15

Серый потолок, мелькание темного и яркого — что-то двигается, закрывая поток света.

Снова мелькание и, кажется, какой-то звук. Шаги?

Резь в глазах, боль почему-то отдается в висках и в затылке — бУ-бу, пауза, бУ-бу, пауза… Глаза болят, даже если их закрыть. Голова, на самом деле, болит целиком, а виски и затылок лишь места с повышенной концентрацией боли, на фоне которой просто боль кажется шумом.

Мелькнула тень и на лицо полилась ледяная вода, мгновенно приводя в чувства, смывая боль и мутную пелену с глаз. Губы жадно ловили холодные капли — оказывается, безумно хотелось пить.

Серость вокруг — пещера, в которой они пережидали Эстафету, тень — Дашка. Дочка, доченька… Мысль резанула, вспыхнула, взорвалась — он помнит! У них все получилось! Он попытался вскочить, но тело не слушалось. В голове гудело и трещало, как будто мысль об Эстафете сорвала с привязи некий внутричерепной шторм.

— Скоро пройдет, — сказала Дария, ставя ковш с водой на тумбочку рядом с кроватью.

Звук ее голоса прогрохотал, перекрывая гудение и завывания, но Нейл едва не расплакался от счастья — это был ее голос, самый любимый, единственный важный звук в этом мире. Он неуклюже потянулся к ковшику, разлив часть воды на себя, и сделал еще несколько глотков. Вода была теплая со странным маслянистым привкусом — или это продолжало шалить осязание? Не важно. С каждым глотком силы возвращались, краски становились ярче, контуры — четче, звуки наполнялись модуляциями. Это походило на пробуждение после безумной попойки — случалось, конечно, по молодости, хотя такого тяжелого похмелья не было ни разу.

Наконец, ему удалось встать. Боль и спазмы стекли вниз по позвоночнику, но и эти ощущения постепенно ослабли и стали терпимее. Он осмотрелся. Словно две картинки накладывались одна на другую: он вновь видел скелеты на тех места, где он их впервые нашел, толстый слой пыли и блеклый свет с потолка. Одновременно видел, что все, более не менее убрано и нет никаких скелетов — они покоятся в камнях снаружи. И Дарии было две: умытая, пригожая, только что вернувшаяся из лагеря, и чумазый одичавший зверек с бегающим взглядом. Все двоилось. Но не как после выпивки, когда расплываются контуры, а словно на здесь и сейчас накладывались фрагменты прошлого. В ручье, где Нейл собирался умыться, он увидел баржу и речной катер, который, как он знал, вскоре вспыхнет от носа до кормы. Нейл зажмурился и зачерпнул ладонями холодную сладковатую воду.

До вечера они с Дарией приводили себя в порядок: отскоблили себя и одежду, поели — Нейлу удалось оглушить рыбину, убрались в пещере — скорее, чтобы занять себя чем-то и напомнить себе, что они все же цивилизованные люди. На следующий день неприятные ощущения и наслоения прошлого на настоящее практически исчезли, Нейл почувствовал в себе силы, чтобы вернуться в город — не куковать же в этих зарослях до скончания дней.

Было жарко. Шуршала листва, поскрипывали трущиеся ветки, в зарослях бурлила обычная жизнь: то пичуга вскрикнет и сорвется с насиженной ветки, то пролетит жук-тяжеловес или прыснет из-под ног что-то мелкое и неразличимое. Все было, как и прежде: звуки, запахи, солнечное тепло и колебания подгоняемого ветром воздуха, может, только краски казались блеклыми.

Мотоцикл стоял на месте, разгоряченный, несмотря на укрытие ветвями, как будто только что мчался по дороге и еще не успел остыть, хотя времени прошло… Нейл не знал, как долго он провалялся без чувств, не было ни единого ориентира или точки отсчета. Да какая разница сколько дней прошло, важнее узнать, что творится в мире! Но газет не было, а радио, найденное им по дороге сюда, трещало помехами. Экономя батарейки, Нейл включал его, быстро просматривал весь диапазон частот и выключал. На всякий случай Нейл решил быть предельно осторожным.

Мотор завелся мгновенно, распугав всех окрестных птиц. Многих Нейл узнал по голосам. Он все еще боялся, что Эстафета стерла что-то из памяти, и всякий раз улыбался, находя знакомые названия, образы или воспоминания. Он перечислял пернатую братию, вспоминал авторов, описавших каждый вид, и радовался. Все получилось!

Куда ехать Нейл решил быстро: до Целестин-Сити было ближе всего, там дом, работа, да и где, если не в столице удастся все разузнать. Он сел, подождал, пока дочка обнимет сзади и осторожно двинулся в сторону дороги, удивляясь, как ему удалось проехать сюда через все эти кочки.

Дороги оказались пустынными. Ничего напоминало об Эстафете и, если бы не высоко висящее солнце и не дневная жара, можно было подумать, что еще раннее утро и люди еще не выбрались из кроватей, не впряглись в повседневную суету. Но при подъезде к Целестин-сити от летней безмятежности не осталось и следа: изрытые обочины, брошенный скарб, машины и трактора, провисшие ряды колючей проволоки; обгорелые скелеты деревьев чернели на фоне покрытых копотью, местами обрушенных стен зданий. Может, стоило поехать в другую сторону? Хотя там, скорее всего, картина ничуть не лучше.

Нейл аккуратно протиснулся между брошенными машинами, готовый в любой момент выкрутить ручку газа. Вокруг — ни души, только впереди раздавались звонкие удары о камень, скрежет и грохот, слышащиеся даже через урчание мотора. Звуки не выглядели опасными — вряд ли кто-то, таясь и задумывая напасть, производил бы столько шума. Нейл рискнул подъехать.

Человек двадцать с ломами, отбойными молотами и лопатами разбирали завал из каменных плит, перекрывших проезжую часть. Отбитые куски грузили в кузов небольшого грузовика, стоявшего по ту сторону завала. Его окликнули и махнули рукой, показывая на довольно узкую щель между каменными блоками, где вполне мог протиснуться мотоцикл. Ни враждебности, ни злости, которыми были переполнены дни перед эстафетой. Нейл поблагодарил и проехал.

Еще несколько раз встречались рабочие, разбирающие завалы, а одна группа людей складывала в грузовик книги. Ну да, подумал Нейл, учитывая сколько всего сгорело, правильным было бы собрать все, что уцелело, растиражировать и вновь вернуть на полки библиотек и магазинов.

Вскоре пришлось расстаться с мотоциклом — бензин кончился — и идти пешком. Далеко, конечно, но после встречи с рабочими это казалось не столь опасным. Даже наоборот, начинало казаться, что самое страшное осталось позади, что теперь, преодолев беды и трудности, люди начнут возрождать этот мир. Изменившиеся, ставшие на новый виток эволюции, люди — как и обещали священнослужители. И пусть, думал Нейл, они с Дашкой остались прежними. Может быть, им придется трудно в новом, более совершенном обществе, главное, они вместе, а там уж что-нибудь придумают.

Сменялись кварталы, уголья деревьев, покрытые сажей стены опустевших построек, которые и домами-то не хотелось называть — скорее скелеты, тени некогда ярких и полных жизни зданий. Нейл не хотел бы жить в таком, даже, если все почистить, покрасить и вставить новые окна. Но к себе домой его тянуло — вдруг не сгорел или пострадал не так сильно и остались какие-то вещи? А может, просто хотел попрощаться, как будто со старым другом. Да и куда еще было идти? Только домой да в институт. Дашка не возражала, она молчаливой тенью следовала за ним и выглядела какой-то совершенно безразличной. На вопросы хочет ли она есть или пить, только качала головой. Не заболела ли? Нет, отвечала, чувствует себя нормально.

Совсем к вечеру — солнце опустилось почти до самых крыш — они добрались до своего дома. В тенях от закатного солнца копоть не так бросалась в глаза, но обуглившиеся деревья во дворе, пустые окна и распахнутые двери подъездов развеивали всякие сомнения: здесь все было так же, как и везде — унылое пепелище.

Где-то рядом, за домом, слышался привычный уже грохот, сопровождавший разборку завалов. Потом он затих, раздались радостные крики, звук мотора и скрип тормозов.

Нейл обогнул здание и увидел как люди, отряхиваясь от пыли и вытирая руки об одежду, выстроились в очередь к небольшому грузовику. В кузове стоял мужчина и, зачерпывая половником еду из гигантской кастрюли, выдавал каждому в руки миску дымящейся ароматной еды. Запах мяса и овощей донесся до Нейла и он, словно притягиваемый магнитом, пошел к машине. Казалось, в мире ничего больше не осталось, только он и бак с едой, и запах, неумолимо тянувшей его, и звяканье ложек о миски — звук, от которого рот наполнялся слюной.

Нейл оказался в очереди последним, получил свою миску — никто не обмолвился ни словом, что он, мол, он не работал, чтобы тут кормиться — и почти мгновенно заглотил удивительно вкусное жаркое. Дашке тоже выдали миску, и она набросилась на еду, едва ли не опередив отца. Несмотря на улыбки и кивки людей вокруг, просить добавку Нейл не решился, да и порция была весьма приличная — обычно такого количества достаточно для того, чтобы наестся и Нейл вернул миску с ложкой раздатчику еды.

Почти сразу навалилась сонливость — все же, целый день на ногах. А куда же теперь податься?

— Засыпаешь? — спросила Дария, и Нейл понял, что практически перестал осознавать происходящее вокруг. Сном это назвать нельзя: он смотрел и даже что-то видел, и звуки различал, и запахи, но все это как будто проносилось мимо, не оставляя следа в сознании.

— Ох, да, спасибо, — Нейл дернул головой, стараясь отогнать сон. — Надо бы найти, где переночевать. Не подниматься же сейчас наверх.

— Думаешь, там будет хуже, чем в пещере со скелетами?

— Те останки были древними и не имели к нам никакого отношения. Здесь другое — здесь останки нашей жизни.

Мысль оказалась странной. Раньше Нейл не задумывался о доме, как о частице самого себя. И когда он переезжал — это было дважды — таких ощущений не было. Может быть потому, что он перебирался на новое место с вещами, а они тянули за собой воспоминания. Сейчас же у них ничего не осталось, кроме друг друга.

— А вдруг там что-то осталось? — сказала она позевывая. — И лично я могу сейчас уснуть и на полу.

— Ты права, — вздохнул Нейл. Каждое движение, улыбка и даже мысль требовали все больших усилий, он бы и сам сейчас уснул где угодно. — Пойдем.