4

За окнами давно стемнело, а Нейл продолжал мерить шагами пустую аудиторию. Круг за кругом, мимо составленных столов со скучающим ватманом. Он сразу сказал Клоту, что написать диссертацию за пять дней невозможно. Тот улыбнулся в тридцать два зуба, оставив реплику без ответа, мол, мое дело предложить, а ты уж сам решай.

Конечно же, Клот знал о волоките, связанной с защитой и пообещал, что остальные проблемы решит. «Заказчик готов потратить приличные деньги, — сказал он. — Твоя забота — подготовить работу. Так что думай».

Сто восемьдесят тысяч даймов заставят кого угодно задуматься! Нейл позвонил домой и предупредил, что много работы, и он задержится. Работы предстояло не просто много, а немыслимо много. Сперва — найти тему. Она должна быть совершенно безобидной, похожей на те, которые он так тщательно скрывал еще сегодня утром. Он и эту работу потом упрячет подальше, а с совестью своей как-нибудь договориться. Через… часы показывали двадцать минут первого, значит, уже через одиннадцать дней это перестанет его беспокоить. Зато у них с Дарией будет часовой фильм. Часовой! А уж они потом, после Эстафеты сами решат, оставаться друг с другом или нет.

После того, как он определится с темой, нужно будет набрать материал. Для себя он твердо решил, что, несмотря на абсурдность диссертации, работа должна быть хотя бы с намеком на научность. Иначе можно отдать титульный лист с громким названием и пустыми страницами внутри.

Не сказать, чтобы над ним довлели утверждения церкви, будто эволюционный прорыв ждет исключительно раскаявшихся, а остальные возродятся одичавшими животными. Нейл вообще считал призывы к честности, прямоте, порядочности странными… Так должно быть без оглядки на Эстафету! И дело не в возможной инволюции^[1] после, нет, каждая ложь была деградацией сейчас. Целыми днями призывая к покаянию церковь, казалось ему, только запугивает людей. У любого разумного человека начнутся проблемы с совестью: а вдруг он чего-то сделал и забыл?

Нейл наметил примерный план работы и принялся раскладывать папки, бегло пролистывая их содержимое. Он вернулся к теме западных гаюнов, которую закончил перед обедом. Заказчику ведь все равно, а у него перед глазами все пространство тем, ссылки, цитаты, библиографии, исследования — пользуйся на здоровье!

Но через час Нейл понял, что вписать что-то новое в эту тему невозможно. Либо придумывать яркий заголовок и наполнять диссертацию фразами, вроде, «мама мыла раму», либо… Но альтернатива на ум не шла. Хоть свою работу отдавай!

От этой мысли Нейл вскочил и вновь принялся кружить по аудитории.

А почему нет? Мысль показалась до гениальности простой. Без профессорского звания прожить он как-нибудь сможет, зато ничего не нужно будет вымучивать. Комиссии же все равно… Сменить авторство, переписать рефераты, потом останется исправить ссылки и записи в протоколах защиты — и комар носа не подточит! Но это уже завтра.

Окрыленный идеей, он выскочил из аудитории и только на первом этаже вспомнил, что не запер дверь. Вернулся — взбежал по лестнице — запер и отнес ключ старику Тарту. Разбуженный сторож недовольно проворчал, что нормальные люди должны убираться из института не позже восьми. Кукс был солидарен со сторожем и выразил свое недовольство грозным шипением. Не обращая внимания на кошачье и человеческое ворчание, Нейл протянул ключи. То ли еще со сна, то ли от неожиданной наглости сфинкс замолчал. Его угрозу проигнорировали! Он кашлянул, спрыгнул на пол и исчез в темноте подвала.

Молли допил пиво и с удовольствием крякнул. Напряжение постепенно отпустило. Обозвав себя перестраховщиком, он еще раз осмотрел улицу и пересел за письменный стол. Включил свет. Массивная настольная лампа с бронзовой ногой и абажуром из плотной ткани высветила небольшой круг на столе, достаточный, чтобы читать. Но в метре от стола по-прежнему хозяйничала темнота, полностью растворяя очертания предметов. Он приглядел эту лампу в магазине старьевщика. Несовременная, но уж очень удобная штука. Конечно, если нарочно заглянуть в окно, свет заметить можно, но для этого надо подкрасться и постараться не наступить на сигнальные устройства под окном.

Молли выложил на стол небольшой пузырек. Обычный, в каких продавали лекарства в аптеках, но на этом не было этикетки. Просто пузырек с прозрачной бесцветной жидкостью, закрытый резиновой пробкой. Рядом он положил папку с документами. Свалявшиеся и посеревшие от многократного использования тесемки были завязаны на аккуратный бантик.

Принцип, который заставлял Молли держаться подальше от добываемой информации, сейчас явно не работал. Заказчик умер… и что теперь делать с информацией и образцом? Варианта, собственно, всего два: выбросить и забыть или попытаться продать и, все-таки, заполучить оставшиеся три сотни. Почему же всего три? Никого же не касается, что покойный уже частично оплатил работу.

Соблазнительно. Очень соблазнительно.

Руки потянулись к тесемкам, ведь чтобы продать информацию с ней надо ознакомиться. Молли быстро пробежал глазами отчеты исследований, и ему потребовалось все пиво, которое лежало в сумке. Он даже пожалел, что не купил чего покрепче.

Развеялись остатки сомнений, что пожар в «Солнечных далях» мог оказаться совпадением. Скорее всего, и Рейкеру помогли расстаться с остатками жизни — много ли старику надо? И то, что сам он до сих пор жив — не более, чем чья-то нерасторопность. Хотя ни о чем подобном в документах не говорилось.

Под видом лечения в клинике проводили эксперименты над слабоумными — их накачивали различными лекарствами и отправляли под лучи Верхнего Брата, который уже начал вставать за экватором. Конечно же, деталей эксперимента он не понял, да и не хотел разбираться. И времени у него не было. Люди, стоявшие за всем этим, не были ни альтруистами, ни лохами, от которых можно с легкостью скрыться.

Скрыться… Молли не стал выглядывать на улицу, и это дало ему несколько драгоценных секунд. Он схватил пузырек, документы и выбежал через черный ход.

Стояла полная тишина. В ночном центре всегда так. Жилых домов практически нет, только деловые и торговые здания, охраняемые похрапывающими сторожами. Кричи, танцуй, ходи на руках, голышом прыгай — никто не услышит, не увидит и не покрутит пальцем у виска.

Нейл отчетливо вспомнил утренние ощущения, когда ему спросони показалось, будто город опустел после Эстафеты, и от недавней мысли о «мертвой» тишине по телу пробежали мурашки. Брала свое усталость, медленно выдавливая энтузиазм — все ж таки почти сутки на ногах. Чтобы не уснуть на остановке, Нейл побрел вдоль путей в сторону дома. А трамвай рано или поздно нагонит.

В чернильном небе ярко светились звезды. Сотни или даже тысячи огоньков! В детстве он любил забираться ночью на крышу и, лежа на разогретом бетоне, наблюдать за яркими искорками. Сколько же их там было! Пересчитать никогда не удавалось, он сбивался на втором или третьем десятке и бросал это занятие. Звезды ему нравились. Он тянулся к ним, сжимал между большим и указательным пальцем и, зажмурившись, рассматривал своих пленниц. Потом отпускал.

Сейчас тоже захотелось вытянуть руку и ухватить пару-тройку самых ярких. Казалось, города вокруг нет — только звезды. Дежурные лампы в витринах магазинов — бледные угольки за черной полупрозрачностью стекол и фонари, окруженные липами и тополями — это красноватые и зеленоватые туманности, наполняющие звездную картину объемом.

Справа — антрацитово-черная полоса Красавы. Ее поверхность не отражала ни единого огонька. Река только впитывала, затягивала, поглощала как трещина в пространстве — мрачная, ненасытная бездна.

Ну ее! Нейл перевел взгляд вверх. Эдо, его давний друг, астроном, говорил, что в ясную ночь можно насчитать до трех с половиной тысяч звезд. И нет среди них ни Верхнего Брата, ни Нижнего и никаких Эстафет. Там можно было бы каждое утро просыпаться собой, а не кем-то другим, пусть и более совершенным. Вот бы оказаться там, в смысле, чтобы вся Танга…

Вдали залаял пес. Это был не повизгивающий «тяф» недовольной собачонки, такой глубокий, грудной и протяжный звук мог издать только огромный пес. Нейл поежился. Не то, чтобы он боялся собак, но встреч избегал. Особенно ночью. Кто его знает, что окажется у пса на уме. А вдруг он бешеный?

Вокруг было по-прежнему пусто. Сворачивать с набережной смысла не имело. Во дворах, под прикрытием плотных крон деревьев станет совсем темно, а пес, если он где-то рядом, может выскочить из любой подворотни. В двух шагах слева под деревом он разглядел скамейку, а рядом мусорный бак с большой крышкой. Нейл ухватился за боковые ручки, решив использовать крышку в качестве щита. Вполне можно ткнуть собаку в морду, может, отстанет. Он так пристально вслушивался в темноту впереди себя, что раздавшиеся справа шаги оказались неожиданными. Он вздрогнул и выронил крышку. Железка с чудовищным грохотом покатилась по асфальту.

Мужчина — в темноте невозможно было разглядеть его лицо — обхватил Нейла руками, чуть ли не повис на плечах. Дыхание вырывалось из груди незнакомца со свистом и каким-то еще булькающим звуком, заставившим сердце Нейла рухнуть в желудок.

Мужчина ослабил хватку и сунул в руки Нейлу небольшой пузырек и скомканные листки бумаги. Снова послышались хрипы и бульканье — незнакомец попробовал что-то сказать и заскрежетал зубами от боли. Он отпустил Нейла, сделал несколько неуверенных шагов и, перевалившись через ограждение набережной, исчез в бездне.

Как будто через вечность раздался всплеск. Мысли путались, реальность как будто расслоилась, и Нейл увидел себя со стороны — облокотившегося на спинку скамейки, всматривающегося в черноту реки, сжимающего в одной руке несколько листков бумаги, в другой — стеклянный флакон. Следующей мыслью было — избавиться, выбросить. «Из-за этого погиб человек!» — пульсировало в голове, но руки проигнорировали сигнал тревоги.

Вдруг рядом снова раздался лай. Он был таким громким, что заполнил собой всю улицу. Спереди, сзади, справа? Нейл не смог определить, откуда донесся звук, и побежал через дорогу. Почему туда? Возможно, он инстинктивно выбрал это направление как противоположное реке, подальше от того места куда упал незнакомец.

Свет витрин теперь ему казался ослепительным, фонари стояли как будто на каждом шагу, предательские звезды светили так ярко, что не оставляли ни дюйма темноты. Он бежал, не разбирая дороги, не думая, зачем и от кого. В голове пульсировала мысль: «спрятаться». Логика оставила его наедине со страхом.

Арка! Он юркнул в темноту и замер, прижавшись к стене. Легкие горели, в горле было сухо как в Глаарском Крае, непривычные к бегу ноги дрожали от напряжения. Под громкие удары сердца начали собираться мысли. Почему он побежал? Чего испугался? Того, что его обвинят в убийстве? Но ведь это не он… «Убийство, убийство, убийство» — пульсировало в голове.

Вдруг на плечи навалилась тяжесть, а перед лицом возникла страшенная морда — светящиеся как угли глаза, вытянутая пасть, зубы-иглы, черный влажный нос с короткой щетиной. У Нейла волосы встали дыбом, замерла каждая мышца. От вонючего дыхания твари спазмом перехватило горло. Влажный нос животного почти касался лица, а во взгляде читалось плотоядное желание.

Монстр наклонил голову. Звякнул ошейник. Железная бляха поймала на себе свет ближайшего фонаря, и Нейл рассмотрел полицейский номерной жетон. Лиданский волк! Может быть, окажись перед ним сказочный монстр, было бы не так безнадежно...

— Я не убивал его… — прошептал Нейл. — Правда!

Волк наклонил голову в другую сторону, будто размышлял, поверить пойманному человеку или нет. Потом повел носом, тихо рыкнул, обдав Нейла вонью из пасти, и опустился на четыре лапы.

Понял? Поверил? Зацокали, удаляясь, по асфальту когти. Шагах в десяти раздался еще один сдержанный рык, как будто волк корил человека, или предупреждал, чтоб тот и не думал нарушать закон.

Да какой там, Нейл не то чтобы чужое взять, сейчас был готов свое отдать! Его трясло. Ноги словно приросли к земле. Он утер рукавом холодный пот, проведя бумагами по лицу, и ужаснулся.

Бумаги едва ли не светились в темноте, а ладонь другой руки обжигала небольшая стеклянная баночка. И все время, что ищейка его обнюхивала, он держал это буквально у нее перед носом! Должно быть, сам преследуемый волку показался важнее.

«Выбросить… Обязательно выбросить...» — думал Нейл, запихивая листки и пузырек в карман. Не помня себя, он добрался до дома. Запер дверь на все замки, забрался под горячий душ и только там начал приходить в себя.

[1] Инволюция — деградация, процесс, обратный эволюции.