Глава 5

Замок щёлкнул, и звуки пропали. Здесь царила тишина, неожиданная для помещения, переполненного техникой. Левый угол отвоевал сервер: круглые пластины процессоров, нанизанные на шину вертикально, как блины штанги на гриф. Справа приглушённо мерцал огоньками накопитель — куб со скошенными гранями, похожий на контейнер для мусора. Огни ничего не значили, зато надёжно и загадочно мерцали, — на этом настояла психолог Управы. Здесь слишком важные машины, они не могут просто занимать место, они должны работать, иначе человеку станет неуютно.

Психологиня объясняла ещё что-то, Алёна не запомнила. Ей не мешал мёртвый на вид вычислитель, она пришла к сестре.

— Поздравь, Алинка, меня снова повысили!

Алёна коснулась лица Алины. Тёплая, чистая кожа.

— Ты знаешь, в твоём возрасте у меня были прыщи, — сказала Алёна. — Смешно, правда?

Выражение лица сестры не изменилось. По-прежнему не мигая, Алина смотрела в парящую перед нею в воздухе мешанину красок, линий и форм. Виртуальный объём, то же самое, что тактический экран в её собственном кабинете, только в сотни раз сложнее.

— Я редко захожу, извини, — продолжила Алёна. — Трудно получить пропуск, сама понимаешь. Но теперь я смогу приходить в любое время, седьмой ранг всё-таки. Ты вообще как? Всё хорошо, да?

Алинин кокон, гладкое чудовище в композитной броне, походил на огромного, вставшего на дыбы таракана. Он обеспечивал Алине всё, потребное для жизни. Кормил, убирал отходы, мыл, делал массаж, регулировал гормональный фон. Он заменил Алине родителей, друзей, любовников и человечество, хотя неизвестно, нужны ли они все глубочайшему аутисту.

— Помнишь, я рассказывала, как ушла из дома? — сказала Алёна. — Это был ужас, сестричка, ужас, когда я вернулась с учёбы, а тебя нет! Я психанула, я наговорила им гадостей, я собрала вещи и сбежала! — Алёна помолчала. — Ты прости их, они не знали, что такое интернат, они думали, так будет лучше.

Алина не ответила. В зрачках её цвёл и клубился виртуальный объём. Алёна знала, что внутри кокона руки сестры лежат на сенсорной клавиатуре, а пальцы пляшут яростную тарантеллу. Алина работала, управляла городом. Или его частью: транспортными потоками, финансами, товарооборотом, погодой или архивами. Она даже не знала, чем управляет, виртуальный объём прятал детали, оставлял главное и общее.

— Я недавно видела их, — произнесла Алёна. — Папа совсем седой, у него трясётся голова. Он не старый ещё, но вот так… А мама — красавица, только не следит за собой. Они не знают, что я тебя выкупила… Я думаю, может, выберем время, навестим их? Ты сможешь?

Алина мигнула. Просто мигнула, как любой другой человек время от времени, хотя Алёна знала: если будет необходимо, кокон сам синтезирует и впрыснет в глаз слёзную жидкость. Хотелось верить, что это реакция, что Алина услышала и согласилась. Или отказала, но услышала.

— Ты права, я знаю, — выдохнула Алёна. — Но я устала, веришь? Раньше, только стала управленцем, я мечтала, что вот, получу первый ранг и отдохну… вот получу второй ранг и отдохну… Но чем выше ранг, тем больше работы, тем меньше отдыха, и что мне эти жетоны? Мне мужика хочется, сестричка! Чтобы не думал о жетонах, о том, что я какой-то там начальник, и сделал ли он всё верно, и что ему за это будет, и не попадёт ли!.. Просто мужика, Алинка! Такого, чтобы увидел во мне просто бабу без ранга!

Алёна шмыгнула носом и сказала:

— Извини, Алина, разнюнилась я, бред несу. Устала… Пойду хорошо? Ты не обидишься?

Алина не шелохнулась, но в тишине бокса возник звук. Мурлыкнула планшетка в нагрудном кармане мундира. Алёна выхватила карточку, развернула:

Предписание. Инспекционная поездка за город, кооператив «Элегия». Командировочные. Форма отчёта, сроки… Золотая звезда в зелёном поле — подтверждение департамента есть, всё по закону. Исполнитель — Алёна, личный номер такой-то. Её личный номер! Впрочем, это уже бюрократия, не могло придти чужое предписание на её планшетку.

Алёна закашлялась. Командировка была чистым отдыхом, формальностью, синекурой.

— Это же ты, сестричка! — догадалась Алёна. — Ну, спасибо!

Алина не ответила, но Алёне показалось, что на бесстрастном, неподвижном её лице на миг появилась улыбка. Расцвела и пропала, как не было.

В «Элегию» Алёна приехала под вечер. Нашла председателя, потребовала кучу совершенно сумасшедших сведений, чем привела его в полное изумление. Ну как, скажите, относиться к инспектору, который в страду требует «немедленно» предоставить данные «о содержании селена в растительном масле «второго отжима» за десять лет, да ещё и с графиками корреляции с фазами Луны на момент старта уборочной? И длинный список таких же и подобных запросов. Хорошо, дядька оказался с понятием.

— Молочка парного не желаете? — спросил он, вручая ей ключи от гостевого домика. — Огурчиков малосольных? Кстати, с грибами в этом году полный беспредел. Не знаем, куда девать!

— А цифры? — спросила, стараясь не расхохотаться, Алёна.

— Оставьте, совершенная, — отмахнулся председатель. — машине не всё равно, какие параметры считать? Полчаса работы. Перед отъездом заходите.

Алёна напарилась в бане, приняла сто грамм ледяной водки, закусила огурчиком, а от молочка благоразумно отказалась, упала на чистые простыни и проспала почти сутки.

Проснувшись, свежая и голодная отправилась на охоту, — и почти сразу поняла, что это пустой номер. Все селяне трудились. На полях, в теплицах, грибных подвалах, вообще, занимались делами, и на её предложения виновато улыбались и обещали позже. Позже! Седьмому рангу!

Ну, сестричка, ну, удружила...

Потом Алёна поняла в чём дело и рассмеялась. Алиночку не за что было ругать. Откуда ей, выросшей в интернате, знать, чем занимаются осенью люди в сельхозкооперативах? Она хотела как лучше, ближе к природе, неизбалованных, и вот...

А потом Алёна увидела загон. Обычный загон для преступников, какой можно найти в любом дворе. Внутри томились двое, — Алёна усмехнулась: нельзя сказать «томились» про тех, кто ест пищевые брикеты. Бездельничали, блаженствовали, грезили наяву, — как угодно, но только не томились. Пищевой брикет примиряет с реальностью и заставляет забыть о будущем. А будущее у обитателей загонов было… Его просто не было.

Первого Алёна отбросила сразу: толстый и явно просидел здесь не один день. Проку от него как от тюфяка, то есть никакого. А вот второй...

Молодой парень в интернатской пижаме. Пижама порвана, на плече засохла кровь, босые ноги исцарапаны. Откуда здесь интернатский? Сбежал? Он сидел и угрюмо рассматривал брикет. Угрюмо! — восхитилась Алёна. Значит, не ел, значит, он ей подходит, а что ноги исцарапаны, так в домике есть душ и аптечка!

Алёна протянула руку к силовой завесе, и тут мальчишка поднял голову и посмотрел ей в лицо.

Странно посмотрел, совсем не так, как смотрели питомцы интерната в её последнее и единственное посещение! Алина вспомнила тот день...

— Это вам будет стоить… — пастух в синем назвал цену. Все они носили чёрные очки, прятали глаза. Наверное, иногда в этих людях просыпалась совесть и жгла, жгла...

Жетонов хватало. О цене договорились заранее, все жетоны были при ней — а как же иначе? — и это были почти все её накопления, хотя много ли может накопить управленец третьего ранга? Она боялась: вдруг пастухи захотят больше? И как ей тогда поступать?

Он назвал правильную цену.

Алёна перевела жетоны на левый счет, Алиночку при ней списали в брак.

— Иначе нельзя, — сказал пастух, — отчётность, сами понимаете.

Алёна понимала. Попечители очень любили отчётность, отчётность, как секс, была им угодна.

— В вашем случае, — продолжил пастух, — это проще. Ваша… — он замялся.

— Сестра, — подсказала Алёна.

— Понимаю, — пастух покивал, — я вас понимаю. Так вот, с нею проще, она не вполне нормальна, к отчётности не будет претензий. Если бы вы хотели купить здорового питомца, например, мальчика для...

— Я понимаю! — резко сказала Алёна.

— То это было бы труднее, — закончил пастух.

— Я уже могу забрать её?

Стены давили. В воздухе висела обречённость. Неужели они этого не чувствуют? Неужели они совсем очерствели душой? Уехать, как можно скорее уехать, не видеть этих лиц!

— Конечно, идёмте.

Это была обычная комната. Два ряда низких кроватей, четыре десятка девочек, почти девушек. Серые, не очень здоровые на вид, с пустыми глазами. Повернувшись, когда она вошла, они равнодушно продолжили свои занятия, — какую-то компьютерную игру. Стандартную игру, которая входила в комплект поставки. Каждый, у кого имелся компьютер, хоть раз в жизни да попробовал её, а компьютеры имелись у всех.

Алина не обратила на сестру внимания. Что-то очень сложное происходило на экране перед нею, очень похожее на то, что видела Алёна в кабинетах Управы.

Алина была занята, она не хотела уходить, не сразу узнала сестру, и только перед самым уходом стала похожей на человека.

— Пойдём, — Алёна протянула руку. Плёнка поля охватила её ладонь и рассыпалась. — Пойдём со мною. Будет хорошо.

Парень наклонил голову на бок. Потом встал, подхватил синюю куртку без рукавов, которая лежала рядом, и прошёл сквозь завесу. Это было правильно. Если свободный, немалого ранга человек держит проход открытым, это приглашение.

Парень встал рядом с нею. Силовое поле снова накрыло загон. Второй мужчина, не глядя, взял ещё один брикет и принялся жевать. На Алёну он даже не посмотрел.

Алёна развернулась и пошла. Парень следовал за ней, она слышала шлёпанье ступней по дороге.

— Я помню тебя, — внезапно сказал парень. — Ты забрала Алину. У неё всё хорошо?

— Да, — ответила Алёна, чудом не сбившись с шага. Не хватало упасть тут, в пыли, перед питомцем для утех. Почему она вдруг решила, что питомцы не разговаривают? Просто потому, что не слышала их голосов?

— Да, у неё всё хорошо, — повторила Алёна. — Идём, тебе надо лечиться.

— Ты доктор?

— Нет, — удивилась Алёна и даже остановилась. — Но ты ранен, у тебя, наверное, болит рука.

— Да, болит, — сказал питомец и замолчал.

Он молчал всё время, пока они шли, потом, когда Алёна мыла его в душе. Парень был хорош собой, Алёна возбудилась, питомец тоже, но он только смотрел круглыми глазами и ничего не делал. Алёна заклеила ему рану на плече пластырем — завтра будет как новое! — обработала порезы на ногах, а потом ей надоело играть в доктора.

Питомец не знает, что делать с женщиной? Правильно, откуда ему это знать… Секс угоден попечителям, но питомцы нужны для другого.

— Встаёшь так, — сказала она, — берёшь меня здесь. Можешь не брать, но тебе будет неудобно, а, значит, и мне. Потом...

Он оказался хорошим, благодарным учеником. Он немного торопился, но это не страшно. Удивительно, будь иначе! Два первых раза закончились, почти не начавшись, зато потом!.. Он послушно делал, как она просила. Он не задавал глупых вопросов: почему так можно, а так нельзя? Самое главное, он не называл её совершенной!

Скоро она полностью расслабилась, тело стало мягким как пластилин. Ей захотелось поговорить.

— Что это такое? — спросила она, показывая на куртку, которую питомец кинул возле кровати.

— Моё, — ответил он и добавил с усилием, словно нехотя: — Ночью в лесу холодно.

Алёна не услышала, она спала. Во сне она снова ездила в интернат, впрочем, долой недомолвки, во сне она была на ферме. «Я хочу выкупить питомца, — сказала она. — Его зовут Ивась-первый» — «У нас нет такого, совершенная», — отвечали ей. «Я знаю», — говорила Алёна и снова требовала, а ей снова отказывали, а потом сон сменился. Она сидела на питомце верхом и двигала тазом: вверх — вниз, вперёд — назад, но не чувствовала ничего, решительно ничего!

От возмущения она проснулась.

Начинался рассвет.

Она была одна. Питомец пропал, как и его куртка. Возможно, пропала оконная занавеска, потому что свет Луны падал на кровать, но Алёна не помнила, была ли она раньше.

Убежал. Алёна удивилась. Как он мог убежать от неё? Простой питомец от управляющей седьмого ранга? Она была ласкова с ним, снисходительна к ошибкам, она накормила и привела его в порядок, а он взял и ушёл?! Неблагодарная скотина!

Что же ты хотела, спросил её внутренний голос. Он и есть скотина, мясная скотина. Ты зря кормила и лечила его, скотина понимает только кнут. Хватит ныть и возмущаться, срочно поднимай местных, пусть ищут! Пусть найдут, примерно накажут и вернут пред твои управляющие очи. Ты ещё потешишься с ним, сколько осталось командировки, два дня? Времени вполне достаточно, только не забудь привязать хорошенько.

Потом ты отведёшь его обратно в загон.

Алёна села на постели. Струганный пол холодил ноги. «А ведь он вообще босиком!» — пришла несуразная мысль. Она что, переживает за мясного?

— Хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, — пробормотала она под нос. — Надеюсь, ты не вернёшься, когда проголодаешься.

В город Алёна уезжала с чувством неловкости. И за себя, отвлекшей занятых людей, и за мясного питомца, бредущего лесами. И за своё дурацкое пожелание… Ну что, что у него может сложиться хорошо?

Служба встретила суетой и суматохой. За делами Алёна не сразу вспомнила про Ивася первого.

Справка из фермы номер тридцать семь гласила, что указанный питомец на пробежке упал и сломал шею. Медицинская помощь прибыла вовремя, в соответствии с нормативами по скорости реакции, но было уже поздно. Вследствие гипоксии головной мозг питомца погиб, поэтому питомец «Ивась-первый» отбракован и утилизирован.

Справка подписана воспитателями Эльвирой и Арно, старшими возраста и блока.

Алёна затребовала фото воспитателей. Арно, волосатый, даже, на вкус Алёны, слишком волосатый атлет, и Эльвира, невзрачная шатенка с большим бюстом. Неудивительно, что они нашли друг друга!

Алёна всё поняла. Занятые сексом, ведь он угоден попечителям, пастухи прошляпили побег питомца и, чтобы скрыть следы, оформили липовую справку. Начальство фермы их покрыло, из каких-то своих, тайных соображений. Алёна пробежалась по отчётам: двумя днями раньше там же был отбракован и утилизирован другой питомец. Вполне возможно, он тоже бродит сейчас по лесам. Получалось, списание питомцев было для фермы за номером тридцать семь обычным делом, достаточно вспомнить историю с Алиной.

Нет, Алина — другое дело, она не зачата в пробирке, её мозг не модифицировали в угоду проекта «Дети попечителей». Алёна имела полное право выкупить её и этим правом воспользовалась. Если её спросят, она найдёт, что ответить, да и Алина давно уже не беззащитный птенчик! На ней держится город, и вряд ли кто станет глубоко копать. Даже смотрители ферм.

У ферм имелись смотрители, совершенно отдельная организация, по власти не уступавшая Управе. Но и не превосходившая её. Их дело, их епархия, и Алёна знала точно, там служат такие же люди, и с ними можно договориться. Ведь договорилась же она с начальством интерната? Но всеблагие попечители, как же это неприятно, мясная ферма, где выращивают на убой разумных!

Алёна не пыталась оспаривать и протестовать. Систему загонов она даже поддерживала. Не хочешь жить честно? Не хочешь работать? Желаешь только есть и спать? Ты не разумен, дорога тебе на бойню. Но фермы?..

Впрочем, попечителям виднее. Они знают больше, видят дальше.

Алёна ещё раз вывела на экран фото Ивася-первого. Голый юноша стоял по стойке смирно и глядел поверх камеры. О нём не было никаких известий, Алёна проверила каналы, он не вышел к людям, проголодавшись, его не опознал ни один пункт слежения.

Внезапно Алёна осознала, что не прочь встретиться с этим мальчиком снова. Если его не съели дикие звери.