14

Нейл загнал мотоцикл как можно дальше под деревья и прикрыл его ветками, но сам хотел уйти в заросли еще глубже, к самым горам.

Плутать долго не пришлось — опять повезло — у самого подножья обнаружился просвет и, продравшись через бурелом, они увидели пещеру. Когда-то здесь произошел обвал, расчистив от зарослей довольно большую площадь. До сих пор можно было разглядеть острые обломки горной породы, еще не истертые ветром и дождями. Но лес постепенно отвоевывал свою бывшую территорию: камни затягивались мхом и лианами, коварно скрывая узкие щели, а по ним, раскидывая опорные ветви, полз кривняк. Еще лет двадцать, деревца разрастутся и укроют пещеру от посторонних глаз.

Свежих осыпей не было, и место выглядело достаточно надежным. Обрадовавшись, Нейл обернулся к дочери:

— Это ведь лучше, чем шалаш?

— Если там не живут граппи…

— Вряд ли. Люди подобрались слишком близко.

Но проверить все равно стоило, кроме граппи пещеру могла облюбовать и другая живность.

— Ты погоди, я все же загляну.

Может быть, когда-то здесь и жили хищники — об этом говорили кости мелких животных, — но никаких свежих следов Нейл не обнаружил. Он прошелся вдоль входа, вороша ногой сухие ветки и мелкие камни, и наткнулся на два человеческих черепа. Похоже, бывший хозяин пещеры не брезговал никакой пищей, черепа, правда, оказались настолько старыми, что рассыпались от прикосновения. Не обнаружив ничего опасного, Нейл шагнул в сумрак пещеры.

Раньше ему не доводилось забираться в подземное царство, он представлял его более мрачным, здесь же было достаточно света, чтобы видеть все вокруг. Ничего, конечно интересного — камень как камень… А было бы неплохо, если где-нибудь блеснула желтым драгоценная жилка! Шагов через двадцать потолок опустился — это огромный валун, обрушившийся сверху, почти перекрыл собой проход. Но камень сидел крепко, практически врос в скалу. Нейл прополз под ним и очутился в просторном зале.

С потолка падал свет. Шестнадцать мутных пятен расположенных четырьмя равными рядами создавали ощущение искусственности. Всякое, конечно бывает, но таких правильных форм природа не любит. Впрочем, какова бы ни была природа этих пятен, спасибо ей, не придется жить в кромешной темноте и натыкаться друг на друга и на мебель…

Нейл едва не подпрыгнул, разглядев лежанку, стол и шкаф. Сначала он принял их за причудливую игру теней, но, присмотревшись, отогнал сомнения. Совершенно определенно это была мебель. И еще два скелета — у стола и на широкой скамье. Кто эти люди и отчего умерли? Будь даже Нейл криминалистом, а не орнитологом, его догадки сейчас мало кому нужны были.

Дария, скользнувшая в пещеру минутой позже, отнеслась к останкам спокойнее, чем он предполагал. Впрочем, было бы странно паниковать из-за древних костей после всего, что произошло с ними сегодня.

Кости они вынесли наружу и, сложив между двумя валунами, навалили сверху камней поменьше — курган, не курган, а должное покойникам отдали. И когда бывшие хозяева (или гости?) окончательно уступили свое жилье новым постояльцам, Нейл с Дарией принялись за уборку. Мебель оказалась довольно старой: грязно-белой и волокнистой, как высушенное временем дерево, но на ощупь казалась сделанной из пластмассы. Странно… Нейл слышал, что этот материал сохраняет внешний вид очень-очень долго. Сколько же лет должно было пройти, чтобы материал настолько постарел: двести лет, триста?

— Пап, смотри, здесь нацарапано, — Дашка позвала его к столу.

Среди множества царапин отчетливо виднелась процарапанная надпись: «Кравис — убийца!». Вероятно, люди, останки которых они погребли, все же умерли насильственной смертью и повинен в этом был некто Кравис. Нейл только пожал плечами — это тоже сейчас вряд ли кого-то заинтересует, а уж через неделю…

Оставшиеся дни в преддверии Эстафеты прошли словно в тумане. Нейла не отпускало ощущение, будто за деревьями кто-то прячется. Выходя в лес, он ждал нападения, вздрагивал из-за каждого шороха, а от треска сломанной ветки или хлопанья крыльев и вовсе перехватывало дыхание.

Поначалу мерещились граппи. Но разум подсказывал, что те давно покинули предгорья. Люди? Из деревни или бегущие из города, ищущие где спрятаться, злые, голодные, готовые убить… Возможно. Нейл покрепче сжимал увесистую дубинку и чувствовал себя немного увереннее. А может это лиданские волки? Он вновь видел перед собой ряды зубов-игл, в носу свербело, как будто, чувствовалось зловоние из разверстой пасти.

Никто не выскакивал из зарослей, не бросался на спину с веток, и это только усиливало напряжение. До дрожи, до спазмов, до исступления. Крича и размахивая дубинкой, Нейл бросался в заросли. Колючие лианы раздирали в кровь руки и плечи, и боль постепенно приводила его в чувства. Нейл снова сжимал дубинку и продолжал обход. Это его территория, его пещера, где сидит его дочь. Пожалуй, только эти мысли и не позволяли сознанию захлебнуться в омуте безумия.

К вечеру сознание прояснялось. Нейл царапал на плоском камне при входе в пещеру очередную группу линий: сначала их было пять, потом четыре, три… — сколько дней оставалось до Эстафеты, и отправлялся за фруктами и ягодами. Именно так — сначала начертить дни. Это был обязательный ритуал, позволяющей не столько отсчитывать время, сколько подвести итог времени безумия.

Дария убежище не покидала. Она забилась в дальний угол, куда почти не проникали солнечные лучи, сжалась в комок и только следила взглядом за отцом. Боялась? Нейл не мог ничего изменить, но, главное, она ела.

* * *

Над мрачным, выкрашенным серо-черными красками Целестин-Сити ползли густые клубы смога. Почерневшие от гари, местами обрушившиеся здания пялились провалами окон на заваленные мусором улицы. Днем здесь властвовал только ветер, забираясь в опустошенные дома, завывая в офисах, магазинах и квартирах, дымными вихрями вливался в танец пожаров или просто носился по улицам и наблюдал.

Ветер скользнул между домов, растекся по Маршаловой улице и догнал расписанную всеми цветами радуги бронемашину. На крыше, свесив ноги в люк, сидел рыжеволосый солдат и ослепительно улыбался, подставив ветру лицо. В руках он сжимал по веревке. Они спускались вниз и, обвивая каркас сидения, обхватывали кисти другого солдата, сжимавшего рычаги управления. Рыжеволосый дергал веревки — руки водителя тянули рычаги и машина поворачивала. А неестественно свернутая голова водителя переваливалась на другой бок.

Раздался выстрел. Ветер загудел, заглушил эхо, чтобы не спугнуть оседлавшего броневик или от радости, что налетел на что-то любопытное. А рыжеволосый солдат, не переставая улыбаться, тюком свалился на проезжую часть. Машина повернула и скрылась в переулке, выходившем к Красаве.

Из темноты опустевшего магазина выехал инвалид на электрической коляске. Подъехал к убитому, обшарил карманы, стащил с ног ботинки. Прежде чем вернуться, инвалид нанес рыжеволосому несколько ударов небольшим туристическим топориком.

Едва мужчина скрылся, к трупу начали слетаться птицы. Их пиршество оказалось не долгим. Ветер услужливо разнес запахи по всем подворотням и на улице появилась свора собак, разогнав пернатых. Бывшие домашние любимцы — от мелких миниреев до рослых хинков — рыча, набросились на убитого. Снова раздался выстрел. Собаки с поджатыми хвостами разбежались, а инвалид, довольно ухмыляясь и бормоча, что это он вершина пищевой цепочки, подобрал подстреленного белошерстного хинка и уволок в темноту своего убежища.

Собачья стая ни с чем вернулась в логово. Здесь, на берегу Красавы, на бывшем текстильном складе их ждал вожак. Собаки боялись его и возвращались, виновато поскуливая. Но сегодня удача им улыбнулась: неуправляемая бронемашина врезалась в стену ангара, и голод кое-как удалось утолить. А вечером снова на охоту.

В сумерках город оживал. Мелькали тени — люди испуганно шарахались от дома к дому, стараясь быстрее добраться до конечной цели, появлялись звуки: крики, выстрелы, лай. В сопровождении автоматчиков на улицах появлялись команды сжигателей. Облаченные в шлемы и термозащитные костюмы, со стальными ранцами за спиной и раструбами огнеметов в руках, они шли вдоль улицы, заглядывали в дома и уничтожали трупы. Сумерки окрашивались алыми и ветер, подхватывая смрадный дым, вливал его в тяжелые жирные тучи.

Последняя ночь перед Эстафетой не походила на предыдущие. Утихли пожары — уже не осталось чему гореть, рассеялся дым. В небе как никогда ярко светились мириады звезд и даже клякса туманности Двух дев, которую в былые дни едва было разглядеть, искрилась снежной белизной. Ветер очистил воздух от смрада и развеял удушающую тяжесть. Сбрызнув себя ароматами земли, сухой травой и, как будто, морской соли, природа приготовилась к встрече нового рассвета. И это была самая тихая ночь за последние дни.

Из подвалов и щелей выглядывали люди. Оборванные, грязные, горожане опасливо озирались, как будто им, каждому по очереди, сообщили, что опасность миновала, но они не до конца в это верили.

Пирс Донги распрямился, одернул бывшую когда-то белой рясу и задрал голову, пытаясь вспомнить, где он и кто он. У него были друзья… Друзья? Четыре десятка псов, голодная стая. Пирс осмотрелся. Он стоял посреди большого ангара, слева в проломленной стене торчал передок бронемашины. Разукрашенной, как будто для выступления в странном шоу с участием военной техники. Пирс не хотел думать о машине, даже закрыл глаза, чтобы не видеть ее, но не мог отогнать воспоминания. Он закричал. Сжав голову руками, Пирс бросился к машине. Там на переднем сидении рядом с обглоданным трупом лежит пистолет. Прервать безумие — единственное, что он должен сделать, пока не взойдет Верхний Брат.

Арни Дин с тремя коллегами стоял на крыше. Голова раскалывалась от боли и кошмарных видений. Сны, бред и фантазии перемешались настолько, что невозможно было отделить их от яви. События всплывали отдельными не связанными кадрами. Что было до, что после и было ли это вообще…

Их было двадцать шесть: мужчины, женщины — коллеги и супруги. Началось все с приятной вечеринки. Почему-то вместо одной, разрешенной патриархом, бутылки шампанского, алкоголя оказалось гораздо больше. Провал в памяти и следом непрерывный поток насилия. Женщины, мужчины… И все, кажется, были довольны, несмотря на то, что степень извращенности и жестокости непрерывно возрастала. Тут же возник образ Пауни с перерезанным горлом, но никому это не мешало продолжать ее насиловать.

Кто-то выпал из окна, отравился, был застрелен или зарезан. А сам он стрелял? Судя по ружью, висевшему за спиной, — да. Насиловал, резал? Не помнил. Но покрытая засохшей коркой одежда, короста на лице и руках, солено-сладковатый привкус во рту не оставляли сомнений — да.

Дин стоял на самом краю. Всего шаг и исчезнет навсегда кровавый туман перед глазами. Единственное, что его сдерживало — это желание увидеть новое Солнце. Событие, происходящее раз в две тысячи лет стоит того, чтобы еще немного потерпеть. И пусть потом, из-за тяжести грехов, он превратится в самое низшее существо, но он должен увидеть рассвет. А потом шагнет. Похоже, Кол, Мэни и Род, стоявшие рядом, разделяли его мысли.

Звезды начали тускнеть, мерцающее свечение теряло силу и растворялось в небесной черноте, наполняя ее бледной серостью. Горизонт просветлел, налился красками и, будто прорвавшись, цвета хлынули в серо-черный город. Светло-желтый, бледно-зеленый, слегка-голубой…

Над Тангой вставал Верхний Брат.