Ночь бежит, спотыкается, падает, снова бежит, снова падает, больно разбивает колено о камень, больно оцарапывает щеку, — хочется разреветься от боли и обиды, злой камень, злая пустыня, злое все. Некогда, некогда разревываться, надо бежать от подступающего беспощадного дня. День приближается, день атакует, день вскидывает ружье, целится — грохот выстрела раскатывается над раскаленной равниной, ночь замирает, снова срывается с места, несется по пустыне. Осталось мало ночи, очень мало — давно прошли времена, когда всевластная ночь странствовала по всей планете, ледяной и одинокой — теперь все больше и больше подступает беспощадный день, обрушивается с трех сторон от трех солнц, в скопище которых занесло одинокую планету, — и вот она уже тает, опаленная ослепительным жаром, и мечется погибающая ночь, пытается укрыться. День снова вскидывает ружье, снова стреляет — раненная ночь падает, неумело вскакивает, обреченно смотрит на узкую полоску тьмы, которая сужается все больше. День вскидывает сияющий клинок, взмахивает, чтобы отрубить ночи голову — ночь поднимает изодранные крылья, взмывает в узкую полоску темного неба, выше, выше — теряет силы, сейчас упадет — нет, не падает, вырывается из сияния солнц, выпархивает навстречу самой себе, усеянной звездами, устремляется в саму себя...
Ночь
