Детство

1966 год

Пол месяца назад, мне исполнился год. Я все еще не помню ничего о себе, так что опять немного исторической информации и немного подробнее расскажу о своих родителях.

Немного истории

На всей планете идет только одна настоящая война — во Вьетнаме. Война кровавая, но всего одна. Правда в этом же году, в Ташкенте случилось катастрофическое, разрушительное землетрясение с силой толчков более 8 баллов… и трясет Ташкент почти целый год…

Но в других уголках земли все хорошо: собираются богатые урожаи, изобретаются замечательные изобретения, по последней моде, укорачиваются до предела юбки, покоряется космическое пространство. Ставятся спортивные рекорды, строятся выдающиеся здания, роются глубокие туннели, включая метро в Баку, снимаются прекрасные фильмы, к примеру «Айболит-66», Ролана Быкова и «Берегись автомобиля» Эдьдара Рязанова.

С 1966 года в СССР появилась еще одна главная ежегодная премия — премия Ленинского комсомола. Вручали ее не только ныне живущим, но и уже покинувшим сей мир «членам ВЛКСМ за выдающиеся достижения в области науки, техники, производства, культуры, лицам, показавшим наивысшие достижения во Всесоюзном социалистическом соревновании, проявившим творческую инициативу».

После войны в системе дорожного движения СССР образовался некоторый хаос. Часть машин продолжала ездить по дорогам страны с военными номерными знаками, даже, если автомобили, мобилизованные на время войны для армейских нужд, уже принадлежали гражданским организациям. Не редкостью был и трофейный автомобиль с заграничным номером. В 1946 году были введены единые для всех советских машин номера: две буквы, обозначающие регион, и четыре личные цифры — черные на желтом фоне. АУ означало Азербайджан, БО — Белоруссию, БА — Брянск и область, БЭ — Брестскую область. Иногда по аббревиатуре на желтых номерных знаках трудно было догадаться, откуда приехала машина: ЕК означало Ташкентскую область, ЕЦ — Ферганскую, ЖЧ — Краснодарский край. Некоторые номерные знаки СССР говорили о профессии владельца: ЖМ — журналист международный, МЩ присваивалась правительственной серии автомобилей. Номер МА носили московские мотоциклы, МЖ и МП — столичные грузовики.

В Москве на частные и служебные автомобили выдавались не желтые, как по всей стране, а черные номера с белыми символами. Именно такими обязаны были стать все советские номерные знаки, начиная с 1959 года. Однако меняли их неохотно, и в 1966 ГАИ издает указ, предписывающий замену желтого на черное в обязательном порядке.

Многие автовладельцы были против такой замены, и автомобили со старыми желтыми номерными знаками продолжали рассекать по стране и в 60-е, и в 70-е, и даже в 80-е.

Впервые на военном параде в Москве 7 ноября 1966 года был продемонстрирован подвижной грунтовой ракетный комплекс, оснащенный межконтинентальной баллистической ракетой. Из военной техники на параде были представлены принципиально новые виды оружия: самоходные пусковые установки и составляющие ракетных комплексов.

Парад принимал маршал Советского Союза Малиновский. В этот момент он уже был тяжело болен, сильно болела нога — парад 7 ноября 1966 года стал последним в его жизни. На следующий день он слег и вскоре был отправлен в больницу, из которой уже не вышел. Новым министром вооруженных сил стал друг и сослуживец Брежнева по 18 армии маршал Андрей Антонович Гречко.

В 1966 году всем известный «Запорожец» преображается до неузнаваемости. С конвейеров сходит ЗАЗ-966, который выглядит намного современнее и совершеннее своих предшественников. Он открывает второе поколение «запорожцев», которых в народе называют «чебурашками» или «ушастыми». Обидное прозвище ЗАЗ966 получает за свои «уши» — воздухозаборники на боковинах кузова.

Разработчики «Запорожца» рассчитывают, что ежегодно будет продаваться более 150 тысяч автомобилей в год. Но ожидания не сбываются. Такую неудачу связывают со строительством в Советском Союзе Волжского автозавода. Все силы советского автомобилестроения в эти годы направлены именно туда.

В конце шестидесятых годов «Ушастый Запорожец» планирует занять нишу лёгкого, малогабаритного и недорогого автомобиля. На деле же все выходит не совсем так и история автомобиля Запорожец складывается несколько другим образом. Автомобиль ЗАЗ 966 получается совсем не динамичным, тяжелым и по своим габаритам приближается к «Москвичам» и «Жигулям», при этом по потребительским качествам отличается от них существенно, и не в лучшую сторону. Единственное, что делает «ушастого» популярным среди советских людей — относительно удобная посадка водителя и переднего пассажира, что достигается за счет расположения двигателя в задней части автомобиля.

Идет 1966 год. Второй выход в открытый космос совершает американский астронавт Юджин Сернан. А в это время на советской земле свой собственный «космос» представляет режиссер Ролан Быков. Он дарит детям всего мира довольно необычный, музыкальный художественный фильм «Айболит — 66». Как можно заметить, цифры в конце указывают на год появления фильма в широком прокате Советского Союза. Сделано это так, чтобы фильм нельзя было спутать с «другими айболитами».

За основу фильма взяты сразу две замечательные детские советские сказки Корнея Чуковского. Первая рассказывает о добром докторе Айболите, который лечит больных зверушек и совершает поездку в Лимпопо. Вторая же повествует о вреде походов детей в Африку и встречу со злым Бармалеем, в конце которой злодей перевоспитывается и начинает любить детей. И как же могло быть по другому? Главная мысль шестидесятых: абсолютное добро существует, а абсолютного зла нет!

Нужно отметить, что «Айболит-66» совершает некий переворот в головах у зрителей. Ролан Быков создает не просто фильм, а насыщает его театральными действиями. Снятое на сцене, сменяется кадрами с натуры, экран неожиданно меняет формат, герои буквально перелезают из кадра в кадр. Такой нестандартный подход не остается не замеченным на западе. Фильм «Айболит — 66» показывают на даче у Рокфеллера, после чего все газеты трубят: «фильм вызвал неподдельное удивление американского магната». Успех фильма можно описать одной фразой, которая была произнесена Бармалеем: «Я гениальный!».

В СССР дается очень хорошее высшее образование, особенно техническое. Даже с учетом марксизма-ленинизма. В СССР и средняя школа весьма неплоха. Только почему-то ее все время терзают реформы. 1966 год стал тому примером. Еще во времена Хрущева было задумано брать молодежь в армию не в 19, а в 18 лет. Но поскольку стране требуются не только солдаты, но и специалисты с высшим образованием, то министерствам просвещения и обороны приходится согласовывать свои планы и растягивать реформу, чтобы некоторые безусые юнцы успевали поступить в вуз. Так что весной 1964 года выпускники восьмых классов всей страны оказываются обескуражены новостью — им предстоит еще учиться в школе два года вместо трех. Следовательно, программа интенсифицируется, количество уроков увеличивается. Большой отток идущих в техникумы, ПТУ и просто работать. Остаются одни юные герои. И вот в июне 1966 года одновременно заканчивают школу последние 11 классы и первые выпускные 10-е.

Каково было учителям принимать столько экзаменов! Каково было выпускникам толпиться в нарядных одеждах вдвое большим количеством в актовых залах! Каково было милиции следить за порядком увеличившихся толп в белых рубашках и блузках, встречающих рассвет на Ленинских горах в Москве, у разводящихся мостов в Ленинграде и прочих красивых местах в других городах!

Мои родители

Моя мать

Пьянкова (Безуглая по мужу) Римма Алексеевна

Родилась 1 июня 1942 года в городе Нижний Ломов. Затем, в середине 1940-х годов, Римма переехала жить со своей мамой Пьянковой Марией Дмитриевной, сначала в Ленинград, а затем уже в свой дом, в Петро-Славянку. Училась она в Ленинграде. С пятого класса общеобразовательной школы, она, по желаню мамы, поступила еще и в художественную школу. Окончила ее и потом еще закончила в 1961-ом году 8-й класс в школе рабочей молодежи.

С работой всю жизнь у нее видно что-то не ладилось. Она чуть ли не через каждые несколько месяцев меняла места работы.

Вот выписка из ее, сохранившейся трудовой книжки:

23 ноября 1961, она устроилась работать ученицей на экспериментальный фанерный завод, где в химической лаборатории работала ее мама, Пьянкова М. Д. Училась она по специальности: «специалист по изготовлению художественных изделий из отходов производства», но проработала лишь несколько месяцев и 22 февраля 1962 года она уволилась.

В том же 1962 году 5 марта она устраивается на Ижорский завод полировщиком 3-го разряда, но опять же проработав два месяца, 30 мая уволилась.

11 сентября 1962 года она вновь устраивается на фанерный экспериментальный завод и через месяц 16 октября вновь увольняется.

22 октября 1962 года она устраивается старшим лаборантом в научно-исследовательский институт фанеры и мебели, наверняка не без помощи своей мамы, где проработала до 17 июня 1963 года.

1 августа 1963 года, она вновь устраивается на все тот же фанерный завод и увольняется 18 ноября этого же года.

В конце 1963-го года, моя мама, которой на тот период исполнился 21 год, знакомиться на танцах, в каком-то ленинградском доме культуры, куда они частенько ходили с подругами по выходным на танцы, с Безуглым Георгием Ивановичем, которому было тогда 25 лет. Вот как рассказывала об этом моя мама: «Пришли мы с девчонками на танцы. Стоим у стеночки, разглядываем потенциальных партнеров и вдруг я замечаю среди них молодого, интеллигентного на вид парня в очках, который был очень похож на моего учителя по рисованию, в художественной школе, в которого я была влюблена все годы учебы. Я говорю подругам, мол, вот тот парень будет моим. Девчонки не верят, и я спорю с ними, что сегодня же этот парень назначит мне свидание. Я приглашаю его на белый танец, потом еще раз, потом он меня. Потом он вызвался проводить меня до Московского вокзала, откуда я ездила домой в Славянку, и конечно он назначил мне свидание на следующий день. Так все и закрутилось».

Я ни сколько не удивляюсь, что мой будущий папашка сразу клюнул на мою маму. В те годы она была красавица, и конечно он не упустил свой шанс. У них закрутился роман, — первый серьезный роман у моей мамы. Сразу скажу, что о сексе она в то время не знала абсолютно ничего, как в прочем и впоследствии тоже! Не принято было в те годы родителям обсуждать эти темы с детьми. Достаточно сказать, что моя мама, как она сама потом рассказывала, почти до 18 лет не знала, как появляются дети. Она думала, что будущей маме живот разрезают и достают ребенка. Когда у неё начались первые месячные, она думала, что умирает и в истерике прибежал к своей маме. И лишь тогда та ей кое-как объяснила, что с ней такое.

Само собой, не знала Римма ничего и о средствах предохранения. В аптеках тогда продавались конечно примитивные, ненадежные презервативы по 2 копейки за штуку, которые тут же рвались, но молодые советские люди стеснялись их покупать. И вот, после первого же раза, переспав с Георгием, она забеременела. Надо заметить, что со слов моей мамы, они и сексом с мужем занимались только при выключенном свете и только в «миссионерской» позиции! Все остальное моя мама всю свою жизнь считала извращением!..

Все это произошло в начале февраля 1964 года. В те дни она вновь поменяла работу.

28 февраля 1964 года она вновь устраивается на работу. Теперь это «Типография № 2» и она начинает работать переплетчицей, но уже 22 мая вновь увольняется. В это же время Безуглый Георгий Иванович переезжает жить к Римме в Петро-Славянку.

А что? Он неплохо устроился. Теперь не надо было жить в общежитии. Его кормили, поили и не заставляли работать, так как он всем сказал, что готовиться к поступлению в институт. Мария Дмитриевна, мать Риммы, выделила ему отдельную комнату, чтобы он мог спокойно заниматься. Но в институт он так и не поступил. Может мысли и были у него учиться дальше, но что-то видно не срослось. Возможно, в этом повлияло и мое рождение и свалившиеся ему на голову отцовские обязанности.

1 января 1965 года, уже через две недели, как мама меня родила, она устраивается на работу в Колпинский отдел охраны на должность сторожа, но проработав до марта 1965 года, опять увольняется.

По воспоминаниям моей мамы, отец был довольно жадным и мелочным человеком, хотя я, познакомившись с ним спустя много лет ближе, так не считаю.

По словам мамы, он сам нигде не работая, начал подсчитывать, сколько съедается в семье масла в неделю, сколько покупается хлеба, объясняя моим маме и бабушке, как лучше экономить. Короче, семейная жизнь у них не получилась и спустя пару лет, в декабре 1967 года, они развелись, но итогом этого кратковременного союза стал я, и хоть это радует. Думаю, что мне в общем то повезло и я перенял от родителей самые лучшие черты их характеров и внешности.

Мой папашка после развода уехал жить к своей матери Козневой Текусе Александровне в деревню Кадуй, Вологодской области, а моя мать осталась воспитывать меня одна.

17 мая 1965 года она временно устраивается на все тот же фанерный завод лаборантом, но уже 17 сентября, вновь увольняется и теперь уже надолго остается дома, нянчится со мной. Живут они на зарплату ее матери Марии Дмитриевны, надо сказать, довольно хорошую.

Вновь она пошла работать уже в 1967 году. Пригодилось наконец-то ее художественное образование и 6 июня она устраивается живописцем 1-го разряда на Ленинградский фарфоровый завод им. Ломоносова. Через год ей присваивают 3-й, высший разряд. Она участвует в жизни коллектива цеха, занимается общественной работой, и вскоре ее избирают комсоргом (комсомольская организация), а затем и профоргом (профсоюзная организация) цеха. Жизнь налаживается. Она получает хорошую зарплату, порядка 150-180 рублей в месяц, что по тем временам очень даже прилично. Средняя зарплата инженера в то время была 80-100 рублей, а средняя пенсия — 60 рублей. И люди даже на эти деньги неплохо жили. Но все рушится, когда в начале 1970-х годов, она психически заболевает. Опять же пишу с ее слов, как это произошло:

«Я вдруг от кого-то из подруг узнала, что мой бывший учитель в художественной школе, в которого я была влюблена и любила все эти годы, развелся! И мне, почему-то, втемяшилось в голову, что развелся он для того, чтобы начать отношения со мной. Должна заметить, что еще учась в художественной школе, я призналась ему в любви, но тогда он сказал, что я, мол еще маленькая, да и вообще он женат. Вот пройдет несколько лет, тогда и посмотрим. Вот я и подумала, что это мой шанс начать с ним новую жизнь и поехала к нему в гости. Я знала, где он жил, приехала к нему, ну и… все случилось. А утром, после того, как он попользовался мной, он мне заявляет: «Хрен тебе достанется моя квартира! Езжай в свое село!». Возможно, сказал он это как-то не так, более мягко, но смысл понятен, — он решил, что я с ним переспала только ради получения в будущем права на его жилплощадь. Я в шоке и полной прострации отправилась от него домой и идя по Невскому проспекту к Московскому вокзалу, впервые услышала явственные голоса, успокаивающие меня и подсказывающие, как мне жить дальше… Моя психика не выдержала такого шока. С этого момента началась у меня «шизуха». Время от времени, со мной начинали разговаривать домашние животные, или вообще какие-то незнакомые голоса раздающиеся в голове, или из тёмных углов. Причем они были настолько явственней, чем настоящие голоса окружающих меня людей, что я полностью игнорировала, что мне говорили моя мама, или сын, не понимая вообще, что они от меня хотят, но зато могла часами ругаться, спорить, или разговаривать с несуществующими голосами. Я могла посреди ночи запеть в полный голос, потому что кто-то из темноты просил меня спеть, или начинала с кем-то спорить и спорила до хрипоты, доказывая что-то неизвестно кому».

В дальнейшем, год за годом, все чаще, у моей мамы стали повторяться эти приступы, когда с ней кто-то несуществующий разговаривал, и она стала каждый год несколько месяцев проводить в психбольнице № 6 (находиться за Александро-Невской лаврой в Питере).

Мама продолжала несколько лет работать на фарфоровом заводе, но после того, как ее несколько раз увозили на скорой помощи прямо с завода в психиатрическую больницу, отношение к ней в цеху, конечно изменилось. В итоге, 28 ноября 1974 года она уволилась по болезни. Через месяц после ее увольнения мне исполнилось 10 лет.

Ей дали вторую группу инвалидности с диагнозом «вялотекущая шизофрения». Вскоре, в больнице, ей сделали еще и «пункцию» (взятие на анализ спинномозговой жидкости из позвоночника), и сделали плохо. В итоге, так как во время взятия пункции были задеты какие-то нервные окончания, ко всему прочему у нее началась сильнейшая бессонница. Она действительно не могла заснуть без лекарств ни на минуту. И это еще больше сказывалось на психике. Теперь она сидела дома без работы, и лишь пару раз пыталась где-то еще временно поработать. Жили мы теперь лишь на пенсию моей бабушки.

8 декабря 1976 года она вновь устраивается временно на фанерный завод, а 7 апреля 1977 года увольняется. Затем, уже только 2 июля 1979 года, после нашего переезда в г. Колпино, она временно устраивается в «Колпинский ПКиО» (парк культуры и отдыха), — садово-парковым рабочим, но уже 31 июля вновь увольняется.

После этого, она уже нигде не работала и жила, получая минимальную пенсию по инвалидности.

Ее мир, который она воспринимала слишком наивно, был полностью разрушен. Еще живя в Славянке, она даже попыталась покончить с собой. Пошла на славянское водохранилище (плотину) и решила плавать от берега до берега (примерно500-700 метров), пока не сведет мышцы ног и она не утонет, но ничего не получилось. Она проплавала так несколько часов, не вставая на дно, но, возможно из-за начавшейся вновь болезни, организм выдержал такие нагрузки и она выйдя еле-еле из воды, пошла домой и… случился очередной срыв, — ее вновь увезли в больницу. Все чаще она проводила в больнице уже по несколько месяцев в год.

Честно говоря, в юности я совершенно не задумывался о жизни матери и лишь теперь начинаю понимать, как это, — прожить всю жизнь без друзей, общаясь в основном с психически-больными людьми в больнице и чувствуя, что и ее сын, единственная оставшаяся в жизни радость, постепенно отдаляется от нее.

Переехав в Колпино, она продолжала чередовать жизнь дома с жизнью в больнице. Я рос сам по себе, доставляя ей частенько много проблем и неприятностей, но обратно к сожалению ничего не вернешь.

Переехав в 1994 году в Тихвинский район, я конечно забрал мать к себе, но и здесь она жила совершенно одна, без друзей и подруг, то и дело попадая теперь уже в тихвинскую психушку.

4 июня 2004 года, через пару дней после своего 62-летия, она умерла и я считаю, это был для нее лучший выход. Умерла она как и хотела, без мучений: шла, шла и упала, — остановилось сердце. Похоронена она на Овинском кладбище, которое находится в двух километрах от поселка Цвылево.

Мой отец

Безуглый Георгий Иванович

Безуглый Георгий Иванович родился в 1938 году где-то под Ленинградом. До конца 1955 года жил в деревне Кадуй, Вологодской области с матерью. В 1962 году, после Армии, он поехал учиться в Питер, в школу милиции. В 1963 году встретил мою мать, Безуглую (Пьянкову) Римму Алексеевну, они поженились, но в 1967 году развелись и Георгий Иванович уехал к своей матери в д. Кадуй. Затем он встретил свою вторую жену Галину и с ней переехал жить в совхоз «Культура» Тихвинского района, п. Цвылево, где и прожил всю жизнь. От Галины у него родилось ещё двое сыновей Денис и Андрей Безуглые. Потом он развелся с Галиной и женился на Гром Любови, от которой у него родился ещё один сын, самый младший мой брат по отцу Леонид Георгиевич Безуглый.