9

Весь вчерашний вечер Нейла била мелкая дрожь. Все валилось из рук, он натыкался на углы и вздрагивал от любого резкого звука. Дария ни о чем не спрашивала и, так толком и не поговорив, они разошлись по комнатам. Нейл думал, что не уснет, но провалился в беспамятство, едва только голова коснулась подушки, и спал как убитый, без снов и тревог.

Разбудил его цокот. За окном, прямо по металлическому отливу[1], гуляла сизая горловка. Глаза-бусинки заглядывали в комнату, выбирая, чем бы поживиться. Горловки, большие любители всего яркого и блестящего, иногда залетали в дома, таскали ложки и небольшие украшения. Но воришками они были чрезвычайно пугливыми. Вот и сейчас, стоило Нейлу пошевелиться, птица прохрипела, что-то, наверняка обидное, и улетела.

Теплый ветерок раздувал шторы, бодрил и, прямо-таки, наполнял энергией. Похоже, ночью прошел дождь. Воздух был прозрачным и чистым, с едва уловимыми ароматами трав.

Нейл вскочил с кровати, потянулся и замер, вспомнив вчерашние страхи. Даже не само нападение, а слова бандита, кричавшего, будто Нейл украл сумку у пророчицы… Но ведь это же бред! Послышалось, наверное, у него тогда в голове гудело на все лады.

Из кухни донеслось позвякивание посуды. Дашка, значит, уже проснулась и возится с завтраком. Нейл оделся и вышел на кухню. Небольшая — всего восемь метров, со светлой деревянной мебелью, угловым диванчиком и круглым обеденным столом — в теплом утреннем свете и она казалась более уютной.

— Привет! — он поцеловал дочку в висок. — Как ты?

— Хорошо, — Дария закончила с едой и налила себе большую чашку чая. — Одиннадцать почти. Ты не проспал?

— Я сегодня попозже. И так целыми днями пропадаю. — Нейл вытащил из-под стола табуретку и уселся посреди кухни. — А у тебя какие планы?

— В кино пойду. — К чаю Дария отрезала большой кусок кекса с сушеными фруктами. — В «Пупе» сегодня показывают «Каникулы с Киприком», все три серии.

— «Пуп» — это который на Городовой?

— Угу.

— Мы его называли «На горке».

— Ты рассказывал.

Нейл положил на стол две десятидаймовые купюры.

— Держи. Клот вчера передал мне аванс, а сегодня буду договариваться об остальной сумме. Я ему все сделал.

— Ого! Ты молодец, папка!

Дария восхищенно смотрела на отца. Еще бы, он впервые провернул дельце! Ее подружки наперебой хвастали, как их предки что-то проворачивали: один что-то продал и наварил, другой договорился с чиновником и его отблагодарили… Доська заливала, что даже помогала предкам. Врала, конечно. Кому она, соплячка рыжая, нужна. А у взрослых иногда выстраивались такие цепочки взаимообменов и договоренностей, что можно было мозги вывихнуть. Интересно же!

— Так что жизнь наша, Дашка, налаживается. Соберу все деньги, и махнем куда-нибудь подальше от этой суеты.

— Там скучно.

— Ничего, потерпим недельку.

— Ну, недельку потерпеть можно. А пока гулять! — Дария счастливо улыбнулась, сложила тарелку и пустую чашку в раковину. — Я побегу. Ты посуду не трогай, я вернусь — помою.

— Дашик, — Нейл схватил ее за руку. — Будь, пожалуйста, поосторожней. Чтобы рядом всегда был кто-то.

— Конечно, пап, не беспокойся. — Дария выскользнула из кухни и побежала одеваться.

Спонтанно возникшая идея уехать подальше, куда-нибудь в глухую деревню, казалась Нейлу все более привлекательной. Они будут ходить в лес, купаться — надо найти место рядом с рекой или озером, а по вечерам смотреть на звезды. И никаких перебоев с транспортом, демонстраций…

Дашка убежала, громко хлопнув дверью, и Нейл пошел умываться. Вернувшись, пожарил яичницу, позвонил в институт и сказал Клоту, что скоро приедет и привезет переделанную диссертацию.

Уже было собрался уходить, но на пороге мелькнула мысль перепрятать деньги. Антресоли вдруг показались Нейлу неподходящим местом. Не разуваясь, он вернулся на кухню и вытащил с антресолей сумку с деньгами.

Лет семь назад жильцы подъезда назначили его старшим по подъезду. Но что, кроме хранения ключей от люка на крышу, он должен делать, никто не объяснил. Каждую осень, в один из выходных и всегда рано утром, Нейла поднимал с кровати дворник. Он трезвонил и барабанил в дверь, будто подъезд охватил пожар, и всякий раз на полусонные просьбы хозяина квартиры приходить попозже ворчал, что не обязан вкалывать до темноты. Дворник брал ключи, поднимался на крышу, проверял на предмет протечек и сметал листву. Всего дел — на полчаса.

Массивный, с двумя бородками, потемневший от времени ключ висел на гвоздике рядом с входной дверью. Выйдя на лестничную клетку, Нейл вскарабкался по железной лестнице наверх и с трудом открыл заржавевший замок. Лестница вела в душную пропыленную каморку, где хранились метлы, лопата, пара ржавых ведер и несколько рулонов рубероида.

Нейл нащупал выключатель. Тусклого желтого света едва хватало, чтобы осветить середину комнаты, в углах и за старым хламом по-прежнему растекалась темнота. Из-за бледных размытых теней она даже казалась живой, шевелящейся.

Со времени последнего визита тут ничего не изменилось. Так же с кирпичных стен свисали белесые космы паутин, на перевернутом кверху дном деревянном ящике, на пожелтевшей за полгода газете лежал высохший рыбий скелет — остатки не то обеда, не то закуски.

Нейл сложил в мешок деньги, пузырек и пару шприцов, взятых из домашней аптечки. Спрятал его в ржавое ведро, лежащее на боку, и набросил сверху полусгнившую дерюгу. Получилось вполне «мусорно». Довольный проделанной работой, он спустился и, отряхнувшись от пыли, отправился на работу.

Надпись на первом этаже закрасили еще во вторник, но белое пятно по зеленой стене украшало подъезд ничуть не больше, чем красные буквы. Похоже, кто-то считал так же и поверх белой краски аккуратно вывел: «овцы». А разве нет? Видя перед собой совсем другое будещее, Нейл словно по-новому взглянул на настоящее. Парень с пивом, девушка на остановке, Арни и Пауни Дины, прохожие, коллеги, все, кто записываются в Книгу, все, кто смирился со своим будущим — все они овцы!

К этому времени на улице значительно потеплело, и ветер уже не радовал прохладой. Но все равно это было лучше застоявшейся, с взбитой пыльной взвесью городской атмосферы. Нейл дождался своего трамвая, уселся на ближайшее к дверям место и снова погрузился в размышления про овец.

Выходит, не все смирились. Какая-то пророчица, убедившая Клота последовать за собой. А ведь Клот, несмотря на то, что Нейл считал его пронырой, был весьма одаренным ученым. Его здоровый скептицизм, являющийся спутником состоявшегося ученого, никак не предполагал бездумного суеверия. Может он просто не хочет быть «овцой»? Естественно, что следующий вопрос Нейл адресовал сам себе: «Кто же он сам?». Вот, живет-поживает такой Нейл Милман, ученый орнитолог, одинокий, но при этом счастливый отец. Совершенно ясно, что совсем недавно он был такой же овцой, мечтающей о записанном на бумаге будущем. Но сейчас все выглядит иначе…

«Да-да, да-да» — подтвердил перестук колес.

«Все будет хорошо?» — спросил Нейл про себя и улыбнулся, вспомнив детскую забаву. Мальчишкой, когда ему чего-то очень сильно хотелось, он спрашивал у трамвая. Только вопрос должен быть правильным. «Будет ли у меня пятерка по математике?», «Да-да, да-да!», «Купят ли родители мне котенка?», «Да-да, да-да!». Конечно же, математику он знал отлично, а с котенком приставал к родителям несколько месяцев. Но ведь главное в примете то, что она сбывалась!

Нейл прислонился ухом к стеклу и слушал, как трамвай отстукивал: «Да-да, да-да».

И перепугался, когда вагон внезапно дернулся, заскрипел, завизжал. Нейл едва удержался на сидении. «Передумал? Но ведь он не разумен! Он не может думать, угадывать и отвечать на вопросы… Глупости все это!».

Посреди улицы лежал грузовик, перегораживая кузовом дорогу от края до края. Только на тротуарах оставалось место для пешеходов, но машины, из-за бетонных клумб и деревьев, протиснуться там уже не могли.

— Опять… — устало сказал водитель и обернувшись в салон крикнул пассажирам. — Трамвай дальше не пойдет, пути перекрыты.

Он не ругался, и похоже было, что это не первая его дорожная проблема за последнее время.

Нейл пожал плечами и, выйдя из вагона, осмотрелся в поисках телефона-автомата. Красная кабинка обнаружилась метрах в пятидесяти позади, на перекрестке с Железным проспектом. Спасибо хулиганам, побившим стекла, внутри не воняло мочой, и жара не хватала за горло удушающей хваткой. Еще больше обрадовало Нейла, что наборный диск занимал свое привычное место, а трубка отозвалась приветливым гудком.

Клот ответил на восьмом гудке, когда Нейл уже собирался повесить трубку.

— Привет! — Клот тяжело дышал. — Едва успел. В коридоре слышал, как надрывается телефон, но пока добежал, пока дверь открыл… Как чувствовал, что это ты. Где пропадаешь?

— Пытаюсь добраться до института. Теперь у меня дорога перекрыта. Застрял на пересечении Железного и Вишина. Наверное пешком пойду. Никуда не собираешься?

— Да, пока здесь буду…

В трубке что-то зашуршало, как бывает, когда ее прикрывают рукой, до Нейла донеслись голоса, но слов было не разобрать.

— … извини, что-то со связью, — громко сказал Клот и подул в трубку. — Плохо слышу тебя.

— А я тебя слышу нормально, — Нейл тоже повысил голос. — Я сделал, о чем мы с тобой договаривались.

— Не сомневался в тебе, старик! А чего не оставил на полке, как договаривались?

В трубке трещало и щелкало. Слышно было все хуже и приходилось повторять несколько раз одно и то же. В конце концов, Нейлу надоело кричать, он уже хотел повесить трубку и перезвонить, но замер, понимая, что в таком шуме вообще ничего не услышит. Из-за спины доносился рев и грохот, становясь все громче. Нейл повернул голову и дернулся так, что металлизированный шнур телефонной трубки впился в горло. На него мчалась машина.

Хриплый вдох. Решетка радиатора скалилась хищной пастью, фары впились в него двумя обезумевшими глазницами. Они завладели взглядом Нейла, и все остальное казалось расплывчатым. Дома, остановившийся трамвай, деревья вдоль улицы расплылись разноцветными пятнами, а в размытом салоне машины-убийцы угадывались очертания водителя: большое пятно головы, два маленьких — руки, вцепившиеся в руль.

Еще один глоток воздуха. Разум отмел все остальные варианты и твердил только одно — машина не свернет. Радиатор увеличился в размерах — хищник раскрыл пасть, чтобы заглотить Нейла.

Или Нейл перестал дышать, или время сжалось. Он видел происходящее, словно в замедленном кино. Понимал, что происходит. Удивился, что не пришли воспоминания о прошедшей жизни — как говорили такое должно происходить перед смертью. Интересно, кто это говорил, и откуда им было знать?

Машина приблизилась еще немного. Глаза-фары сияли, предвкушая угощенье…

По ушам ударил выстрел — Нейл не мог не узнать этот звук. Похоже, выстрелы становятся для него обычным делом. Машина-убийца присела на правое колесо, радиатор, казалось, расплылся извиняющейся улыбкой. Еще через вдох машина врезалась в стену дома в пяти шагах от Нейла. Будка взвизгнула рвущимся металлом, Нейл повис на телефонном шнуре и повалился вместе с кабиной на землю, по спине и голове забарабанила каменная крошка.

Промелькнула шальная мысль, что на самом деле, машина не отвернула и то, что происходит сейчас — это первые мгновения удара, когда стальная пасть радиатора только начинает рвать и ломать тело. Раздавшийся взрыв успокоил: все, тело перестали кромсать и скоро наступит облегчение.

В голове гудело и щелкало. Все тело как будто отхлестали крапивой, да еще самой жгучей, не распустившейся. Сквозь красную пелену виднелись люди. Они что-то бормотали, протягивали руки. Лица коснулась ласковая прохлада. Блаженство! Вода!

Постепенно вернулось зрение и слух. Поморщившись, Нейл приподнялся. Ему помогли встать на ноги, придержали, дали глотнуть воды.

Рядом под густой противопожарной пеной дымилась машина, уткнувшаяся развороченным капотом в стену дома. На полпути к ней лежала телефонная будка с обгоревшей задней стенкой, а люди твердили, как ему повезло, ведь именно она прикрыла от взрыва и огня. Нейл осмотрел себя. Ссадины на теле, дорожная пыль, рваная одежда — а ведь и правда, он еще легко отделался! Могло быть… — на этой мысли ноги предательски задрожали и он упал бы, не подхвати его чьи-то крепкие руки.

— Тебе надо бы расслабиться, — услышал Нейл.

Его куда-то повели, и он послушно пошел, опираясь на подставленную руку. Парень, сопровождавший его, казалось, сошел с плаката о современной сельской молодежи — этакий колхозник-ударник: крепкий, загоревший, с белозубой улыбкой и короткими светлыми волосами, который сейчас вытянет руку и провозгласит какой-нибудь лозунг. Больше ничего в его облике не бросалось в глаза и если зажмуриться — только плакат и вспомнишь.

«Колхозник» привел Нейла в ближайшее кафе. Все еще находясь в шоке, Нейл не сопротивлялся и, даже согласился с незнакомцем, что не помешало бы расслабиться. Очень хотелось пить. А когда парень, пошептавшись с управляющим, принес бутылку крепкой пшеничной настойки, Нейл выпил залпом целый стакан и даже не поморщился, хотя никогда не любил крепких напитков.

По телу разлилось тепло, мышцы перестали напоминать натянутые гитарные струны, вибрирующие после отыгранного концерта. Сознание еще минуту назад можно было сравнить с горным потоком, натыкающимся на преграды стресса, испуга, шока, а сейчас оно растеклось широкой рекой. Спокойной, глубокой и всеобъемлющей.

Конечно же, за этим грузовиком стоит Клот! Не буквально. Но если подумать, все сходится. Вчера он, через своих помощников, хотел отнять деньги. И Нейл не ослышался — бандит кричал о пророчице. Клот о ней рассказывал. Как там ее зовут… А сегодня этот хитрец специально затягивал разговор, чтобы его приспешник успел добраться до телефонной будки из которой звонил Нейл. Он же сам сказал, где находится. И все было нормально с телефоном, помехи нужны были Клоту, чтобы удержать Нейла у аппарата…

— О, папаша поплыл, — услышал Нейл. — Тебе бы домой надо.

«Домой! — берега реки схлопнулись, поток забурлил, разогнался, вспенился, — Дашка!»

Нейл вскочил, не понимая, где находится. «Колхозник» подхватил его под руку и вывел на улицу. Остановив первую попавшуюся машину, усадил Нейла и вложил в руку бутылку настойки.

— Давай, смотри в оба, береги дочку!

Машина тронулась, и Нейл не услышал последних слов колхозника.

[1] Отлив — деталь, предназначенная для отвода дождевой воды и защищающая оконную конструкцию от ее проникновения.