собой в Кострому собирать войско. На стрельницы едва хватило простых бояр, ранее не имевших никакого отношения к ратному делу.

– А что, Адама Москвалика* тоже в Москве нет, кто же тогда будет командовать обороной? Не Адам ли Тюряй*?

– Нет, он тоже в Костроме.

– Кто же там чурибаши*? – Али-Бек с удивлённием посмотрел на Ильяса, – Или Адам Москвалик* с перепугу вообще никого за себя не оставил, сбежав подальше?

– Оставил. Да только тот, кого он оставил, совершенно безвольный человек. Одного из удельных конозов* Олега. Да только тот от страха, лишь и знает, что молиться. В Москве произошёл бунт. Все думали, что её вообще защищать никто не будет. Но тут, откуда не возьмись, прибыл этот литвалик* Остей. Он и порядок смог навести, и крепость к осаде подготовить за несколько дней. Так что опоздали вы немного.

– И что, урусы этому литвалику* поверили? Разве нельзя было тому же Вельяминову настроить москвачей* против чужеземца?

– Настраивать-то пытались, да только ничего из этого не вышло. Его отец славой прослыл на Москве. На Саснак Кыры* правым крылом урусовского* войска командовал. Мало того, что сам против Мамая выстоял, ещё и левому крылу помог. Вот народ его сына и чтит как своего. Но кстати, именно Остей назначил Вельяминова командовать стрельницей. Он ведь о делах брата Ивана не ведал!

Допросив Ильяса, Али-Бек велел доставить ему братьев Чембара и Вождю. Но, перед самым входом в его шатёр, случилось непредвиденное событие. Сумевшей вдруг, каким-то образом развязаться Вождя, напал на сопровождавших его нукеров*. Он «отключил» кулаками сразу троих, после чего попытался освободить и брата Чембара. Но силы оказались неравными. Подоспевшие аскеры* повалили его на землю и связали. Затем они избили братьев до полусмерти. На шум вышел сам Тохтамыш и со всей своей хаваши*, подошёл ке месту события.

– Кто такие? – cпросил он у Али-Бека.

Но тот ещё не успел ничего сказать, как за него ответил Казанчи.

– Так это же наши кешектены*! – сказал он царю*, – Они приезжали с Исой-Беком и Али-Беком, уговаривать меня с Идигой остаться служить тебе, и собственно уговорили.

– Это так? – cпросил Тохтамыш у Али-Бека.

– О, а я их сразу и не узнал, – ответил Али-Бек, – Да действительно это так. А сегодня они взяли ещё и языка*, но наш дозор «повязал» всех троих и доставил сюда. Вот и произошла путаница. Языка* я уже успел допросить, а этих пока ещё даже не видел.

– Так это оказывается мои герои? – произнёс Тохтамыш, и нагнувшись к Вожде, спросил, – А на караул* зачем нападать?

– Я тебя знать не знаю, амир* ты, или назир* в стёганом халате? – ответил Вождя, – А говорить буду лишь со своим саидом*.

– Ну чтож, похвально! – сказал Тохтамыш, – Все бы у меня были такими. А кто их саид*?

– Урлук-Тимур* или Ак-Буга*, – ответил Али-Бек.

Тохтамыш действительно был лишь в спальном стёганолм халате. После услыханного он немного побагровел.

– Итак! – обратился он к присутствовавшим, – Этих двоих развязать. За языка* и дерзость наградить. Моим советникам, за то, что не научили своих кешектенов* узнавать в лицо своего собственного царя*, строго выговорить. Так они в другой раз и меня в плен возьмут. А ты Али-Бек*, срочно зайди и расскажи, что узнал от языка*.

К тому моменту, Москва уже, как смогла, приготовилась к осаде. Василий Непряда стоял на стрельнице* Фроловских ворот* и всматривался вдаль. С внешней стороны во многих местах ещё продолжали дымиться остатки сгоревших строений посада*. С утра в кремль прошли всего две семьи, которые заблаговременно не смогли покинуть свои жилища в селениях близлежащей округи. Сколько ещё жителей округи не смогло спрятаться за стенами белокаменной цитадели*, никто не знал. По другую же сторону стены, всё продолжало идти своим чередом. Однако пьяных горожан было значительно меньше. Толи раграбленные припасы подходили к концу, толи многие ощущали приближение неминуемой опасности, но люди стали постепенно успокаиваться. Сегоднешним утром, один из дозорных, стоявших на стрельнице* Тимофеевских ворот*, сообщил, что заметил в утренней дымке, как по водной глади с лесистого берега Замоскворечья, на другой берег переправлялись вплавь какие-то люди, держа за уздечки своих коней. Прошло достаточно времени, и если бы это были свои, времени добраться до крепости, у них было вполне достаточно. Но к кремлю, кроме тех двух семей, никто больше не подъезжал. Для наблюдения за прибрежными лесами, где якобы были замечены люди, Непряда решил избрать стрельницу* Фроловских ворот*, так как она была выше и удобнее для наблюдения. Василий расспросил дозорных на этой стрельнице, но никто и никого здесь не видел. Решив, что дозорному могло что-то померещиться, Непряда хотел было уходить, как вдруг его окрикнул Ямонт.

– Что там такое, Яша? – спросил Василий.

– А посмотри-ка сам, – ответил тот.

Василий посмотрел в сторону левобережного леса. Оттуда выехал небольшой отряд человек в тридцать, который направлялся по направлению к кремлю. Непряда отправил посыльного к Остею и стал наблюдать дальше. Когда всадники приблизились настолько, что их можно было рассмотреть, стало ясно, что это ордынский передовой отряд. Возглавлял его молодой эмир* Кутлубек. Приблизившись к кремлёвским стенам, ордынцы* остановились возле Тимофеевских ворот*.

– Есть ли в городе Великий князь Дмитрий? – крикнул Кутлубек стражникам на ломаном русском, – Если есть, я хочу с ним говорить.

– Нет, – ответил ему боярин Бутурлин, – Он собирает войско по городам и весям.

Ордынцы отъехали от ворот и поехали объезжать вокруг города, осматривая подступы к нему, ров, ворота, забрала и стрельницы. Многие подвыпившие горожане, поднявшись на стены, стали насмехатся над ордынцами бесстыдным образом, срамили их разными непристойными словами, выкрикивали им всякие поношения и хулу. Ордынцы в ответ, им лишь махали только саблями. До стрельбы из луков, тем не менее, дело не доходило.

– Что здесь происходит? – cпросил у Непряды, поднявшийся на стрельницу Остей.

– Разведка осматривает подступы к городу, – ответил Василий, – Может сделать вылазку, да захватить кого из них?

– Не следует, – ответил Остей, – Нам теперь любые, даже самые ценные сведения, почти ничего нового не дадут. А вот во время вылазки, наши воины могут попасть в засаду. Ордынцы* мастера всякого рода притворств и ждать от них можно всё, что угодно. Будем ждать их на стенах. А вот из новоиспечённых воевод, мне кое-кто не нравится.

– Ты Вельяминова имеешь в виду, мне он тоже не нравиться. Только кем его заменить?

– С заменами действительно беда, – согласился Остей, – Тогда поступим следующим образом. Сегодня вечером, под каким нибудь благовидным предлогом, я перетусую весь командный состав, отвечающий за оборону стрельниц*, кроме Ямонта и Собакина. Возражений учитывать не стану. Я здесь главный воевода и мне виднее кого куда ставить. Вельяминова я переведу на стрельницу* Тимофеевских ворот*, а Бутурлина вместо него, на стрельницу* Чертольских*. Поменяю их местами. Я же, так и остаюсь в стренльнице* Богородицких ворот*. Мне показалось очень подозрительным поведение Вельяминова в тот момент, когда мимо его стрельницы* проезжали татары*. Такое ощущение, что он им как будто сигналил, но те его не понимали. Может я и ошибаюсь, но лучше перестрахуемся.

– Да и во время вече он вёл себя как-то странно, – добавил Непряда, – Уговаривал всех горожан покинуть город.

– Вот что, Яков, – обратился Остей к Ямонту, – Тимофеевские ворота* по соседству с твоими Фроловскими*. Только твоя стрельница выше, а потому, посматривай между делом и за соседом. А ты Василий, – обратился он к Непряде, – подбери пяток надёжных, лихих дружинников, да поставь их на Тимофеевскую стрельницу. Если Вельяминов чего худое задумает, пусть «нечаянно» скинут его со стрельницы вниз. Мало ему не покажется. И ещё! Топчи, показал мне накануне свои расчёты. Я в них не особо-то и верю, но чем сатана не шутит, когда бог спит! Когда татары* уберутся, обозначте ветками, где он скажет, квадрат, чтобы его было видно из стрельницы тебе, Яков. Если бусурмане* потащат к Фроловским воротам* таран, они никак не должны миновать этот квадрат. Как только таран окажется в квадрате, ты Яков, дай сигнаыл этому османцу*, который будет стоять возле своего «шайтана». Турок уверяет, что сможет уничтожать тараны в этом квадрате стрельбой навесом. Сомнительно конечно, но мы от этого ничего не теряем. А вдруг получится! Кроме того, ты Василий меня заверил, что лучшим стрелком в Москве, является некий Дмитрий-суконник.

– Это так и есть, – подтвердил Непряда.

– Чтож, передай ему генуэзский арбалет* и пусть находится с ним на Фроловской стрельнице*. Отстреливает пусть лишь ордынских князей и воевод, на простых воинов пусть болты* не тратит. И береги его Яков, чтоб лишний раз между зубцов стены не высовывался. По бокам же Тимофеевских ворот*, справа и слева позади стрельницы, необходимо поставить по два-три порока*. Не исключена попытка подтянуть таран, и к этим воротам.

А ордынская разведка, между тем, объехав город полностью, и осмотрев в округе «всё и вся», под улюлюканья москвичей убралась восвояси. Переправившись, но гораздо дальше от города через Москву-реку, Кутлубек, со своим булюком* поспешил вернуться в стан* Тохтамыша, где немедленно явился на доклад к царю*. Там уже находился ранее пленённый Ильяс, который как мог, неуклюже рисовал план Московской цитадели*. Казанчи передал Кутлубеку лист ак-когаза* и прямо в присутствии Тохтамыша, велел сделать то же самое. У Кутлубека получилось это всё гораздо быстрее и лучше. С учётом этого, рисовать они закончили почти одновременно. Затем, при помощи Ильяса, эмир* подписал на своём рисунке все названия стрельниц и ворот крепости. После завершения подготовки планов и рисунков, Ильяса увели прочь, а в шатёр были приглашены темники* и другие члены хаваши* ордынского царя*. Когда все собрались, Тохтамыш велел Кутлубеку начать доклад о результатах выезда в разведку.

– Московская крепость, – начал Кутлубек, – по своему расположению, похожа на неправильный треугольник. Сделана она из белого камня и находится на возвышенности. По всей вероятности, ранее вокруг крепости располагалось множество предместий, но теперь они почти полностью сожжены дотла. На данный момент остаётся ещё множество дотлевающих остатков брёвен и другой древесины. Поэтому, материал для строительства штурмовых башен, манджаников* и других даббабатов* для штурма, практически отсутствует. Северо-восточная сторона крепости проходит по возвышенности. Перед крепостной стеной вырыт ров. Он не широкий. Однако. перетащить через него штурмовые башни нет никакой возможности. Стена с этой стороны довольно высокая. В этой стене имеются трое ворот; Тимофеевские*, Фроловские* и Никольские*, оборудованные выступающими вперёд за пределы стены стрельницами*. Судя по оформлению, Фроловские ворота* являются в этой крепости главными. Забросав ров, матарисы* можно подтащить ко всем троим воротам крепости, но наиболее удобные для этой цели – Фроловские*. Когда мы рассматривали крепость, урусы* выкрикивали нам всякие гадости, но стрелами в нас не стреляли. Туфангов* между зубъев стены мы не видели, возможно, они спрятаны за многочисленными деревянными щитами. На стенах крепости много пьяных москвачей*, выкрикивавших всякие непристойные слова. Некоторые из них пьяны до такой степени, что удивительно, как они не падают со стен. Со слов защитников крепости, нойон* Адам Москвалик* в Москве отсутствует. Он якобы собирает войско против нас в других городах своего улуса*. Его главный эмир* Адам Тюряй*, находится вместе с ним. Но где конкретно они теперь, неизвестно. Чурибаши* в крепости, является случайно заезжий в Москву литвалик* Остей, который и подготовил Московскую крепость к осаде. Западная стена крепости чуть пониже, но проходит она прямо по левому берегу речки Неглинной. Речка неширокая, но её правый берег заболочен, что не даёт возможности подтащить к крепости стенобитные манджаники* и другие осадные даббабаты* и приспособления. На этой стороне двое ворот; Богородские* и Чертольские*. На правом берегу речки, здесь также имеется стрельница*, соединённая с Богородской* пешим деревянным мостом, середина которого может убираться. Южная сторона крепостной стены имеет всего одни ворота – Чешские*. Стена очень низкая, хватит одной нашей лестницы и достаточно будет длины одного нашего багра, чтобы стащить со стены зазевавшегося защитника крепости. Однако проходит эта стена по самому берегу реки Москвы, поэтому подступы к ней только через воду. Штурмовые орудия подтащить к стене невозможно. Можно пробраться к воротам и вдоль стены, но расстояние значительное и ещё более опасное, чем если добираться через реку, так как аскеры* будут постоянно подвергаться обстрелам сбоку. Селения вокруг Москвы в основном брошены, большинство из них сожжены. Жители этих селений, по всей видимости, также укрылись в крепости. Во время наших наблюдений за крепостью, две небольшие группы людей были пропущены на её территорию. Вот собственно и всё.

– Эмир* Шихмат, – обратился Тохтамыш к своему родственнику, – Нужно немедленно послать разъезды и дозоры на запад и северо-запад от Москвы. Не просто так ведь объявился здесь этот литвалик*?

– Дозоры уже разосланы мой повелитель, – ответил тот.

Тохтамыш молча, взялся за голову и задумался. Его не очень пугал тот факт, что кто-то из его негодяев, выдал душману* планы его тщательно готовившегося в глубокой тайне похода. Не слишком беспокоило и то, что Дмитрий Московский успел покинуть свой город и теперь собирает себе войско. Однозначно, более шести туменов* он не соберёт. В любом случае, ордынское войско лучше вооружено и подготовлено к сражению. Поэтому, победить его, Тохтамыша, на поле битвы у Адама Москвалика* нет ни какой возможности. Но Тохтамыш не мог взять в толк, откуда в Москве объявился этот литвалик*, и почему ему так быстро поверили москвачи*? Да и вообще, зачем этому литвалику* вдруг понадобилось защищать чужой ему город? Наиболее логичное объяснение, Тохтамыш находил в том, что возможно Литва, заранее, как и урусы*, узнала о начавшемся ордынском нашествии на Москву. Не исключено, что она выслала москвачам* подмогу, которая сейчас находится где-то в пути. При этом, Остей прибыл в Москву раньше, как связной, но увидев, что Адам Москвалик* отсутствует, а в Москве паника, решил возглавить её оборону до прибытия основных сил, как урусов*, так и литваликов*. Пока ордынцы* будут как минимум неделю готовиться к штурму, потом ещё дня три штурмовать, их силы иссякнут. Вот тогда-то, свежее русско-литовское войско и ударит Орде* в спину, нанеся ему, Тохтамышу, смертельный удар. Ведь пока в Орде* бушевала межусобица, смогла же Литва отвоевать у неё западные улусы* Руси вместе со стольным городом Кыювом*? Теперь же она, в случае успеха, возможно надеется, если не вообще покончить с Ордой*, то хотя бы забрать у неё все земли урусов* на северо-западе и востоке. Это вполне укладывается в логику событий. Нет, Литве нельза дать возможность вмещаться в ордынско-московские дела. Значит, если сообщения этого языка-кыпчака* и эмира* Кутлубекеа правдивы, то Москвой нужно будет завладеть как можно быстрее, желательно даже завтра, хотя это и будет сделано ценой больших потерь. Но если здесь действительно удастся захватить огнестрельное оружие, то завтрешний штурм, безусловно, оправдает любые потери. Теперь же, ему нужно заранее распределить, кто и как будет штурмовать московские стены. Подумав ещё немного, Тохтамыш начал давать распоряжения.

Хозтороканцы* пришли сюда воевать «налегке», вот «налегке» и пусть преодолевают реку, подумал Тохтамыш.

– Яглы-Бий, – произнёс он имя Хозтороканского улусбека*, – Твоя южная сторона крепости вдоль реки Москвы. Стены там низкие, а поэтому, каким образом ты их будешь штурмовать, определись сам, по прибытию на место.

– Слушаюсь мой повелитель, – произнёс Яглы-Бий.

– Бек-Тут, – назвал царь* имя Булгарского улусбека*, – Твоя западная сторона крепости. Возьмёшь у Ак-Ходжи нашего «языка». Он тебе пояснит, как поступить с возможным для нас «подарком» возле Чертольских ворот*.

– Слушаюсь мой повелитель, – выпалил Бек-Тут.

– Урусчук, – назвал Тохтамыш следующим улусбека* Наровчатского улуса*, – Твоя задача правая часть северо-восточной стороны крепости возле Никольских ворот*. Запромни! За этими воротами должен находиться погреб с зельем для туфангов*. Его нужно захватить в целости и сохранности. Задача ясна?

– Яснее не бывает, мой повелитель, – ответил Урусчук.

– Улусбек* Науруз, – произнёс Тохтамыш имя следующего темника*, командовавшего Тюменским туменом*, – Твоя цель часть стены и стрельница Тимофеевских ворот*. Они расположены по соседству с вероятнее всего главными воротами крепости, но стрельница у этих ворот гораздо ниже и удобнее для штурма, чем у главных ворот. Вопросы имеются?

– Вопросов нет, мой повелитель, – ответил Науруз, – Мне всё предельно ясно.

– И последними остаются главные Фроловские ворота*. Чести их штурмовать я хочу удостоить улусбека* Башкортского тумена* Хасан-Бека. Стрельница здесь самая высокая. Она защищена более других, но к этим воротам и наиболее удобный подход, где удобнее всего можно использовать матарисы*.

– Но против матарисов* урусами* могут быть применены те самые туфанги*? – озадачился Хасан-Бек.

– Мы ещё их глазами не видели, и грома ихнего не слыхали, а уже заранее боимся, – произнёс Тохтамыш.

– Я тебя понял, мой повелитель, – не стал дожидаться немилости царя* Хасан-Бек.

– И последнее, – заключил Тохтамыш, – Штурмовать будем с ходу, без какой либо подготовки. Нельзя дожидаться пока у нас в тылах окажутся Адам Москвалик* и литвалики*. Тогда нам точно не видеть ни Москвы, ни победы, и естественно, так ожидаемого, нового оружия.

Глава 16: Гибель захваченной флотилии, у острова Нарат-утрау.

Следуя вниз по Итиль*, ушкуйники* Анфала Никитина никак не могли подобрать подходящего места для устройства засады. Ватман* знал наверняка о том, что охранение «флотилии» у ордынцев* будет явно недостаточным, поэтому на ночлеги они будут стараться выбирать острова. Этих островов на Итиль* было предостаточно, но как правило, пышной растительностью они не отличались, а Анфалу нужно было перед нападением спрятать свой немалый «флот», состоящий из ушкуев*. Так ушкуйники проследовали до самого Самарского перевоза*, не найдя ничего подходящего. Перевоз миновали ночью, когда, как и предполагалось, охранение безмятежно спало. Но понадобилось ещё немало дней, пока наконец Анфал не обнаружил то, что так долго искал. Прямо посреди реки располагался обширнейший остров, покрытый густым сосновым лесом. Но, кроме того, видать именно здесь, располагалось то самое место, где находили свой приют на ночь многочисленные речные струги* и расшивы*, так-как не имея поселения, остров был оборудован достаточным количеством деревянных причалов. По словам одного из местных ордынцев*, прихваченных Анфалом заранее в качестве качерги* и тарджумана*, этот остров назывался Нарат утрау*. Проплыть мимо этого «сокровища», не остановившись здесь хотя бы на день, было бы совершенно «неправильным», подумал Анфал, особенно после стольких ночёвок на почти безжизненных, песчаных островах. Об этом же говорил и их пленник. Бывало, что остановившмсь на ночь, путники задерживались и развлекались на Нарат утрау* по целой неделе.

– Почему же тогда, он такой необитаемый, раз здесь так хорошо? – поинтересовался Анфал.

– А потому, как в любой момент, его всякий облюбовать может, – ответил качарги*, – Сегодня купец, а завтра джете*.

– Это уж точно! – согласился Анфал и приказал спрятать ушкуи* в чащобах с южной стороны острова. Там же был оборудован зиндан*, в котором теперь содержался главный пленник ушкуйников*, кешектен* ордынского царя* Нахал. Его жизнь теперь зависела от того, насколько удачным окажется захват «ордынской флотилии». Ушкуйники* расположили свои дозоры по всему острову и стали терпеливо дожидаться прибытия самой «флотилии».

А между тем сама эта «флотилия», не спеша двигалась следом за ушкуйниками*, вниз по течению реки. Как и предполагал Анфал, для ночлега Кутлук-Беком выбирался какой-нибудь значительный по величине, необитаемый песчаный остров посреди Итиль*. Но неудобством было то, что на этих островах не было даже достаточного количества дров на костры. Для их сбора, приходилось отсылась людей на берега реки, что также приводило к определённым задержкам в пути. Но путники никуда и не спешили. Провианта было более чем достаточно, почему бы и непопутешествовать лишнюю недельку, другую, за «казённый» счёт. Плавание совсем не предвещало беды, поэтому про усиленные караулы на ночь, стали постепенно забывать. А если какие и выставлялись, то как показывали проверки, под утро караульных находили «мертвецки» спящими, особенно если на ночь перепадала какая-никакая порция вина. А этим делом тоже запаслись впрок. Если только и соблюдались какие-то требования к дисциплине, то лишь на корабле Турабия, который, кстати, и к островам старался не причаливать, а бросал якорь, где нибудь поблизости на рейде. Но Турабия, как впрочем, и его «слишком пугливых» сподвижников: Елбугу, Байрама и Ахмеда, осмеивали. Однако, те продолжали делать своё дело, не обращая никакого внимание на эти насмешки. Так «флотилия» прибыла к Самару*, где местным вали* был организован «дорогим гостям» настоящий пышный приём. В значительной мере, «раскошеливаться» за всё это действо пришлось не кому иному, как русскому купцу Семёну. Но что не сделаешь ради гостей!

Узнав от охранения, что на Итиле*, по крайней мере от Увека* до Самара*, давно уже забыли как выглядят настоящие джете*, Кутлук-Бек решил двигаться дальше. Здесь в караван «подсели» его старые друзья, кешектены* Балтабай и Хула. «Безмятежное» путешествие продолжилось.

– Мы своё дело сделали, – как-то во время путешествия заметил Балтабай, – Неплохо было бы это дело и отметить, как следует, а заодно и отпраздновать назначение первого ордынского «адмирала».

– Для адмирала нужно вначале создать военный флот, – засмущался Кутлук-Бек, – Мы же обзавелись лишь торговым флотом, а как получить военный, пока еще не знаем.

– Обзавелись торговым, обзаведёмся и военным, – подбадривал его Хула, – Как говорят, «лиха беда начало»! Так что отметить это дело надо бы именно заранее. Сейчас не отметим, потом поздно будет. Там потом будешь отмечать с царём*, Али-Беком, и прочей царской хаваши*. А про друзей и позабудешь? Нехорошо!

– Ладно, – согласился Кутлук-Бек, – Уговорили! Мне здесь уже приходилось плавать. Скоро, как я помню, должен быть чудесный остров. И не какой нибудь песчаный, а весь заросший красивым сосновым лесом. Не зря тот остров зовётся Нарат утрау*. Вот там мы и остановимся дня на три, а там и отдохнём, как следует. Иначе дальше, до самой Туратурской перепрывы*, лишь песчаные острова, или же острова, сплошь заросшие непроходимым кустарником.

Но понадобился ещё не один день, пока наконец «флотилия» не добралась до того самого обширного соснового острова посередине реки Итиль*. По прибытии к нему, путешественники заметили множество хорошо оборудованных пустых причалов, а на них, ни одной живой души.

– Почему нас никто не встречает? – засуетился было уже успевший к тому времени захмелеть Балтабай.

– Здесь никто и не будет встречать, – ответил Кутлук-Бек, – Причалы эти ничьи. Они специально сделаны для таких путешественников, как мы. И люди здесь никогда не жили. Это место сделано для отдыха купцов-торговцев, плавающих по реке. А сделала всё это, ордынская царица Тайтуглы-хатун*, когда после смерти мужа возвращалась с сыном из Мохши* в Сарай*. С тех пор эти причалы поддерживаются в надлежашем состоянии, кто бы не занимал в Орде* царский трон. А люди здесь никогда не селились, так как на то была тоже воля Тайтуглы-хатун*. А воля этой хатун, выше любого закона даже после её смерти!

Между тем, многочисленные расшивы* и струги* уже начали швартоваться к причалам, и лишь одинокий корабль Турабия зашёл на мелководье и сбросил якорь.

– Отшельники, они и на Нарате отшельники, – засмеялся Хула, – Ладно, пусть отшельничают, нам больше достанется.

Струг* Кутлук-Бека также причалил к одному из лучших причалов.

– Следовало бы осмотреть остров как следует? – осторожно намекнул один из нукеров* Кутлук-Бека.

– Кому тут ещё быть? – недовольно проворчал на него Хула, – А если и был, то при нашем появлении давно уже сплыл.

– Я смотрю, наши двое тоже в отшельники подались. – засмеялся Балтабай, имея в виду находившихся на корабле Турабия кешектенов* Сарыбека и Иландура, – Чтож, кому как не им охранять нас сегодня ночью. Они по любому охранение выставят, даже если охранять придётся лишь самих себя и разве что от комаров. Пойду, крикну, чтобы и нас между делом покараулили.

На том и порешили. Путники выгрузили с судов необходимый провиант, разожгли костры, для того чтобы наконец приготовить полноценную пищу, а к вечеру, как и было заранее решено, пир пощёл, что называется по всем правилам «разгульного» искуства. При этом, путниками не было выставлено ни одного дозора. А что их выставлять, мосто ведь священное! Так решили некоторые царские кешектены*, любимчики фаворита* самого царя*, перечить против которых, как говорят, «себе дороже». На этот раз Кутлук-Бек распорядился выдать вина даже простым кормщикам на кораблях, так как пиршество было запланировано на целых три дня, и те к тому времени вполне могли прийти в себя. Лишь понемногу выпить вина всё же согласились кешектены* Сарыбек и Иландур, но люди Турабия, такие как Елбуга, Байрам и Ахмед, от подобного «удовольствия» и на этот раз отказались.

– Нравоучения этого ногайца у меня уже в печёнках, – зло заметил Хула в отношении Турабия, – Он себя мнит, чуть ли не Шерифом Баракой* в ордынском варианте.

– Оставь их в покое, – вмешался говорливый Балтабай, – Иначе нас этой ночью действительно не кому будет охранять.

При свете костров, пиршество продолжалось до глубокой ночи. Но постепенно всё затихло, так как почти все путники из «флотилии» Кутлук-Бека оказались мертвецки пьяны и безмятежно уснули. Одно время непонятные звуки раздались с корыбля Турабия, но и они быстро утихли.

С утра остров покрыла небольшая прозрачная дымка. На центральной поляне, где располагался алычак* Кутлук-Бека, что-то напоминало неприглядную картину старого языческого обряда. Перед входом в шатёр лежал большой каменный крест, на котором, в непонятно каких одеждах, сидел угрюмый человек*. Руки у него были связаны спереди, но так, что уже с расстояния полёта стрелы, этого нельзя было рассмотреть. Это был пленённый Анфалом ещё в Казане*, кешектен* ордынского царя* по имени Нахал. Возле него с обнажённым клинком наизготове стоял ушкуйник* Пахом. Но стоял он так, что издали складывалось впечатление, будто Пахом приставлен не безусыпно следить за Нахалом, чтобы тот не сбежал, или не наделал ещё каких глупостей, а рядом находится верный слуга, охраняющий своего господина. Так, по крайней мере. это смотрелось с рейда корабля Турабия.

По обоим бокам от Нахала восседали ещё два десятка ушкуйников*, а чуть далее, всё пространство было завалено трупами людей из миссии Кутлук-Бека. Сам же несостоявшийся ордынский «адмирал», как и ещё десяток сопровождавших суда людей, среди которых были кешектены* Балтабай и Хула, были пленены ушкуйниками* и теперь ожидали своей участи, привязанные к бревну. Анфал же стоял в проёме алычака* с весьма озадаченным видом. Что же произошло этой ночью накануне?

О том, что победа достанется Анфалу столь дешёвой ценой, не предполагали ни его ближайшие соратники, но даже он сам. Кроме того, в миссии Кутлук-Бека оказалось людей в пять раз больше, чем на это расчитывал ватман* ушкуйников*. Если бы Анфал знал всё это заранее, он бы наверняка хорошенько подумал, прежде чем напасть на подобную «флотилию». Но в этом плане Нахал ввёл его в заблуждение, надеясь в схватке боя сам каким-то образом бежать из плена от ушкуйников*. Ведь терять ему, всё равно было нечего! Но Анфалу на этот раз крупно повезло. Невиданную беспечность проявил теперь уже «новоиспечённый* ордынский эмир* Кутлук-Бек. По прибытии на Нарат утрау*, этот, в прошлом один из лучших кешектенов царя*, допустил не просто ряд непростительных ошибок, но проявлял здесь одну за другой невиданную доселе халатность, начиная с первых моментов пребывания на острове. Он не осмотрел сам остров, иначе ушкуи* были бы сразу обнаружены, а по их количеству можно сразу же прикинуть, сколько людей может находиться на острове, даже до того, когда эти люди будут обнаружены. Он не выставил дозоры, что являлось обязательной и неотъемлемой частью пребывания воинского формирования на незнакомой (да и не только) территории. То, что это в форме шутки было поручено посторонним с малознакомого корабля, выглядело даже глупо, хоть там и находились вчерашние его кешектены*. Но самой большой халатностью и глупостью было, устроить в этом малознакомом месте грандиозное пиршество, где напоить всех поголовно до такой степени, что люди не могли даже самостоятельно передвигаться. В этой ситуации Анфалу и его людям, ничего не оставалось другого, как вырезать почти всех людей Кутлук-Бека поголовно, оставив лишь десяток человек для торга, которого, кстати, можно было бы и избежать. Дело в том, что ушкуйники* не придали большого значения кораблю Турабия, посчитав, что у того лишь излишне высокая осадка, из-за чего корабль побоялся пришвартоваться к здешним причалам с ограниченной осадкой. В результате, около десятка ушкуйников* пробрались на корабль, где получили достойный отпор. Двое из них были убиты и пятеро пленены. Остальным удалось в темноте спастись бегством. Теперь перед Анфалом стояла задача, как освободить товарищей из плена. Штурмовать корабль не имело смысла. Анфал не знал, торговое это судно, или военное, а также, сколько воинов на нём и чем те вооружены. Поэтому, он терпеливо ждал начала дня, чтобы начать переговоры с судовладельцем или соответствующим эмиром*. С началом рассвета на рейд вышли с десяток ушкуев*. Но приближаться к кораблю они не стали, а заняли свои места вокруг него на рейде.

Не менее сложная задача стояла и перед Турабием. В ночной схватке его люди, совместно с кешектенами*, пленили пятерых ушкуйников*. Из людей Турабия никто не пострадал, не считая мелких царапин. Ушкуйники* запросили переговоры, но кешектены* были против того, чтобы пустить их на корабль.

– Если мы пустим этих джете* сюда, – пояснил Иландур, – они сразу же поймут, что силы наши ничтожны, и тогда штурма не избежать. Сейчас же они из-за щитов, что вдоль бортов, не видят сколько нас, поэтому и не нападают. Им лишние жертвы тоже не нужны.

– Что ты предлагаешь? – спросил его Турабий.

– Поторговаться насчёт обмена людьми, а переговоры вести на их территории, – ответил Иландур, – Переговоры буду вести я, заодно посмотрю, что у них ещё можно выторговать.

– Главное, договорись, чтоб они нас отсюда без проблем выпустили, после того, как произведём обмен, – напутствовал его Турабий.

На требования ушкуйников* корабельщики Турабия выдвинули встречные требования, на что Анфалу пришлось согласиться. От корабля отчалила небольшая лодка, на которой был Иландур, и причалила к главному причалу острова. Тот на переговоры решил идти один, оставив двоих гребцов в лодке. Раз уж джете* вообще пошли на переговоры, то значит, у них тоже существуют какие-то проблемы, думал Иландур. Направляясь к алычаку* Кутлук-Бека, он взглянул на своего вчерашнего сослуживца, сидящего на кресте и изображающего: толи вождя какого-то лесного племени, толи неведомого шамана. Иландуру, как и другим, пока ещё остающимся в живых, стало ясно, по чьей наводке ушкуйники* захватили целую торговую «флотилию», со всеми находящимися на её бортах богатствами. Проходя мимо Нахала, он с явным отвращением взглянул в его сторону. Тот понял значение взгляда своего бывшего сослуживца, как и понял то, что рассчитывать на помощь своих товарищей, дело совершенно безнадёжное, как впрочем, и возможность такой помощи. А раз уж этот джете* затеял с ордынцами* переговоры, то не исключено, что кому-то из них будет дана возможность выбраться из этой западни. Это, в свою очередь означало, что и о его мерзком поступке рано или поздно станет известно в Сарае*. Тогда уж точно не отбрешишься, и никакое заступничество Али-Бека не поможет. Да и станет ли он, после всего что произошло, помогать!

Между тем Иландур подощёл к Анфалу и с достоинством поздоровался с ватманом* джете*, как равный, с равным. Новгородец, привыкший, что в подобных случаях ордынцы* всегда старались вести себя заносчиво и подчёркивать свою значимость, даже в не совсем выгодных для себя ситуациях, оценил этот поступок царского кешектена* по достоинству. Анфал пригласил Иландура в алычак* и как равный равному, но в то же время хозяин гостю, предложил сесть и намекнул на угощения. Кешектен* вежливо отказался, сославшись на неимение времени и обстоятельства дела. Он тут же предложил перейти сразу к основному вопросу.

– Я мог бы без особых усилий взять вашу ладью приступом, или наконец сжечь ваш корабль, но как истинный воин, я чту храбрость своего противника, потому решил этого не делать, – начал Анфал, – Если же мы договоримся, я готов даровать вам жизнь и свободу, как заслужившим этого своей доблестью и преданностью делу, что не скажешь об остальных ваших горе вояках.

– Лукавишь ватман*, кажется, так зовутся ваши эмиры*, но это не важно, – начал переводить в своё, нужное для него русло, разговор Иландур, – А штурмом же, ты не хочешь брать мой корабль лишь только потому, что прекрасно знаешь о том, что это военная новгородская ладья. Её борта пропитаны специальными маслами, которые не так просто поджечь. Во время приступа могут погибнуть ещё твои люди, и неизвестно сколько. А тебе они ох как нужны! Вон ты какую добычу заграбастал! И всё почти даром. Если бы на наш корабль не сунулся, все бы твои джете* остались бы целыми и невредимыми. На нашей же ладье, кроме стрел, пик* и клинков, ничего ценного нет. Тебе нужны лишь пленные твои люди, потому, как насколько я знаю, ты своих не бросаешь. Вот тебе и невыгодно нас брать на абордаж. Можешь и пленных загубить, и ещё неизвестно, сколько людей погубишь. А иначе, ты бы со мной сейчас не разговаривал. Скажи теперь, что я не прав?

Анфал некоторое время молчал, не решаясь выдвинуть свои условия. Возразить же на сказанное, ему действительно было нечего. Молчал и Иландур, обдумывая только что сказанное. Конечно, в ряде случаев он просто блефовал. Настоящих воинов на ладье было всего пятеро. Это его напарник Сарыбек, и трое нукеров* Турабия. Оружие также было лишь при них. Ладья хоть и строилась для военных целей, но была недостроена, и никакими противопожарными веществами её борта не пропитывались. Русские же пехотные щиты на её бортах, были набиты Турабием для устрашения, однако, непонятно кого. Другие члены экипажа, кроме гребных вёсел, вообще в своей жизни никакого оружия не держали. Довольно сностно, саблей или мечом, мог владеть ещё сам Турабий. А вот взять в трюмах этой ладьи, было что. Но это было припрятано так, что о драгоценном грузе знал лишь сам хозяин ладьи и трое его нукеров*; Елбуга, Байрам и Ахмед. В всех этих отношениях ордынцам* просто сказочно повезло. Анфал хоть и был талантливым ватманом*, но никогда не имел отношения к военной службе, в связи с чем, многих вещей в этом ратном деле просто не знал.

– Ладно. Какие будут предложения по поводу обмена? – спросил он у Иландура.

– Поменять всех на всех, кроме конечно этого «иуды», что на кресте, – ответил кешектен*.

– А-а-а. Этого крестоносца, – улыбнулся Анфал, – Так я его тебе пока ещё и не отдаю. А вот всех на всех тоже будет несправедливо. У нас пленных набирается в два раза больше. Поэтому, меняем человека на человека. Я уже говорил, что готов выпустить самых достойных. Но откуда мне знать об их достоинствах? А потому, поступим как у далёких румов*. Ваши пленные должны будут сразиться между собой за право быть отпущенными. Мне пленные не нужны, это как ты понял, для меня обуза. Поэтому, они разобьются на пары и будут сражаться за право остаться живыми. Ну а кто погибнет в честном бою, уйдёт в рай. Значит так богу угодно. Как раз и мои казмаки*, или ушкуйники*, как вы нас называете, потешатся на досуге. А то несправедливо как-то получается! Хлеб у нас вроде как пока ещё имеется, а вот весёлых зрелищь мои ребята, давным-давно уже не видели. Ещё, какие вопросы ко мне будут?

Иландур хотел было продолжить настаивать на своём в обмене всех на всех, но потом решил прекратить эту затею. Анфалу тоже нужны были свои дивиденты для сохранения лица, и он никогда бы не согласился на другой вариант. Теперь было главным, договориться, как удачнее разойтись с ушкуйниками*, чтобы те не заподозрили какого либо подвоха.

– У меня предложение по поводу того, как нам разойтись, чтобы всё было без обмана, – выразил свою мысль Иландур.

– В искренности моих помыслов ты всё ещё сомневаешься? – шутливо заметил Анфал, – Ну чтож, говори, что ты там ещё придумал?

– После того, как ты мне вернёшь наших пленников, – начал кешектен*, – я их сажаю в лодку и мы плывём к своему кораблю, который возьмёт их на борт. Твои, к тому времени, быдут находится в другой лодке, привязанной канатом к корме нашей ладьи. Как только мы снимемся с якоря и минуем твои ушкуи*, мои люди сразу отцепят канат и твои ушкуйники* смогут без труда подобрать своих людей.

– А если вы не отцепите канат? – спросил ватман*.

– А каков в этом смысл? – переспросил его Иландур, – Твои быстроходные ушкуи* всё равно без труда догонят мою неповоротливую ладью, и тогда нам гибель, а тебе неоправданные потери. Кому это надо?

– Ну что же, считай, что договорились, – согласился Анфал, – Осталось напоследок посмотреть бои «румов»*.

Незадействованные в дозорах и караулах ушкуйники* собрались на поляне перед алычаком* Кутлук-Бека. Каменный стригольничский* крест отодвинули в сторону, где к нему вновь привязали «почётного» пленника Нахала. Из числа ушкуйников* были отобраны люди, умеющие в совершенстве владеть различными видами оружия, которые должны были бы обеспечивать безопасность проведения поединков на случай, если кто либо из ордынцев* решится нарушить «правила» турнира и бросится с оружием в руках на зрителей или организаторов этих поединков. В этих целях участникам поединков также решено было выдавать старое и затупевшее оружие, которое оказалось в наличии у некоторых нерадивых ушкуйников*. К поединку всё было готово. При этом, Анфал старался держаться в тени, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания предполагаемых участников. Его роль исполнял один из наиболее говорливых его приближённых. Его здесь звали «глашатаем», и у него данная роль получалась даже лучше, чем у самого ватмана* ушкуйников*.

Первыми на поединок вышли Хула и ещё один рядовой ордынский воин. Схватка между ними продолжалась недолго. Сразу чувствоволось, что боевая подготовка кешектена* значительно выше таковой простого аскера*, а потому Хула без труда его одолел, отрубив тому голову. Самодовольный Хула бросил к ногам «глашатая» окровавленное оружие, а затем пошёл и сел на своё место. Основная масса ушкуйников* была не совсем довольна тем, что поединок так быстро закончился. Они прямо высказывали пожелания следующим участникам так быстро не убивать друг друга. Толи эти пожелания были услышаны, толи у Балтабая с боевой подготовкой были проблемы, но следующий поединок оказался намного более длинным, чем предыдущий. Да и Балтабаю понадобилось значительно больше усилий, чтобы одолеть доставшегося ему «противника». В отличие от первого поединка, этот уже вызвал в рядах ушкуйников* настоящий восторг. И хотя отрубленной головы на этот раз не последовало, а «противник» Балтабая был повержен всего лишь прямым ударом меча в живот, джете*, в том числе и Анфал, были в восторге. Довольный Балтабай также занял своё место среди тех, кому была обещана жизнь. Следующая настала очередь Кутлук-Бека.

– Я не стану сражаться с простым аскером*, – вдруг заявил он «глашатаю», – Это нечестно. Аскер* будет просто обречён. Ведь подготовка аскеров* не идёт ни в какое сравнение с подготовкой кешектенов*, и вам всем это известно. Я хочу сразиться с равным себе. С ним, или с ним.

Кутлук-Бек показал на Балтабая и Хулу. Сейчас он был особенно зол на них. Ведь благодаря своему легкомыслию и уговоров этих двух сослуживцев, ушкуйникам* голыми руками удалось захватить всю его огромную «флотилию», которая после разграбления будет сожжена и затоплена, да ещё в таком примечательном месте. Собственная судьба, Кутлук-Бека уже не беспокоился. То, что произошло благодаря его легкомыслию, не заслуживало не то, что каких либо оправданий, но даже самая лютая смерть не могла стереть предстоящего позора. Уж лучше бы эти ушкуйники* уничтожили их здесь всех до единого! Тогда бы Сарай* никогда не узнал правды о случившемся с захваченной у урусов* «флотилией».

– Это нечестно. Мы в честных поединках заслужили себе право на жизнь и свободу, – вдруг раздались голоса Балтабая и Хулы, – Мы надеемся на справедливость.

– Им действительно обещана жизнь в случае победы в поединках, – сказал Иландур, подойдя к Кутлук-Беку, – Ватман* ушкуйников* человек слова, и ни за что его не нарушит. А значит, сразиться придётся тебе со мной. Тяни время как можно дольше, чтобы насытить этих дикарей зрелищем, прежде чам прикончишь меня. Только не возражай. Ты для Орды* важнее.

– Мне нельзя оставаться в живых, потому я и затеял это представление, – возразил ему Кутлук-Бек, – После всего, что я натворил, мне хотя бы погибнуть следует как воину. Поэтому, как почуствуешь, что джете* устали от поединка, отсекёшь мне голову, чтобы меньше мучиться.

О сути происходящего догадался и Анфал. Он без всяких опасений вышел на поляну к разговаривающим и вмешался в их беседу.

– Я смотрю у моих «друзей» весьма затруднительное положение? – с иронией обратился он к Кутлук-Беку с Иландуром, – Чтож, я тоже человек, и способен понимать человеческие чувства. Пожалуй, я и вам помогу развязать неразрубаемый узел. А потому, сразитесь вы не между собой. Тебе, – Анфал показал на Кутлук-Бека, – придётся вести поединок вон с тем крестоносцем, – Анфал указал на сидершего на кресте Нахала, – Если я не ошибаюсь, вы тоже сослуживцы, поэтому по своей силе и ловкости вполне стоите друг друга. Да и вина ваша, что перед царём*, что перед богом, вполне сопоставима. Один разгильдяй высшей породы, другой такой же, но «иуда». Вот и выясняйте, кто из вас больше жизни заслуживает. А мне по любому этот каменный крест надоело за собой таскать, а потому, освобожу даже «иуду».

После стольких дней плена, сил у Нахала оставалось, конечно же значительно меньше чем у Кутлук-Бека, но последний понимал, что это его также последняя возможность погибнуть в бою как воин. А потому, он не должен был упустить такой возможности и непременно подставиться под удар хоть и недостойного, но всётаки противника. У Нахала появились свои возможности, облегчить свалившуюся на его голову незавидную участь. За дни, проведённые в плену у этих джете*, он так ослаб, что о побеге от ушкуйников* не могло быть и речи. Кроме того, Нахал был человеком верующим, и его как никого другого не устраивала перспектива быть «обесчещенным» этим извергом Пахомом, хотя за всё время плена, тот до него так ни разу и не домогался. Но ещё больше Нахала пугала перспектива быть захороненным в шкурах каки*, о чём его в первый день пленения напугал Анфал. Поэтому, Нахал с нескрываемой радостью принял известие об участии в поединке, расчитывая погибнуть, и чем быстрее, тем лучше.

Противники получили оружие и ушкуйник-«глашатай» подал команду к началу поединка. Нахал со всего маху бросился на Кутлук-Бека, но тот понимая, что нужно вначале развлечь ушкуйников*, парировал удар и отбросил того в сторону. Полежав немного и подобрав оружие, Нахал вновь набросился на противника. И вновь атака была отбита. Нападая, Нахал даже не пытался применять какие либо приёмы для своей собственной защита, ожидая, когда же, наконец, Кутлук-Бек поразит его своим клинком? Но тот не торопился, отбивая удар за ударом. В полном отчаянии, Нахал бросался на Кутлук-Бека, но всякий раз тот отмахивался от него как от назойливой мухи. Поединок затянулся на более чем два часа. Ушкуйники* с нескрываемой радостью улюлюкали Нахалу, выкрикивая в его адрес различные оскорбления. Их симпатии всецело были на стороне Кутлук-Бека. Но они не могли даже догадыватся об истинных планах последнего в этом поединке. Воспользовавшись ещё моментом, когда Нахал, казалось, из последних сил пошёл в атаку на Кутлук-Бека, тот вообще не стал парировать его удар и получил сквозное ранение в живот мечом. Кутлук-Бек сразу же упал замертво. Разгорячённые ушкуйники* бросились на своего «оппонента» Нахала. Тот в свою очередь, сделав несколько шагов к отступлению, неожиданно замахнулся окровавленным мечом на Пахома. Последнему ничего не оставалось, как парировать удар, но в суматохе он ранил в бок и Нахала. Анфал подал знак остановить поединок. К Нахалу подбежал повидимому лекарь. Осмотрев рану, он сообщил ватману*, что жить тот не будет. Разгневаный Анфал велел своим ушкуйникам* завернуть ещё живого Нахала в две свиные шкуры и заживо похоронить. При этом, он снял с кешектена* принадлежавший тому золотой оберег с изображением коня. Лишь после этого, ватман* джете* немного остыл и успокоился. Он сказал Иландуру, что поединков больше не будет и согласился произвести обмен пленными всех на всех. Пока Анфал не передумал, Иландур подал знак на стоявшую на рейде ладью. Там загрузили пятерых пленных ушкуйников* в лодку и отпустили восвояси, без каких либо формальностей. Тоже самое, с пленными ордынцами*, проделали и ушкуйники*. Кроме того, они отдали корабельщикам и тело убитого Кутлук-Бека, пожелав, чтобы ордынцы* похоронили его на каком нибудь острове посреди Итиль* как воина. Корабль Турабия снялся с якоря, и без каких либо преследований со стороны ушкуйников, ушёл вниз по реке.

Ещё целую неделю понадобилось Анфалу и его ушкуйникам*, чтобы разгрузить «флотилию» и спрятать награбленное в густых лесах на правом берегу Итиль*, так как сразу увезти все богатства с собой у Анфала возможностей не было. Затем, еще целую неделю, эти корабли отшвартовывались от причалов и выгнанные на середину реки, поджигались. Так и плыли они по течению, словно живые факелы, пока не выгорали и не тонули. Так Орда* осталась без захваченных у русских купцов торговых судов, из которых могла бы быть создана целая торговая флотилия. Но достаточно оказалось лишь случая, чтобы этого не вышло.