Бунингит - ШАПИТО

Le diable vient; l’ange rebelle


Leur plaît surtout par sa couleur.

"Les Nègres et les. Marionettes" de Pierre‑Jean de Béranger*

Не обладая ни призваньем, ни сколь-нибудь выдающимися писательскими задатками, все же осмелюсь взяться за перо и, после нескольких лет молчания, поведать о странных и таинственных событиях, объяснения которым не нахожу и по сей день.

Речь пойдет о моем близком друге Николае Степановиче Белехове, с которым мне посчастливилось познакомиться еще до войны и коротко сойтись во время Балканских сражений.

После окончания военных действий мы вернулись в столицу, а спустя полгода Николай Степанович был произведен в чин штабс-капитана и временно командирован в уездный город N. Расстаться после двух лет тесного общения было нелегко, и мы взяли за правило писать друг другу чуть ли не ежедневно, благо, курьерская почта работала исправно, а разделяло нас не больше трехсот верст.

Человек веселого и авантюрного нрава, приятель мой, как и следовало ожидать, в провинции заскучал и, что всё явственнее стало проступать в его письмах, предался меланхолии.

Стараясь хоть как-то развлечь его, я описывал в подробностях столичную жизнь, но мои рассказы, кажется, только усугубляли его хандру. Он, в свою очередь, с грустной иронией и со свойственным ему острословием описывал жизнь уездного городка, высмеивая тамошние обычаи. Местное «светское» общество, по его словам, состояло всего из трех-четырех средней руки дворянских семей, молодежь отличалась провинциальной чванливостью и плохими манерами, а барышни, кроме того, — изрядной глупостью и нечистой кожей.

Не буду приводить всю нашу переписку, ограничусь лишь несколькими письмами, датированными августом 1830-го года, поскольку именно они освещают загадочное и необъяснимое происшествие.

Mon cher Alexandre,

В первых строках хочу выразить мои condoléances* по поводу болезни твоей матушки и надежду на ее скорое выздоровление.

Право же, ты порадовал меня рассказом о графине С. Надеюсь в ближайшее время получить от тебя подробнейший отчет о развитии событий.

В ответ спешу поделиться новостью, ничтожной и смешной по столичным меркам, но, как ты понимаешь, dans mon triste village* даже такая безделица заслуживает внимания и, смею надеяться, покажется и тебе любопытной.

Представь себе, нашу глушь посетил передвижной chapiteau! Шатер невелик, сотни на три зрителей, разбит на пустыре, что на южной окраине городка. Афиш я не замечал, однако, был аншлаг!

Представленье наивно и старомодно, но прелестно в своей простоте. Актеров не много, поэтому позволю себе описать их подробнее и начну с conférencier. Вообрази князя Дубасова à la grotesque*. (Надеюсь, помнишь престарелого франта?) Те же ужимки, жабо и шутки не первой свежести, потертый допотопный камзол, пыльный накладной паричок!

Забыл сказать, что костюмы и entourage* представлены в духе ветхого rococo.

Кроме сего почтенного господина, в труппе лишь фокусник с незатейливыми карточными trucs*, трое потешных лилипутов, одетых зайцами, и канатоходка. О ней, пожалуй, стоит сказать особо.

Никогда бы не поверил, что эдакую beauté* возможно встретить в подобной глуши! Смугла, черноволоса, стального цвета глаза слегка раскосы, видна примесь не то татарской, не то цыганской крови.

Предвижу твою усмешку и вполне естественный порыв приписать мой восторг разыгравшемуся на почве унылого одиночества воображенью. Оставь иронию, мой друг!

Mademoiselle Констанца — богиня! Говорю тебе, как повидавший немало в период бурной юности. Видел бы ты, как скользит она по канату, словно по воздуху, легко и изящно управляя шестом! Коронный номер всего представленья — её танец. Сколько силы и страсти в движеньях! А этот взгляд! Амазонка, Валькирия!

Завтра непременно пойду, уже с букетом! Пожелай мне удачи!

Твой Nickolas

9 августа 1830 г.

Опуская не относящиеся к делу детали, приведу лишь отрывки из следующих двух писем, доставленных одно за другим:

…Ах, Александр, как мало ты знаешь о ней и как неверно судишь! Ты прав, «comme il faut»* — это не о ней, она — выше этого! Тут что-то большее, без притворства, без прикрас! Представь, мой друг, графиню Явольскую, но отними кокетство и светские манеры и добавь красе дикой необузданной чувственности!

Поздравь, мы знакомы! Говорить с нею, однако, не удалось, вообрази, она нема! Удивительно, но это её свойство отнюдь не отвратило меня, напротив, заставило проникнуться нежностью и еще большим вожделеньем! Я осмелился предложить ей tête-à-tête*, и она согласилась! Кивнула просто и без жеманства.

Лелею предвкушенье!

За сим, будь здоров и жди моих impressions*!

12 августа 1830 г.

… О, друг! Сказки Шахерезады меркнут в сравнении с той ночью, которой меня одарила моя пленительная волшебница!

Констанца! Мое откровенье, моя любовь!

Дитя природы, она отдалась легко и непринужденно, одним движеньем сбросив с себя все покровы! Какая кожа! Это совсем не та чахоточно-бледная, с лиловыми следами от корсетов кожа наших городских прелестниц, это сверкающая бронза, драгоценный янтарь!

Чресла её объемны и сильны, груди тверды и отзывчивы!

Плоть её не впускает в себя, а захватывает, заглатывает с воистину неземной страстью! Моя Констанца оказалась игрива и столь причудлива в любви, куда там продажным портовым красоткам Измаила, хотя и изрядны они в своем искусстве!

Напрасно немых называют безъязыкими! Подвижный и упругий, как у самки пантеры, язычок моей кудесницы будто обвязывает крепкими и нежными путами, доводя блаженство до исступления! В какой-то момент мне даже почудилось, что он раздвоен!

Жил ли я до сей ночи, знал ли женщин?..

… 13 августа 1830 г.

Признаюсь, послание это меня весьма насторожило и удивило порывистостью и откровенностью описаний, не свойственными моему доселе сдержанному приятелю.

Последнее же письмо, полученное 16-го августа, и вовсе носило характер сумбурный и было лишено здравого смысла:

Мой друг, мой верный друг! Происходит невероятное! Я в отчаянии, я теряю рассудок! О, моя богиня, моя безмолвная Афродита! Цирк уезжает, и она вместе с ним! Я умолял остаться, я плакал, я валялся у ее ног! Нет! Ей милее этот ветхий унылый шатер с облезлой позолотой, эти уродливые неуклюжие человечки с заячьими ушами и лицами, перекошенными вечными улыбками! Этот чертов шулер и этот гнусный пошляк конферансье!

Что есть жизнь? Химера!

Что меня ждет без неё?

Мрак, небытие, смерть!

Или за ней, в шлейф её нелепых паяцев?

Adieu, mon seul ami! *

Отправив несколько сперва утешающих, а затем озабоченных писем и не получив ответа, я не на шутку встревожился.

Сославшись на общего знакомого, я обратился к начальнику городского военного ведомства полковнику З. с просьбой выяснить обстоятельства, связанные с судьбой моего приятеля. Ответ, который я получил, признаюсь, поверг меня в замешательство.

Согласно ведомственному протоколу, штабс-капитан Белехов… исчез! 16-го августа он не явился на службу и с тех пор числится в розыске. Ни кухарка, ни денщик не смогли дать сколь-нибудь внятных показаний, лишь поведали, что «в последние два-три дня его благородие были не в себе, метались по комнате, говорили сами с собой, а числа 15-го, ближе к полуночи, прямо в исподнем изволили спешно покинуть квартиру и больше не вернулись».

Личные вещи пропавшего описаны и опечатаны до завершения разбирательства.

Что за вздор! Я не мог поверить, что мой друг, человек зрелых лет и довольно циничного склада души, способен настолько потерять голову, чтобы в одночасье бросить службу, увязавшись за вольного поведения красоткой!

Не удовольствуясь ответом, я решился еще раз обеспокоить Его Высокоблагородие, упомянув на этот раз в письме недавние городские представленья шапито и попросив по возможности узнать, куда направилась цирковая труппа из города N.

Спустя неделю я получил ответ:

Милостивый государь,

В ответ на Ваше довольно странное письмо сообщаю, что упомянутые Вами цирковые представленья, якобы имевшие место в нашем городе, на самом деле отнюдь не имели места. Больше того, находясь на службе в городе N уже более десяти лет, могу с уверенностью утверждать, что за всё это время ничего подобного в нашем городке не случалось.

Однако отнесясь с уважением к вашей обеспокоенности, я счел своим долгом навести справки и отыскал в архивах упоминание о некой молдавской странствующей труппе, давшей в городе N единственное представленье сто лет назад, а именно 13-го августа 1730 года.

Из сохранившихся сведений также следует, что выступление было весьма скверно принято местными жителями. Малые дети плакали, напуганные карлами и нехорошими фокусами, многие зрители пеняли на явственный запах серы. Иеродиакон обвинил труппу в связи с нечистым, и городские власти повелели артистам рано утром покинуть город.

В тех же источниках сообщается, что в ночь на 14-е августа на пустыре, где расположилась труппа, случился пожар. Утром на пепелище было найдено шесть трупов: один женский, два мужских и три — низкого роста, очевидно, принадлежавших карликам. Всё указывало на злонамеренный поджог, но виновных найти не удалось.

Место пожарища, называемое с тех пор «нечистым пустырем», по сей день заброшено. Строить и селиться там не решаются по причине стойких суеверий. Жители обходят это место стороной, поговаривают о призраках. Бабы божатся, что по ночам видят резвящихся на пустыре гигантского размера зайцев с черными мордами. Мужики врут про ведьму, идущую по воздуху с длинной метлой в руках.

Не придавая серьезного значения подобным россказням, я все же счел своим долгом уведомить Вас о них, поскольку Ваши описания труппы странным образом совпадают с вышеупомянутыми событиями и слухами…

***

Стоит ли говорить, что о друге моем Николае Степановиче Белехове мне больше не довелось услышать. Расследование было прекращено за неимением достаточных сведений.

*Тут черт на сцену выступает,

Всем мил своею чернотой.

Пьер Жан Беранже, «Негры и куклы»

*condoléances — соболезнования

*dans mon triste village, — в моей печальной глуши

*à la grotesque — в стиле гротеска

*entourage — антураж

*trucs — трюки

*beauté — красота, красавица

*comme il faut — комильфо

*tête— à-tête — свидание наедине

*impressions — впечатления

*Adieu, mon seul ami! — прощай, мой единственный друг!