Глава 5

— Неужели ты работаешь так допоздна, дорогой брат?

— А что мне остаётся делать?

Витерий отвечал ворчливым голосом, и Квирк подивился, что король ведёт себя словно капризный ребёнок. Впрочем, он может себе это позволить.

— Я огорчён, Квирк, и не знаю, как выйти из этой ситуации. Все придворные сплетничают всласть, и я уже не могу просто выпустить Элину или тайком вывезти её из замка.

— А она на самом деле расправилась с этим бароном, как его…

— Жадвильским, — машинально подсказал король.

— Да-да, именно я его и имел в виду.

Квирк сгорал от любопытства — кроме слухов, он ничего не знал об этом трагическом событии. Но Витерий молчал, словно каменная стена. Вот тебе и капризный ребёнок!

Не дождавшись ответа, Квирк снова заговорил:

— Давай рассуждать, мой милый брат. Если Элина виновна, а Римардо собрал доказательства её вины, то — увы! — спасти твою экспедиторшу невозможно. Но, возможно, никаких доказательств у генерала нет, тогда будет её слово против его слова, точнее, против слова этого баронского сынка. Кстати, почему он решил требовать королевского правосудия? Не вижу в нём ни привязанности к матери, которая, между прочим, жива и здорова, ни почтения к отцу.

Витерий вздохнул.

— Всё просто. Я даровал Руфусу-старшему земли и титул, но ничего из этого не подлежало наследованию. Сын барона остался ни с чем.

— Без средств к существованию, — подхватил Квирк, сообразив, в чём дело. — А тут такая чудная возможность отгрызть кусочек!

— Никаких кусочков я не дам этому бестолковому… Руфусу! — вспылил король. — Его отец не заслуживал баронства! В конце концов, он разбазарил всё, что я ему дал, так что Руфусу-младшему даже транжирить было уже нечего! Сейчас, когда земли вернулись в собственность короны, никто не может там навести порядок! А ведь Рэйшен предупреждал меня ещё тогда, что…

Витерий умолк. Любопытство Квирка достигло невероятных высот.

— Это тот дроу, с фиолетовыми глазами, любовник твоей Элины, да?

Витерий поморщился от такой бесцеремонности, но кивнул.

— И это он, говоришь, выбил у тебя из рук кубок с отравленным вином?

— Он самый.

— Что ж, дорогой брат, возможно, тебе следует поговорить с этим бандитом и в этот раз. Он может оказаться очень полезен.

— Если перед судом встанет выбор — слово Элины, простолюдинки и выскочки, или слово молодого аристократа, беспутного, но своего, — как ты думаешь, Квирк, чью сторону примет суд?

Квирк вздохнул. Элине в любом случае несдобровать.

— Витерий, ты можешь отменить любое решение суда одним своим словом. Ты — король!

Судя по виду короля, на это он не сможет решиться.

— Хорошо, давай думать, — продолжил Квирк. — Я могу выкрасть Элину из подземелий и увезти к себе на юг. Ты обвинишь меня в бесчинствах, пошлёшь пару грозных обращений, потом издашь какой-нибудь указ или эдикт о том, что запрещаешь смутьянке появляться в Глорке в течение, ну, скажем, пяти оборотов…

Ох, как не понравилось Витерию это предложение!

— А что ты предлагаешь сделать с её экспедиторами?

Квирк думал недолго.

— Распределишь по разным армейским соединениям.

— Как ты распределишь дроу?! — возопил король. — Их четверо! Четверо, Квирк! Их все боятся! Они никому не подчиняются!

Этого-то Квирк и ждал.

— Тогда, — медленно проговорил он, — я готов их забрать с собой в Меркаль. Всех.

Витерий вдруг ощутил странное спокойствие. Квирк думал, что перехитрит короля, заберёт у него этих воинов-оружие и будет их использовать по своему усмотрению.

Нет.

Король, может, и постарел, может, он не хочет признавать свои ошибки или боится идти на конфликт с влиятельными советниками — но провинциального контрабандиста он видит насквозь.

— Благодарю тебя за помощь и советы, — Витерий дружески обнял Квирка. — Для меня это очень ценно. А сейчас нам надо успокоиться и отдохнуть. Сон освежит нас.

— Но ты обещаешь подумать над моим предложением, дорогой брат?

— Непременно!

На этом Квирк откланялся.

Витерий выждал время, достаточное для того, чтобы хитроумный родственник успел добраться до своих покоев, и кликнул караульных.

— Приведи мне распорядителя. Сейчас же.

Солдат невольно глянул за окно. Темнота окутывала замок, словно огромное тёплое одеяло. Где-то внизу дышал, ворочался и подмигивал последними огоньками Глорк.

— Я знаю, что время позднее, — усмехнулся король, — но дело не терпит отлагательств. Если дар Белгой спит, вели разбудить и привести ко мне в чём есть.

— Да, адар, — солдат поклонился, — будет исполнено.

* * *

В подземельях замка было тихо. Если прислушаться, можно было услышать лёгкий топот крысиных лапок и стук капель по камню. Стражники с нетерпением дожидались, когда уйдёт Эдрик Надёжная Сталь. Он был старшим дневной смены и не ночевал в караулке.

Должность старшего ночной смены пустовала. Старик вышел в отставку и уехал к родне далеко на юг, почти к самому Харнену. Стражники немного завидовали: сидит, небось, на жарком солнце, а вокруг шелестит фруктовый сад. Впрочем, отсутствие начальства всегда на руку подчинённым: теперь ночами можно спать и не бояться проверок. А при Эдрике не поспишь, уж больно он принципиальный.

Охранники устраивались на ночь основательно, по-домашнему, застилая лавки тюфяками с сухой ароматной травой.

Они только успели смежить веки, как раздался крик:

— Да принесите сюда факел!

Испуганный женский голос. Буянила новенькая.

— Вот же демоница, — проворчал один.

— Не спится ей, заразе, — поддакнул второй.

— Видать, мало по голове надавали, раз есть силы так орать.

Арестантка не унималась. Стражники поморщились. Сейчас эта дрянь перебудит всех, и начнётся весёлая ночка.

— Дай-ка я попробую с ней по-хорошему, — решил старший.

Прихватив факел, он прошагал несколько десятков шагов по мрачному коридору, куда не проникал ни единый луч света. При виде огонька арестантка немедленно умолкла.

— Ну чего ты орёшь? — укоризненно спросил стражник.

— Оставь факел здесь, — потребовала арестованная.

Стражник подивился её наглости. Еле на ногах держится, рожа битая, в синяках, а туда же — командовать!

— Приказа не было оставить тебе свет. Значит, не положено.

— А кто приказал держать меня в темноте?

В самом деле, демоница какая-то! Никто таких вопросов здесь не задавал.

— Так положено, — уклончиво ответил стражник. — В порядке наказания.

— Меня ещё не осудили, — резко сказала женщина, — так что пока меня не за что наказывать.

— Эх, почтенная, — добродушно засмеялся стражник, — был бы человек, а причина найдётся. Раз ты здесь, значит, есть за что. Начальство, оно, знаешь ли, не ошибается.

Заключённая помолчала. Хорошо, что она не бесновалась и не проклинала нехорошими словами. А могла бы — вон как зыркает! Не зря, ох не зря она здесь оказалась!

— А что насчёт еды и воды? — наконец спросила она.

— Утром, всё утром, — в голосе караульного появилось нетерпение. — Эдрик придёт, примет наш отчёт и всё будет.

Стражнику хотелось поскорее вернуться к тюфяку, к теплу, ко сну. Тюфяки в караулке держать было нельзя, но кто сейчас запретит.

— Значит, сейчас вечер, — медленно проговорила арестантка, — или, скорее, ночь.

— Ночь, ночь, иди ты спать уже. Привыкай понемногу.

Стражник больше не собирался разговаривать с заключённой. Он развернулся и ушёл, унося с собой свет и тепло.

Теперь всё было тихо.

— Умеешь ты их угомонить, — с ноткой зависти сказал молодой.

Оба уютно вытянулись на лавках и сладко задремали.

Сон караульного должен быть чутким. Но жуткий вопль, который они услышали, поднял бы даже мертвеца.

Молодой стражник от неожиданности рухнул со своей лавки, но тут же вскочил, ругаясь на чём свет стоит.

— Иди, глянь, что там, — сказал он старшему.

Тот лишь фыркнул в ответ.

— Ага, разбежался. Я уже ходил. Твоя очередь.

Вопль был один. Но гнетущая тишина после него пугала ещё больше. Как ни изворачивался молодой стражник, пришлось ему брать факел и топать в темноту подземной тюрьмы.

Старший долго прислушивался к шагам трусоватого товарища. Что-то он долго ходит, камера арестантки совсем недалеко.

Новый крик. На этот раз — мужской. Светлое пятно факела переместилось вниз и уменьшилось.

— Что за дурень, факел уронил, — проворчал старший.

— Эй, иди сюда! — кричал молодой. — Что делать будем?

— Что за молодёжь пошла, — продолжал ворчать старший, — ничего сами сделать не могут, всё им вынь да положь…

Он прихватил с собой алебарду и потопал к товарищу. Тот уже пришёл в себя, но держался подальше от решётки.

— Посмотри, что с ней, — тревожно сказал он. — Стоит, как истукан. На вопросы не отвечает.

Не соврал. Арестантка вцепилась в прутья и смотрела сквозь охранников. Бледное лицо, синяк на щеке, зрачки — чёрные, расширенные.

Казалось, перед ними не человек, а воплощение ужаса.

— Эй, чего это ты? — спросил старший, выставляя перед собой алебарду. — Вроде ж нормальная была.

Заключённая молчала, всё так же глядя страшным тяжёлым взглядом куда-то вдаль.

— Что делать-то теперь? — молодой трусливо отступил подальше, словно арестантка могла кинуться на них, раздвинув толстые железные прутья.

Старший сделал пару шагов вперёд, готовый в любой миг ткнуть алебардой противницу. Та даже не шевельнулась. Он осмелел и подошёл почти вплотную. Ничего. Он всё же легонько ткнул арестантку в бок тупым концом алебарды. Снова ничего. Он повернул голову к младшему товарищу.

— Припадочная, — вздохнул он. — Будем водой отливать.

— Может, лекаря кликнуть? — опасливо спросил молодой. — Она же не из простых, сам король сюда спускался.

— Ты представляешь, что нам лекари в такое время скажут? — вздохнул старший. — Эти ребята горазды нос задирать перед нами. Сами разберёмся. До утра Эдрика подождём.

Впервые они пожалели, что нет старшего. Пусть бы он голову ломал.

Стражники принесли ведро воды, вставили факел в крепление на стене. Заключённая стояла в той же позе.

Стражники раскачали ведро и выплеснули его прямо в лицо Элине. Её волосы и одежда мгновенно промокли до нитки, а оторванный рукав грустно обвис, обнажая руку. Элина закашлялась и отступила от решётки, схватившись за лицо. Взгляд стал осмысленным.

— Вы зачем это сделали? — с тихой яростью в голосе спросила Элина.

— Ты кричала, — немного невпопад ответил молодой охранник.

— Я кричала? И просила воды?

— Ты не отвечала на вопросы, — попытался объяснить старший.

— А вы спрашивали, нужна ли мне вода?

— Н-нет…

— Тогда зачем вы это сделали?! — теперь ярость в Элинином голосе гремела, отражаясь от каменных стен.

И старший охранник вдруг вспомнил: он здесь главный.

— Ну, вот что, милочка, — строго сказал он, — нечего тут орать и баламутить остальных. Ложись спать без всяких фокусов!

Элина снова осталась в темноте. Одна. Солома, служившая ей лежанкой, промокла от стекавшей воды.

Теперь Элине можно было только молчать. И дышать. Хорошо. Она согласна. Пока что.