Глава 23. Ось мира

В моём родном мире такого понятия как «чердак» не существовало в принципе. Состоятельные люди порой крыли дома солнечными пластинами, чтобы использовать естественное тепло для инициации Первой, или «домашней», цепочки цветного Пламени. Обычно же, жили буквально друг у друга на головах, закапываясь глубже в землю: каждый клочок пригодной для людей территории у нас на вес золота. А вот в Мерран селились широко и удобно, и порою для хранения старых вещей отводили целый этаж, называя его «чердак». Был чердак и в Варди: огромное, пахнущее пылью, деревом и сухими цветами помещение, куда дневной свет не пробивался вообще.

Сначала я ходила туда только затем, чтобы убрать подальше всякие салфетки-статуэтки-финтифлюшки-лишние вазочки, потом — чтобы эти самые вазочки заменять (то разбивала их, то взрывала — ходовая оказалась вещь), а в итоге попросту, чтобы убраться. Особняк Варди оказался чистюлей, ему очень нравилось, что кто-то, наконец, «расчёсывает» его порядком свалявшееся пространство на самой маковке. Ну и, конечно, копаться в хламе окаалось любопытно: семейство Хайдек то и дело приоткрывалось с новой стороны. Игрушки, одежда, мебель — немые свидетельства трёх живших в Варди «пепельных» поколений.

Особенно любила я разглядывать литограммы, скоропулёзно подписанные мелким круглым почерком. Пепельноволосый малыш-Тойран со своим неудачливым отцом-дуэлянтом, строгая сестрёнка — Торала, её дочь Илла, она же — мать Халнера (аж в двух свадебных платьях), и её дети. Особенно удалась карточка, где младшие отпрыски стояли втроём: на первом плане — чернявый карапуз с хворостиной, чуть за ним — рыжая девочка с куклой, а совсем сзади, немного отступив в сторону, иронично лыбился высокий светленький подросток.

А потом в уголке обнаружился небольшой, в два локтя на локоть, обтянутый твёрдой кожей, сундучок с «сокровищами». Очередной альбомчик литограмм, на сей раз с младенцами, несколько ободранных детских книг, непонятные рисунки, кукла в невообразимом наряде, маленькая детская лютня, и тончайшей работы цветок, составленный из множества выточенных солнышек-линз. Этот цветок так мне понравился, что я притащила его с собой в «лабораторию», где радостно воткнула в одну из пустующих и пока целых вазочек. Там он и простоял несколько дней, пока Халнер не зашёл глянуть на мои успехи:

— Луч стабильный, вижу. Хорошо, а с фокусировкой что решаешь? И с какими… это ещё что?! Откуда?! Где ты это выкопала?!

Завидев рукотворный «лютик», Халнер буквально взвился, словно его скорпион в промежность укусил. Более того, попёрся вместе со мной на чердак, смотреть на тот сундучок «сокровищ».

— Вот зар-раза… надо было сжечь… всё сжечь… — бормотал он, перебирая детский хлам, — о Апри, это ещё что за…

Потом, пнув стенку, Халнер обозвал особняк предателем, и выставил меня с чердака «наводить порядок в полезных местах, а не **** чесать». Сам же подхватил злосчастный сундочок, пробурчал что-то про Большой замок, и вышел в темноту зимнего дня.

Пришлось отправиться на кухню. Хорошо, у Лози, приходящей горничной, сегодня выходной, не будет комментировать под руку. Оглядев помещение с закопченной печью, я вздохнула и налила себе любимый отвар, чтобы собраться с силами и морально подготовиться к грязной работе. Только допить чай не удалось. В мембрану черного входа кто-то постучал. Тьфу ты!

Характерный шелестящий стук снова забился ритмичным эхом. Вечно они через заднее место! Не смотря на то, что в окне кабинета для почтовых птиц пророщена специальная форточка, и даже имелась уличная кормушка, почтовые таусы почему-то часто залетали через кухню. Вот и сейчас, вместе с волной холодного воздуха, через открытое мною окно, вкатился большой, в две ладони, комок синего цвета и истерично заорал. Немного усилий на поимку — и, сняв пространственный карман, обнаружила плоский пакет «Дариану Хайдеку!!! СРОЧНО!!». Вскрыть? Или потом? Халнер ещё свалил куда-то… Хотя, он бы не помог: «кровяные» печати только с адресатом вскрыть получится. Повздыхав, я отнесла орущую птаху в кабинет, засунула в свободную клетку. И потопала к Дарну, благо идти недалеко.

Дверь открыла Лиз. Что ж, это мы с Халнером не любили, когда в доме без дела трутся посторонние, а Дарн с Изабель слуг почти не отпускали — особенно теперь, после истории с кадаргами.

— О, хозяйка Аделаида, а хозяин Дарн отдыхать изволят, просили не беспокоить, — залепетала женщина.

— Почта, — хмуро сказала я, поднимая клетку, — срочно.

— Рррррфьяяяяя!!! — подтвердил таус, и перекусил жердочку.

Лиз охнула — простолюдины в Мерран боялись всего, связанного с цветным Пламенем. Воспользовавшись замешательством горничной, я тут же протёрлась в дом и, не раздеваясь, юркнула в кабинет. Дарн, к счастью, не спал и не бухал, а сидел на захламленном бумагой столе, настраивая лютню.

— Чего припёрлась? — буркнул он, не поднимая головы, — сапоги бы хоть сняла, тарволка!

Я тряхнула клетку. Таус заорал. Дарн с рычанием отложил инструмент, и тут же получил в руки конверт. Вернее, поймал животом.

— Чего борзеешь, женщина? **** тебя! Это ещё что за хрень?

Немного повертев конверт, и зачем-то посмотрев через него на лампу, Дарн вскрыл упаковку. Я вытянула шею, силясь разглядеть содержимое. Так, пара плотных белых листов казенного вида.

— Где Хал? Скажи, чтоб сюда шёл! — быстро, на вдохе, сказал Дарн.

— Хал по делам уехал, и будет нескоро. В Большой замок. Что-то с трещиной в сте...

— Да меня не колышет, в какой жопе у него трещина! Быстро за Халом, и чтоб возвращался, срочно! На вот, передай ему! — Дарн швырнул в меня скомканым письмом, — да, лично ты, раз до Хозяйки долежалась! И заткни, наконец, эту тварь!

Заткнуть тауса не получилось до самого Варди, куда я вернулась, чтобы одеться потеплее. Там зловредное создание вырвалось из клетки, и, перелетев на моё покрытое плащом плечо, замолкло. Слезать отказалось напрочь. Пришлось плюнуть и идти так.

С конвертом всё оказалось сложнее: Дарн умудрился запечатать письмо снова, да ещё перещёлкнул печать на Хала. Ладно. Сам даст прочитать — ну, чтоб обновить список для Трена и Сопротивления и всё такое. А теперь — к Лоймару, у которого единственный в долине ручной птицеящер. Этот стареющий остаток роскоши ему передал покойный Ойнар с женой, которые были слишком стары, чтобы полноценно следить за прихотливой живностью.

Следующий час потратила на ругань. Так-то Лоймар справлялся с ящером на отлично, но имел некую слабость: в свободное от кормёжки и выгула время, катал на стареньком животном своих детей. Поэтому и сёдла у него имелись только детские — взрослые все развалились, а смысла делать новые Лоймар не видел. И всё же, главное западло оказалось в другом: зная, что я часто езжу верхом, а не только в повозках или лыжках, хранитель счел, что уж на птицеящерах-то точно умею. В любом седле. Или вовсе без оного.

Боги. Халнер много говорил, что в Мерран в глазах простолюдинов жизненно важно соответствовать всяким статусам (у нас с этим как-то проще). Пришлось лезть на попону и приматывать себя ремнями. Надо отметить, что гордую осанку я и правда продержала долго… Ровно до пределов слышимости. А потом…

Это было совсем не то, что ехать на мерранскиих волах, и уж тем более, на степных ящрицах родного мира. Чешуйчатое нечто мало того, что летало кругами, так еще и «давало волну» всем телом, словно коврик, с которого стряхивают песок. В итоге, от моих воплей «прямо, прямо лети, мразь, аааа!» окончательно смутился даже таус, который так и не пожелал слезать с плеча. Впрочем, ему и без того досталось: нехилые потоки воздуха так и норовили сдуть нервную птичку прочь, к каменным грядам. Конечно, в таких условиях и речи не шло, чтобы заставить птицеящера нырять в темноту каменного «зонтика» над замком. Пришлось сажать зверюгу на площадку перед воротами.

Едва когтистые лапы простучали по камню, я отцепила ремни и мешком свалилась на землю. Наконец-то, боги! Так точно надёжнее. Рядом со мной свалился таус, и забился в судорогах. Синие перья истерично хлопали, клюв беспомощно раскрывался, но вместо крика из тушки рвалась… гм… переваренная пища. Боги. Мало того, что птица летела на птице, так ещё и укачалась при этом! Сумасшедший мир.

— Ну что? Уже соскучилась? Или печка зубы показала? — спросил голос Халнера, и надо мной склонился чёрный силуэт.

— Я — соскучилась? Мечтай больше, — я приподнялась на локтях, — это вот он по твою душу прилетел.

Я подняла несчастную тварь и, поднявшись сама, положила её на спину птицеящеру. Потом полезла за конвертом.

— На вот. Срочное что-то. Дарн чуть в обморок не грохнулся.

— Хм… — Халнер накинул на летунов «клетку» подвёрнутого пространства, — ну, пошли на свет.

Сравнительно небольшое, помещение караулки располагалось по левую сторону от ворот, в стене. Комната пять на пять шагов, без окон. Стол, две короткие лавки, закрытый шкаф. Всего освещения — одинокая лампа с тремя мотыльками, сиреневыми от долгого употребления. Налево от двери, на полу, тот самый сундочек, который Халнер так спешно унёс из Варди.

— Ты что, только дошёл?

Халнер молча кивнул, и сел за стол. Разгладил конверт, извлек листы, принялся читать. И перечитывать. С каждым движением зрачков, лицо его становилось всё мрачнее и серьезнее, серьёзнее и мрачнее, пока не превратилось в каменную маску без малейшего выражения. После этого он аккуратно сложил листы вчетверо, и убрал в конверт, который отправил в личное подпространство.

— Ну, что там? Что в письме-то?

Я тоже сидела за столом, но напротив, и разглядеть текст так и не смогла. Только большой гербовый рисунок в верхнем углу и выпуклую печать в нижнем. Когда я задала вопрос, Халнер поморщился и потёр лицо ладонями, после чего замер, положив подбородок на сплетённые пальцы. Фонарь на столе мигнул: один из мотыльков погас и упал на дно. Я протянула руку и погладила Халнера по плечу. Он вздрогнул и посмотрел так, словно первый раз в жизни меня видел. Потом, вымученно улыбнувшись, стряхнул мою руку и резко встал.

— Пошли.

Он шагнул к двери и, подняв сундучок из Варди, вышел в привратный двор. Не оборачиваясь, повёл дальше — через кухни, лестницы, арки, до самой часовни.

Только сейчас я обратила внимание, что со двора внутрь храма вела окованная металлом дверь, из косяков которой торчали кончики шипов. Механическая ловушка, ого! Нетипично для Мерран.

В самой часовне было пусто, но тепло, и пахло благовониями, словно после солнцеслужения. Халнер, меж тем, направился прямиком к статуе каменного Стража рядом с алтарём. Обернувшись, он коротко кивнул мне, после чего провёл рукой по гладкому каменному боку. Пространство вокруг статуи превратилось в сеть наподобие той, по которой я прыгала над рекой Горячкой, перенося кадаргов. Одна из ячеек расширилась, приняла форму дверного проёма.

— Закрой глаза и шагай.

Голос звучал глухо, словно слова выдавливали по капле, как сок полусухой осенней травы. Но совет оказался кстати: при переходе через порог что-то вспыхнуло, больно резанув даже сквозь сомкнутые веки. Когда я проморгалась, то увидела небольшой круглый зал. Как и весь замок, помещение «выточили» из монолита горы, только здесь тёмная и светлая породы чередовались не просто полосами, а спиралями. Невысокий потолок сходился неправильными ребрами. На первый взгляд — снова храм. Но только на первый взгляд.

Во-первых, вместо алтарного возвышения, по центру располагалась круглая ванна с водой. Каждые несколько секунд на тёмной поверхности тихо лопалось два-три пузыря. В воздухе стоял запах ржавого металла. Во-вторых, вместо восьми треугольных пределов-лучей, от зала в беспорядке уходили бездонные проёмы.

— Знаешь, малыш Дарн никогда не умел ценить что-либо, кроме сцены и лоска, — сказал вдруг Халнер, — а дед Тойран… или отец Тойран?… часто приводил меня сюда и рассказывал историю рода. Потому что его сыновьям… ха, другим его сыновьям… и даже законному, Диреку… было совершено наплевать на всё это. А мне нет. Почему-то.

Вздохнув, он пошёл во второй слева коридор. Точнее, в Мерран это называлось «погребальные пути». Как объяснил Халнер, в каждом туннеле по левой стене сделаны горизонтальные углубления, куда когда-то помещали умерших целиком. Однако, после воцарения культа Апри, в ниши замуровывали лишь пепел в роскошных урнах. И только главу рода по древней традиции до сих пор клали в саркофаги по правой стороне погребального пути.

В самом последнем «ящике» лежал Тойран. Халнер немного постоял перед могилой, поставил сундучок в изголовье. Вздохнул, что-то неразборчиво пробурчал, и быстро пошёл обратно.

Догнать его получилось лишь у «алтарного» бассейна. Хал напряженно всматривался в водную гладь и, казалось, перестал замечать всё остальное. Я шагнула ближе, взяла за его руку. Прохладные пальцы отозвались пожатием — сначала лёгким, потом сильным.

— Знаешь, Белочка… есть только одна причина, почему этот замок ещё не развалился на куски. Вместе с титулом…

— В смысле?

Пространство над ванной засветилось. Халнер шагнул вперёд за бортик, вставая на воду. Я непроизвольно шагнула следом. Булькающая жидкость оказалась всего лишь игрой света и тени, сложнейшей иллюзией, закрывающей лестницу вниз.

В нижнем подземелье оказалось значительно теплее, чем в склепе. Ровный и короткий ход заканчивался тупиком. Почему-то совсем не удивило, что вместо каменной стены опять устроена хитрая пространственная дверь.

Небольшая комната, похожая на мерранский храм. Ни углов, ни перекрытий, ни мебели. Только три ступени к алтарю. Алтарю, на котором трепетало Пламя.

Белоснежное Пламя.

Лепестки меняли форму, извивались, плясали над отполированным камнем, выбрасывали разноцветные искры. Боги! Неужели это действительно оно?! Разум метался в поисках другого объяснения, но тщетно. Боги! Так вот за что у нас бились столетиями! Столько лет, столько сил, столько крови — а оно просто-напросто горит в подземелье полузаброшенного замка в другом мире?!

Когда свет проходит сквозь прозрачный камень или каплю воды, он распадется на множество разноцветных полос. Точно так же внутреннее пламя Вселенной, при столкновении с другими стихиями, распадается на осколки самого себя. И, как обычный, не распавшийся, свет, называют «белым», так и изначальное, чистое Пламя, зовут Белоснежным, либо Универсальным, ибо оно объединяет все цвета. Но, для моего мира это только легенда — слишком уж нестабильное у нас пространство, ничто и никто не удержит такое Пламя. А вот в Мерран...

Я протянула руку. Лепестки огня коснулись пальцев и потерлись о кожу, будто мурчащая кошка. Потом отклонились в сторону и выпустили несколько искр. Я снова потянулась за чудом. Запястье перехватили.

— Не стоит злоупотреблять его терпением, Кети.

— А… так я… я просто… это… это же Универсальный огонь! В моём мире его искали веками, но так и не смогли… Но как? Это ты сделал?!

— Ты что! Конечно, нет. Эти лепестки живут со времен Катастрофы, когда вознесся Император.

— Вознесся? Я думала, это легенда, а на самом деле его прире…

— Нет, — резко ответил Халнер, — в данном случае это не так. Когда-то, в долине неподалёку отсюда, находилась летняя резиденция Императора. Как декларирует Церковь, он был ещё язычником, и пытался умилостивить планету, чтобы Катастрофа сошла на нет. Когда Император с небольшой свитой в очередной раз поднялся на вершину горы Дайра, им было видение Великого Апри. Затем земля содрогнулась, из скалы забил огненный гейзер. Так Император вознесся. Гейзер исчез, скала осталась неповреждённой, но на том месте горело Пламя. Мой предок был в свите, и единственный не сбежал при виде гейзера. Поэтому, первые лепестки священного Пламени достались ему. Все остальные огни, что горят в святилищах Империи, либо из слабых искр, либо вторичные. А эти — те самые, не перезажигавшиеся никогда. Их удалось сохранить потому, что сохранялся род, и раз в год старший в роду кормил Пламя своей кровью…

— Кровью?!

— Ну, так сказал дед Тойран, когда посвящал меня как Хозяина. Это уже миф, конечно. Руда меррил подходит для подкормки гораздо лучше. Универсальное вещество для Универсального пламени, будь оно хоть светом Апри, хоть душой планеты.

На этих словах Халнер достал из подпространства небольшую коробочку и нож, и начал аккуратно ссыпать в Пламя чёрный порошок. Я нахмурилась, припоминая всё, что знала о здешних ископаемых.

— Меррил чрезвычайно дорог. Где ты его достаёшь?

— Я говорил про небольшое месторождение неподалёку, помнишь? Но, по правде, меня начальство снабжает. Инквизиция могущественная организация, а обладание Пламенем делает её ещё сильнее. Кстати, ты права на счёт гарнизона. В замке отряд в двадцать пять человек, для охраны и поддержания порядка на случай… непредвиденных обстоятельств.

— Кхм. С чего такая откровенность?

— С того, что я хочу предложить тебе место в наших рядах.

— И? Какой мне с этого прок?

— Прок? Хммм… Ну, например, ты хочешь же снять Орры? Сопротивление со своей кустарщиной их не выскребет. Скорее всего, будет инвалидность. Последствия ты знаешь. С ключом я сделал всё, что мог, но тебе же этого мало. Потрошить Дарну мозги, чтобы слушался, не получится. Слишком психотип сложный. Да и брат, всё-таки.

— Так. Значит, Инквизиция снимает Орры. А дальше?

— Работа. Полноценная. Посвящение в Столице, там же и снимем. Ну, или окончательно дезактивируем. Неизвестно, что тебе там успели повредить… Я еду в Столицу через пол Гарии.

Через четыре дня, то-есть. Зашибись! Поставил перед фактом! Это что же, менять Орры на… как оно у них называется? Сан? Хотя, Инквизиция сильна, было бы глупо просто отказаться. Ладно, посмотрим. Главное — избавиться от ненавистной проволки. А там уже решу по обстоятельствам.

— Ну что же… посмотрим, что там у вас умеют. Под каким предлогом поедем?

Прежде, чем ответить, Халнер аккуратно распределил остатки порошка по лепесткам пламени.

— Предлог… Предлога нет. Есть повод: письмо — это повестка о переаттестации титула. Дарн должен будет подтвердить кровь. Так что мы с ним точно едем в Столицу.

— А… Понятно… Слушай, а если крови Дарна окажется мало? Просто, после того, что сказала Кора…

— Разберемся.

— Но ведь ты…

— Возможно.

— А как же…

— Посмотрим.

Последние частицы порошка упали в Пламя. Коробочка пропала в никуда.

— Знаешь, я могу подать иск на титул, — после долгой паузы проговорил Халнер, — и, наверно, выиграть дело. Но пойми, мне это не нужно. По Хейдар это не даст ничего сверх того, что я и так имею. По статусу в целом… я инквизитор. Это власть. Это возможности. Это бремя ответственности. Большое. Очень. Куда больше…

— А что же тогда титул?

Он нахмурился и провел рукой по лепесткам Пламени.

— Хороший вопрос. Дед… или, всё-таки, отец… воспринимал титул, гм, весьма своеобразно. Но потом дед умер. И я, по настоянию отчима, поставил клеймо рода на орущего в пеленках Дарна. Именно он наследник по закону.

Я закусила губу. Нет, не понять мне этой чехарды с наследованием. Уж что-что, а с этими делами у меня дома всё коротко и ясно — текущий размер состояния и нынешнее положение при дворе — вот и весь разговор. Но даже положение не так важно: обедневший род всегда мог возвыситься обратно, сумей награбить как следует в очередной войне. Какая Зрячесть! Чем тщательнее скрываешь кровь Проклятых, тем целее будешь.

— Ну вот. Титула у тебя нет, и это, допустим, неважно. Но Пламя-то? Оно, похоже, должно только тебя слушаться, верно? А после тебя кто?

— Такая святыня в человеческих руках — опасная вещь. Очень опасная. И тем опаснее, чем уже круг владельцев. Мне некому его передать кроме как…

— Для кого опасная-то? А наследника ты вполне ещё можешь сделать.

— Да-а? И с кем, интересно, мне его делать? Да ещё так, чтобы он официально оказался с Высокой кровью?

— Так это… ну… у Селестины, по знакомству, какую-нибудь бастардку возьми. Которую ещё в монашки не посвятили. Их ведь наверняка можно брать не на Пляски, а в жёны. Чтоб всё по форме.

— Жёны? — Халнер повернулся ко мне, и удивлённо приподнял брови, — ну, вообще да, можно. Хорошая идея, кстати. Только вот… один вопрос…

Он замолчал и, прищурившись, посмотрел мне в глаза.

— Эм… какой вопрос-то?

— Ты кого придушишь раньше, несчастную девочку или меня?

— Никого. Зачем? Это же будет для дела.

— Для дела? Ну, ясно, — засмеялся Халнер, — сразу обоих. И прямо на свадьбе.

Я резко развернулась и пошла к выходу.