Юность. г. Колпино.

Немного истории

В период 1989-1991 гг. доходит до максимума главная проблема советской экономики — хронический товарный дефицит; из свободной продажи исчезают практически все основные товары, кроме хлеба. По всей стране вводится нормированное снабжение в форме талонов. В эпоху развитого социализма талонная система в СССР на продовольственные и промышленные товары, казалось бы, осталась в далеком военном и послевоенном прошлом. Однако в 1989 году вновь появились талоны на продукты в СССР. Первыми ввели талоны на извечный советский дефицит — колбасу. Очереди в этот период были за 70% товаров! Для покупки дефицита необходимо было не только заплатить деньги, но и предъявить специальный талон, разрешение на покупку! В разряд дефицита попадало практически все: колбаса, чай, кофе, крупы, соль, сахар, а также табак и водка. В отдаленных местностях было трудно достать даже самое элементарное — по талонам покупали хлеб, майонез, мыло, стиральный порошок, женское белье, даже школьные тетради! В каждом городе, регионе советские талоны выдавались с учетом местного дефицита.

Талоны на продукты в СССР не замещали деньги, а являлись лишь правом на приобретение того, или иного товара в строго лимитированном количестве. Талоны на продукты выдавались в профсоюзных организациях по месту работы, учебы, в жилищно-эксплуатационных конторах и распределялись с учетом количества членов семьи. Причем талоны на сигареты и водку выдавались даже на несовершеннолетних детей. Граждане активно обменивались талонами. Процветала и спекуляция советскими талонами.

Талоны в СССР печатались всплошную на листах бумаги. Их требовалось самостоятельно отрезать ножницами. На талоне значилось наименование товара, срок действия талона. Советские талоны на различные виды товаров отличались по цвету.

В перестроечное время бытовал следующий анекдот. Мальчик спрашивал маму, где папа. Мама отвечала, что папа стоит в очереди за талонами на талоны. Народ окрестил талоны перестроечного периода — горбачевская пайка.

С начала девяностых годов талонная система в СССР сошла на нет, в связи с прекращением контроля над ценами в торговых точках, развитием свободной торговли.

Чтобы хоть немного понять, что в этот год творилось в стране, я хочу привести несколько отрывков из личного дневника Анатолия Черняева (советский историк и партийный деятель, помощник генерального секретаря ЦК КПСС, затем президента СССР по международным делам).

… Горбачев развязал везде необратимые уже процессы распада, которые раньше сдерживались, или были прикрыты:

— гонкой вооружений,

— страхом мировой войны,

— мифами о международном коммунистическом движении,

— о социалистическом содружестве,

— о мировом революционном процессе,

— о пролетарском интернационализме и т. п...

… Исчезает социализм в Восточной Европе, рушатся компартии в Западной Европе — во всяком случае, там, где они не сумели зацепиться в качестве хотя бы мало-мальски национальной силы. Иначе говоря, все то, что давно зрело в реальной жизни, выплеснулось теперь наружу и приобрело натуральный вид. И оказалось, что повсюду все не то, как представлялось и изображалось. Но главное — это распад мифов и противоестественных форм жизни в нашем собственном обществе:

— распадается экономика,

— распадается облик социализма,

— идеологии, как таковой, нет,

— расползается федерация = империя, — рушится партия, потеряв свое место правящей и господствующей, репрессивной и наказующей,

— власть расшатана до критической точки, а взамен нигде пока еще никакая другая не формируется...

… Протуберанцы хаоса уже вырвались наружу, поскольку былые грозные законы, державшие дисциплину, никто теперь не в состоянии заставить исполнять...

Кооперативное движение

Вот что вспоминает учредитель кооператива №10, первый и единственный официальный миллионер СССР Артём ТАРАСОВ.

"Взойдя в 1987-м, кооперация в СССР покатилась к закату уже в этом 1989-м. А в 1990-м обстановка в кооперативном бизнесе вообще полностью поменялась. Советская партийная номенклатура просекла, как можно быстро разбогатеть. Партийные работники начали пересаживаться на иномарки, въезжали в новые квартиры, строили дома. Расторопным комсомольским работникам тоже стало интересно: и чем это они там занимаются? Джинсы варят? Но это же мелочь. Может, начать приватизацию… Ну и начали. Банки приватизировали прямо с деньгами. Переводили какое-нибудь люберецкое отделение в новый «банк экономического развития» и становились его хозяевами. Подминали предприятия и маленькие, и большие . И очень большие.

Помню такой случай. В начале 90-го пришёл ко мне директор достаточно крупного электронного завода на Бауманской. Огромная территория: пять корпусов, в том числе 10-этажный. 8 тысяч сотрудников. Правда, на тот момент больше половины разбежались. Уникальное японское оборудование на сотни миллионов долларов. И он просит меня помочь ему провести приватизацию по второй схеме и выкупить все акции. Я его спрашиваю: «А сколько стоят все акции?» «36 тысяч рублей», — отвечает он. Всего-то 36 тысяч — и завод переходит в частную собственность.  Буквально даром!

Кооперация ещё существовала, но она уже перестала всех интересовать. Светлый период в истории развития нашей страны завершился. Это были два года свободы творчества и фанатичной веры в то, что мы делаем что-то очень правильное. В команде, с которой начиналось кооперативное движение, были люди нищие, не умеющие толком ничего продать. Но это были профессионалы своих дел, просто нереализованные, потому что всю жизнь подчинялись дураку-начальнику. И вдруг стали сами себе начальники. Вот откуда такой подъём, такая находчивость. Кто-то майки шил из кальсонов, а мы в тот же момент — переделывали игровые компьютеры в программные комплексы для космической промышленности. Потом доросли до персональных компьютеров.

Это были годы, когда будущие владельцы собственности прятались ещё по подвалам. Делали там ремонт, закупали табуретки, ставили стол с факсом… И все были при ком-то. Власти, когда разрешили кооперативы, сделали маленькую сноску, она потом появилась и в Законе о кооперации 1988 года. Она гласила, что любой кооператив в Советском Союзе должен регистрироваться при госучреждении, которое несёт ответственность за его деятельность. Мой кооператив «Техника» — а до этого «Прогресс» — был открыт при Мосгорбытремонте. И вот такие разные организации стали пускать к себе кооператоров. Не удивляйтесь, постепенно кооперативы стали появляться при структурах ЦК КПСС и даже при Внешторге. Когда они стали появляться на секретных почтовых ящиках военной промышленности, мы уже ничему не удивлялись.

Знаменитая история была с моим заместителем, который с заработка 3 миллиона уплатил 90 тысяч рублей взносов. Завернул деньги в газетку и принёс секретарю парторганизации института криминалистики, где работал. Бедняга, наверное, рублей 200 получал, таких денег в жизни не видел. Растерялся и спрашивает: «Что это?» Когда услышал про взносы, неуловимым движением выдвинул ящик, сгрёб деньги и закрыл. А что дальше делать, не знает. Потом написал в партбилете дрожащей рукой: заработок — 3 миллиона рублей, взносы — 90 тысяч рублей.

Я этот партбилет показал на всю страну в программе «Взгляд». А секретарь, когда очнулся, позвонил в ЦК. Там, конечно, растерялись, Горбачёву доложили только через два дня. Он в это время был в отъезде на Украине. А к нам пришли восемь человек проверяющих. ОБХСС, КГБ, КРУ Минфина… организаций посыпалось на нашу голову огромное количество. Но нарушений никаких не нашли. Отчётность в полном порядке. Подоходный налог заплатили

2 500 000 рублей. Все взносы уплачены — ДОСААФ, охрана лесов, памятников, ещё что-то. Я сам за бездетность 180 тысяч рублей уплатил. Мы честно заработали эти деньги и хотели легализовать свой заработок. Чтобы спокойно их тратить. Что с нами делать, никто не знал. Ждали, что скажет Горбачёв. А Михаил Сергеевич по своему обычаю молчал.

Но с другой стороны, кооперативы этих лет, стали той самой заразой, которая постепенно убивала само предприятие.

Когда кооператив появлялся на заводе и открывал маленький цех, туда перекочёвывали лучшие кадры. Туда же уходило всё сырьё, потому что вся пользующаяся спросом готовая продукция выпускалась этим цехом. Я вспоминаю интересный факт, с которым столкнулся, когда ездил в Смоленск. Вдоль дороги стояли коробейники и торговали красивыми полотенцами. Мне стало интересно, и я спросил, откуда товар. И они рассказали про местную ткацкую фабрику. Всё предприятие «лежало», работал только один кооперативный цех. Его продукция удовлетворяла спрос на смоленском направлении.

Произошло такое явление на предприятиях тоже не сразу. Где-то в 1988-1989 годах директора почувствовали вкус к кооперативам. В них же можно оформить родственников, а то и самих себя, получая без риска дополнительный доход, не вылезая из директорского кресла. Дальше они смогли уже приватизировать и сами заводы.

Мы эту тенденцию заметили в 1988 году. Меня вскоре избрали вице-президентом Союза кооперативов СССР. Случилось это после известного скандала со взносами. Мой кооператив «Техника» закрыли, деньги все конфисковали. И в 1989 году я перешёл уже на постоянную работу в Союз кооперативов. Его президентом был избран академик Тихонов Владимир Александрович (ныне покойный). Мы вытащили его насильно. Совет Министров СССР проталкивал своего кандидата и категорически не хотел допускать автора Закона о кооперации к руководству кооперативным движением.

Мы являемся не только свидетелями, но и участниками тех исторических событий. Поэтому, чтобы правдиво их воссоздать перед читателем, будем следовать исторической хронологии. Так вот, когда в 1989 году стало ясно, что кооперативное движение расслабляет и убивает государственную плановую систему, пришла идея создания Свободной экономической зоны. Причём раньше китайцев. Мы придумали её с Тихоновым, с ним же оговорили, где её делать. И с нами согласился Спиридонов — первый секретарь обкома Республики Коми. Мы вышли с письмом к Горбачёву, в котором предлагали «вернуть выпущенного джинна в бутылку». А именно, повсеместно запретить кооперативы по всей стране, кроме Коми АССР. Где в то время уже начались волнения среди шахтёров. Мы обещали ликвидировать забастовки. Более того, устроить там некий Гонконг, ввести свою валюту. Потом, отработав механизм новой рыночной экономики, его можно будет распространять дальше по стране. Это было бы наше изобретение в том далёком 1989 году. Если бы нам тогда разрешили…"

Главным словом в 1989 году становится «события». Журналист — становится главной фигурой в обществе. Они забывают, что бывают времена, когда нет сенсационных и серьезных новостей.

В феврале окончательно выводятся советские войска из Афганистана. В апреле в Тбилиси солдаты с саперными лопатками разгоняют демонстрацию. То же самое, только при помощи танков делают в Пекине на площади Тяньаньмынь. Много жертв.

В июне в Страну Советов приходит демократия. 1 съезд советов, избранный на альтернативной основе. На Пушкинской площади в Москве в первый день народ собирается на митинг, милиция разделяет толпу на части и все молчат, не зная, что делать. На второй день милиция уходит в сторонку и начинается бесконечное торжество гласности. Одна толпа слушает Константина Осташвили, который говорит, что во всем виноваты жиды, неподалеку другая толпа слушает Валерию Новодворскую, утверждающую, что во всем виноваты коммуняки. Те, кто стоят на одинаковом расстоянии от ораторов, становятся плюралистами.

На съезде создается Межрегиональная группа, объединившая борцов за демократию и с коммунистическим режимом. Будущий лауреат Нобелевской премии мира Горбачев все время перебивает реального лауреата той же премии Сахарова.

А дружба народов, основа основ СССР, доходит до того, что в Ферганской долине узбеки так рьяно принялись резать турок-месхетинцев, что те сбежали оттуда буквально все. Но на историческую родину в Грузию их не пустили, в Краснодарском крае тоже как-то не ужились. Пришлось им податься в США.

По принципу домино в этом году обрушился социалистический лагерь. Везде довольно мирно. Только в Румынии чета Чаушеску видимо так достала румын, что те сгоряча расстреляли Николае и Елену. И, наконец, 9 ноября прославленную Берлинскую стену частично разобрали на сувениры, частично превратили в художественную галерею, где главной картиной стал «Поцелуй Брежнева и Хонеккера».

Первый CD в СССР

Первый CD в СССР выпустила Всесоюзная фирма грамзаписи «Мелодия». К концу 80-х резко упали продажи грампластинок: народ предпочитал аудиокассеты, а избранные привозили уже из-за границы диски и плееры для их проигрывания. Нужно было идти в ногу со временем.

Летом 1989 года два десятка отечественных специалистов отправились на стажировку на предприятия Германии и Швеции, чтобы по возвращении организовать производство советских компакт-дисков. Тем временем голландские, германские и шведские специалисты занялись технической организацией производства: установкой «чистых» комнат, оборудования мастеринга репликации и упаковки, оборудования для подготовки воздуха и воды. Таким образом, к декабрю тиражом от 1000 до 5000 экземпляров были выпущены первые десять наименований первых в СССР компакт-дисков с записями классической музыки. Официально первым был назван CD "Иван Грозный — Стихира" Родиона Щедрина. Но у него был и предшественник, диск номер Ноль. Его отливали со шведской матрицы — записи группы «Roxette» тиражом в 180 экземпляров. Тираж поделили пополам между русскими и шведами, а на титуле под словами «We made it» расписались все участники проекта. Так началась история CD в СССР.

В августе этого года, в отечественных СМИ случилась очередная разоблачительная кампания. На этот раз на звёзд отечественной эстрады «наехали» в связи с их заработками. Последние на общем фоне на самом деле выглядели баснословными. Конечно, трудящиеся поп-сцены и раньше зарабатывали хорошие деньги, но в конце 80-х они будто с цепи сорвались. Что в общем-то объяснимо. Ведь перестройка дала жизнь кооперативному движению, и многие граждане нашей необъятной родины впервые получили реальную возможность не только открыть своё собственное дело, но и продавать результаты своего труда. Не стали исключением и эстрадные артисты, которые через посредников (те самые кооперативы) стали заключать прямые договоры с концертными площадками и продавать свои выступления по рыночной цене. Цена эта имела два вида: как фиксированная сумма или как определённый процент от общего дохода концерта. Собственно, такой вид оплаты нелегально практиковался на советских сценических площадках и раньше (в этом преуспели в основном рок-музыканты), однако Закон о кооперации дал возможность заниматься этим легально. Большинство читателей наверняка прекрасно помнят те годы, когда продукция так называемых кооператоров («самопал» стала конкурировать с продукцией государственных предприятий. Кооперативные вещи имели перед официальным ширпотребом одно одно достоинство: более привлекательный внешний вид. Однако в большинстве своём их качество было откровенно халтурным, то есть под красивой обёрткой скрывалась туфта. То же самое присутствовало и на эстраде. Появившиеся как грибы после дождя, артисты и артисточки в подавляющем большинстве были дилетантами, часто не имеющими ни голоса, ни слуха. Однако народ на их концерты валил валом (в основном, конечно, молодёжь), потому что за время советского официоза ограниченный круг одних и тех же исполнителей (Пугачёва, Кобзон, Лещенко, Пьеха, Ротару, Сенчина и т. д.) успел ему изрядно надоесть. Устроители подобного рода концертов шли по нехитрой дорожке: находили смазливого исполнителя, записывали с ним в студии десяток примитивных песенок и вывозили на гастроли по Союзу (так назваемый «чёс», «окучивая» в основном крупные площадки — например стадионы. При этом песни исполнялись под заранее записанную фонограмму (на профессиональном жаргоне «лип-синк», в просторечии — «фанера». Такая деятельность требовала от исполнителей минимальных затрат энергии, зато приносила баснословные деньги. Так продолжалось какое-то время, пока этим делом не озаботилась власть. Однако если каких-нибудь три-четыре года назад эта самая власть была ещё в силах навести порядок, то теперь, увы — ведь кооперативное движение она сама разрешила. Поэтому единственное, что ей оставалось, — долбить по зарвавшимся артистам из своих печатных орудий.

31 декабря по ЦТ показали «Иронию судьбы». Эка невидаль, скажет читатель, и ошибётся. Дело в том, что во времена перестройки эту комедию почему-то записали в идеологические враги (как яркого представителя застойного времени) и в течение нескольких лет отказывались показывать по ТВ, тем самым насильно лишив советских телезрителей любимого зрелища. Но в декабре 89-го в наших теленачальниках все-таки проснулся здравый ум, и «Ирония судьбы» вернулась на голубые экраны. И мы вновь встретились с любимыми героями и услышали чистый голос Аллы Пугачёвой за кадром, певшей про то, что «мне нравится, что вы больны не мной…». Однако на этот раз замечательное кино смотрелось несколько иначе, чем раньше, поскольку страна была уже другая. В отличие от фильма билеты на самолёт или бутылку шампанского перед Новым годом теперь купить было невозможно, за мебель переплачивали бешеные деньги, и двери открывать кому ни попадя опасались, поскольку в стране свирепствовали рэкет и вооружённые преступные группировки.

И снова о музыке. Между тем этим летом, в отечественной поп-музыке наступила «молодёжная» или «фанерная» эпоха. Многочисленные девчачьи и мальчуковые ансамбли заполонили страну, исполняя исключительно простенькие песенки «для ног». Взять, к примеру, хит-парад («ЗД» за июнь. Если на 1-м месте в нем обосновался ветеран рок-движенья Крис Кельми с песней «Ночное рандеву», то остальные шесть мест разобрали: 2. «Девочка моя синеглазая» — Женя Белоусов. 3. «Студент» — Дима Маликов. 4. «До завтра» — Дима Маликов. 5. «Брачный кортеж» — Дима Маликов. 6. «Ночное такси» — Женя Белоусов. 7. «Белый, белый вечер» — «Комбинация».

Эту же волну представляли и другие песни, представленные в том топ-листе: «Розовый вечер» — «Ласковый май», «Лунный сон» — Дима Маликов, «Русские девочки» — «Комбинация», «Музыка нас связала» — «Мираж», «Белые розы» — «Ласковый май», «Ты моей никогда не будешь» — Дима Маликов. Были, конечно, в этом хит-параде и исключения в виде следующих хитов: «Стой, кто идёт» — Валерий Шаповалов, «Я люблю» — «Автограф», «Аэробика» — «Алиса», «Россия» — Игорь Тальков, «Пантера» — «Агата Кристи» и «Ангел» — «Урфин Джюс», «О, мой мальчик» — «Автограф».

Двадцатка лучших песен этого года выглядела так: «Девочка моя синеглазая» — Женя Белоусов. 2. «Ночное такси» — Женя Белоусов. 3. «Маргарита» — Валерий Леонтьев. 4. «Белые розы» — «Ласковый май». 5. «Как мне быть?» — Александр Серов. 6. «Такое короткое лето» — Женя Белоусов. 7. "Я тебя поцеловала" — Алла Пугачева 8. «Я хочу быть с тобой» — «Наутилус Помпилиус». 9. «Розовый вечер» — «Ласковый май». 10. «Ночное рандеву» — Крис Кельми. 11. «Примерный мальчик» — Валерий Леонтьев. 12. «Рисунок» — Валерий Леонтьев. 13. «Доктор время» — Валерий Леонтьев. 14. «Алушта» — Женя Белоусов. 15. «Грешный путь» — Валерий Леонтьев. 16. «Ты моей никогда не будешь» — Дима Маликов. 17. «Недотрога» — Володя Пресняков. 18. «Баллада о капитане» — Владимир Кузьмин. 19. «Группа крови» — «Кино». 20. «До завтра» — Дима Маликов.

И снова обо мне

1

Новый год мы справляли у меня дома чисто по наркомански, то есть не справляли вообще. У меня собрались Андрей Годунов, Эля и Андрей Гитлицы, вроде еще кто-то был из наркоманов, но я уже точно не помню. Был стол с несколькими блюдами закусок и парой бутылок вина, но это было сделано лишь для приличия, чтобы моя мама воспринимала все, как действительно праздник. Но нам было не до вина. Лишь доза "белого", желательно побольше в честь праздника, вот о чем мы все мечтали, пока моя мама не ушла спать.

И опять была бессонная ночь, когда после дозы, каждый занимается тем, что ему нравится. Телевизор конечно работал, но больше для фона. Под "белым" не сидится просто так перед экраном. Все время тянет что-то делать. Я как всегда сидел с гитарой. Остальные не помню чем занимались.

Сразу после новогодних праздников, которые для нас теперь не отличались от всех остальных дней, я решил поделиться своими впечатлениями от "новой" жизни с Игорем Алиминым. У нас как-то вечером как раз было много Солутана и мало народа. Я позвонил Игорю и рассказал ему, что я попробовал суперулетную штуку и какой это кайф. А так как он сам был экспериментатор по жизни, усиленно изучал книги, точнее опять же перепечатки книг Карлоса Кастанеды о его наркотических путешествиях, то он тут же захотел сам все попробовать и даже приехал в тот же вечер из Ленинграда ко мне.

В итоге, можно сказать, что это я подсадил Игоря Алимина на иглу, как и чуть раньше Андрей (Сэм) с Элей Гитлиц подсадили меня. Причем, ты совершенно не желаешь зла своим друзьям. Тебе просто очень хочется поделиться ощущениями, ты им рассказываешь, а дальше уже их выбор, попробовать или нет. В основном все пробовали и… зависали надолго. Хотя, многими из наркоманов со стажем, руководили исключительно корыстные цели. Такие наркоши подсаживали на иглу "нужных" им людей. У кого деньги к примеру водились, или было что продать. У кого можно было надолго в квартире зависнуть, или у кого были связи в медицинских учреждениях. Но этим занимались в основном, как я уже сказал, уже конченные наркоманы, у которых в жизни оставалась лишь одна цель, — найти наркотик! Найти любыми путями и желательно побольше.

Игорю Алимину так это дело понравилось, что он уже через несколько дней, по своим каналам достал целых две упаковки Солутана, пузырьков сорок наверно. И началось у меня дома разгуляево. Точнее сначала у меня, а потом мы все поехали к Игорю в Питер «торчать» и зависали там наверно неделю безвылазно. Я по моему даже больничный специально для этого взял, или за свой счёт неделю? Уже точно не помню.

Разговоры у всех, с кем я торчал, сводились к одной единственной теме: у кого лучше получается приготовить раствор и где и как достать еще Солутана. Я же уходил от бесполезных разговоров в себя и, либо играл на гитаре, если она была под рукой, либо что-то рисовал, — наброски будущих картин к примеру. Пытался и рассказы писать.

Игорь же, имея за плечами высшее образование, подошел к делу приготовления раствора, с научной точки зрения. Раздобыл где-то медицинские весы, лакмусовые бумажки и начал в дальнейшем экспериментировать, отмеряя то так, то сяк, соотношение марганца, уксуса, едкого натра и самого раствора эфедрина. И вскоре он действительно научился делать очень даже неплохие растворы "белого".

Все это время, что я сидел «на игле», я продолжал работать на заводе «Победа». Сейчас вспоминаются с ужасом дни, когда я «проторчав» целую ночь, делал под утро последнюю «вмазку» (укол) и ехал на работу. А работа тяжелая, сто потов сойдет, пока немного оклемаешься. Как только останавливалась работа, чтобы отправить полную кирпича платформу в печь для обжига, и поменять на пустую, пока мужики курили, я садился где-нибудь в сторонке, и закрыв глаза представлял, что вот прямо сейчас, мне делают новый укол. Представлял «волну» прихода, которая идет в мозг после вмазки, и вроде полегче на время становилось. Что-то вроде самогипноза. А потом опять к конвеерной ленте встаешь, и пол часа без перерыва, кирпичи укладываешь до следующего небольшого перерыва. И так всю смену. А после работы летишь на всех парах домой, зная, что там заботливыми «друзьями» мне оставлена «дежурная доза». И вот я влетаю домой, меня всего колотит, сводит живот. Вы замечали, когда вас разбирает страх, как весь низ живота оживает и начинает свербеть и такое ощущение, словно кишки закручиваются в животе в узлы? Вот примерно тоже самое испытываешь перед первой вмазкой, после длительного (8-12 часов) перерыва. И наконец я закатываю рукав, мненя "вмазывают" (делают укол) и я улетаю… Тут же прикращается нервное бурление в животе, я расслабляюсь, лежу несколько минут ловя кайф, и затем снова сажусь за гитару, или рисовать картины и так продолжается опять до утра с перерывами для следующей вмазки. Если конечно раствора много. Если мало, то все начинают придумывать способы достать еще банку-другую Солутана и чаще всего доставали. А утром снова на работу.

Все то время, что я был на работе, мои «друзья» продолжали зависать у меня дома. И так, по несколько дней подряд: ночь «торчишь», днем работаешь. Как вспомнишь, так вздрогнешь!

Вскоре, кто-то из наркоманов освоил новую технологию приготовления раствора и поделился с нами. Оказалось, что из Солутана можно эфедрин выпаривать, и в итоге получить кристаллический эфедрин, который во много раз круче и надо меньше раствора в вену вгонять. До этого мы гнали по двадцать кубиков! за раз и вмазывались по 3-4 раза за ночь! С кристаллический эфедрином, достаточно было пяти кубов и приход получался гораздо круче. Как говориться, век живи, век учись!

Мы соорудили новый самодельный перегонный куб и стали в начале перегонять Солутан, добавив натра едкого, как самогонку из браги, потом выпаривали жидкость до кристаллов, а потом уже делали из него непосредственно раствор «Джефа».

У наркоманов со стажем в пару лет, которые зависали часто на белом, толстых вен на руках уже практически не оставалось и они начинали колоться в вены ног, запястий, в «метро», как называлась основная толстая вена, проходящая, где-то под мышкой и в нее надо было попасть вслепую.

В общем, мучений таким наркоманам хватало. Порой они по полчаса не могли «вмазаться», — психовали, искали хоть какую-нибудь маленькую венку между пальцами рук, или на ногах. У нас же, начинающих наркоманов с венами пока все было нормально и проблем не возникало. У меня вообще были не вены, а трубопровод, как их называли наркоши. Не даром спортом постоянно занимался, вот и пригодились…

А вообще, все, что я помню из тех дней и ночей, это только эксперименты для получения более качественного продукта, нервное ожидание очередной «вмазки» и далее, после вмазки, бессонные ночи с гитарой в руках. И так изо дня в день. Уснуть, кстати, как и поесть нормально «под белым» кайфом было практически невозможно. Мы все похудели, а мне даже прозвище дали «Иисусик», так как лицо стало худющим, а волосы были длинные. С начала этого года подсели "на иглу" и Вадим Каретников с Мишей Огурцовым, не без моей помощи. Почти все остальные «наркоши», которые раньше у меня тусовались, куда-то пропали. Найдя где-нибудь по старым связям банку «Солутана», мы с Вадимом и Мишей, бывало "торчали" у меня ночь другую. Но торчали с умом, если можно так сказать. Так как «белый кайф» являлся сильным психостимулятором, мы его действие и направляли в нужное нам русло. То музыку и песни начинали сочинять, благо у меня хватало аппаратуры. И сочиняли, надо сказать, довольно удачно. То черновики собственного самиздатовского журнала начинали печатать на электрической печатной машинке. Машинку я в пункте проката взял на целый год. В те времена в пунктах проката, можно было взять всё, что угодно, начиная от транзисторных приемников, лыж, санок, телевизоров и пр. и заканчивая мебелью, — причем за копейки.

Пробовали мы и рассказы писать и картины рисовать. Картинами в основном я занимался, хотя и Миша с Виталей тоже пробовали. Я порой, бывало по несколько часов, над какой-то деталью картины сидел, выписывая все со скурпулезной точностью и мне это доставляло огромное удовольствие, жалко только, что удовольствие я получал, только пока действовал психостимулятор. Когда же действие «джефа» заканчивалось, то все мое творчество вызывало лишь отвращение. И уже ничем заниматься совершенно не хотелось.

«Солутан» к этому времени в аптеках уже было не достать и нам приходилось его покупать уже с рук за довольно приличные деньги. Покупали "белый" в основном тогда на деньги Вадима. Вадим с матерью продали свою квартиру и пока не переехали, он у мамы тянул понемногу из полученного аванса. Но вскоре они купили частный дом в Псковской области и уехали навсегда из Колпино.

Миша вскоре ушел в армию. Пришел он уже в1991 году, женился и уехал жить в Ленинград. Я, кстати у него на свадьбе неплохо погулял. Справляли ее в Питере в кафе на проспекте Науки, не далеко от дома, где в дальнейшем стали жить молодые. И не далеко от дома, где я провел столько счастливых летних месяцев со своей сестрой Наташей. В этом доме №14/2, по пр. Науки, как я уже рассказывал, жила родная сестра моей бабушки Александра Пьянкова (Веселова) с семьей. Наши «торчания» закончились. В общем Миша и Вадик завязали с "Джефом" вовремя и слава богу.

В конце весны, мы, все кто «торчал» у меня дома, заразились через иглу гепатитом, — желтухой проще говоря. Я, как-то утром, увидев в зеркале свое пожелтевшее лицо с желтыми белками глаз, не на шутку перепугался и тут же отправился в нашу поликлинику. А там, врачиха, осматривающая меня, увидев мои исколотые руки, тут же вызвала машину скорой помощи, сказав: «Что ж вы с собой делаете ребята, ты уже десятый наверно с такими руками и с желтухой, только за последнюю неделю!». А ведь все остальные заразившиеся вместе со мной, так и не пошли в поликлинику, решив дома это дело пересидеть. Авось само пройдёт! И ведь прошло, хотя скорее всего, на их печени это отразилось больше, чем на моей.

Меня же, уже через час, везли в «Боткинскую больницу» в Ленинград. Я только матери из поликлиники успел позвонить на наш домашний телефон и сказать, что ложусь в больницу.

Вот с этого времени, пролежав целый месяц в больнице, без наркоты, я наконец-то начал постепенно осознавать, что качусь в пропасть и решил, что пора завязывать. И это в прочем, удалось мне без особых осложнений. Кстати и в больнице, где лежало довольно много наркоманов, многие из них продолжали колоться. Раствор им «по дружески», приносили их друзья и вмазывали тут-же в туалете. Так что все капельницы, что им ставили, толку не приносили.

Были там, в Боткинских бараках, как называли эту больницу, и любители спиртного, которые умудрялись гнать водку по венам. В общем, насмотрелся я там всего и понял: я такой жизни не хочу! И пожить ещё хочу нормальной жизнью! Ведь столько ещё не реализованных идей рождается в голове.

В дальнейшем, в начале лета, после выписки из больницы, я твердо сказал всем своим «друзьям», что моя хата для наркоманской тусовки закрыта. И даже если у меня кто-то дома в дальнейшем иногда и «вмазывался», из самых близких друзей, вроде СЭМа, на предложение и мне «заторчать», я уже спокойно мог сказать «Нет!». Ну не совсем спокойно, — внутри, бывало, все кричало: «Ну, вмажься хоть разок!», но я понимал, — наркота это дорога в никуда!

Впрочем, потом, спустя где-то пару лет, я временами опять начал позволять себе изредко расслабиться «на белом», пока его можно было еще иногда достать. Но вскоре это стало довольно проблематично и к тому же дорого, и я окончательно «слез» с наркоты. Но это все было потом.

2

Игорь Алимин, как только сам подсел на наркоту, почти сразу и свою девчонку подсадил. Теперь они вдвоем зависали то у него в квартире, то у нее. Жила она в Купчино. Несколько раз и я с ними торчал. Все-таки одно дело торчать с тупыми людьми, у которых все мысли о наркоте и совсем другое зависнуть иногда с людьми умными, с которыми есть о чем поговорить. Но бывал я у них все реже и реже. Впрочем, Игорь тоже вскоре завязал. Они тоже занялись бизнесом, — начали ездить с подругой в Польшу, челноками. Времена в стране были в эти годы тяжелыми, вот все и начали ездить в ближнее зарубежье, чтобы закупить там дешевые шмотки и потом перепродать у нас на рынках. Советский союз разваливался и жизнь начала круто изменяться не в лучшую сторону. Зарабатывали все, как могли.

С начала лета я с наркотой завязал. В итоге я плотненько пронаркоманил примерно восемь месяцев и слава богу, отошел от этой заразы. Хотя поначалу, без дозы, не хотелось ни чем заниматься, ни музыкой, ни рисованием. Вообще ни чем! Мой организм уже привык работать только под допингом, и перестраиваться на прежний ритм жизни не торопился. Лишь спустя несколько месяцев, после выписки из больницы, все окончательно встало на свои места, и я вновь мог заниматься чем-то, что называется «с душой».

Стоило мне «завязать» с наркотой, тут же и все мои «друзья» наркоманы испарились. Я постепенно вновь начал общаться с дворовой молодежью, хотя к тому времени многие из них тоже подсели на иглу. Вообще конец восьмидесятых годов в Колпино, можно охарактеризовать повальной наркоманией. Никого не удивляло, что по лестницам парадных, за мусоропроводами, тут и там валяются использованные одноразовые шприцы. Да и мы, пока торчали, курсировали по всему Колпино. То в одной квартире зависнем, то в другой. В каждом дворе было по несколько наркоманских притонов. Несколько позже я узнал, что жизнь наркомана, который торчал «на белом» в среднем была продолжительностью лет пять с момента, когда тот начинал колоться. В дальнейшем, у него либо напрочь «съезжала крыша», и он попадал в психлечебницу, как это потом произошло с моим другом, музыкантом Робертом Поповым, либо он переходил на тяжелые наркотики, типа героина и умирал. А многие героинщики, наоборот переламывались с помощью «белого кайфа». Недавно я узнал что несмотря ни на что, Андрей и Эля Гитлиц до сих пор (на 2013 год), как ни странно живы, хоть и сидели плотно и на героине и на «белом».

Но очень многие, конечно покинули этот мир. Умерли от наркоты в дальнейшем и жена Андрея Годунова, Ира, также подсевшая где-то на эту дрянь, умер и сам Андрей Годунов, умер Роберт Попов и еще многие многие мои знакомые. Наверно половины тех, с кем я в те годы общался, давно уже нет в живых. Так что спасибо высшим силам, что уберегли меня тогда от ранней смерти.

3

После выхода из больницы, почти все лето, я еще проработал на Победе, но 20 августа (судя по трудовой книжке) я уволился, так как после перенесенного гепатита мне тяжелые физические нагрузки были противопоказаны и потом, до конца этого года я сидел дома. Нормальную работу найти было в то время довольно трудно. Перебивался как мог, на материну пенсию жили, потом я самогон начал продавать.

В этом году, с одним из наших общих друзей, Валерой Славновым, случилось несчастье, — он умудрился по пьяне, выйти из окна какого-то этажа, вроде не ниже четвертого, так что его спасло только то, что он был пьян до невменяемого состояния. Отделался лишь треснувшим позвоночником, но все равно несколько месяцев лежал в больнице. Когда его выписали, я зачастил к нему в гости. Я в это время «подсел» на рисование абстрактных картин тушью на бумаге. Меня Игорь Алимин заразил, а я потом Валеру. Мы что-то придумывали, сами делали рамы из багета и завесили у Валеры всю стену нашими творениями. Да и у меня дома по всем стенам висели мои картины, написанные и маслом и тушью и просто карандашами.

4

А вот в музыкальном плане у нашей рок-группы, которую мы переименовали в «Сектор 32», по номеру цеха, где у нас была репетиционная точка, в этом году начались проблемы. Не помню, кто у нас был тогда барабанщиком и куда он делся, но я предложил вместо него взять пока Андрея Годунова, хоть он и хуже стучал, но другого пока не было, а вскоре ожидался первый Колпинский рок-фестиваль, где и наша группа собиралась выступать. Я играл на клавишных, Леха стал петь и играл на своей "Yamahe", а гитаристом, вместо Олега мы взяли Дима Марковского, — моего хорошего знакомого. Кстати, он тоже нашел меня по интернету в соцсети "ВКонтакте" и напомнил мне еще некоторые моменты из того времени. Вот его воспоминания:

"Память, штука сложная и непонятная. Иногда мы запоминаем незначительное событие на всю жизнь, а иногда забываем целые месяцы и годы. Вот поэтому поводу я и решил дополнить книгу Александра Безуглого своими воспоминаниями, о которых он видно подзабыл.

Ну для начала знакомства, немного о себе. Завут меня Дим Морковский, родился в 1972 году. На момент написания этих строк, мне 44 года. Прочитав книгу воспоминаний Александра Безуглого, могу сказать только одно, — уже несколько дней я под впечатлением! Я еще во времена нашей юности, восхищался его талантами, энергией, а сейчас еще больше зауважал. Но вернемся к воспоминаниям.

Я потерял Саню из виду в период середины 90-х годов. Тогда он со своими друзьями создал в Колпино "Колпинский клуб книголюбов", газету "Алекс" и обосновались они в одноэтажном здании на детском пляже, где и устроили свой центральный офис. Там же они открыли свой видеосалон, просуществовавший недолго, потом собирались сделать тир и даже купили пару пневматических винтовок, но, насколько помню, это все так и заглохло по каким-то причинам. Сейчас этого здания давно уже нет!

Меня в это время в армию забрали, через полгода я закосил "по дурке", а после армии музыкой занимался в основном на компьютере. Про Саню к тому времени говорили, что его то-ли убили, то-ли он сам куда-то уехал. В общем достоверных сведений ни у кого из знакомых не было.

Сейчас, пользуясь случаем, хочу Сане сказать спасибо за то, что он был в моей жизни. Было очень интересно. Было интересное время, много друзей, много новой музыки, репетиции, новые увлечения. Саня вообще большой молодец, что написал такой объемный и очень интересный автобиографический роман. Я начал его читать и честно скажу, — меня накрыло ностальгией! Даже депресуха началась. Тоска по молодости, по нереализованным возможностям, по тому времени. Но вернемся к моим воспоминаниям о тех днях.

К сожалению я плохо помню как все это было, как мы познакомились с Саней Безуглым. К нему в квартиру в первый раз меня вроде привел Саня Рындин, живший в его дворе, так-как мы с ним дружили тогда очень плотно. Я тогда, как и многие, тоже грезил о сцене, рок-музыке. Видел себя в мечтах только музыкантом. А у Сани дома уже тогда стояла ударная установка, были какие-то инструменты, усилители. Они с Сэмом что-то постоянно лабали вечерами на гитарах, подбирали песни, или сочиняли свои. Я конечно стал приходить к нему на флэт довольно часто. И просто так потусить, попить винца по праздникам, пообщаться с молодежью, ну и по музыке конечно.

В 1989 году, Саня позвал меня играть в их группу "Сектор 32" гитаристом, так-как их гитарист и вокалист Олег ушел из группы. Начались репетиции. Мы, кстати играли в том числе и песню моего друга Саши Чагинского "Птица ночи". Мы ее кажется даже на рок-фесте исполняли, но точно я уже не помню.

Аранжировка песни, в общих чертах, тогда и была придумана. Бас точно Саша Чагинский придумал, на партию ритм гитары Роберт Попов вдохновил — показал основной мотив.

Спустя много лет, году так в 1997-98 я ее все-таки смог записать. Соло на записи играет колпинский музыкант Игорь Калугин.

Мы не были с Саней Безуглым очень близкими друзьями, но хорошими знакомыми точно были и много времени провели вместе. Помню как он бодибилдингом увлекся и в детском садике работал, где сделал себе тренажерный зал, купив где-то списанные и самодельные тренажеры. Помню кафе у него в квартире. Кстати, насколько помню, кафе у себя в квартире он закрыл в том числе еще и потому, что вместо друзей, со временем повадилась туда ходить одна алкашня местная, которая просто пользовалась возможностью потусить в квартире. Помню и его увлечение в написании картин, рассказов и прочее. Идей у него всегда была масса!

Помню как он с работы полимерную массу для отливки гипса принес и отливали гипсовую лепнину на продажу. Не уверен на 100%, но в мозгу сидит мысль, а не был ли я с ним вместе, когда мы эту массу полимерную воровали на Победе.

Помню как Саня с Сэмом торчали на психостимуляторах, растворы по ночам готовили. Я даже уговорил их и меня вмазать. Было в кайф, но мозгов хватило на этой первой вмазке и остановиться. Должен к чести Сани сказать, что мне пришлось долго его уговаривать, чтобы и мне дали попробовать. Он не хотел меня в это вовлекать. Но Сэм помог...

У меня на то время был куплен старенький ревербератор, точнее дилэй ленточный. Для тех, кто не в теме, это эфект "эхо". Тогда еще бобины с магнитной лентой в ходу были и он был сделан из старенького бобинного магнитофона. Мне его небезызвестный в колпинских музыкальных кругах Роберт Попов подогнал. Кайф этого ривера был в том, что он был аналоговый и даже кажется ламповый. У него точно была лампа как у старых радиол, такая светящаяся зеленым светом при нагреве, когда включаешь его.

У Сани Безуглого в то время было увлечение различными клавишными инструментами. Помню, он где-то раздобыл синтезатор "Поливокс". Опять же Роберт Попов ему подогнал еще несколько клавишных инструментов. Помню как мы с "Поливоксом" парились. Ну никак не могли настроить его.

Помнится еще, как-то под вечер я принес портативный микшерный пульт и всю ночь мы экспериментировали с синтезаторами и даже что-то помнится записывали. И были, кстати, очень довольны результатом и дальнейшим потенциалом. В результате решили продолжать эксперименты. Вскоре я приобрел цифровой ревербератор "Лель", но с ним что-то не заладилось, хотя вроде он должен был лучше работать. Чем закончился этот музыкальный период — увы не помню. По моему это все было перед тем, как Саня меня позвал играть в их группе "Сектор 32".

Когда их группу покинул талантливый гитарист и вокалист Олег (фамилию увы не помню), начались репетиции с обнавленным составом их группы, куда теперь вошел и я. Домашние эксперименты у Сани на квартире закончились. В группе "Сектор 32" я играл на том самом полосатом Орфее, который я купил все у того же Роберта Попова, а в дальнейшем то-ли продал, то-ли просто отдал на время Сане. Вообще, в музыкальных кругах Колпино тех лет, большинство инструментов и аппаратуры ходило по кругу. Кто-то более обеспеченный в материальном плане покупал себе что-то новое, а старую аппаратуру, или инструменты по дешевке перепродавали более "бедным" группам. Не малую роль в этом обмене как раз и играл Роберт Попов, который знал практически всех колпинских музыкантов и "помогал" кому чем мог.

Я в то время часто ходил к Сане и на электрогитаре по сути он меня и научил играть. До этого я играл только на акустике, — электрогитара была для меня в новинку. У Сани тогда своей электрогитары по моему не было, он все больше на клавишных играл и в дальнейшем, в группе он на клавишах играл, я на гитаре, Саня Морозов на басу, а Леша на своей "Yamahe" солировал и пел.

И насколько я помню на первом Рок фестивале я выступал тоже с ними, хотя само выступление плохо помню. Помню лишь, какой бардак был с организацией, как все хором пытались отстроить звук, но так и не смогли и звук в итоге был поганый.

Помню еще, как праздновали чье-то день рождения на репточке группы "Сектор-32". Еще группу "Режим" помню. Я потом с их гитаристом Вовой Островским соседом по лестничной площадке был на ул. Ремизова и я к нему часто ходил и познакомился у него с Витей Шаровым из группы "Провал памяти" с которым в дальнейшем сдружился на компьютерной теме и звукозаписи. А вот как вся эта музыкальная жизнь закончилась, хоть убейте, не помню.

В дальнейшем уж не помню как познакомился я с Эдиком Ивановым (дружу до сих пор). Он играл в рок-группе в ПТУ-6. Они готовились записать альбом. В путяге была студия, — то-ли радио, то-ли звукозаписи. У них там был знакомый, который согласился их записать. А у меня тогда была драмм-машинка "Лель", а поскольку студия не была предназначена для живой записи ударных, то они меня попросили поучаствовать со своей машинкой. Занимаясь ее программированием я и сошелся с Эдиком, а в последствии они взяли меня в группу. Даже выступали пару раз в Колпинском ДК. Был там какой-то фестииваль. И еще где-то выступали. Играл я с ними на том самом первом полосатом Орфее, на котором поначалу и Саня играл в группе "Сектор-32". Я вроде ему эту гитару то-ли продал, то-ли на время давал пользоваться. Не помню! Каким-то образом он потом опять у меня оказался".

Ну вот и закончились воспоминания Дима, а я продолжаю свою историю.

Мы стали срочно готовить несколько песен к рок-фестивалю. Кстати, на нашей точке, в это время, с нашего согласия, стала репетировать еще одна колпинская группа «Второе дыхание», переименованная чуть позже в группу «Режим». Мое поколение наверняка еще помнит эту группу.

Состав группы «Режим»:

Жигалов Дима

Пресняков Сергей

Валера Петров

Владимир Островский

Они были наши хорошие знакомые, тем более, что их барабанщик Дима Жигалов перетащил к нам свою отличную ударную установку «Tama». Точнее сделал спаренную ударную установку из двух, для которой специально сам сделал раму, на которой крепились все барабаны и тарелки. В общем все по уму было сделано. Кроме того в это же время, Роберт Попов продал мне по дешевке свои рупорные большие, — почти с меня ростом, — колонки: четыре басовые и две широкополосные по 50 ватт.

Звучание стало вообще классное, и мы начали готовить программу для выступления с нашим новым барабанщиком Андреем Годуновым, который, к сожалению, продолжал сидеть «на белом» кайфе. В связи с этим он постоянно опаздывал на репетиции, иногда вообще не приходил, но мы надеялись все-таки выступить.

Вспомнил вот сейчас и ещё одного музыканта, довольно известного в музыкальных кругах Колпино, Александра Александровича Евсеева, известного в Колпино, как «Слон», — барабанщика группы «Провал памяти». Он со своими музыкантами, тоже временами заходил к нам на репетиции, в основном похвастаться новыми музыкальными приобретениями. Однажды они с другом, принесли к нам на репетицию примочку для гитары «Говорящая гитара» и как дети, весь вечер с ней экспериментировали, не давая нам репетировать. Кстати, это первая группа из Колпино, которая засветилась на ленинградском телевидении того времени. Их песню «Куплю слона», в исполнении Сан Саныча-Слона (он на этой записи и пел и стучал на барабанах одновременно), показали как-то в какой-то музыкальной передаче.

Ну раз вспомнил я и эту колпинскую группу, вот вам ее состав. Может кто-то своих пап, а возможно дедушек в них узнает.

Группа «Провал памяти»:

Евсеев Александр — барабаны

Коновалов Сергей— гитара

Шаров Виктор — бас-гитара

Малышев Слава — вокал

5

Летом, в Колпино наметился первый рокфест. Рок фестиваль мы все, в смысле колпинские музыканты, решили проводить в актовом зале ПТУ-6. В Питере уже появилось несколько полуподпольных контор, которые давали в аренду, полный комплект аппаратуры для озвучивания концертов, начиная от микшерных пультов, колонок и пр. и заканчивая микрофонами.

Мы насобирали всем миром денег и съездив в Питер в одну из таких контор, заказали машину аппаратуры, вместе с их оператором, который должен был все настроить.

Рано утром в день фестиваля, подъехала машина с аппаратурой и началась предконцертная суета, которую описывать не имеет смысла. Все бегали, ругались, волновались, настраивали инструменты. Нам выпала «честь», выступать первыми и конечно сразу начались проблемы. Звук никак не отстраивался, да еще и наш барабанщик Андрей, опять пропал. Где-то, за полчаса до начала концерта я не выдержал и поехал за ним в его квартиру к вокзалу. Только я зашел к нему в парадную, тут и он как раз выходит из квартиры, со своей молодой женой Таней. Ну как же он мог уехать, не дождавшись, очередной дозы...

Ну, в общем, мы отыграли с поганым звуком, и тут же, после концерта, распрощались с Андреем, как барабаншиком. Надоело терпеть его выходки. Я сам к нему подошёл и сказал, что в его услугах мы больше не нуждаемся.

Через пару недель, мы взяли к нам барабанщиком, младшего брата Петра Галатенка, — Артема, тоже очень неплохого, кстати барабанщика. Но спустя какое-то время теперь уже наш вокалист и гитарист Олег сказал, что уходит из группы и вообще из музыки. Типа, надо кормить молодую семью в наши трудные времена в стране. Ну в принципе, для него музыка была лишь увлечением, а папа начальником цеха…

Мы еще надеялись что-то сделать самостоятельно, но уже понимали, что группа разваливается. Наш басист Саня Морозов, как раз тоже женился, Леха— клавишник, тоже все больше семьей своей занимался. Так постепенно я остался на нашей точке совсем один. Правда у нас еще репетировала группа «Режим», но вскоре они переехали на репточку на проспект Ленина, дом 49. Там вроде какое-то ЖКХ было.

6

Где-то в начале лета у меня потерялся мой пес Бари. Моя дочка и дочка Иры Годуновой (бывшей жены Андрея Годунова) Юлиана, которая частенько приезжала к нам в гости, пошли с ним погулять, а он от них убежал за какой-то собакой. Я как всегда понадеялся, что он сам дорогу домой найдет, но увы. До вечера он так и не пришел. Я пошел его искать, но тоже не нашел, а спустя день, по городу пошли слухи, что какая-то большая рыжая собачина попала под машину. Как мне его жалко было, не передать. В дальнейшем я и в нашу ветлечебницу ездил, за вокзалом, но туда никаких собак не привозили. Так я его и не нашел.

А в середине осени, мои друзья, Света Шатилова и Вова Михненко, жившие на то время в нашем доме, в квартире у Вовы, подарили мне щенка дога. У Светы жила как раз догиня и она принесла щенков. Света знала, как я переживал из-за пропажи моего кобеля Бари, вот они с мужем и подарили мне девочку. Назвал я ее Юта. Вновь у меня забот прибавилось. Опять начались лужи и кучи на полу, погрызенная обувь и провода, но жить стало веселее.

Вроде с этого года, я начал переписываться с братом, Денисом Безуглым. А вскоре он стал заезжать ко мне в Колпино. Это был старший сын моего отца, рожденный от второй его жены Галины. Они жили в поселке Цвылево, Тихвинского района. Помните, я рассказывал в первой книге, что ездил к отцу в гости, когда был помладше? В дальнейшем, когда уже Юта родила щенков, я одного Дену подарил, — мраморного дога.

В стране во всю уже шла перестройка, началась бесплатная приватизация квартир, и я где-то вычитал в газете, что теперь, по новым законам, я в своей квартире могу делать все что угодно, лишь бы соседи не жаловались. Ну я и решил открыть в квартире… магазин.

В былые годы, ни одному здравомыслящему человеку в СССР и в голову не могло прийти, что можно вот так, просто взять и построить например частную гостиницу, открыть свой магазин. Нельзя было, потому что нельзя! Запрещено все, что не разрешено! И вдруг, в конце восьмедесятых, начале девяностых, выяснилось. что можно! Все можно, были бы деньги. Разрешено все, что не запрещено! Открытие для многих было обескураживающим. Люди, воспитанные политикой СССР, так и не поняли, что нет уже ни каких пут, и продолжали жить так, будто они все еще есть, только стали невидимыми. Как коза, привыкшая пастись на пятачке, ограниченном длиной веревки, которой она привязана к колышку, там и посется, даже если веревку убрали. Но так думало лишь старшее поколение. Молодежь восприняла новую политику партии со всем энтузиазмом. Вот и я оказался в их числе. И соптимизмом начал воплощать свою идею в жизнь.

Лишь спустя несколько лет, я начал понимать, какая это была с самого начала глупейшая затея. Ну какой нормальный, здравомыслящий человек попрется в магазин, расположенный мало того, что в жилом доме, так еще и в жилой квартире, на четвертом этаже? Конечно никто! Но я об этом не думал. Я тогда просто загорелся этой идеей, всерьез надеясь, что мой бизнес план сработает! Я нашел тут же материал, благо вокруг строились новые дома, нашел витринные стекла, и убрав из своей большой комнаты всю мебель в маленькую, мамину комнату, сделал во всю стену прилавок с витринами. Причем моя мама отнеслась к этому, как ни странно, очень даже спокойно. Впрочем, она всегда к моим «гениальным» идеям относилась вполне лояльно.

Как раз везде в Колпино начали открываться разные кооперативные ларьки, появились новые фирменные товары, привозимые из соцстран. Я закупил, помнится на всю получку по несколько пачек жевательных резинок, только появившихся в продаже, фирменных сигарет, конфет и прочего непортящегося товара, разложил все это добро в витрине, на полках. Затем написал и расклеил рекламные объявления по всем парадным нашего дома, что там то, и там то, мол, открылся магазин. И стал с нетерпением ждать море покупателей… Ну не дурак-ли я был? Вот именно, — полнейший дурак!

Помню, пришла в мой магазин, только соседка Галя Цветкова, да и то, лишь ради праздного любопытства. Посмотрела, даже купила что-то для приличия, а про себя, скорее всего подумала: «Мать с головой не дружит и сынок видно по ее стопам пошел».

Единственная, кто с достоинством оценил мои труды, это была моя любимая дочурка. Жила она тогда еще у своей мамы Ольги, в соседнем доме, но теперь забегать стала к нам гораздо чаще. Как она сама призналась, спустя много лет, подворовывала она вовсю жевачки и конфеты из моего магазина.

Подождал я пару дней покупателей и, наконец поняв, что никто моему бизнесу помогать покупками не торопиться, разобрал в один день прилавок с витриной, а товар постепенно в дальнейшем, схомячила любимая доченька. Так в этом году и закончился мой бизнес. Но в голове уже зрели новые бизнес-проекты!