Кукловод (Пышкин Евгений)

Они цепляются за жизнь, не понимая, каково быть по ту сторону. Чувствуя тепло и холод этого мира, его запахи, звуки, видя краски, они не ведают, что все это на самом деле выкрашено в серый цвет. Я вижу только серый. И красный. Алый. Кровавый.

Люди, называвшие себя моими друзьями, предали. Они убили меня, думая, что жизнь висит на волоске. Одно движение — и волосок оборван, а проблема решена. Но жажда жизни оказалась сильнее. Жажда мести позвала. Мастер почувствовал это и помог мне воскреснуть. Он дал новую жизнь.

Но что она для Мастера? Жизнь — тонкая натянутая нить, она порвется — не соединишь, а если и завяжешь узелком, то будет не то. Не то звучание, фальшивое.

Сколько раз я пытался начать день заново и существовать как живой человек, обладать памятью, помнить все события, но будто проваливался в небытие, в зыбкую неопределенность. Я помнил лишь о предательстве и не умел еще плавать в новом качестве в этом мире. Не в силах был осознать иное существование.

День истлел.

Сигарета в моей руке тоже истлела. Сизая струйка дыма лениво поднялась к потолку. Чашка кофе сиротливо стояла на столе. Она остыла. Пить не хотелось. Ни голода, ни жажды я уже не испытывал, но еще, не привыкнув к этому новому ощущению, машинально цеплялся за призрак минувшей жизни. Старался быть таким, каким был в прошлой жизни. А в прошлой жизни я курил. Это приносило удовольствие. Теперь нет.

Глянул сквозь заплаканное стекло. За окном кафе полицейские пришли в движение. Пару минут назад они стояли неподвижно, будто каменные изваяния, и вот зашевелились.

Отсчитав без сдачи, положил деньги на столик и вышел в промозглый день, погрузился в ненавистную погоду, как в грязь. В руке дымилась сигарета. Очнувшись, затушил, бросил в урну, направился к машине. Ледяные пальцы, держащие ключи, свело судорогой. Ключ никак не хотел попадать в скважину. Тело плохо подчинялось. Наконец-то. Поворот ключа. Распахнул дверь, но застыл на месте. Сознание начала клевать навязчивая мысль: надо открыть багажник. Открыл. Достал черный чемоданчик и сел в авто. Здесь, в безопасности поднял крышку чемодана.

В безопасности? Кузов автомобиля представился мне мыльным пузырем. Вот-вот лопнет и всему конец. Померещилось, что прохожие всматриваются в запотевшее стекло и желают испепелить взглядом. Они будто осознали, кто убийца, да только не смогут ничего доказать. Я сосредоточил внимание на содержимом чемоданчика. Тряпичные куклы лежали в нем аккуратно в ряд, как могильные холмики на кладбище. Взгляд остановился на одной из них. Она безвольно лежала с шилом в глазу. Я так его и не вынул.

Протер стекло. Вижу, как полицейские просят жестами расступиться. Они пропустили медицинскую тележку. На ней лежал человек, когда-то предавший меня. Один из тех, кто предал. Тело полностью укрыто тканью, но я и так знаю, что у него вместо глаза дыра, а мозг превращен в кисель. Я вынул шило из кукольного глаза, взял в бардачке красный маркер и перечеркнул крест на крест лицо куклы.

Мастер убеждал, что воскресил меня не для бренной жизни, а чтобы я восстановил справедливость. Свою справедливость. В памяти всплыл хриплый прокуренный голос:

— Люди хотеть власть. Много. Хотеть командовать. Ты хочешь власть?

Я согласился, принюхиваясь к запаху своей разлагающейся плоти. Я назвал поименно всех, кто мог быть причастен к предательству.

— Но зачем вы помогаете, Мастер? — задал я вопрос.

Старый негр ехидно улыбнулся и просипел над ухом:

— Я знать этих людей. Они не любить мой народ.

Прогнал воспоминание, запустил двигатель и включил магнитолу.

Машина тяжело тронулась с места и поплыла сквозь непогоду. Людей на улицах встречалось мало, автомобили редко проскальзывали перед моим затуманенным взглядом, словно опасались встречи со мной. Вынырнут и тут же исчезнут. Пусть так, пусть боятся.

Машинально посмотрел на правое сидение. Там лежал раскрытый чемодан. Захлопнул крышку, припоминая следующий адрес.

Серый язык шоссе петлял в свете фар, будто желал увернуться из-под колес. Поглядывая по сторонам, я с трудом припомнил эти пустынные места. Когда был живым, не однократно ездил по этой дороге. Теперь отправляюсь по ней в последний раз, чтобы остановиться недалеко от частного дома, где живет еще один предатель.

В черном чемодане лежало много кукол с перечеркнутыми лицами. Совершая магический ритуал маркером, я думал: что чувствовали предатели в то мгновение, когда смерть настигала их? Ощущали они конец жизни как расплату за преступление? Вряд ли. Скорее, только недоумевали. Они давно вычеркнули меня из своей памяти. Я же мертвый. Но теперь желаю посмотреть в глаза оставшимся в живых предателям, прочитать в глубине застывших зрачков страх перед неминуемым концом и раскаянье.

У меня осталось две куклы с неперечеркнутыми лицами. Сейчас станет на одну меньше. Остановил авто в метрах ста и пошел пешком к знакомому дому.

Темно-серый асфальт промозг от сырости. Дождь прекратился. Шагая не спеша, я подумал о том, как погляжу в глаза бывшему другу, как он испугается и удивится. Его сердце бешено забьется словно птица, попавшая в силки. Мысли о чужом ужасе принесли мстительное удовольствие и влили мощь в тело. Я зашагал уверенней. И вот встал перед дверью. Нажал звонок, но открыла женщина. Наверно, его жена.

— Простите, а мистер Макфинн…

— Он отдыхает. Я могу позвать.

— Спасибо. Не стоит. Я зайду позже. Еще раз извините, — как можно естественнее произнес я, пытаясь изобразить смущение. С каждым днем труднее быть человеком. Навыки жизни забываются.

Тяжело в сознании всплыла мысль: почувствовала ли женщина тлетворный дух, исходящий от моего тела? Да какая разница. И мысль утонула. Она была отголоском мира живых. Лишь живые беспокоятся о своем внешнем виде, только им дано чувствовать во всей полноте красоту жизни, но не мертвецам. Но не мне.

Дверь закрылась.

Постояв пару секунд, я вернулся к машине, сел и бросил злобный взгляд на чемодан, лежащий справа. Открыл его. Взял куклу. Достал из бардачка опасную бритву и с наслаждением поднес холодный металл к горлу уменьшенной копии предателя. Нет, он ничего не чувствует, не раскаивается, лишь ощутил сейчас странный холод у шеи. Наверно, испугался за свою жизнь. Я убрал бритву и вернул куклу на место. Не могу. Я так не могу. Я должен увидеть его глаза и испить жизнь из тела.

Запустив двигатель, подогнал автомобиль ближе к дому. Остается ждать, когда уйдет женщина. Надеюсь, они покинут дом по отдельности. Удача должна улыбнуться мне. Говорят же, везет как утопленнику.

Ухмыльнулся.

Пока ждал, подробно изучил дом убийцы, выкрашенный в темные тона. В каждой его линии, в каждой детали почувствовал прикосновение живой руки. Дом из мира живых, и от того стало противнее смотреть на него. В нем тепло и уют, а он, человек, предавший меня, пользуется этим.

Дверь открылась. Вышла женщина. Одна. Села в авто. Я взглядом проводил габаритные огни, затем достал куклу и опасную бритву.

Я опять стоял перед дверью, ощущая, как за ней бьется сердце бывшего друга. Я знаю, оно отсчитывает последние удары.

Нажал кнопку звонка.

— Дорогая, ты что-то забыла? — послышался голос.

Щелчок шпингалета, и убийца ошарашено посмотрел на меня. Он не поверил. Мои губы невольно расплылись в улыбке.

— Ты? Но ты…

Я почувствовал запах ужаса. Он раззадорил меня. Пальцы чуть свело сладкой дрожью. Предатель отступил. Я ощутил, как страх вязкой смолой расплылся по его телу.

— Но ты мертв! — выплюнул убийца.

Его слова с хрипом и болью вырвались наружу, будто фраза оцарапала горло.

Я заставил себя не вспоминать имя предателя. Он теперь не друг. Он мистер Макфинн — безликая фамилия в черном списке смертников.

— Да, я мертв. Я пришел забрать твою жизнь. Ты предал меня. Ты сдал меня якудза.

— Ты сам виноват! — Его глаза забегали. Он захотел смыться. — Полмиллиона каждому за молчание, но ты отказался, ты был принципиальным полицейским!

Голос Макфинна дрогнул. Испугался.

Одним движением я обнажил опасную бритву, но взгляд предателя остановился в недоумении на кукле, которая будто живая трепыхалась в левой руке. Я всмотрелся в глаза убийцы, но не увидел раскаянья. Следующим движением провел лезвием по кукле. Макфинн вскрикнул, хватаясь за грудь. На белой футболке расплылось алое пятно. Предатель рухнул на пол. Его залихорадило то ли от страха, то ли в агонии. Я отрезал кукле голову.

…

Туловище куклы без головы лежало в открытом чемодане. Я взял маркер и начертил крест на тряпичном лице. Голову аккуратно приставил к туловищу. Захлопнул крышку и решил убрать чемодан в багажник. Остался один адрес. Дорога будет долгой.

Снова в пути. Снова серый язык шоссе. Макфинн. Я вспомнил красное расплывающееся пятно на белой футболке, оно увеличивается и увеличивается, оно заслонило собой весь мир. Все залито кровью. Меня начало подташнивать. Преодолевая нахлынувшую немощь, остановил авто на обочине, вышел и, как рыба, выброшенная на сушу, хватанул ртом воздух. Задыхаюсь? Но это невозможно! Я же мертвый, мое тело безжизненно, оно не способно чувствовать. Горло прорезал рвотный спазм, и я срыгнул противную желто-зеленую жидкость. Меня будто переломило надвое. Упал на четвереньки, замотал головой и услышал призыв Мастера. Он потребовал вернуться домой. Немедленно. Потребовал, как металлом по стеклу процарапал. Но я же не закончил, остался еще один предатель. И тут же яркая вспышка. Память о прошлом змеей укусила сознание. Когда я был полицейским, когда я был живым, они убили меня, утопили в бассейне. Беспомощное воспоминание. Оно ничего не изменит. Мозг будто скрутило. Челюсти свело стоном: хватит, пожалуйста, прекрати!

Наконец-то очнулся. Сидел на земле, прислонившись к машине. Мерный гул двигателя.

Еле-еле перебрался в автомобиль и тронулся в путь. Уголком сознания расслышал голос Мастера. Он уже не приказывал, он попросил вернуться. Почему вернуться? Для чего? Что происходит? Я мысленно бросил вопросы в пространство, но не услышал ответа, лишь почувствовал мерное и тревожное дыхание хозяина, и вдруг он оборвал связь со мной. В сознании взорвалась пустота, а в ушах — звон, будто струна лопнула. В голове, как свинцовый колокол, прозвучала фраза: «Один. Остался еще один. Один. Только один предатель».

Когда нашел его, вновь заморосил дождь. Я ощутил запах страха, витающий во влажном воздухе. Он где-то рядом. Он боится. Чего? Не знаю. Но точно не меня, не может жертва чувствовать приближения собственной смерти. Ужас усилился. Значит, предатель рядом.

Вот он! Фары высветили его копошащимся рядом с машиной. Он куда-то собирался. Он убегал. Я остановился рядом, заглушил двигатель. Все делал не спеша, наслаждаясь каждой секундой, приближающей к развязке. Дух мести опять опьянил, наполняя силами мертвое тело. Предатель не уйдет от меня. Он обречен.

Открыл багажник, откинул крышку чемодана, достал последнюю куклу и шило. Медленно двинулся к предателю. Он заметил меня, бросив короткий взгляд по сторонам, но продолжал суетиться рядом с машиной, запустил руку в карман плаща, чтобы достать ключи.

— Уолтер! — вспомнил я имя.

Предатель обернулся и застыл на месте. Я остановился специально в свете фонаря, чтобы он окончательно узнал меня.

— Я так и понял, — прозвучал дрожащий голос. — Это ты, Том. Ты их убивал. Но ты же умер, я видел тебя мертвым, ошибки нет, или…

Он недоговорил.

Кукла лежала на раскрытой ладони. Уолтер непонимающе посмотрел на нее. Кажется, время замедлилось, став вязким. Я нанес удар со всей силой. Шило вонзилось в спину куклы, прошло сквозь беспомощное тело, жало инструмента выглянуло с тыльной стороны ладони, но я ничего не почувствовал. Волна ужаса окатила мое сознание, но в ней не оказалось физической боли. Предатель так и стоял, боясь пошевелиться. Что такое? Почему он не умирает? Почему не корчится в муках? Куда делась связь куклы и жертвы?

Уолтер сбросил оцепенение и побежал. Я увидел его удаляющуюся фигуру. Выкинув куклу и шило, в три прыжка настиг предателя, набросился, как голодный хищник, пригвоздил к асфальту лицом, сомкнул пальцы на шее и начал душить. Руки Уолтера беспомощно забились. Они бились по мокрому асфальту, кажется, пытались достать мои запястья. Уолтер попробовал встать. Не вышло. Но что-то помешало мне закончить дело. Хватка ослабла. Предатель хрипел, кашлял, но дышал.

— Томас. Стоп, — голос Мастера прозвучал спокойно и ровно.

Я поднял глаза и увидел впереди в метре от нас хозяина. Сфокусировал взгляд, сумрак отступил, и я рассмотрел капли дождя, стекающие по черной коже, и белки глаз.

— Томас, Уолтер не есть виновен. Он чист. Духи сказать, он чист. Духи порвать нить с его куклой, — тот же спокойный и ровный голос Мастера.

— Но когда вы меня воскресили, я назвал всех поименно, кто был причастен к делу. В том числе и он. Вы изготовили куклы…

— Человек ошибаться, а духи — нет. Духи видеть его непричастность.

Я перевернул Уолтера на спину и, тряся за воротник, заорал, обдавая зловонием:

— Говори! Говори, как все было!

Он рассказал сквозь сбивающееся дыхание, что действительно невиновен, но я особо не слушал, я, всматриваясь в зрачки Уолтера, вычитал картины прошлого, увидел мир его глазами. Уолтер не обманул. Все так и было. Он вел дело о моем убийстве. Он полагался на показания друзей, предавших меня, он даже и не подумал, даже мысли у него не шевельнулось, что они могут предать. Он верил им на слово, ведь все-таки друзья. Он и не ведал, что они заодно с якудза. Он всего лишь еще одна жертва предательства, как и я.

Рассказ был окончен. Я отпустил Уолтера.

— Он есть чист перед духами, — произнес Мастер, когда Уолтер уехал.

Но об этом не стоило вновь напоминать. Все ясно, но кукла… Мой взгляд скользнул по мокрому асфальту и в свете фонаря я заметил ее. Кукла беспомощно лежала с шилом в теле, раскинув руки, капли дождя били ее, но она, кажется, улыбнулась. Она была свободна. Она стала безвредной тряпичной игрушкой.

Я поднялся.

— Все. Покой. Мир, — сказал Мастер.

Как? Неужели я не смогу больше быть со своим хозяином, видеть его и слышать его голос? Я так привык к его речам. Этот ломаный английский, этот ужасный акцент, показавшийся в первые минуты пробуждения из могилы ненавистным, потом полюбился мне.

— Я звать тебя Кукловод. Куклы конец. Справедливость есть.

Это была последняя фраза, которая отпечаталась в памяти. Затем Мастер опустил руку мне на плечо, и я ощутил, как тепло и успокоение разлились по телу. Даже в той жизни я не испытывал подобного. Такого блаженства и умиротворения. Я покорился. Я готов был сойти в могилу, уснуть, но если Мастер захочет, восстану по первому зову.