Школьные годы

1977 год

Немного истории

Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик принята в Москве 7 октября 1977 года на внеочередной сессии Верховного Совета СССР.

Принятию конституции 1977 года, предшествовали драматические события в истории Советского Союза, а сама подготовка текста новой редакции конституции заняла больше пятнадцати лет.

Конституция СССР 1977 года принималась в период нахождения у власти Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева и в свое время получила название «Брежневской конституции», или «конституции развитого социализма». В 1985-1991 годах, в период политики перестройки и гласности, проводимой последним Генеральным секретарем ЦК КПСС, а затем Президентом СССР М.С. Горбачевым в текст Конституции СССР 1977 года были внесены многочисленные изменения и дополнения. Эти поправки принимались под лозунгами демократизации общественной жизни и возврата к ленинским принципам построения социализма.

В частности, была реорганизована система органов государственной власти и образованы Съезд народных депутатов и новый двухпалатный Верховный Совет СССР; были также упразднены местные исполнительные комитеты. Сформирован Комитет Конституционного надзора СССР, введена должность Президента СССР и закреплен принцип множественности форм собственности. В последний период существования СССР из Конституции СССР было удалена формулировка о том, что Коммунистическая партия Советского Союза является «руководящей и направляющей силой советского общества» и «ядром политической системы». В этот период также были образованы Кабинет Министров при Президенте СССР и Совет Безопасности СССР.

В 1975 году на юниорском хоккейном матче ЦСКА — Канада канадские фанаты бросили в толпу советских болельщиков несколько пачек жевательной резинки. Началась бешеная давка, в которой погибли 20 человек! Трудно представить, что при этом испытывали канадцы, но руководство страны почти сразу приняло судьбоносное для тысяч советских детей решение: жвачке — быть! Сказали: быть, и она стала. Первую жевательную резинку СССР, в 1977 году выпустила фабрика «Ереванские сладости». Через год советская жвачка пошла на экспорт — такую изготавливали на эстонской фабрике «Калев». Продавалась в Ленинграде эта жвачка в единственном магазине кондитерских изделий «Мечта», на Невском проспекте. Мы, мальчишки 70-х, только узнав об этом стали чуть ли не каждые выходные ездить туда, отстаивая огромные очереди. Очереди в магазине были в основном за эксклюзивными тортами, типа «Мишка на севере» и пирожными, продававшимися в этом магазине. Но без очереди жвачку не отпускали, — приходилось по нескольку часов отстаивать в духоте и жаре магазина, чтобы получить заветные несколько десятков «ирисок» (выпускалась жевачка «Kalev» в форме конфет-ирисок). Вскоре начала появляться и советская резина в пластинках. Пачка советской жвачки из пяти пластин невыясненного цвета и состава стоила 50 копеек. Выпускали апельсиновую, клубничную, мятную и кофейную. Первые две шли на ура. Мятную резинку еще можно было пережить, но кофейная своим вкусом могла свести с ума любого — по этой причине лежала на прилавках магазинов всегда.

Однако запретный вкус фирменной жвачки уже просочился в детские мечты. Даже те, кто никогда не держал во рту вражеского «бабл-гама», знали, как клятву юного пионера, что иностранная жвачка бывает разных цветов, что из нее можно до одури надувать пузыри, и главное — под оберткой таится вкладыш!

В конце 70-х жвачный вкладыш стал бесценной детской валютой. Саму же жвачку жевали неделями, бережно храня давно безвкусный комочек где-нибудь на полке среди других сокровищ. Для получения заветного «вражьего» прямоугольничка было два пути. Первый годился для тех, у кого родственники имели возможность «мотаться по загранкам». Второй, немыслимо авантюрный, по меркам того времени, — вычислить иностранца и на безумной смеси языков и жестов выпросить или обменять на что-либо заветный «бабл-гам». Добродушные иностранцы никогда не скупились, и очень скоро в пословицы и поговорки советского народа вошла еще одна: «Мир, дружба, жвачка».

Теперь, если вам не надоело капаться в истории, немного хочу рассказать о советском автомобилестроении. В семидесятые годы в Советском Союзе появляется большой выбор легковых автомобилей уже более-менее доступных для населения. В городах эти автомобили пользуются популярностью и их можно встретить на каждой улице. Нельзя такое сказать про деревни — деревенские жители до сих пор используют старые автомобили военных лет с хорошей проходимостью. Это связано с тем, что качественных современных внедорожников, в СССР не выпускают. Решить эту проблему, призван советский легковой автомобиль повышенной проходимости «Нива» (ВАЗ-2121), который и появляется как раз в 1977 году. Разработка «Нивы» началась еще в 1970 году на АвтоВАЗе. В те времена, в СССР потребовался «пинок» начальства, чтобы работы по созданию внедорожника начались. Таким «пинком», стал приезд на завод в Тольятти председателя Совмина СССР Алексея Косыгина. Он осмотрел производство и дал задание, чтобы в ближайшие годы на конвейерах появились полноприводные «Жигули».

Начался трудный путь «Нивы». Для начала опытные модели проходят своим ходом через пустыни Средней Азии до самой южной точки СССР. В ходе этого автопробега выясняется, что «Ниву» надо доработать. Основные проблемы: передняя подвеска, система охлаждения, вентиляция и воздухозабор. На заводе начинается огромная работа и подготовка к показательным испытаниям, которые должны пройти на Дмитровском полигоне. На испытаниях основным конкурентом ВАЗ-2121 оказывается ИЖ-15. Но к счастью «Нива» выигрывает по всем показателям. Выпускать два внедорожника для СССР является затруднительным, и в Совмине решают, что только «Нива» сойдет с конвейера. Так на свет появляется автомобиль, который полюбят в последующие годы все дачники, охотники и рыболовы Советского Союза.

Появление «Нивы» производит просто «взрыв» в мировом автомобилестроении. Многие страны закупают отдельные экземпляры, чтобы изучить новые технологии, которые применяются в «Ниве». Такой интерес, конечно же одобряют в Советском Союзе и на АвтоВАЗ поступает задание о выпуске специальных версий ВАЗ-2121 на экспорт. В первый же год экспортируется более 15 тысяч «Нив» в более чем сто стран мира. Для Великобритании и Японии разрабатывают специальные модели с правым рулем. Такая слава ВАЗ-2121 позволяет людям из разных стран объединяться в фан-клубы, которые существуют до сих пор. Даже спустя уже более сорока лет, на дорогах Европы можно увидеть «Ниву» — отголосок из славного прошлого Советского Союза.

Еще в этом году произошла авиакатастрофа, о которой мы узнали уже, лишь во времена перестройки, так как все такие трагические события в СССР замалчивались. Во вторник, первого июня 1976 года на острове Масиас-Нгема Бийого, при заходе на посадку в аэропорту Малабо (Экваториальная Гвинея) потерпел катастрофу советский самолет «ТУ-154, компании «Аэрофлот», выполнявший рейс SU-418. В катастрофе погибли все 45 человек на борту самолёта.

24 сентября, по первой программе ЦТ состоялся показ очередного выпуска музыкальной передачи «Артлото». Передача появилась на свет в 1971 году и быстро завоевала популярность у зрителей: в ней участвовали практически все звезды отечественной эстрады, которые исполняли самые модные шлягеры. А молодые артисты, впервые показанные в «Артлото», на следующее утро просыпались знаменитыми.

Но 24 сентября этого года, когда состоялся показ очередной программы, ни кто из советских телезрителей не мог предполагать, что видит любимую передачу в последний раз. Дело в том, что после этого выпуска «Артлото» закроют. Говорят, распорядился это сделать сам председатель Гостелерадио Лапин, который эстраду вообще недолюбливал и в своей вотчине всячески третировал.

Кстати, чтобы не говорили о том, что в СССР не было музыкальных передач, я с этим не соглашусь. Вспоминаются например такие передачи, как «В танцевальных ритмах», «Музыкальный почтальон», «Голоса друзей», «Вечерний концерт», «Песня года», «По вашим письмам». где кроме наших исполнителей, также выступали артисты соцстран и даже артисты из капиталистических стран.

И снова обо мне

1

Опять Новый год в Ленинграде. На зимние каникулы прилетела и моя сестра Наташа, но сразу после Нового года мы расстались, так как на зимние каникулы, меня позвал к себе погостить мой папочка. Он оказался в это же время в Ленинграде, со своей новой семьей: тремя детьми, двое, Андрей и Денис его дети, и один, Сергей, — мой одногодка, ребенок его второй жены Галины от первого брака.

Они гостили у родственников его жены и отец связался как-то с моей бабушкой, с которой он был в нормальных отношениях и мы приехали тоже туда, в квартиру, где они остановились, у какой-то тети Тани, а потом, через пару дней, я поехал вместе с ними в поселок Цвылево, Тихвинского района, где они жили и работали в совхозе «Культура». Мой папаша там работал бригадиром на животноводческом комплексе, а его жена Галина, на свиноферме.

Из этой поездки запомнился только зимний сосновый лес, вокруг поселка, когда мы только приехали туда на пассажирском поезде, и наше с Серегой катание на огромных свиньях, на выгуле свинофермы, где, как я уже сказал, тогда работала его мать, и мы ходили туда смотреть поросят.

Еще меня и всех остальных детишек, свозили в Тихвин, там мы все вместе сфотографировались на память в фотоателье, как тогда назывались фотосалоны. Потом нам с Серегой купили игрушку: два телеграфных аппарата Морзе, соединенные длинным проводом. С этими аппаратами мы с Сергеем расходились по разным комнатам и слали друг другу сообщения азбукой Морзе, точками-тире. Правда, для этого приходилось учить азбуку Морзе. Впрочем, через несколько дней нам эта игрушка надоела.

Мы с Сергеем, пока взрослые были на работе, придумывали себе всякие игры. Одна такая игра послужила отправкой меня домой.

Мы с Серегой сидели как-то в их квартире днем одни и от нечего делать придумали себе игру, — прыгать в спальне его родителей с подоконника на большую кровать. Веселились мы так до того момента, пока не сломалась прямо посредине боковая лакированная доска из ДСП. Мы в срочном порядке, кое-как соединили две половинки и, замотав разлом черной изолентой, пошли играть во что-то другое. Конечно, наша маскировка не сработала и в тот же вечер, мой папсик заметил, что мы натворили и сильно разозлился. Он о чем-то долго спорил со своей женой и на следующий день, я в сопровождении тети Гали отправился в обратный путь в Ленинград, а затем и в Славянку, уже без провожатых, так как дорогу из Питера домой я прекрасно знал и сам. Пролетели зимние каникулы, и мы продолжили учебу в 6 классе. С папашей встречаться я больше не хотел!

2

Ближе к весне, к нам приехали снимать комнату новые жильцы, — два молодых парня-студента. Бабушка сдала им комнату на втором этаже, и они тут же начали переделывать комнату по своему усмотрению. Бабушка сказала им, что в этой комнате все равно скоро ремонт надо будет делать и ребята напрягли свою фантазию на полную катушку. На стенах, появились деревянные полки, которые они сами сделали из того, что нашли у нас в сарае. На полках ребята расставили пустые алюминиевые банки и бутылочки из под пива, кока-колы и еще каких-то заграничных напитков. Спросите, зачем? Это было очень модно. В СССР этого всего не было, и молодежь хоть так пыталась приобщиться к западной культуре.

Кроме того, в те годы, модно было копить и пустые фирменные пачки из под сигарет. Их приклеивали на стену и порой, такая выставка занимала довольно большое пространство. Кроме того ребята начали разрисовывать стены, прямо по обоям гуашью, срисовывая картинки с обложек западных пластинок и фотографий, которые у них были. Нарисовали группу «Kiss» в полный рост в их неизменных масках, — я, кстати, тогда впервые и узнал, что есть такая группа, — перерисовали фотографию группы «Лед Цеппелин» с дирижаблем, само собой нарисовали и парней из группы «Битлз», наверно самой известной в СССР на тот период и многое другое. Еще расписали все стены названиями популярных западных рок-групп, причем надписи делали большие, красивые, с тенями.

Вскоре их комната больше была похожа на картинную галерею посвященную рок-музыке. Кроме того, войдя во вкус, они сделали из фанеры и реек, найденных у нас в сарае, два кресла и журнальный столик. Примитивно конечно, без обивки, не покрашенные, но я и такого народного творчества не видел. Кроме того они, как и жившие до них студентки, привезли с собой электропроигрыватель грампластинок «Аккорд» и стопку пластинок, в основном зарубежных исполнителей. А еще они сделали такую штуку, которая привела меня в дальнейшем в радиокружок.

У них на стене, были приделаны три искусственные, пластмассовые красные розы. В каждую сердцевину они вмонтировали по лампочке от фонарика и подключили лампочки напрямую к динамику колонки от проигрывателя и лампы мигали в такт с музыкой. Так я узнал впервые, что есть на свете светомузыка. Они еще рассказали, что бывают целые экраны, где разноцветные лампочки не просто мигают в такт, а переливаются под музыку. Благодаря этим студентам, я переключился полностью на западную музыку и вскоре про советскую эстраду окончательно забыл.

Примерно в это же время я впервые узнал, что такое стерео-звучание, которое только, только изобрели. Как то у нас сломался транзисторный приемник «Альпинист 407», и моя мама, взяв меня с собой, пошла к своему бывшему однокласснику, жившему в конце Лесного проспекта, не очень далеко от нас. Он был радиотехником каким-то, сам собирал усилители, делал колонки. И вот я захожу к нему в комнату и вижу по углам две, чуть ли не в мой рост колонки. Тогда как раз по радио на УКВ — 4.44, начала выходить первая в СССР стерео-программа, а в начале каждого выпуска производилась настройка стерео-аппаратуры.

В колонки пускался стерео-звук игры в настольный теннис, и вот я вдруг слышу с удивлением, как удары по шарику ракеткой раздаются по очереди то в одной колонке, то в другой. Потом еще какие-то настройки интересные были, чтобы звук по разным колонкам звучал. И так мне это дело понравилось, что, не успев выйти на улицу, я начал уговаривать маму купить мне что-то подобное. Но стерео-аппаратура в те годы только начала появляться в магазинах и стоила очень дорого.

Первую стереорадиолу «Вега 107», мне купили лишь через несколько лет. А в этот год мама купила нам новый монофонический электропроигрыватель «Лидер 303», работающий и от сети и от шести больших круглых батареек.

Но для меня главное было, что он «орал» раза в четыре громче старенькой «Юности». Проигрыватель разделялся на две части: непосредственно сам проигрыватель и отдельно колонка со встроенным усилителем. Теперь вечерами я мог выставлять колонку в окно и «мучить» соседей западной музыкой. Пластинки я у студентов наших брал. На пустыре, напротив нашего дома частенько собиралась молодежь из близлежащих домов, постарше нас. Играли там, в волейбол, или «картошку». Теперь же, когда я вечерами стал музыку крутить, молодежь там стала тусоваться практически каждый вечер. Я тоже стал выходить поиграть с ними, бегая домой периодически, чтобы пластинку перевернуть.

3

Весной мы облюбовали себе место для игр возле большого моста через реку Славянка, через который мы в школу ходили. Там была большая гора, с которой мы зимой постоянно катались на лыжах и санках, а внизу росли раскидистые ивы. Сделали мы там тарзанку, на одном из деревьев и после школы стали там оставаться поиграть, поболтать.

Рядом стояли несколько жилых домов и один дом у самой реки, в который хозяева только на лето приезжали. Вот мы с пацанами и решили в него забраться. Как-то после школы мы вновь собрались под раскидистой ивой возле этого дома, осмотрелись вокруг и убедившись, что за нами никто не подсматривает, осуществили наш дерзкий план. Прошли во двор дома, обошли его, и выбив окно залезли внутрь. Внутренняя обстановка была вполне жилой: диван, шкаф, сервант с посудой и даже радиола (приемник с проигрывателем наверху). Мы попробовали его включить, — все работало. Тут же нашлись и несколько пластинок. Мы расположились как у себя дома, поставили пластинку, нашли в серванте пакет с конфетами. Целый вечер мы в этом доме просидели, обшаривая его сверху донизу, и в итоге решили сделать его на время своим «штабом».

Теперь почти каждый день после школы мы залезали в этот дом, слушали пластинки, даже свои, кое-какие из дома приносили, обсуждали свои мальчишеские проблемы. Кто-то покуривал, благо никто не видел, но однажды, как-то уже собравшись вновь идти к этому дому, мы увидели с моста через речку людей во дворе и поняли что приехали хозяева, а мы даже свои пластинки не успели забрать. Но впрочем, мы решили, что это им плата за разбитое окно и «аренду» помещения.

Этой же весной мы облюбовали под свои игры и нашу общественную баню. Она как раз закрылась, то ли на ремонт, то ли на совсем. Мы тогда точно не знали. Но не простаивать же такому огромному зданию без наших мальчишеских игр. Залезть туда можно было через любое окно, так что мы облюбовали это здание на долго. Бегали по этажам, по раздевалкам и помывочным залам. Нижние залы почему-то оказались затоплены водой чуть ли не на метр, и мы прыгали там со скамейки на скамейку, играя в пятнашки и еще во что-то. Забрались в дальнейшем в кабинет директора и в парикмахерскую, находящуюся на верхнем этаже, но кроме телефонного аппарата и каких-то бланков ничего интересного не нашли. Вскоре нам и там наскучило играть и мы в баню залезали все реже и реже. Так и осталась она стоять бесхозной до самого нашего переезда в Колпино, да и потом ее не ремонтировали вплоть до двухтысячных годов.

Началось лето. В Ленинграде в те дни установилась небывалая жара: воздух прогревался до плюс 34 градусов. Подобное пекло в последний раз в Питере наблюдалось в душное лето 1972 года.

И вновь мои мама и бабушка решили отправить меня в пионерский лагерь, — понравилось им без меня видно летом отдыхать. На этот раз, это был пионерлагерь «Ладожец» на берегу Ладожского озера. Лагерь был ведомственный. По моим данным, пионерский лагерь «Ладожец», находился в ведении 506-го Краснознаменного Учебного Отряда Подводного Плавания им. С.М. Кирова, но моя бабушка через каких-то своих знакомых путевку мне достала.

Кто был у мемориала «Разорванное кольцо блокады» по Дороге жизни, тот поймет, где это. Наш лагерь находился на несколько километров подальше от этого монумента, за деревней Кокорево, на мысе Сосновец. Сейчас там, на месте лагеря, говорят, расположился военный городок.

А вот какие воспоминания бывших пионеров я нашел об этом лагере в интернете

Вспоминает историк Анатолий Владимирович Молчанов: До постройки в этом месте пионерлагеря, здесь, на мысе Сосновец располагалась военно-морская база. Она была построена в 1933 году и предназначалась для защиты Кошкинского судоходного фарватера и головной базы Ладожской флотилии, находившейся тогда в Шлиссельбурге. Предполагалась защита от нападения финских бронекатеров, ведь отношения с северным соседом тогда были напряжёнными. В октябре 1933 года на Сосновецкой базе вступила в строй 101-я дальнобойная батарея береговой обороны 302-го артиллерийского дивизиона Краснознамённого Балтийского флота под командованием старшего лейтенанта Александра Леоновича Седова. Личный состав батареи на начало Великой Отечественной войны — 60 человек. Боевой расчёт орудия — 15 человек. Орудий — 3 единицы…

Вспоминает вожатая пионерлагеря Евгения Алексеевна Молчанова. Лагерь «Ладожец» в 1958 году: …От центральной части лагеря, где мы проводили линейки, шли подземные ходы к подземному убежищу находящемуся за территорией лагеря, на берегу Ладожского озера. Это убежище строилось на случай осадного положения. Здесь были водопроводные трубы, которые могли дать воду с Ладоги, множество отдушин, очень хороший воздухообмен, кухня, камбуз, туалет. Вожатые с пионерами в этих помещениях каждый год делали уборку, а потом проводили осенние и весенние туристические слёты, зарницы, спортивные игры». Благодаря пионерам не только удалось сохранить в неплохом состоянии сооружения 101-й батареи, но и обратить внимание на то, что защитники Дороги жизни нуждаются в достойном памятнике. Своими силами пионеры установили скромный памятник в 1958 году, раньше других. К нему стали приходить участники боевых действий.

В 1942 г. оборона этого плацдарма была усилена 4-й отдельной морской бригадой и частями стрелковых подразделений и артиллерии 1-й стрелковой дивизии, а также береговой артиллерийской группой КБФ под командованием полковника М.И. Туроверова. Таким образом, Сосновецкая база была превращена в мощный укрепрайон. При каждой попытке прорыва блокады укрепрайон по необходимости бил по врагу. В 1943 году при прорыве блокады все 8 дней отсюда летели снаряды. И после 1943 года 101-я батарея охраняла Дорогу жизни, а в 1944 году поддерживала наступление 67-й армии, когда она пошла на Синявинские высоты. После ликвидации блокады ещё некоторое время военные боялись, что финны пропустят немцев с северной стороны Ладоги. И 101-я батарея находилась в боевой готовности.

По результатам исследований Анатолий Молчанов написал книгу «Сосновецкий форт на страже Ладоги и Ленинграда». Она была выпущена тиражом 200 экземпляров при финансовой помощи Всеволожского отделения КПРФ. Презентация книги прошла во Всеволожске. Анатолий Владимирович хотел, чтобы город отдал дань признательности мужеству и отваге личного состава батареи.

Начало 21 века. Уже состарились те дети, которые первыми отдыхали в лагере «Ладожец» и ухаживали за 101-й батареей.

В газете «Минуты века» появилась статья следующего содержания: «…В 1999 г. над бывшей 101-й батареей нависла угроза уничтожения. Участок земли сначала был продан двум пенсионерам-генералам для их личных дач, а потом они перепродали его для строительства базы отдыха, и администрация Всеволожского района согласовала отвод земли, несмотря на то, что сооружения батареи состоят на учёте в Департаменте госконтроля за сохранением объектов культурного наследия. Проектом строительство базы было намечено прямо на существующих сооружениях 101-й батареи, с использованием подземных железобетонных сооружений в качестве фундамента и подвалов. В результате все надземные сооружения батареи были бы полностью уничтожены. И хотя проект базы отдыха не был утверждён, территорию батареи обнесли высокой оградой, закрывающей доступ.

12 сентября 1999 г. американские журналисты, снимавшие фильм о блокаде Ленинграда, вынуждены были перелезать с аппаратурой через ограду, чтобы подойти к «этим потрясающим русским реликвиям». По просьбе ветеранской общественности осенью 1999 г. по распоряжению губернаторов СПб и ЛО на батарею была направлена комиссия, которая аннулировала права собственников на эту землю как незаконные и запретила все строительные работы. Казалось бы, реликвии легендарной батареи спасены. Но спустя 7 лет собственник, невзирая на все запреты и незаконность своего захвата территории, возобновил строительство на боевых подземных сооружениях. Уже сейчас полностью уничтожен средний орудийный дворик, внутри подземных сооружений наведён «порядок», в результате которого оборудование жизнеобеспечения и боевого функционирования батареи, сохранявшееся 62 года, разломано и приготовлено к выбросу. Вот так может окончательно исчезнуть с лица земли и из памяти 101-я отдельная дальнобойная батарея береговой обороны ЛВФ на мысе Сосновец, которая 11 лет (с 1933 по 1944 г.) защищала наш город».

Эту горькую статью написал А.В. Молчанов.

4

Но вернемся к моим воспоминаниям. Поехал я на первую смену в пионерлагерь "Ладожец" и весь июнь провел там. Вновь у меня появилась там девчонка, годы брали свое. Звали ее Оля Иванова. Я начал с ней встречаться. Если так можно назвать хождение по территории лагеря держась за руки, или в обнимку, а также медленные танцы на танцевальных вечерах и писание «любовных» записок друг другу вечерами.

В лагере я, помимо всего прочего, начал ходить в кружок чеканки по металлу и резьбы по дереву. В дальнейшем эти занятия сподвигли меня на более серьезные занятия резьбой по дереву, но это будет потом.

Вообще в лагере было интересно. Мы частенько убегали за территорию лагеря купаться на пляж (лагерь находился прямо на берегу Ладожского озера), или в лес играть. Там мы строили себе шалаши, куда потом «своих» девчонок приглашали посидеть. Эти посиделки обычно заканчивались еще робкими, неумелыми обниманиями и целованиями. Мы только-только начинали понимать смысл общения мужчин и женщин, но на многое конечно еще не решались или даже особо не задумывались еще об этом.

Был в пионерском лагере и не большой «Живой уголок», где, помимо всякой мелкой живности, жил говорящий попугай, породы «Какаду» и несколько обезьян в больших клетках. Животных было вообще много, но запомнились мне только эти.

Помню еще за территорией лагеря военные редуты и вышку, оставшиеся со времен войны 1941-45 годов. Мы там тоже лазили постоянно.

После окончания смены, я еще несколько месяцев переписывался с Олей и даже в гости к ней съездил один раз, но увлечение быстро прошло, — трудно любить на расстоянии!

Вернувшись после смены в пионерлагере домой, в Славянку я увидел, что моему другу Димке Шустову купили новенький мотоцикл «Минск». В те времена он стоил 400 рублей, — это было довольно много. А мечтали все тогда о мотоцикле «Ява», который стоил уже 900 рублей. Мой мотопед, уже к тому времени сломался, точнее однажды, пока он стоял во дворе моего дома, с него ночью свинтили блок зажигания. А чинить его я уже почему-то не стал. Я все чаще ездил с друзьями на заднем сидении Димкиного мотоцикла.

5

Как-то, мы посмотрели в нашем доме культуры, какой-то фильм про путешествия и нас тоже потянуло отправиться по морям куда-нибудь. Из-за отсутствия моря решили плыть по реке Славянка на плоту до места, где она впадает в Неву. Как потом мы бы добирались назад, мы тогда даже не задумывались.

И вот, пошли мы: Димка Шустов, Генка Фалев и я, как-то с утра, в выходной на речку, взяв с собой молоток, топор, гвозди большие, веревки моток. В одном месте, на окраине поселка возле речки, на берегу, как раз стоял полуразвалившийся дом, где валялись бревна и доски. И вот мы, придя туда, взялись за дело.

Через какое-то время что-то начало получатся. Связали бревна веревками, приколотили досок сверху. К середине дня спустили нашу конструкцию на воду для испытаний. Нас троих плот кое-как держал, но все время норовил перевернуться. Но нас это не остановило, и мы пустились в путешествие. Кое-как, проплыли километра два, отталкиваясь палками от берегов, и вдруг за очередным поворотом увидели торчащие деревянные сваи от бывшего моста через реку. Мы посовещались и решили, что Димка с Генкой по берегу пройдут это место, а я попробую между свай как-нибудь на плоту проплыть. Пацаны сошли на берег, а я поплыл дальше и почти уже проплыл это место, но видно где-то под водой еще одна свая оказалась. Я чувствую, что один конец плота начал подниматься все выше и выше, пока плот не встал вертикально, и я полетел в одежде в воду. На этом наше путешествие закончилось. Плот перевернулся и поплыл дальше к Неве, но уже без команды, а я, кое-как вылез на берег и побежал домой переодеваться.

Как-то, с одним из моих друзей-соседей Игорем и его мамой, я поехал в Лунопарк, открывшийся в Ленинграде. Он находился возле стадиона им. Кирова (теперь это стадион «Петровский»). Там же был и аттракцион «Американские горки» и другие аттракционы, вроде пещеры ужасов, куда мы въезжали на тележках и пока ехали в темноте, то тут, то там в кромешной темноте загорались страшные рожи. Вообще-то, ничего страшного там не наблюдалось. А вот съехать с американской горки было действительно страшновато, но мы решились. Хотя с теперешними горками, ту, конечно не сравнить, — сейчас куда страшнее! Походили мы там по всяким аттракционам-тирам, где за один хороший выстрел (60 копеек) можно было выиграть какую-нибудь игрушку или фирменную жевательную резинку.

В июле снова прилетела моя сестра, и я уехал в Ленинград на полтора месяца. Вернулся в Петро-Славянку я лишь к концу августа.

Ну что я еще помню из событий этого года? Пожалуй вот что. В субботний вечер 27 августа, в 21.30 по московскому времени, советские зрители смотрели очередную ежегодную трансляцию из польского города Сопот, где проходил очередной конкурс эстрадной песни. Из всех музыкальных конкурсов, проводившихся в социалистических странах, этот конкурс считался самым продвинутым: не случайно на него съезжались многие звезды поп — и рок-музыки тех лет, включая и представителей Запада. К примеру, «Сопот-77» почтил своим вниманием женский вокальный дуэт «Липс» из Англии (он занял 2-е место). В Сопоте (с 1977 по 1980 годах он назывался «Конкурс песни Интервидение») принимали участие такие известные и популярные артисты, как Демис Русос, группа «Бонни-М», очень популярный в нашей стране оркестр Поля Мориа и др.

Вообще по количеству исполненных шлягеров «Сопот-77» был одним самых интересных фестивалей за все годы. Чего стоит хотя бы маленькое шоу, устроенное польской певицей Марылей Родович, исполнившей песню Я. Ласковского «Разноцветные ярмарки» (приз зрителей Интервидения), или песня «Не отдыхая» в исполнении группы «Червоны гитары» (2-я премия), или «Хризантемы» в исполнении болгарской певицы Лили Ивановой (3-я премия).

Но лето вновь подошло к концу, наступил сентябрь, и снова началась учеба в школе.

6

Вспоминается еще. как я начал делать тайники у нас в доме. Зачем? А бог его знает, просто захотелось! Наверно тоже где-нибудь в кино высмотрел.

Один тайник я выдолбил прямо в бревенчатой стене, возле своей кровати и положив туда всякие безделушки, повесил на место дырки какую-то картинку. Этого мне оказалось мало, и я принялся колупать стену в другом месте, но… проделав дырку в какой-то фанере, под обоями, я вдруг увидел, что оттуда начал сыпаться гравий и сколько я его не убирал, он все сыпался и сыпался. В итоге оказалось, что на этом месте когда-то было окно, но его заделали, — забили фанерой, а пустоты засыпали доверху гравием для утепления. Пришлось мне отказаться в этом месте делать тайник, да и вообще вскоре мне это занятие надоело, как и многие другие.

Вспоминается еще, как мы обнаружили возле нашей железнодорожной станции целую бочку карбида (это негашеная известь, кто не знает) который прекрасно взрывался и мы посвятили этому занятию многие дни, пока нашему соседу Сережке Астапову, глаз чуть не выбило! Он только хотел готовую к взрыву бутылку бросить, но видно реакция уже пошла в бутылке и та взорвалась у него в руках. Глаз удалось спасти, хоть в него и попало стекло, но видел он потом им еле-еле.

А взрывали мы эти бомбы карбидные так: в бутылочку с хорошей завинчивающейся пробкой наливалось немного воды, затем засовывалось немного травы, вроде прослойки и на нее насыпались кусочки карбида. Все это дело завинчивалось, бутылочку встряхивали и кидали куда подальше. Карбид при реакции с водой выделял какой-то газ, в больших количествах и бутылку разрывало с хорошим грохотом.

7

А еще мы взрывали порох. Брали мы его у отца Димки Шустого, так как у того было ружье и он иногда ходил на охоту. А в заначке у него всегда было несколько таких длинных металлических банок пороха «Сокол». Мы брали небольшой обрезок водопроводной трубы, которых у нас валялось множество на каждой свалке, сами нарезали резьбу с двух сторон у Димки в гараже. Если очень хочется, всему можно научиться! Затем, насыпали туда пороха, завинчивали с двух сторон металлическими заглушками и кидали в костер. Взрывались такие фугасы, как снаряды с грохотом и клубами черного дыма!

Эта осень запомнилась мне еще одним моментом, очередным нашим путешествием по нашей речке-говнотечке (извините за выражение, но в последние годы ее только так и называли). На этот раз плавсредство было выбрано качественное, — военный понтон!

Дело в том, что в этом году начали ремонтировать наш главный мост через реку, по которому мы ходили в школу. Сняли с него все деревянное покрытие, а на время ремонта, привезли и установили чуть ниже по течению, как раз напротив горы, с которой мы зимой катались, понтонный мост из двух понтонов, связанных веревками. К концу осени новый мост был построен, а понтонный убрать еще не успели.

Вот мы с другом Генкой Фалевым, недолго думая и решили воспользоваться этой ситуацией и немного попутешествовать. Оценив заранее все возможности угона, как-то поздним осенним вечером, мы пришли на мост, развязали в середине моста веревки, соединяющие два понтона и оттолкнувшись от берега шестом, поплыли на одном в неизвестность. Представьте: уже стемнело, светит луна и два малолетних путешественника все дальше уплывают от родного дома. Вскоре, проплыв пару километров, мы слегка забеспокоились, как будем возвращаться и спустя еще какое-то время все же решили сойти на берег, предоставив понтону путешествовать дальше без нас! На следующий день и второго понтона на месте не оказалось, — то ли сам уплыл, то ли кто-то тоже поплавать решил.

8

Где-то в начале этой осени мы с Димкой Шустовым и другими местными ребятами умудрились сжечь наш магазинчик, что стоял через дорогу от моего дома. Магазин уже несколько лет не работал, и мы как-то решили сделать в нем свой штаб. Двери обиты металлом, на окнах решетки, замки врезные, — как тут залезть? Но, ребята мы были сообразительные, и вскоре нашли выход.

Залезли на крышу, разобрали шифер, пропилили под ним лаз в досках и так попали на чердак, засыпанный гравием. Лист шифера мы за собой на место ложили, чтобы никто не заметил. В течение еще нескольких дней, мы сгребали с потолка гравий, потом пропилили наконец люк, в самом потолке и забрались в магазин, надеясь найти там что-нибудь ценное, но увы, кроме старых весов и кучи картонных коробок, сложенных в огромной холодильной камере, там ничего и не было. Мы изнутри открыли замок задней двери, затем повесили снаружи уже свой замочек и стали проводить там все вечера, играя с девчонками в бутылочку. Некоторые мальчишки уже покуривали, и наверно из-за этого мы и лишились такого хорошего места для наших забав.

Однажды утром я проснулся и почувствовал сильный запах гари. Зашла бабушка и сказала, что ночью наш магазинчик по какой-то непонятной причине загорелся и весь сгорел дотла. Я вышел во двор и увидел через дорогу лишь дымящиеся угли. Наши родители так и не узнали, кто был виновником пожара.

9

Как-то уже в конце осени, весь наш класс повезли на экскурсию на ЛЗВУ (Ленинградский Завод Высокочастотных Установок). Он находился по дороге из Славянки в Металлострой. Единственное что я из этой экскурсии запомнил, это огромный шкаф в цеху, напичканный электроникой с металлическим кольцом сбоку. Вроде какая-то новая разработка завода. Когда в это кольцо суешь руку, — ничего не происходит, но стоит сунуть туда металлический предмет, как он за считанные секунды раскаляется до красна. Короче что-то там изобретали типа микроволновых печей наверно. Кстати не далеко от этого завода находилась зеркальная свалка, как мы ее с друзьями называли. Туда привозили целыми машинами битые зеркала с какого-то комбината. Довольно часто мы туда ездили на мопедах, велосипедах и обходя груды стеклянных обломков, бывало, находили и целые зеркала и какие-то куски цветного стекла: синие, красные, фиолетовые и прочие безделушки. Привозили домой мы оттуда целые сумки этих стекляшек, и… потом выкидывали за ненадобностью. У нас чаще всего так и происходило, — где-то, что-то найдем интересное, и даже не задумываясь, — зачем это нам, волочем домой, а спустя пару дней выкидываем. Важен был сам процесс поиска, а не результат.

В начале зимы, случилась неприятная история с моим другом Димкой Шустовым, которая могла окончиться значительно хуже, но мальчишки есть мальчишки.

Однажды поздним вечером, когда было уже темно, мы играли у меня в огороде, в теплице. Играли в снежки, которые кидали сквозь рваную пленку. Я был внутри, а Димка и еще несколько мальчишек снаружи. Одним снежком кто-то из них угодил мне в лицо и я разозлившись, схватил что под руку подвернулось, — консервную банку с замерзшим в ней льдом и запустил в дыру в пленке. А Димка как раз заглянул через нее внутрь. Ну, и угодила эта банка, прямо зазубренными концами ему в лицо. Хорошо не в глаз, а лишь в верхнюю губу. Он в крик, кровища хлещет! Побежал он домой, вскоре его отец к моей матери прибежал разбираться. Но, в общем, как-то это все утряслось, но у Димки так и остался на всю жизнь шрам над верхней губой. Прости меня Дима!

10

Не было в те годы в СССР еще фильмов ужасов, за исключением советского фильма «Вий», но наши неокрепшие юные души уже хотели что-нибудь страшненькое учудить. И вот как-то зимним вечером, мы с Димкой Шустовым, Сережкой Астаповым и еще с кем-то из соседских ребят решили немного пошутить над соседями. Нашли у меня в кладовке какой-то старый ватник, штаны, зимнюю шапку, валенки. Вышли на наш Лесной проспект и выбрав местечко по темнее, где уличный фонарь не горел, сделали посреди дороги, вроде как лежащий труп: набили снегом фуфайку и штаны, придав им очертания человека, слепили голову, натянули на нее зимнюю шапку. Я сбегал домой за коробкой с гуашью и мы нарисовали лицо, волосы, а затем, размешав в банке красную гуашь, обильно полили все вокруг «кровью».

Этого нам показалось мало, и кто-то из ребят притащил еще и старый топор, который мы тоже измазали красным и положили рядом с «трупом». Думаю о последствиях рассказывать нет необходимости. Какая-то, проходившая бабулька, чуть в обморок не упала и своим истошным визгом и криком переполошила всех соседей. Нас, спрятавшихся невдалеке, это конечно очень порадовало, — не зря столько сил и времени потратили. Но вот потом… Спасло нас только то, что телефон, чтобы вызвать милицию, был только на станции, а пара мужиков, выбежавших на женские крики и осмотревших «тело», быстро поняли, что к чему и конечно поняли кто это мог учудить. Нас ведь всего и оставалось человек пять молодых пацанов, — на кого еще думать. Но они ограничились лишь тем, что нашим родителям все рассказали. Помню, моя мама мне потом что-то высказывала, но все обошлось без наказаний.