17

Неизменившиеся расселились в удаленном спальном районе на юго-западе города. Звезды над головой и костры, горящие в бочках рядом с подъездами, освещали типовые четырехэтажки, стоявшие буквой «П» — так же, как и в квартале, где жил Нейл. Впрочем, все спальные районы Целестин-Сити походили друг на друга.

Жизнь в лагере кипела вовсю даже ночью. Коробка двора усиливала любой звук, эхом разнося голоса, смех, шарканье ног, скрежет камня, скрип железа. Не хватало только света в окнах.

— У нас здесь все просто, — будто прочитав его мысли, сказал Клот. — Приспосабливаемся потихонечку, но если что, готовы в любой момент взять руки в ноги и...

Нейл не стал расспрашивать и ограничился кивком.

— Ладно, не буду тебя утомлять разговорами. На ногах ели держитесь. Занимайте любую свободную квартиру или устраивайся на свежем воздухе, под тентом. Увидимся завтра.

Нейл решил, что за стенами и под крышей будет привычнее и спокойнее. Пусть даже без дверей — проем можно будет чем-нибудь загородить. В ближайших подъездах оставались свободными только последние этажи и, устав от поисков, они выбрали просторную двухкомнатную квартиру во втором подъезде. Она была совершенно пуста. Ни остатков мебели или техники, ни досок пола, ни даже мусора — прибрались здесь основательно, так что квартира представляла собой бетонную коробку с покрытыми сажей стенами. В широком оконном проеме, выходившем на западную сторону, красовалось звездное небо, а внизу в свете костров темнел парк. До Эстафеты здесь должно было быть очень хорошо.

Проснулся Нейл рано. Так бывало в детстве в преддверии праздника, когда он вскакивал задолго до нужного времени. Внутренние часы спешили и трезвонили ощущением того, что в этот день случится множество приятных и интересных событий. И хорошо, что проснулся рано — солнце уже изрядно прогрело воздух под крышей, ветра, несмотря на отсутствие окон и дверей, не было и скоро в квартире стало бы ужасно душно. Понятно, почему квартиры на верхних этажах оставались пустыми.

Конечно, праздником сейчас и не пахло, но Нейл ожидал получить долгожданные ответы и, главное, почувствовал хоть какую-то определенность. Его окружали люди, пусть и незнакомые, но прежние, помнившие жизнь «до». Их жизнь выглядела налаженной и даже Клот, находившийся где-то рядом, перестал вызывать страх.

Он разбудил Дашку, чтобы та не проснулась через пару часов с больной от духоты головой, и, убедившись, что она открыла глаза, спустился во двор.

На улице было тихо и прохладно. Вокруг зеленела молодая трава, чахлые кустики и деревья, менее пострадавшие от огня, покрылись молодыми почками. Вернулись насекомые и, бальзам на душу, — птицы. Нейл различил щебет комарницы и жучекрылки. Жизнь возвращалась. Пройдет еще немного времени, и она войдет в нормальное русло.

Посреди двора стояли старые детские качели. Ней уселся на них, представляя как здесь было шумно — и это когда-нибудь вернется. Металл поскрипывал от малейшего движения и Нейл старался не шевелиться, чтобы не разбудить остальных качельным скрипом — эхо такие звуки особенно любит — и то ли задремал, то ли просто погрузился в себя и не заметил подошедшего Клота. Едва даже не свалился, когда тот его позвал, дернувшись и заставив качели издать резкий скрип, который тут же подхватило эхо.

— Пойдем, — сказал Клот, скривившись, — Амати хочет тебя видеть.

Нейл вспомнил, что так звали пророчицу, о которой говорил Клот до Эстафеты. А он-то считал, что все они шарлатаны. И Амати — а моет не только она одна — помогла всем этим люди, жившим вокруг, перенести Эстафету. Еще одна волшебная вакцина? Еще один препарат, при разработке которого ставились опыты на людях? Сделанного, конечно уже не вернуть, к тому же, Эстафета прошлась по всем и бывшие подопытные сейчас, вроде, как и все изменившиеся. А ведь и он собирался рассказать людям о препарате. Наверняка, он бы многим смог бы помочь. Да не помог.

А Клот подсуетился. Ему в чутье не откажешь, он всегда знал, в какую сторону дует ветер.

— Какой-то ты напряженный, — Клот сделал шаг назад.

— Я, кажется, задремал тут, — Нейл вскочил, и качели снова пронзительно скрипнули. — Как ты меня нашел?

— Охранники сказали.

Нейл обернулся, но никого не обнаружил.

— На крышах. Бдят. Нам незваные гости не нужны. Я начал вчера рассказывать, но вы спали на ходу.

— Понятно… — Это даже и к лучшему, что присматривают за территорией. Про гостей Нейл не как-то не подумал, его первая мысль была про Клота, который не станет предпринимать никаких действий на глазах у охранников. Главное, оставаться на виду. — А пророчица далеко живет?

Она жила здесь же, в среднем доме, образующим перекладину этой градостроительной «п». Подъезд, куда привел Клот, казался более обжитым. В палисаднике стояла чудом уцелевшая деревянная скамейка, вокруг которой набирали бутоны цветы, цветы в горшках стояли и в подъезде на подоконнике.

У Нейла что-то смутно шевельнулось в сознании: не сама мыль, а только ощущение мысли, смутная тень воспоминаний. Это как зарождающийся чих — щекочет, дразнит, ты знаешь, во что это превратится, он подступает все ближе, все резче, иногда даже до слез. С каждым шагом вверх по лестнице мысль свербела все сильнее, тянула за собой обрывки образов, сворачивалась, жгла и за мгновение перед тем, как откинулась тряпка, служившая входной дверью, Нейл понял, кого он увидит.

— Вот жизнь и расставляет все по местам, — сказала Итама в своей неизменной манере продолжать давным-давно оборвавшийся диалог.

— Здравствуй, — ответил Нейл рассматривая свою бывшую руководительницу. Королева цветов сильно сдала. Еще больше похудела, хотя, казалось бы, дальше некуда, тонкая кожа, сквозь которую отчетливо просвечивали кровеносные сосуды, отливала нездоровым желтым оттенком.

— Клот, будь любезен, принеси нам поесть, — это же служило и приглашением войти для Нейла.

По темному коридору она прошла на кухню и уселась на колоду — кусок какого-то дерева. Рядом стоял стол, сколоченный из разномастных досок. Ножками ему служили куски обгоревшего дерева.

— Сердишься, небось, что я тебе ничего не рассказала?

Нейл не ответил. Не сказать, что он негодовал, но досаду ощущал. Все же, они столько лет проработали вместе. Увольнение Итамы свело их общение на нет, хотя Нейл и не предполагал, что займет ее место. Не хотел он этого и даже, как мог, отстаивал ее интересы, но случилось то, что случилось.

— Собиралась, вообще-то. Но и ты же не сказал?

— Как раз за этим я тогда и пришел к тебе.

— Но промолчал.

— Ты говорила так, будто не хотела оставаться, — попытался защититься Нейл, но Итама была права — он даже не предложил.

— Как я уже сказала — все встанет на свои места, — Итама вздохнула. — Я даже в чем-то завидую изменившимся. Они как малые дети — начинают жизнь заново, без груза воспоминаний. При этом воспринимают то, что их окружает, и кем они являются сейчас, естественно. В их сознании так было всегда и это есть обыденность. Изменившиеся действительно стали другими, совершенно другими людьми. А мы, — Итама вздохнула, — принесли с собой обиды, ссоры, зависть, злобу, нереализованные желания, знания, мечты… Весь мусор, который хранит наша память.

— Но это не эволюция! Это больше напоминает эпидемию идиотизма! Я видел, как они сжигали книги.

— А я и не сказала, что они стали совершеннее, — спокойно ответила Итама.

— Ты не далек от истины, — добавил вернувшийся Клот. — Знания побуждают приумножать их, двигаться вперед, а Кравису, который теперь всем заправляет, знания не нужны, ему нужна тихая и послушная толпа.

Он прошел к столу и поставил три дымящиеся тарелки с кашей — точно такой же, какую по утрам выдавали изменившимся. Нейл вопросительно посмотрел на Клота и тот заговорщицки подмигнул.

— Надоела эта баланда, — сказала Итама, погрузив ложку в варево. — А изменившиеся, поверь мен, довольны.

— Кашей? — уточнил Нейл.

— Всем, дорогой мой, всем. Им мозги прочистили до того, что они считают, будто живут так поколениями.

— Кравис — гений, — сказал Клот. — Каким-то образом он узнал о том, как можно защитить свой разум и тщательно подготовился. Ты знал, например, что Храмы памяти принадлежали Рейкер и Кравис групп, а правительство и церковь ограничивались лишь ролью наблюдателей?

Нейл покачал головой.

— А знаешь, сколько Храмов уцелело в городе? Ни од-но-го. Весь кипеш, связанный с анкетами, сценариями, фильмами — все было устроено для выкачивания денег и отвлечения внимания, а потом все странным образом сгорело. Защитные плиты, которые должны были укрывать здания от солнечного излучения, противопожарные системы — все фикция. Но и этим не Кравис ограничился. Его типографии подготовили несколько видов брошюр. Как ты думаешь, о чем они? Ну, не разочаровывай меня.

Нейл сначала испугался появившейся мысли, но она казалась наиболее логичной в свете рассказанного Клотом. И она прекрасно объясняла спокойное поведение работавших на разборе завалов — никаких споров, восхищений, опасений, они делали свою повседневную работу.

— Хочешь сказать, вместо данных из Храмов памяти он подсунул другие?

Вместо ответа Клот вручил Нейлу довольно толстый буклет, размером с ладонь — такой удобно носить в кармане. Ну да, сейчас карман для большинства людей единственное место, где можно что-то хранить, а брошюрка — единственная личная вещь.

«Здравствуй, Расл. Эти слова обращены к тебе, тому «я», которое мечется в панике, не зная, кто оно, где оно и что происходит вокруг.

Я тебе расскажу. Я помогу тебе в это трудное время обрести себя».

Чуть ниже разместилась фотография излучающего добродушие человека и подпись — Мардук Кравис. Со следующей страницы началось описание произошедшей катастрофы. Говорилось, что теперь от него, Расла, потомственного мастера-камнетеса и покорного слуги, зависит, как быстро жизнь придет в норму. Сам господин-правитель Кравис благодарит и лично благодарит его за преданность…

Нейл перелистнул несколько страниц и попал на середину истории семьи Расла. Говорилось о его предках — мастерах-камнетесах, верно служивших господиам-правителям. Нейл перелистнул буклет за уголок примерно до половины — все примерно одно и то же: потомственный камнетес, покорный слуга, господин-правитель...

— И они все такие? — спросил Нейл.

— Плюс-минус. Ему нужны не только крестьяне. Рабочие, шахтеры, рыбаки… и абсолютно уверен, что в списке не будет ни одного учителя или ученого.

— Но что же теперь делать? — Нейл посмотрел на Итаму. Или Амати? Он не знал, как ее теперь правильно называть.

— Я не знаю, — пожала она худыми плечами. — Меня называют пророчицей, но эту байку, придумали ребята перед Эстафетой. Это было актуально и под этим соусом они приманивали людей. Я всего лишь догадалась, как пережить этот восход.

— Надо бороться! — сказал Клот. По его тону Нейл догадался, что с Итамой они этот вопрос уже не раз обсуждали.

— А может быть спрятаться? Или договориться с Крависом, что мы займем какую-нибудь дальнюю область, отгородимся и будем жить сами по себе?

— Иногда я готов прослезиться от твоей наивности, — хмыкнул Клот. — Кравис несколько десятилетий готовился к тому, чтобы стать единоличным властителем мира, и ты хочешь предложить ему оставить нас, помнящих прошлое, в покое? Разделить мир с кем-то еще? Я вообще удивляюсь, отчего он до сих пор не взялся за нас всерьез. Видимо, у них там еще пока не все гладко.

«Там у них» все шло по графику. Мардук Кравис и его люди использовали тот же препарат, что и Нейл, но вместе с антипсихотическим средством. Они адаптировались к новым условиям быстрее и с менее болезненными последствиями. Потребовался всего один день, чтобы прийти в себя и, тем не менее, Кравис спешил. Время — сейчас самая большая ценность. Каким бы сложным не был его план, каким бы успешным он не оказался, но все потеряет смысл, если он не успеет.

Сотня человек, пересидевших Эстафету вместе с ним, весьма небольшая свита и каждому отведена своя собственная роль. Первоочередная задача — люди, оставшиеся снаружи. Из добытого его дедом документа Мардук узнал, что после Эстафеты люди становятся крайне внушаемы. Первые три-четыре дня после Эстафеты определяют, кем они станут, какую личность сформирует пробуждающееся сознание. Упустишь момент — и из остаточных образов, которые и воспоминаниями то не назовешь, разум измененных воссоздаст заторможенное, невменяемое и совершенно бесполезное «Я». В практике «Солнечных далей» не было ни одного случая, чтобы испытуемый без подготовленной истории достиг даже мало-мальских разумных результатов.

Его цель — города. На деревеньки и прочие мелкие населенные пункты не хватит ни людей, ни времени. Но половина населения Крависа вполне устраивала, остальных — в буклете они назывались дикими — ждет животное существование и медленное угасание.

Люди, из новообращенных, занялись расчисткой завалов, приведением в порядок зданий, ликвидацией трупов, уцелевших после пожаров, организованных в последние дни перед Эстафетой; специальные бригады рыскали в поисках документов, книг и предметов искусства — право на жизнь имели лишь инструкции по эксплуатации машин, которые свозились для хранения в надежно укрытое место, всему остальному не было места в новом мире.

Мир, описанный в буклете, должен стать проще, чем был до Эстафеты. Без политики, без технологической гонки, без конкуренции. Есть правитель — Мардук Первый, есть его свита — доверенная сотня, и есть все остальные — на правах рабов. Это словосочетание вызывало у Мардука улыбку — никакими правами, конечно же, там и не пахло, но само слово «раб» ему не нравилось.

Одновременно с приведением в порядок городов, нужно было восстанавливать сельское хозяйство, запустить промышленность. Много предстояло работы и партизаны — сбившиеся в кучу неизменившиеся — являлись далеко не первоочередной задачей.

Таких групп было несколько. В каждом крупном городе находились люди, находившиеся в момент Эстафеты без сознания: больные, брошенные в больницах, напившиеся или избитые до бесчувствия — те, кого не заметили сжигатели или кого обошло пламя. В столица оказалась самая крупная группа — около тысячи человек, последователи некой пророчицы, которая каким-то образом сохранила их разум. Что ж, в столицах всегда собиралось все самое-самое. Деньги, власть и проблемы.

Партизанские группы росли, притягивая к себе бедолаг-неизменившихся, словно косяки мелкой рыбешки, собиравшейся для защиты — инстинкт потенциальных жертв, которые могут надеяться только на собственную численность. У хищников все иначе. Макрдук не ощущал подобного влечения, наоборот, он сам являлся центром, к которому тянулись другие. Он был лидером, он планировал и заставлял работать огромный механизм власти. И он сожрет всю эту мелюзгу.

Нейл немного приободрился, когда узнал, что его предложение пойти на мировую высказывало еще несколько человек, входивших в руководящий состав партизанского отряда — Совет.

Членов Совета было девять, он оказался десятым, хоть и не планировал ничего подобного. Это как-то само получилось, когда выяснилось, что он хорошо знаком с пророчицей и Клотом. Дария стала одиннадцатой — не оставлять же ее одну, — но никто, похоже, не принял девочку всерьез.

Насколько Нейл понял из разговоров, всерьез неизменившиеся обсуждают свое положение только второй день. При этом никаких решений не приняли и некоторые, например Клот, действовали исходя из собственных представлений. Они-то и рисовали краской на стенах лозунги.

Клот настаивал, что единственный путь — это заронить в изменившихся зерна сомнений. Ведь если расшевелить их, поколебать их рабское сознание, Кравису не усидеть. Нейл, слушая, понимал, что его бывший коллега был прав.

Другие, громче всех выступал Трев, считали это дело бесполезным, уверяли, что это равносильно попыткам доказать камню, что он дерево. И ведь было тому подтверждение. Позавчера они захватили машину с едой, а заодно привезли водителя и кашевара. Оба лыбились, хлопали глазами, но так и не поняли, чего от них хотели партизаны. Говорили им: «вы рабы!», пытаясь пробудить негодование, а они улыбались и кивали головами: «да, у нас все хорошо, встаньте в очередь, мы привезли еду». Нужна еще одна Эстафета, чтобы вернуть им мозги. Нейл слушал и понимал, что и они правы.

Проголосовали. Но это ни к чему не привело. Так, споря, весь день и просидели.

Вечером Клот, пробурчав что-то про извечную борьбу с твердолобостью, отправился с четырьмя мужчинами разрисовывать стены.

Нейл оказался между двух мнений, доводы каждой стороны казались логичными. Он даже возмутился своей беспомощности. Он ведь ученый! То есть человек, способный анализировать ситуацию. Причем он работал с живыми организмами, жизнь которых подчинялась весьма запутанным законам и то, что это были птицы, а не люди, накладывало определенную сложность — ведь не подойдешь, не попросишь дважды каркнуть в знак согласия.

Нейл достал блокнот и карандаш. Но прежде, чем начал записывать, его посетила другая мысль. Наверняка, Клоту бы она понравилась, поскольку разделяла его идеи. Только Нейл думал немного иначе, позиции спорящих сторон срослись в нечто среднее. Да, необходимо поселить в разумах новых людей сомнения, но не стоит забывать, что текущая ситуация для них является нормой. При этом их нельзя сравнивать с камнями и деревьями, они существа наделенные разумом, способностью думать. Пусть у них отобрали прошлое, но они способны взрастить в себе будущее. Вот, что нужно делать! Нужно на них давить — в этом прав Клот, но не революционно, не получится — в этом правы его оппоненты. Нужно действовать постепенно — эволюционно.