Глава 15

Незримая черта поделила актовый зал лицея на две части. У входа были устроены трибуны, на них толпились и шумели родственники, друзья, все те, кто пришёл сегодня поздравить выпускников. Там же, на возвышении, стояли кресла и стол для начальства. В этом году лицей справлял юбилей, поэтому ждали директора Департамента Управления Дитмара-Эдуарда.

Директор лицея, шестиранговый Джозеф-Флориан, не находил себе места: вскакивал со своего места, то кидал нетерпеливые взгляды на вход, то, в который уже раз, придирчиво осматривал лицеистов, которые построились напротив трибуны. За год он изучил их всех, сроднился, стал считать почти родными. Переживал, хотя и запоздало, сегодня в зале собрались лучшие, те, кто успешно сдал вчера последний экзамен.

«Идёт, идёт!» — пронёсся по рядам шепоток. Двери распахнулись, в зал, опираясь на трость, вошёл высокий старик в парадном сером мундире. На шевроне его сияли девять золотых звёзд.

Дитмар-Эдуард прошествовал в президиум, сел, прямой как палка и замер. Джозеф-Флориан склонился к его уху, зашептал что-то, тряся толстыми щеками.

— Пузан слишком волнуется, — вполголоса произнёс из второго ряда Серёга-Второй. — Не к добру, братие и сестрие!

На самом деле серёгин индекс состоял из семи цифр, но никто их, кроме старосты потока, не помнил, а вторым его величали потому, что был среди них Сергей-Первый, в отличии от Второго молчун и флегматик.

— Ждут кого-то? — предположила слева Маринка, соседка Жана по строю и по месту в аудиториях. Она стояла вытянувшись, крепко — по уставному — сжав кулаки. Почти вплотную, он чувствовал сквозь форменные брюки жар её тела.

— Кого это? — поинтересовался Жан. — Наши все здесь.

— Попечители его разберут, — ответила Маринка, прижимаясь к нему бедром. — Кого-то. Тебе какая разница? Может, синих? Юбилей всё-таки!..

Вот так она и преследовала его весь учебный год! Глупое слово, другой бы радовался, девчонка была хороша, а секс угоден попечителям, но… «Не обижайся, Маришка, — объяснил ей Жан. — Это в городе секс угоден, а у нас… У них, в лесу, — сразу поправился он, — секс дело тайное, попечителям в пику! Не могу, понимаешь? Сам знаю, что дурак, перебороть себя не могу!»

Над ним не смеялись. Маринка даже не думала обижаться и, как ни в чём не бывало, продолжала попытки обольстить. Кажется, она воспринимала происходящее как игру. От этого Жану бывало нестерпимо, до зуда в ладонях стыдно. Алёна, он точно знал это, ничего не сказала бы против, и вряд ли бы поняла его сомнения. Да и Маринка, узнай она про его отношения с большой начальницей Алёной, только порадовалась бы за него.

Странные люди… Или он сам — урод.

— Вряд ли синие, — рассуждал тем временем Серёга-Второй. — У них свои юбилеи, а старик их не любит.

— Дитмар-то? — уточнил Иоганн-Василий.

— Ага. И Флориаша не жалует.

— Мамочки мои! — ойкнула Маринка. — Это же...

В зале появился попечитель.

Крак-крак!.. Крак-крак!.. Стучали когти по паркету, кончик хвоста описывал петли и круги.

Ящер двигался вдоль строя, смотрел не мигая, шумно втягивал воздух. Трепетали складки над ноздрями. Шагов за пять до Жана попечитель замедлился словно в сомнении.

— Ой-ой… — прошептала Маринка и часто задышала.

Попечитель остановился возле Маринки, наклонил голову. Девушка зашаталась и упала бы, не подхвати её Жан её под локоть.

Попечитель клацнул клыками:

— Не бойся, молодая самочка, я не ем живых человеков!

Попечитель высунул длинный красный язык, погладил воздух возле маришкиного лица, мазнул ненароком шею Жана. Парень поёжился: как мокрая резина...

Внезапно ящер посмотрел ему в глаза. Зрачок его дрожал, за ним пряталась чёрная пустота.

Попечитель втянул воздух узкими ноздрями, снова щёлкнул зубами и быстро взбежал на помост к Дитмару-Эдуарду. Была в его движениях странная грация, отточенность, завершённость.

Совершенство.

Директор Департамента поднялся:

— Честь своим присутствием нам оказал совершенный Бранч, попечитель! Приветствуем его!

Зал взорвался рукоплесканиями! Как заворожённый, Жан захлопал вместе со всеми...

— Спасибо, растущие! — сказал Бранч. — Станем работать вместе.

После слово взял Джозеф-Флориан:

— Приступаем к вручению! Антон триста двенадцать-семьдесят четыре!

Выпускники один за другим выходили на помост, получали из рук Дитмара-Эдуарда памятные знаки и дипломы. Скоро директор выкрикнул и имя Жана.

Глава Департамента напомнил Жану Джанкарло. Такой же сухой и седой, только Дитмар-Эдуард был гораздо старше, чуть не в два раза. Ему уж точно по лесам не бегать!

Жан осторожно пожал мягкую ладонь Дитмара-Эдуарда, принял футляр со знаком и собирался уходить, но старик задержал его:

— Ты лихо разобрался с тестами, мальчик! После практики надеюсь увидеть тебя в центральном аппарате Департамента.

Голос у директора оказался тусклый, надтреснутый, словно старик надышался пылью и с трудом удерживается от кашля.

— Буду стараться, господин управленец девятого ранга! — нашёлся Жан, дождался кивка и бегом вернулся в строй.

— Что он тебе сказал? — спросил Серёга-Второй.

— Электронные тесты, сказал, хорошо прошёл, — почти не покривил душой Жан.

— О!.. — глубокомысленно протянул Серёга.

Эти тесты Жан не любил, они будили в нём память о годах, проведённых в интернате номер тридцать семь. Давили на психику часы, которые он провёл у спинки кровати, связывая нити, соединяя зубчатые фигуры и очищая экран в ожидании сладости. Теперь его призом стало время, минуты и десятки минут, сэкономленные на прохождении. Мало радости пялиться в призрачную геометрию, это время можно потратить лучше.

Его нелюбовь неожиданно дала плоды. Ненависть сильнее любви, решил Жан.

— Через два дня все вы получите расширенную лицензию на хлыст, — рисовал перспективы Джозеф-Флориан с помоста, — и станете полноправными управленцами. Сейчас — краткое угощение для гостей выпуска.

Ряды курсантов зашумели в предвкушении.

— Подождите, я ещё не закончил, — сказал директор лицея. — О том, что будет дальше, расскажет уважаемый Дитмар-Эдуард!

— Никто не забыл, что у нас сегодня праздник? — проговорил Дитмар-Эдуард в наступившей тишине. — Пятьдесят лет нечасто бывают, мало кто справляет их дважды, уж я-то знаю, хе-хе!..

Зал одобрительно зашумел, оценив шутку. Директор Департамента поднял руку:

— Спасибо, спасибо, вы очень добры к старику. Так вот, — его голос неожиданно наполнила молодая сила, — Департамент дарит сегодня всем выпускникам по пятьдесят жетонов! Они будут переведены на ваши чипы немедленно.

— Ура-а!.. — грянули ряды. На трибунах возникло оживление.

— Подождите, я не договорил, — снова поднял руку Дитмар-Эдуард. — Это надо потратить за сегодня и завтра в Центре Развлечений. Их нельзя отложить на потом и передать кому-то. А то знаю я вас, будете вместо отдыха чахнуть и корпеть. Отставить экономность! Всем чудить! Отчёты сдадите по возвращению в лицей.

— Какие же отчёты, господин директор?! — не выдержал Сергей-Второй. — Полсотни жетонов — это же… это...

— Вот и проверим, как вы умеете не терять голову! — под общий смех ответил Дитмар-Эдуард.

— От имени попечителей, — произнёс вдруг Бранч, — удваиваю сумму! Безо всяких условий!

Ответом ему было троекратное ура.

Угощение Жан пропустил: не хотелось, да и некого бы угощать. Он нашёл в холле удобное кресло среди кадок зимнего сада и продремал весь фуршет.

Здесь его и нашли Маринка и Сергей-Второй.

— Поедем грузовой вакуум-трубой, — заявил Серёга. — На струне сейчас давка, завтра выходные, все ломанутся в Центр.

— А если на мобиле? — спросил Жан.

— Совсем, что ли? — удивился Серёга. — Знаешь, во что это встанет?

— Попечитель добавил жетонов.

— И лучше я истрачу их в Центре, чем на мобиль!

— Хорошо, — сказал Жан. — Но грузовая труба не возит пассажиров.

— Обижаешь, управленец! — сказал Серёга. — Ты управленец на задании или зачем? При исполнении имеешь право задействовать любой подходящий транспорт.

— В самом деле, Жано, — произнесла Маринка, — нам приказали истратить эти жетоны, значит, мы на задании!

Крыть было нечем. Они спустились в подвал, на станцию трубы, и обнаружили там половину курса.

— Умники, — усмехнулся Жан.

— Зато не скучно! — нашёлся Сергей-Второй.

Они могли уйти на смежную, пассажирскую линию, но отказалась Маринка.

— Экономить — так экономить, — решительно сказала она. — То же, что и мобиль, только окон нет. Лучше на меня потратьте! Жан, купишь мне «Симфонию»?

— Уговорили, — не стал спорить Жан.

Десять минут разгона в пустоте, столько же торможения, и вот они на месте.

Конструкторы Центра Развлечений применили множество разрешённых технологий попечителей, куда больше, чем при обычном строительстве. Как по секрету рассказала Жану Алёна, половину блоков и машин завезли из метрополии, без права изучения. Жан боялся себе представить, сколько юных мозгов пошли в оплату этих поставок! С другой стороны, попечители могли не взять за них ничего, так как обладали хоть и рациональной, но не человеческой логикой.

Это было странное и удивительное место. У обычного человека при взгляде на него начинала кружиться голова, и именно поэтому Центр Развлечений отнесли на полсотни километров от города. Работа требует простых и функциональных интерьеров: ничего не должно отвлекать от дела.

Отдых — это иное! На отдыхе человек раскрепощён и открыт чуду; Центр Развлечений — для него.

С конечной станции вакуум-трубы, с глубины двухсот метров они поднялись на обычном лифте и оказались в цветущем саду. Сергей-Второй потянул их на спиральную дорогу, которая опоясывала Центр широкими витками.

— Нет, — сказал Жан. — Маришка хотела «Симфонию». Кафе!

— Опа… — Сергей-Второй был не просто удивлён, он был раздавлен и растёрт в пыль.

Рядом с ними завис радужный, колеблющийся пузырь. Кафе, кусок силового поля, гостиница, ресторан и винтокрыл одновременно!

В боку пузыря протаял круглый люк.

— Добро пожаловать, дорогой друг Маришка! — объявил Жан и кивнул Серёге: — Ну, и ты заходи.

Откуда всплыли эти слова? Из детства, из сказок, что читала ему позабытая мать. Никому не нужные, неинтересные слова, но вспомнились?

— Спасибо, Жан...

Маринка скользнула внутрь, за нею ошарашенный Серёга, последним — Жан.

Кафе зарастило вход и взлетело над деревьями.

— Приветствую дорогих гостей! — произнесла мерцающая пустота в середине пузыря. — Позвольте узнать ваши желания… Напитки? Виды? Музыка? Интерьер?

— Можно… «Симфонию»? — спросила Маринка.

Купол над их головами взволновался вихрем и родил плоский диск. Он плавно опустился и повис перед Жаном. Поднос с тремя бокалами «Симфонии».

— Ой, спасибо, целых три, — смутилась Маринка. — Жан, нам хватит жетонов?

— Коктейль «Симфония» за счёт Центра, — заявило кафе. — Виды? Музыка? Интерьер? Маршрут и длительность?

— Тёплый бассейн, мебель — не знаю, что принято в бассейнах? Пусть играет что-то из классики, — ответил Жан. — Виды Центра, летим танцевать на Главный Подиум. Не торопясь. Эээ… кафе, это дорого?

— Сегодня и специально для господ молодых управленцев — пятьдесят жетонов! — доложило кафе. — Реализую?

— Да! — с радостью ответил Жан. Он примерно представлял стоимость заказа, Алёна возила его в Центр, но он боялся ошибиться. Зато, истратив эти жетоны, Жан вздохнул спокойнее. Подачка Бранча раздражала его; чип, на котором лежал попечительский полтинник, словно жёг предплечье — как памятной ночью в осеннем лесу.

Жан передёрнул плечами: драные попечители, держи себя в руках! Сегодня он сделал только второй шаг до цели, а сколько их ещё? Не хватало превратиться из-за ерунды в неврастеника!

Пока он копался в себе, кафе исполнило заказ...

Они стояли на круглом прозрачном помосте в центре большого зала. Помост омывал кольцевой бассейн с изумрудной водой, прямо из неё вырастал прозрачный купол. Вода медленно крутилась вокруг помоста, с журчание обтекала островки цветущей зелени.

Очень тихо, но явственно заиграли скрипки, им вторил орган.

Хорошо.

Жан присел на кожаный диванчик, взял из вазы на столике грушу. Сочная!

— Ой, Жан, какой ты молодец! — Маринка захлопала в ладоши, сбросила форму и нырнула в бассейн. Голой загорелой торпедой пронзила зелёную воду, всплыла и перевернулась на спину, разбросав руки и ноги.

Красивая девчонка, а он — дурачок, осознал Жан с мгновенной тоской.

— Он когда посмотрел на меня, я чуть не кончила, — мечтательно проговорила Маринка и позвала: — Мальчики, ныряйте сюда, классно!

— Слушай, Жан… — нерешительно начал Серёга-Второй. — Я, понимаешь… должен отдать тебе половину, но...

— Глупости, сочтёмся! — отмахнулся Жан. — Ты что, собрался умереть завтра?

— Конечно, сочтёмся, — с облегчением сказал Серёга. — Я не забуду, честное слово!

— Я тоже, — сделал Жан хищное лицо. Так, в его понимании, должен был глядеть древний ростовщик. — Иди к ней, Серёжка! — он кивнул на Маришку. — Секс угоден попечителям, а лететь долго.

— Пошли вместе? — сказал Серёга, расстёгивая китель. — А то нехорошо как-то. Маринка рада будет.

— Я тут посижу, — сказал Жан и взял ещё одну грушу. — Не бойтесь, завтра не умру.

Кафе летело сквозь Центр.

Медленно облетало свечи небоскрёбов, и Жан увидел — это устремлённые в небо бульвары в цвету. Шары лип, облака вишен и яблонь, и люди, гуляющие по бесконечным лентам дорожек. Вертикально, под обратными углами или просто головой вниз, не замечая странного. Бульвары сменились цепочками прудов, бассейнов, терм и бань. Вокруг небоскрёбов кружились как электроны парки и стадионы, концертные залы и танцполы. Шипастые сферы, зубчатые кубы и призмы, тугие спирали и зеркальные плоскости, в которых отражалось небо и Центр. Места для услаждения зрения и слуха, обоняния и осязания, всевозможные — и немыслимые! — аттракционы, иллюзионы и гипносы.

Сверху циклопической короной Центр венчал Главный Подиум. Всегда окутанный грозовыми облаками, оплетённый сеткой молний, но и освещённый полуденным солнцем, вечный штиль и вечный шторм.

Высь и простор! Перекрученное пространство, где высота превращалась в глубину, а безбрежная ширь в тесноту катакомб. Жан улыбнулся: как он боялся когда-то летать, простой винтокрыл приводил его в ужас, а теперь!..

Любовники тихо ворковали, от этого уютного и мирного звука Жан задремал.

Он снова увидел попечителя Бранча. Зелёный ящер с тяжёлой головой и жёлтыми кошачьими глазами. «Хочешь меня обмануть? — сказал попечитель. — Не выйдет!». Тогда Жан схватил его за шею и стал душить! Холодная скользкая плоть расползалась под пальцами, отпадала пластами, и под ней возникала бледная человеческая кожа с синими цифрами: шесть-ноль-ноль-два-четыре, шесть-ноль-ноль-два-пять, шесть-ноль-ноль-два-шесть!.. Последние две, три, а потом и четыре цифры индекса менялись всё быстрее, расплылись фиолетовым облаком.

— Прилетели, — сказал Бранч и дохнул на Жана вкусным апельсином духом.

Жан открыл глаза.

— Прилетели, Жано! — Маришка трясла его за плечо. — Просыпайся!

Девушка успела переодеться и высушить волосы, её тело покрывало нечто призрачное, кисейно-текущее, дождливо-туманное. Серёга тоже поменял мундир на серебристые брюки свободного кроя и очень открытую майку.

— Ты так пойдёшь? — он усмехнулся. — Танцы, Жан, свобода, развлечение...

— Сегодня выпуск, — ответил Жан. — Юбилейный. Форма не помешает. Пусть все знают, чей праздник.

Главный подиум встретил их громом и дождём из конфетти. Крохотные разноцветные блёстки таяли на коже, оставляли в воздухе ароматы мяты, апельсина, ванили.

Выпускники ступили под своды — и оказались в тропическом лесу. С ветвей деревьев свисали гирлянды цветов, звучали птичьи трели; тропинку, по которой они шли, неторопливо пересёк ягуар. Тропинка вывела их к реке, которая несла ниоткуда в никуда массу жёлтой глинистой воды. Тропинка исчезала под волнами. Маринка остановилась, но Жан смело ступил в реку, и вода взметнулась вверх, образуя тоннель. Поток бурлил слева и справа и над головой, в мути мелькали тени, под ногами бились в лужицах пираньи, сверху по куполу скользнуло длинное зелёное тело.

Через два десятка шагов по мокрым камням они вышли на берег, и река за спиной шумно обрушилась в русло. Простучали по плечам капли, налетел тёплый ветер — и взорвался танцевальной музыкой!

Вокруг был огромный зал, расцвеченный прожекторами. Там и сям из пола вырастали колонны: гладкие, или витые, или из шершавого, плохо обработанного камня, или прозрачные как хрусталь.

На освещённых или тёмных площадках, на помостах или возвышениях, на шляпках гигантских грибов, на висящих в пустоте облаках двигались тела. В строгой, или пёстрой, или фривольной одежде — или вовсе обнажённые люди танцевали, извивались, замирали на полушаге, медитировали в полной неподвижности.

— Танцевать!

Маринка, приплясывая, побежала вперёд, крутя головой и выбирая освещение, музыку и место. Сергей быстрыми шагами двинулся за ней.

Жан постоял немного, оглядываясь и прислушиваясь, потом свернул за ближайшую колонну, похожую на ствол дуба — и вышел в зной пустыни!

Солнце стояло в зените. Струйка пота потекла между лопаток. Жан надвинул форменную панаму на глаза и полез на бархан.

Осыпался с шорохом песок, пыль лезла в нос и глаза, но Жан упорно полз вверх, падал, скатывался, но полз. С гребня он увидел широкую каменистую котловину, окружённую рядами кактусов и агав, расчерченную рядами фонтанов на прямоугольники и квадраты. В них на множество площадок люди играли в мяч, кидали летающий диск или просто отдыхали в компании корзинок с едой и напитками.

Жан вздохнул. Путь вниз легче, но если поторопиться, можно сломать шею.

Алёна ждала его в тени десятиметровой карнегии.

— Ты выбрала странное место, госпожа управленец восьмого ранга!

Сегодня Алёна надела простое белое платье с открытой спиной и белые полусапожки. Лицо её закрывала золотая маска.

— Я исправлюсь, — сказала Алёна. — Пойдём.

Она протянула руку.

— Ты опять командуешь!

Жан отвернулся.

— Прости, — тихо сказала Алёна, — это привычка. Но ты сам виноват, зачем пришёл в форме?

Она прижалась к нему сзади, обняла, вдохнула кисловатый запах пота:

— Пожалуйста, прости...

— Ты виновата, — сказал Жан, оборачиваясь. — Тебя надо наказать.

— Да...

— Раздевайся!

Алёна послушно сняла платье.

— И сапоги!

Женщина поочерёдно стащила обувь, отставила в сторону и стояла теперь совсем без ничего. Горячий песок жёг ступни, она морщилась и переступала на месте.

— Теперь веди! — приказал Жан.

Алёна молча развернулась и пошла вперёд. Жан, стараясь не шуметь, подхватил её платье и сапоги и двинулся следом.

Красивая женщина, попечитель знает, до чего шикарная и эффектная женщина! Куда до неё Маринке! Маринка просто молода, это много, но не всё. А Алёна… она знает, насколько хороша, но пусть вспомнит, каково это — подчиняться!

Насколько его идея глупа, Жан понял скоро. Алёна шла весело и гордо, играя телом, мелкие капельки пота блестели на её плечах, и от неё восхитительно пахло!

Человека нельзя унизить наготой, если нагота радует, ведь секс — угоден попечителям. Мелкое неудобство от горячего песка — не в счёт, Центр Развлечений не способен причинить человеку вред.

Если Алёна хотела его раззадорить, то своей цели она добилась. Жану захотелось её, сильно, до боли. В два шага догнав женщину, Жан рывков развернул её к себе, просунул ладонь ей между ног.

— Сейчас, — потребовал он, — немедленно!

— Не выйдет, — простонала Алёна, откидывая голову назад, — сейчас смена...

— Что? — не понял Жан.

Потемнело, словно выключили Солнце. Задул ледяной ветер, а песок под ногами превратился в колючий наст.

— Надень! — Жан протянул Алёне платье. Опять глупость, что может невесомая тряпочка против мороза?

Алёна засмеялась, вырвалась и побежала вперёд, босиком по льду, и пропала в снежном вихре! Жан бросился за ней, поскользнулся, рассадил руку.

— Алёна! — закричал он. — Ты где?

Выла вьюга, обжигала щёки снежная крупа. Холод пробирался под мундир. Жан на минуту запаниковал: куда идти? Вокруг одинаковая ледяная пустыня с одинаковыми сугробами и торосами, и даже Луна скрылась в серых облаках. Скоро он замёрзнет и упадёт, а снег и ветер насыплют над его телом могильный курган...

Но Центр не может причинить человеку вред!

Жан встал и побежал. Куда — неважно, главное — не стоять на месте.

… И выскочил в просторный, освещённый факелами зал. Пол застилал пушистый белый ковёр, стены прикрывали гобелены со сценами охоты и пиров, в камине стреляли искрами поленья. Алёна стояла у разобранной постели, смотрела в окно, в звёздное небо. Её фигуру обливал парадный мундир, серый с золотым.

Жан подошёл и встал рядом. За окнами был город. Горели огнями лучи радиальных проспектов, весело перемигивались высотки, вдалеке чернел парк.

— Я потерял твою одежду и сапоги, госпожа управленец восьмого ранга, — сказал Жан.

Алёна пожала плечами.

— Старик впечатлён твоими успехами, — сказала она.

— Старик?

— Дитмар-Эдуард, директор, — объяснила Алёна. — После практики он хочет взять тебя в центральный аппарат.

— Я знаю, — ответил Жан.

— Ты рад?

— Я не знаю.

— А я рада, — просто сказала женщина. — Мы часто сможем бывать вместе.

Жан в ответ обнял её за плечи. Не было под пальцами мундира, но тёплая кожа! Иллюзия. Впрочем, что в Центре Развлечений не иллюзия? Только если сам Жан...

— Я прошу тебя… — сказала вдруг Алёна и замолчала, словно не решаясь продолжить.

— Что?

— Никогда не спрашивай меня о службе, — ответила Алёна. — Я женщина, я хочу тебя и хочу быть с тобой, но я — заместитель директора. Не спрашивай, вдруг я не удержусь и расскажу то, что тебе не положено знать?

Она замолчала, с тревогой всматриваясь в его лицо.

Молчал и Жан. Молчал Ивась, который никогда не покидал его памяти, нашёптывал и подсказывал, а сейчас не находил слов.

— Обещаю, — сказал Жан. — Я не спрошу тебя ни о чём.