Историю, о которой написана эта книга, я, как ни странно, услышал за школьной партой. Восстание рабов округа Саутгемптон, штат Вирджиния, произошедшее в 1831 году, упоминалось в советском учебнике всемирной истории. Конечно же, с соответствующими идеологическими установками: рабовладельцы — изверги и тираны, восставшие — революционеры и освободители, их вождь — герой и чудо-богатырь. Тональность не менялась, всё равно, шла ли речь о Спартаке или о предводителе восставших чернокожих Нате Тёрнере. Признаться, я тогда даже имени его не запомнил, только эпизод из учебника запал в душу — и то лишь потому, что кто-то из одноклассников, отвечая эту тему, перепутал всё на свете и изложил дело так, что восстание возглавляла неотразимая негритянская красавица по имени Вирджиния, чем изрядно повеселил и класс, и учительницу. Но я не о том.
(Ссылка на конкурсный топик произведения)
Моё знакомство с этим романом началось с рассказа, который автор выдвинула на обсуждение в «Разборе по-мастерски». Честно говоря, рассказец-то был там так себе – именно как рассказ. Но так уж получилось, что торчащие отовсюдова хвосты романа побудили меня к прочтению полного текста. Что я и сделал. Как минимум два раза, сначала более-менее сырой вариант, потом – менее-более окончательный. И ни минуты об этом не пожалел. Но обо всём по порядку.
Продолжение обещанного. Начало вот здесь.
Начинать придётся с извинений. И за то, что так ничего и не написал на конкурс сам, и за то, что не отметился в комментах, и за то, что тянул с этим обзором практически до последнего.
Ромен Гари — наверное, единственный в истории писатель, умудрившийся дважды удостоиться Гонкуровской премии (которую присуждают только один раз) — под собственным именем и под псевдонимом. Сама эта история с премией была достаточно скандальной и стоила писателю изрядного куска нервов и репутации, но это уже другая история. Что до его книг, то они у нас не очень известны, хотя многие из них и переведены. А отзывы на них — самые разноречивые, мягко говоря. Наверное, дело всё же в своеобразии таланта Гари, в текстах которого сплошь и рядом возвышенное сочетается с приземлённым и даже низменным, а гуманизм соседствует с откровенным цинизмом, и не поймёшь, автор ли это так считает или его герой (а зная мистификаторскую натуру того и другого, вполне можно подумать, что на самом деле — ни один из них).
С творчеством современного чешского писателя Михала Вивега я познакомился очень недавно. У себя на родине это один из самых публикуемых и читаемых авторов, в среде же русскоязычных читателей его знают сравнительно мало (или я ошибаюсь?). Так или иначе, меня на него навели — и не могу скрыть, что я этому очень рад, ибо взахлёб проглотил несколько его произведений. И хочу ещё.
Впервые я услышал имя Салмана Рушди в 80-е годы – как раз в связи со скандалом, вызванным этим романом, где автор якобы высмеял ислам и пророка Мухаммеда, за что аятолла Хомейни приговорил его к смерти. Шумиха была настолько громкая, что докатилась и до Советского Союза, хотя никаким боком его, в общем-то, не касалась.
Имя автора этой книги ныне основательно забыто. И это несмотря на то, что в своё время он был не только известен и популярен, но и неоднократно экранизирован — причём не только своими современниками, но и современниками нашими: последняя киноверсия его самого известного романа «Мастер Страшного суда» относится к 1989 году. Но я не про то, что слава — дым и прочее sic transit. Я про книгу.
Это одна из, как принято сейчас говорить, «трендовых» книг. Её модно читать, обсуждать, хвалить или ругать. Причём если хвалить – то непременно с придыханием, а ругать – обязательно с пеной у рта. Сразу замечу, я буду делать и то, и другое. За благоговейность придыхания или густоту пены, впрочем, поручиться не могу. И рекомендую читать в оригинале — переводы, которые я видел, достаточно «косячны».
Антиутопия и постапокалипсис – жанры, мягко говоря, не новые. Их скорее впору назвать «заезженными». Если романы-утопии можно уже смело заносить в Красную книгу, то антиутопические и/или постапокалиптические элементы содержит чуть ли не каждое современное произведение о будущем – всё равно, близком или отдалённом. А когда на словесно-тематическом «руднике» копошится одновременно столько рудокопов, сказать новое слово становится всё труднее и труднее. Что, собственно, и наблюдаем.