Глава двадцатая

Глава двадцатая

Я чувствовала боль, но с каждой секундой она медленно притуплялось — тело свыкалось с нею, как с чем-то неизменным. Моя попытка немного приподняться потерпела неудачу — мышцы совсем ослабли, став вязкими как желе. Марк подхватил меня под руки и еще сильнее подтянул к себе, так, что я могла спокойно облокотиться о его грудь.

Все вокруг выглядело как поле битвы после яростного сражения. Пускай без рек крови и растерзанных тел, но в воздухе до сих пор висела острозаточенная настороженность, постепенно охлаждающая пыл борьбы. Вокруг витали крупные сероватые хлопья, медленно оседая у наших ног. Пепел. Граница между днем и ночью стала размытой, едва заметной, от яркого слепящего света остались лишь жалкие одинокие искры, совсем не разгоняющие тени. Они неустанно вертелись вокруг нас, не нападая, будто принимая за своих. От них исходил невыносимый запах сырости и смрада, тесной петлей обматываясь вокруг горла. Мы их совсем не интересовали. Чернильные щупальца окружили мрачное каменное изваяние, возвышавшееся всего в нескольких шагах от нас. Резко очерченные границы скульптуры были высечены так тонко, что казались острыми, цвет непрерывно менялся, переходя от бледно-серого до кристально-черного — будто что-то внутри непрерывно перемещалось, не находя выхода. Я не могла разглядеть отдельных черт — у статуи не было лица — хотя остальные детали были проработаны очень четко. И тонкий саван, спадающий мягкими складками, и даже крошечные бисеринки слез, ровными дорожками сбегающие по щекам на грудь.

— Не шевелись, — мрачно предупредил меня Марк, обнимая еще сильнее. — Не стоит привлекать их внимание. Просто жди.

Среди общего сумрака мелькнула призрачная фигура — Кира, в своем развивающемся платье кружилась, танцуя, вокруг совей добычи, то исчезая во тьме, то появляясь вновь. Мне даже померещилось, что я сумела уловить тихую мелодию, что она напевала себе под нос. Черный дым стелился под ее ногами, приминаясь как мягкая вата.

Паша лежал неподвижно, практически скрытый наползающим голодным туманом. Он не подавал никаких призраков жизни, абсолютно не реагируя на происходящее. Как и тени, игнорировавшие его как ненужный мусор.

Я не знала, что последует дальше. Чего оставалось ждать, когда Смерть больше не имела прежней власти? Эта мысль породила страх — я могла остаться здесь навсегда, погребенная под толщей земли, обреченная на вечные муки и страдания. Не стоило сомневаться, что Кира с легкостью воплотит все мои самые сокровенные кошмары в пугающую реальность. Следом пришло разочарование — чего мне стоило немного поторопиться и оставить это тело до пленения Смерти, сбежав как последняя трусиха. Теперь обратной дороги не было. Никаких шансов сбежать.

— Можешь подняться? — Марк требовательно сжал мою руку, привлекая к себе внимание. — Очень больно?

Я не знала, что ответить. Боль, оставшаяся в теле забытыми осколками, волновала меня меньше всего. А его забота была противна — не он ли приложил столько усилий, чтобы окончательно сравнять меня с землей? Не он ли вернул меня обратно в этот ад, не позволив обрести покой? Его раскаяние существенно запаздывало.

— Давай. Попробуй приподняться. Я помогу.

Марк неуклюже подхватил меня под руки и потянул вверх. Я поморщилась от боли, не такой сильной, как прежде, но все еще довольно назойливой. Тело ослабло и совсем меня не слушалось, казалось под кожей вместо костей и мышц только отсыревшие опилки. Подошвы скользили по каменному полу, не находя опоры. Мужчина полностью принял на себя мой вес, ставя на ноги. Притяжение земли еще никогда не было столь сильным, словно на плечи взвалили многокилограммовый мешок с песком.

— И что дальше? — Я не узнала свой голос, теперь походящий на хрипловатое шипение. — Нам не уйти.

— Уйти? — Кира так резко остановилась, что испачканное платье поднялось протестующей волной, схлестнувшись с ее стройным телом. — Ты шутишь? Начинается самое интересное. — Она ненадолго замолчала, рассматривая нас, словно видела впервые. — Зачем она тебе? Брось, это уже ни к чему.

Марк медлил, обдумывая ее слова. На какой-то краткий миг мне даже показалось, что он послушается и бросит меня на землю, но мужчина этого не сделал, только упрямо смотря на Риту и чего-то ожидая.

— Ты получила то, что хотела.

Девушка недовольно нахмурилась, склонив голову на бок. Медленно, даже немного лениво, она стала обходить по кругу, приближаясь к нам. Это выглядело зловеще — практически ничего не осталось от ее миловидных черт, только смерть и разложение. Казалось, ее это совсем не волновало — ни лопнувшая на скуле кожа, обвисшая тряпичными лохмотьями, ни сильные ожоги, напоминающие объемные черные цветы, ни даже глаза, выцветшие до молочно-белого, как крупные блестящие жемчужины.

— Я получила еще не все, — ответила девушка и ее тонкие губы изогнулись в кривой усмешке. — Далеко не все. Это только начало.

Марк отступил на шаг, слишком близко подойдя к границе между светом и тьмой, так, что по спине пробежала морозная волна, вызывая неконтролируемую дрожь. Мы словно уперлись в прочную ледяную стену. Я дернулась в сторону, несмотря на боль, чувствуя, как начинаю врастать в нее, становясь частью вязкой топи.

— Кира, просто остановись хотя бы на минуту. Оглянись. Что, черт возьми, происходит? Почему мы здесь?

Казалось, девушка не понимала, к чему ведет Марк. Ее взгляд выражал полное недоумение, граничащее с необъяснимым потрясением. Судя по всему, моя жизнь не совсем укладывалась в ее планы.

— Почему она все еще здесь? — Ее тонкий костлявый палец, обуглившийся на конце до черной головешки, указал в мою сторону. — Хватит тягать за собой повсюду это бездыханное тело. Брось. Все закончилось. Мы победили. Она нам больше ни к чему.

— Ты заигралась.

— Ты боишься? — Она что-то уловила в его голосе, то, что не заметила я. Страх. — Меня? Что же случилось с твоими клятвенными обещаниями? С каких пор все изменилось? Что не так?

Я сухо хмыкнула, тут же закашлявшись. Не знаю, откуда во мне еще нашлись силы хоть как-то реагировать на происходящее, но разлагающийся труп, рьяно доказывающий то, что совсем не изменился после смерти, был выше мох сил. А мысль о том, что Марку предстояло провести с ней остаток своей жизни (в лучшем случае недолгой), наполняла меня упоительным злорадством.

— Вы друг друга стоите: один гниет изнутри, а другая — снаружи.

Они оба синхронно посмотрели на меня, но в этот раз ни один из этих взглядов не всколыхнул во мне ни капли страха. Возможно, высказаться напоследок — это все, что у меня оставалось. Без опасений сделать ситуацию еще хуже.

— Астра, тебе сейчас лучше помолчать, — многозначительно заявил Марк, еще крепче притягивая меня к себе, так, что я почувствовала льющееся от него тепло. — Не нужно.

— Что именно? Считаешь, после всего произошедшего, я не имею права плюнуть в ваши мерзкие лживые рожи? Поверь, будь у меня шанс, вы бы уже давно обратились в прах. Жалкую вонючую горстку пепла. Тогда уж точно никто не смог бы вас разлучить. Ублюдки.

— Астра, тише, — сквозь зубы процедил Марк, испуганно косясь на Риту и медленно по кругу отступая от нее еще на пару шагов. — Твоя тирада сейчас крайне неуместна. Не зли ее.

— Ты же понимаешь, что это замкнутый круг? — Кира застыла с каким-то отрешенным выражением лица, совсем перестав быть похожей на живую. — Ты и я навсегда связаны. Слишком поздно отступать, чтобы ты не выбрал. Хочешь остаться с ней? С этой калекой? Будешь защищать ее? Мне плевать — на тебя и твою неуместную жалость. Мы же оба знаем, как все закончится — ей здесь не место. Она уже сдалась. Останемся только мы — ты и я. И больше никого. Чтобы жить, нужно большое желание и стремление. У остальных этого нет.

— Да ты уже труп! — не выдержала я, теряясь от абсурдности происходящего. — Ты разлагаешься! О какой вообще жизни идет речь? Ты — мертва!

— Нет, — упрямо покачала головой Кира, выглядя такой расстроенной, как маленькая девчушка, которую несправедливо поставили в угол, — смерти больше нет. Забудь это слово. Мир изменился, законы природы больше мне не указ. Теперь есть нечто большее, чем Смерть — придется привыкать к новым правилам игры. Жаль, что ты уже об этом не узнаешь.

— Я не могу умереть, как и ты. — Мой разум отчаянно пытался понять, что делать дальше, но что-то сломалось, сбилось со своего пути. Смерть — я не могла принять тот факт, что она мне больше не поможет. Дорога превращалась в бесконечную петлю, вечные скитания без права вырваться на свободу. Клетка. Мой личный ад. — Мы равны.

— Не в этот раз. И если серьезно, то никогда и не были. Это даже странно, ты так ненавидела себя, хотела умереть, и когда я предложила тебе выход — ты струсила. Пошла на попятную. Разве так поступают? Ты должна благодарить меня за это, а не ненавидеть. Принимать как спасительницу.

— Ты никого не спасла.

— Возможно, но это пока. Пока люди не осознали, какой это для них подарок. А у тебя было время уйти, поэтому на этот раз извини — но тебе придется остаться здесь. Со своими друзьями. Ни живой и не мертвой. Это был твой выбор.

Я бросила взгляд на Марка, все еще прижимавшего меня к себе, словно ему было до этого какое-то дело. Так ли? Слишком поздно, ведь нас окружала одна лишь темнота. Тени успокоились, словно наконец-то добились своего, опав как марионетки, лишившиеся кукловода. Но их присутствие ощущалось все более явно. Мне стоило перестать бояться, но какой-то животный страх без конца метался внутри, порождая все новые и новые пугающие образы.

— А что до тебя, — девушка наконец-то посмотрела на Марка, и в ее взгляде читалось все меньше снисхождения, — то, тебе лучше сделать правильный выбор. Надеюсь, что это просто шутка, причем совсем не смешная. Или это обратная сторона стокгольмского синдрома?

Марк ничего не ответил, но я чувствовала, как напряглось его тело, буквально закостенев подобно фигуре рядом с нами. Каждый из нас понимал, что финал этой истории предрешен, но никто не хотел отступать — неужели где-то внутри меня все еще теплилась искра надежды? Как ей удалось уцелеть?

— Хватит, Марк. — Мне порядком поднадоело это противостояние, ожидание было невыносимым, скручивая каждый нерв внутри. — Действительно, твоя театральная пауза во многом затянулась.

Больше меня не волновала предстоящая боль, да и страх казался все менее и менее реальным. Терпение, вот чего определенно не доставало. Это то, чему я так и не сумела научиться и вряд ли уже могла научиться в будущем.

— Мне надоела эта игра. Слишком уж затянуто. — Я выпрямилась, чувствуя, как каждая клеточка противится любому движению, но все же нашла в себе силы оттолкнуть Марка. Он лишь слегка пошатнулся, но все же отпустил меня, отпустив на шаг в сторону.

— Затянуто? — усмехнулась Кира, будто в растерянности всплеснув руками. — Прости, глупышка, но без Смерти у этого мира не будет предела. Как и у нашей истории. Теперь я управляю твоим персональным адом.

— Тебе придется очень постараться, потому что хуже, чем было — сложно придумать.

— Поверь, я очень талантлива.

Тени вокруг нас беспокойно зашелестели, словно резкий порыв ветра потревожил опавшие листья. Шум складывался в протяжное неясное песнопение — неужели они пытались говорить с нами?

Кира замерла, прислушиваясь, а затем недовольно поморщилась, отчего ее истерзанное лицо исказилось в пугающей гримасе, достойной самых лучших фильмов ужасов. Неужели это того стоило? Неужели какая-то мифическая цель стоила того, чтобы превратить собственную жизнь в руины? Руины… А что я сотворила со своею? В ту секунду, застыв между светом и тьмой, жизнью и смертью, мне стало до боли очевидно, что я была той, кто помог всему этому произойти. Мое бездействие сработало спусковым курком — я сама звала Смерть, сама играла с ней, выжидая, что же получится в итоге.

Слишком многое, казалось, связывало нас с Кирой. Она была моим зловещим близнецом, тем, кого я всегда пыталась в себе подавить и уничтожить. Но настало время столкнуться со своим кошмаром лицом к лицу. Или сдаться ему навсегда...

Свет над нашими головами замерцал, на какие-то доли секунды погрузив нас в кромешную непроглядную темноту. Этого было достаточно, чтобы пробудит внутри неконтролируемый первобытный ужас. Дыхание перехватило и никакие логические доводы, так неустанно посылаемые разумом, не могли вернуть мне чувство реальности. Контроль рассеялся, словно предрассветный туман, страх завладел сознанием, обостряя боль, превращая мышцы в желе. Марк заметил это, подхватывая меня под руки и не давая упасть, буквально за миг до того, как я готова была сдаться.

— Мне плевать! — что было сил закричала Кира в темноту, на время теряя к нам интерес. — Это все моя заслуга! Я сделал это! Я поймала Смерть! А вы? Что сделали вы? Создали парочку бесполезных монстров? Даже не заикайся об этом!

Темнота ответила ей разгневанным гулом, громовыми раскатами прокатившимся так близко, что я ощутила его прикосновение на своей коже. Мерзкое, холодное, залезающее под кожу. Земля под нашими ногами задрожала, будто готовая разойтись крупными трещинами, открывающими нам прямую дорогу в преисподнюю. В самое пекло.

— Заткнись! — девушка перешла на душераздирающий визг, такой высокий, что тот просто не мог принадлежать человеку. — Заткнись!

Она, что было сил, замотала головой, словно пытаясь избавиться от назойливого шума. Это напоминало предсмертные судороги — истерзанное гниющее тело сводили невыносимые конвульсии, готовые сломать его пополам как иссохшийся прут.

В моем воспаленном сознании промелькнула призрачная ускользающая надежда, что они просто поубивают друг друга, оставив нас в покое, но разумная часть меня, совсем притихшая в последнее время, насмехаясь, разбила мои последние мечты.

Тонкие безобразные щупальца медленно, прощупывая почву, проскальзывали в наш и так сократившийся островок света. Словно огромный спрут, точно знающий, что добыче никуда от него не спрятаться. Свет мерк. Круг на какое-то время приобрел силуэт кельтского солнца, пока тьма, извиваясь, пробиралась вперед — пожирая наше убежище.

Я почувствовала, как хватка Марка на моей талии стала крепче, когда он силой оттаскивал меня от края — все ближе к Кире, все дальше от призрачного спасения.

— Останови его! — закричал мужчина, вздрогнув всем телом, когда чернота, быстрая, будто растекшаяся ртуть, скользнула к его ноге. — Кира! Сделай что-нибудь. Они подобрались слишком близко. Чего ты ждешь?

Девушка замерла, растерянно уставившись на него. Какой-то неуловимый миг и она склонила голову, презрительно ухмыляясь:

— А ты останови ее. Время избавиться от ненужного багажа. Отдай ее им, а остальное мы решим.

Марк замешкался, или мне хотелось так думать. Беспросветная мгла, что скрывалось в ней — любой страх мог воплотиться в пугающую реальность? Бессмертие в кромешной темноте. Бесконечные мучения. Ад, каким его мы и видим. Неужели я заслужила именно этого? Ответ пришел сам собой, прошелестев на ухо случайным порывом ветра — да. За все те убийства, что совершила, и те, что могла предотвратить, но не стала. Кто знал, что однажды конец света все-таки настанет, и я окажусь в эпицентре этого ада.

А что до Марка… Столь сложный выбор — погибнуть вместе со мной, навсегда увязнув в пугающей паутине кошмаров, или выжить, наконец отпустив ту, что так давно хотела уйти?

Я понимала его выбор, понимала, но не хотела признавать. Это давало совершенно новое определение душевной боли — острой как нож и неиссякаемой как вечный источник. Она разрывала на части, дробя в теле каждую косточку, выкручивая каждый мускул. Выбор никогда не был за мной, но каждый раз я удивлялась этому как наивный неискушенный ребенок, впервые узнавший, что реальный мир не похож на радужную сказку. Как и сейчас, сердце разочарованно остановилось, когда объятье Марка нерешительно ослабло — его рука плавно опустилась с моих плеч, и мужчина отступил, совсем немного, но это показалось бездонной пропастью, разделившей нас навсегда.

Я не упала, даже не пошатнулась, в последний миг найдя в себе задремавшие силы. Сложнее было не смотреть на их лица, но даже так мне не удавалось игнорировать победоносную улыбку Киры, а нетерпеливый шум за спиной стал еще громче, теперь походя на шуршание тысячи беспокойных насекомых.

— Прости. Мне, правда, жаль.

Я почти поверила в его искренность, лишь кратко заглянув в темно-зеленые глаза. Теперь бесконечно чужие.

— А мне нет. Все так и должно было закончиться, только гораздо раньше. — Шероховатый комок в горле стал нестерпимо большим, искажая до неузнаваемости каждое мое слово. — Я всегда была в темноте. Одна.

— Как трогательно, — злобно съязвила Кира, подходя к Марку. — Тебе стоило попробовать себя в мыльных драмах. Жаль, что шанса так и подвернется. Большая потеря.

Тьма подступила слишком близко — маленькое чернильное озеро уже плескалось у моих ног, затаившись перед финальным броском. Бежать было некуда, вокруг практически не осталось света, только крошечный искрящийся островок, ограждающий до этого величественную Смерть.

Марк отвернулся, и я понимала почему — тень, всего минуту назад опасливо державшаяся в стороне, ожила, теперь походя на вязкий липкий мазут, мерзким пятном приставший к моей обуви. Медленно, едва ли заметно, он поднимался все выше, окрашивая все в непроницаемый черный цвет. Была ли она ядовитой, но я ощущала ее ледяной жар даже сквозь ботинки. Кожу обжигало, будто разъедая серной кислотой. Я стиснула зубы, чтобы не кричать, но инстинктивно все равно пыталась сбросить с себя тягучую жижу, мгновенно застывавшую и превращающуюся в плотный кокон.

Как безжалостные грубые руки, мрак с силой сжал мои щиколотки, наверняка оставляя синяки, едва не ломая кости. Боль показалась чем-то ненастоящим, столь отдаленным, будто не имея ко мне никакого отношения. Я едва могла стоять, больше не чувствуя ног, сопротивляясь, чтобы не оказаться не земле. Доведенная до отчаяния, уже не понимая, что делаю, я согнулась пополам, пытаясь руками разорвать цепкие оковы — пальцы погружались в жгучую вязкую гущу, обжигаясь и только разнося ее все больше по телу. Густые капли, отскакивая, попадали на плечи, шею и даже лицо, мгновенно въедаясь в кожу и разрастаясь на ней новыми островками.

Что-то с силой потянуло меня вниз, как смертельная трясина, зовущая на самое дно. Я пошатнулась, уже понимая, что падаю и что в этот раз тьма победила. Секунда, показавшаяся вечностью, за которой последовал гулкий удар — боли не было, темнота уже подбиралась к моей шее, смягчив падение. Я будто приземлилась в гущу копошащихся насекомых, они назойливо ползали по моей коже, впиваясь в нее своими острыми жвалами, будто пытаясь проникнуть глубже в поисках убежища.

Крики больше не помогали, они ни на йоту не притупляли вновь вернувшуюся боль, на этот раз приобретшую совершенно новый оттенок нестерпимого отвращения.

Тьма скользила все выше, теперь быстрее, почувствовав триумф предстоящей победы. Мне не удавалось пошевелить ни руками, ни ногами, все, что я могла, так это извиваться в непрерывной агонии на земле, чувствуя, как плотный кокон уже сжимает плечи, готовый сдавить шею и оставить меня без кислорода.

Кира нарочито медленно, играя полами легкого платья, подошла ближе, склонившись надо мной и улыбнувшись обезображенным лицом:

— Это самая большая ошибка людей. Они так стремятся к вечной жизни, не понимая, что все, что она им может предложить, это вечные страдания. Вымаливая себе очередной год, они лишь добавляют боль и муку в свою копилку. Вот она классическая картина преисподней — бессмертие. Я принесла ад на землю. Свой личный. Мечты сбываются.

Марк позади нее сделал неуверенный шаркающий шаг вперед, будто что-то желая изменить, но девушка резко обернулась через плечо, пригвоздив его своим обезумевшим взглядом. Все замерло, даже тени вокруг замешкались, замедлив свое наступление.

Я едва могла дышать, все в шаге от полного удушья — горло сдавило тугой петлей, тьма проскальзывала внутрь, заполняя собой каждую мою клетку, густым туманом оседая на лице.

— А для тебя я припасла особое место, в самом центре ада, поближе к себе. — Разорванная губа обвисла мерзкими лохмотьями, обнажая нижнюю челюсть и превращая ее широкую улыбку в натянутую гримасу ужаса. — Как у Данте, предатели заслуживают самой высшей меры. Это то, кто ты есть, Астра. Твой дар едва не пропал впустую. Но теперь у тебя впереди целая вечность, чтобы хорошо об этом подумать. Возможно, через пару веков увидимся.

Плотная черная маска, затянувшая мне рот, поглотила последний крик, отозвавшийся лишь тихим безвольным стоном. Плотная пелена упала на глаза, превратит яркую вспышку света над головой в неприметный размытый блик. Она заполнила мои легкие мелкой едкой пыльцой, как угарный дым во время пожара. Тьма собиралась внутри, медленно оседая и превращая меня в иссыхающую мумию, жалкое воспоминание о человеке.

Силуэт Киры стал расплываться по краям, окутываясь в прощальное сияние света. Звуки ушли на второй план, побежденные моим отчаянным сердцебиением, никак не желающим сдаваться. Хватка вокруг ног усилилась, и что-то с силой дернуло меня назад, прочь от сиротливого свечения, глубоко в безжизненную темноту. Я чувствовала, как свет покидает меня, отпуская во мрак с искренней грустью, смиренно отдавая мраку.

Как безграничный космос, в котором нет ничего, ни намека на жизнь, лишь пустота, поглотившая каждый беззвучный вздох, каждое робкое движение. Темнота и тишина так тесно переплелись друг с другом, что стали неотделимы друг от друга. Складывалось впечатление, что одно просто не может существовать без другого. Ничего не могло выжить рядом с ними. Это было даже хуже смерти — бесконечное ничто, заглатывающее тебя целиком.

Я исчезла, просто перестала существовать, словно никогда и не появлялась в этом мире. Только мрак и безысходность. Любое движение сводилось на нет — мое тело не меняло своего положения, каждый крик затихал, еще не успев зародиться в горле. Время распалось на миллиарды бессмысленных отрывков, растворилось, став частью вечности. Не было ничего. Со мной остался лишь мой преданный страх, свернувшийся где-то под сердцем колючим клубком.

Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент мои глаза уловили слабые, словно затертые блики — темнота не была однородной, местами растягиваясь как тонкий изъеденный молью свитер. Мысленно я потянулась к этим пустотам, пытаясь прорваться вперед и хотя бы слегка разогнать нависшую надо мной грозовую тучу. Мрак пришел в движение, недовольно завозившись вокруг, больно впиваясь в мое тело своими остро заточенными когтями. Боль не стала сюрпризом, скорее желанным подарком — я все еще могла чувствовать, а значит, была жива, и более того, двигалась в верном направлении.

Отсветы стали чуть ярче, теперь заметно контрастируя с общим сумраком. Там, в этих размытых пятнах света, что-то происходило — словно запотевшие окна в другую реальность, я обязана была распахнуть их настежь.

Ледяные пальцы еще сильнее впились в мое тело, разъедая плоть до самой кости, пытаясь оттащить меня обратно в темноту, подальше от расходящихся трещин. Но я уже чувствовала легкий свежий порыв воздуха на своей коже, и разыгравшиеся тени, отброшенные столь желанным светом. Моя надежная тюрьма пришла в движение, плотный глухой кокон затрещал по швам, расходясь передо мной уродливыми равными ранами — там, впереди замаячила жизнь. Я видела все, сначала отдаленно и размыто, а потом все ярче и яснее — Кира и Марк все в том же круге света, за который я так отчаянно держалась. Как долгожданный маяк посреди неспокойного бушующего моря. Моя последняя надежда. Я не могла прорваться к ним, по самое горло застряв в вязком ядовитом мраке, сдавившем меня в тесном коконе. Так близко и невероятно далеко — видеть реальный мир, но не в силах дотянуться до него. Казалось, до меня даже доносились какие-то звуки, возможно звучавшие лишь в моем помутившемся сознании. Ее шаги — Кира подошла вплотную к границе света и тьмы, уставившись в пустоту — видела ли она меня? Снова улыбка или оскал, трудно было разобрать — но на ее лице так и читалось хищное самодовольство. Все шло по плану, по ее плану. Я же оставалась лишь сторонним наблюдателем, лишенным голоса и возможности что-то изменить.

Девушка отвернулась от меня, будто совсем потеряв интерес. Она, пританцовывая, подошла к Марку, и в мой удушливый вакуум проскользнул ее звонкий смех, эхом зазвучав в моей голове, а потом резко оборвавшись.

— Теперь мы можем продолжить.