6. Русалка полевая обыкновенная.

Привидение ли? Без понтов.

Как там у классика? Тиха украинская ночь …

Ночи в тех местах действительно тихие. Ветреных — не припомню. Тихо, если рядом свадьбу не «гуляют». Женили в тот раз друга. Любовь то может и была у него, но в нашем понимании Славка был ренегат — соблазнился на сытое содержание в деревенских условиях. Решил, видно променять неблагодарный труд в городе, на состояние души и тела: «чтобы не делать — все равно накормят». И как бы мы не смотрели на его новую жизненную позицию, а от приглашения отказываться было неприлично. Учеба, три года дружбы, совместные вылазки на природу и прочих проделок тьма. Все, что тесно связывало нас, все вдруг уходило в область воспоминаний.

Кортеж туда, кортеж обратно, стол поперек дороги. Все по шаблону, все по традициям. Гулять, так не хуже, чем соседи гуляли. И понеслась. Заходы на дозаправку. Взлет с перегрузом на танцевальную встряску. Перекур. Снова заход. После второго уже не могу — ни дозаправляться, ни танцевать. Стою, курю. Кроме друзей никого не знаю. Вот и драка под забором. Жениха драться не пустили. Огромные дядьки разняли, успокоили. Вот и тетки с бутылками «мировой». Вот уже под забором звенят стаканы. Жмутся руки. Пошла пьяная болтовня. Ну, все по отработанному сценарию. Когда мало пьешь, быстро становится скучно.

Подходит раскрасневшийся жених, вместе с ним парень коренастый с огромной сильной пятерней — брат невесты. За что я их люблю и уважаю, за то, что не тратят свою жизнь на бессмысленные городские соблазны. У каждого, кто жить остается в деревне, мечта иметь свое хозяйство. И идут они к этой цели упорно и настойчиво, не засоряя ненужным хламом свои мозги. Знакомимся. Две три фразы, затем сразу к делу. У Игоря зазноба, одна из сестер близняшек. Девчонки приметные, светло-русые волосы в танце вихрем взлетая, хорошо видны в круговороте двора, превращенного в танцплощадку. Но живут девчонки не в деревне. До их хутора около пяти километров, быстрым шагом — час. С романтическими поцелуйчиками и разговорами «ни о чем» — два. Родители их отпустили до одиннадцати, плюс два часа на дорогу, к часу должны быть дома. У второй парня нет, а целоваться с одной в присутствии другой, Игорю неудобно.

— Прогуляемся, раз все равно скучаешь?

— Да я только «За!»

— Водки взять на дорожку?

— Ты, как хочешь, а я не любитель.

— Я тоже не буду.

— Игорь, по времени, что у нас выйдет? Два часа туда, час там, час обратно. Придем под утро. На ночь пристроишь?

— Найду что-нибудь.

— Нет, брат, давай домашних будить не будем. Я четверть жизни в палатках. Организуй сеновал и крынку молока на утро.

— Запросто, — Игорь даже рад, — Вместе на сеновале будем. Только с сигаретами там поосторожней.

Сколько спал на деревенских сеновалах — всегда одно и то же предупреждение.

Уходим огородами, что бы не вызвать кривотолков. Через метров двести новая моя знакомая начинает заметно притормаживать, давая Игорю с ее зеркальным отражением уйти вперед. Я понимаю, бывало. Идем болтаем. Тихо. Луна. По обе стороны проселка растут злаковые высотой по пояс. Минут через двадцать в свете тумана появляются клочья тумана. Незабываемое очарование. Сколько раз пытался повторить акварелью или маслом — все не то, у природы всегда на пятерку, у меня и на тройку не вытягивает. И нет темы в разговоре. С анекдотами осторожно. Попробовал… Так и есть — табу на пошлость. Ждет, что приставать начну, уже и защиту продумала. А я знаю и нарочно не пристаю, увожу от темы, начинаю расспросы. Тоже ни о чем. Так, житье — бытье. Слева негромкий крик.

— Слышал?

— Слышал, зайчиха просит зайчат отозваться.

— Откуда знаешь?

Вот и тема, с которой можно присесть на уши на всю дорогу до хутора. Слушала, задавала вопросы, потом все испортила:

— А зачем в палатках по двое суток? Ну, съездил на рыбалку и к вечеру вернулся.

Все. Дальше объяснять бесполезно. Ну, нет в ее жизни романтики такой, какую мы в себе воспитываем искусственно. Не поймет она — для чего мы насушиваем мешок сухарей, тщательно укладываем рюкзаки и подробно изучаем карту неведомой местности. Не поймет и не нужно навязывать — сочтет странным. А странный в прагматичной деревне — почти больной. В каждой деревне есть свой странный. Один — дом покрасит в цвет необычный. Другой — «эроплан» строит в сарае. В их деревне тоже есть такой. Волосы носит длинные, из полосатой матрасной ткани пошил себе брюки и цветок на них вышил

цветными нитками. Еще и музыку «дикую» слушает. «Хипует» одним словом. Тоже тема, но короткая — все с него смеются. А это критерий, в деревне не любят насмешек. И выскочек не любят, но терпят.

Пара, идущая впереди, остановилась. Моя попутчица меня за руку придержала. Постоим, покурим. Ан, нет. «Не прикуривай». Прикрыла сигареты пальчиками, другая рука робко по плечу вверх поползла. Знакомо. Будем целоваться, но вольность рукам давать нельзя. Чуть руки ниже талии опустятся — оттолкнет, пойдут упреки. Принимаю условия. Отдышаться на плече зарывшись холодным носом в копну русых волос и ничего не шептать на ухо. Открываю глаза и, разряд тока пронзает от пяток до макушки — за ее спиной стоит в слабой туманной дымке фигура такой же длинноволосой девушки. Всматриваюсь, может с минуту. Фигура не просто силуэт — виден объем. Но все сероватое, с подсвеченным луной ореолом. Медленно движется к нам. Пытаюсь рассмотреть, как (!) идет и, шок мой усиливается. Стебли пшеницы не прогибаются и не качаются. Тогда странно, а сейчас смешно, но первая мысль — «Коля и Юрка не поверят!» Фигура ближе, уже видны черты лица, напрягаю зрение, мешает луна, сквозь туман светящая прямо в глаза. И тут на ухо, тихонечко, на выдохе:

— Только в глаза ей не смотри. Опусти глаза или закрой.

— Это сестра твоя?

— Нет. Пошли, расскажу.

Медленно теплые руки скользят с плеч, шурша коготками по коже, она отчаливает от меня, медленно, как спускаемый аппарат от орбитальной станции в теленовостях. Берет под руку, и первые шаги даются с трудом. Ботинки, как свинцом наполнены. Я слегка поворачиваюсь, посмотреть на ее лицо. Она предупреждающе:

— Не оглядывайся.

— Я не …

— Помолчи, немного отойдем.

Прошли метров сто, не удержался, обернулся. Она тут же рванула меня за руку.

— Нет, не смотри. Я же говорила тебе.

Но я уже успел заметить на кромке поля сероватую, размытую туманом фигуру.

— Тогда рассказывай, — она молчит, но я настаиваю, — Не то — оглянусь!

— Это русалка, — и хитрый взгляд из-за отслоненных рукой длинных волос, — Не веришь? Только не смейся, ты же видел.

— Русалка в поле?

— А ты думал, только в воде бывают? Славик рассказывал, как вы на остров ездили.

— Ах, вот как? Ну, ту я не видел. Огоньки видел в воде, ничего больше. А эту ты видишь часто?

— Она не одна здесь. Мы их часто видим.

— А почему смотреть нельзя? У нее глаза — наверное, волшебные?

— Говоришь, а сам не веришь и, в душе смеешься.

— Я не смеюсь — забавно.

— Смотреть им в глаза нельзя. Они заманят. Пойдешь за ними и пропадешь. Тебя потом никто не увидит.

Подошли к Игорю, держащему за плечи вторую сестру. Задорный, звонкий голос с деревенским острым подвохом:

— Где вы потерялись? Мавку увидели?

— Он видел, — и смеется.

— Страшно?

— Нет, не страшно, — я достаю сигарету, вспомнив, что еще недавно очень хотелось затянуться.

— Все вы так говорите, а в одиночку по дороге ночью ходить боитесь.

Доказывать обратное — значит вступать в бессмысленную перепалку. Курю молча и улыбаюсь.

К хутору подходили без разговоров, девчонки остановились лишь раз. Как по команде достали ленточки, увязали пышные волосы в хвосты. Только вошли во двор — на крыльце отец. Зажегся свет лампочки без абажура. Лицо доброе, а глаза строгие. Короткое прощание. Игоря «чмок в щечку», глаза вниз и мышкой мимо отца в дом. Мне легкий хлопок ладошкой по рукаву и тенью за сестрой. Уже открылся рот для первых слов прощания, но отец меняет сценарий, приглашая в кухню. Отказываться нужно, но Игорь знает, что, да как. Входим, садимся на длинную скамейку. Тут же и мать девчонок появилась:

— Ну, кавалеры, замерзли? Горяченького или горилочки с хозяином по стопарику?

У отца аргумент — мужики. Значит горилочки под горяченькое. Всегда удивляюсь — ночь на дворе, а тут быстро появляется разогретая картошка, мясо с подливой, вареники, огурчики, капусточка, сало — куда ж без него. Самогон или водочку? Мне водочку. Я с самогоном не дружу, он в голову бьет, а водка греет. Хряпнули. Вторую. Разговор все о том же — «ни о чем». Коровы, сено, мед, кровля на сарае, Игорю в армию скоро. И так все ясно им обоим. Я в вопросах их хозяйских мало, что понимаю, потому и не встреваю, а только слушаю. Появились близняшки, уже переодетые в джинсы и одинаковые курточки, волосы заплетены в тугие косы. Обе наливают по большой кружке чая, мажут пышный домашний хлеб маслом, сверху густым медом. Здесь, при свете, за столом я их не могу различить. Они при отце ведут себя настолько скромно, что и различия в их повадках не видно. На пороге появляется мать — напоминает, что коров доить пора, «что б не засиживались» и, позвякивая ведром уходит. Подумав, что девчонки и не спали, смотрю на часы — начало пятого: «Вот тебе и прогулочка». А раздобревший отец наливает «по последней», спрашивает — почему молчу. Одна из дочек:

— Он мавку видел. Забыть не может, — и смеется.

— А-а-а … — протяжно и посерьезнев, выдает отец и рюмку — «хряп», — И что, не испугался?

— Нет, — говорю, — Интересно и необычно.

— Плохой интерес, — огурчик «хрясь», — Забудь. От них вреда нет.

— А польза? — меня так и тянет на иронию.

Глядя на абсолютно одинаковых сестер я, вдруг подумал, что виденное мной было розыгрышем. Могла же первая к нам тихо подкрасться. Но, тут же ловлю себя на мысли, что уходя, видел фигуру позади себя, а что бы через минуту ее встретить рядом с Игорем, ей пришлось бы по полю, в свете луны, большой крюк сделать, еще и бегом. Видно водка на свадьбе в голову таки «тюкнула». Подумалось, а может их не двое, а трое и, третью где-то прячут? Мой мысленный бред прервал отец девчонок, дожевав огурчик, он ловко вилкой загарпунил следующий и, помахивая им, как молотком в мою сторону, продолжил:

— Хм. Польза. Есть польза. Два раза было. Раз корова потерялась, в другой раз бычок. Оба раза они приводили ко двору.

— Это как? — Я силюсь скрыть недоверие.

— Ходил, искал долго. А как совсем стемнело, домой пришел и лег уже. Дай, думаю, утром поищу. А потом среди ночи меня, как в бок кто толкнул. Встал, кожух накинул, вышел. Только за двор отошел, вижу, стоит корова, а мавка чуть дальше. Меня увидела, повернулась и поплыла по полю. Так же и с бычком было. И даже собака ни разу не гавкнула.

— Вот — вот, и я заметил, что плыла … Стебли пшеницы не шевелились.

— А-а … заметил.

— А откуда они? Кто такие?

— Там за хутором, ближе к лесу, есть овражек. По нему ручей с плохой водой течет и впадает в болотце. Так вот в том овражке, в глубокую старину, еще за прапрапрадедов, молодых и красивых девок в жертву приносили.

— Кто? Зачем?

— Это только в неурожайный год, что б урожай был.

— А озера там нет? — в голове уже зрел план следующей вылазки.

— Не-е-ет! Озера там нет, — и вскинув брови, — А зачем тебе озеро?

— Так они ж рыбачат с друзьями, Славка в их компании был, — заговорил, молчавший до этого Игорь.

— Не-е-е … — судьба загарпуненного огурца ставилась под вопрос, он с вилкой брякнулся на тарелку, — Ты вот у Славки и спроси. Я ж его весной возил на озеро. Он теперь знает. А там нет. Вода, я ж говорил плохая — серой пахнет.

Девчонки ушли на дойку. Мне с Игорем, возвращаться в деревню не довелось. До вечера, мы таскали, подавали, крепили шифер. К пяти часам сарай был покрыт, оставалось только ендовую перекрыть. Но хозяин сам решил с этим справиться. Плотно перекусив, снова же с водочкой, мы стали собираться в деревню. Хозяин шустро выкатил мотоцикл и через десять минут мы уже были у распахнутых ворот Игорева дома. «Гулянка» продолжалась. Мои друзья уже ждали меня. Пока Игорь провожал нас к автобусной остановке, я рассказал Коле и Юрке о встрече с русалкой. Они естественно не поверили, невзирая на подтверждения Игоря.

В той деревне мы больше не бывали. Так мы потеряли Славку среди коров, поросят, гусей, курей и прочей живности. Наш друг остался претворять Продовольственную Программу Партии в жизнь … если еще кто-то помнит, что это такое.

— =-=-=-=-

Мавки є різновидом русалок, на відміну від яких мали довге лляне волосся. Ім'я Мавки утворено від «навь» (Навка), що значить «втілення смерті». Вони не мають тіла, не відзеркалюються у воді, не мають тіні та спини, тому видно всі нутрощі.

Традиційно вважають, що мавки живуть у лісах. У Галичині місцем поселення мавок вважають Карпати. Мавки символізують душі дітей, які народилися мертвими чи померли нехрещеними. Вони часто постають у вигляді молодих красивих дівчат, що танцями і співом заманюють хлопців у ліс, де залоскочують їх до смерті або стинають їм голови.

Розрізняють три види русалок: 1) Берегиня (Русалка водяна) — демон, народжений від дівчини, яка втопилася. Схожа на дівчину з пишним волоссям і риб’ячим хвостом замість ніг. Боїться запаху полину або любистку. Живе на дні річок, озер, морів у кришталевих палацах. Часто виходить на берег і сумно співає. Саме тому і назва — Берегиня. Не слід плутати з небесною Берегинею — богинею Матері-Землі. 2) Поляниця (Русалка польова) — демон, що уособлює мрії про волю, незалежність, гордість. Вигляд: дівчина у вінку та одязі із зелені. Походить з дівчини, яку розтерзали дикі звірі або яка повісилася. Гуцули називають її Повітрулею. 3) Мавка (Русалка лісова) — демон, що народжується з духу дівчини, яка загинула в лісі з різних причин. Схожа з Поляницею, але різниться одягом, який сплетений з вербових гілок.

Серед русалок є й Лоскотниці — це душі дівчат, що померли зимою; вони з’являються на полях і до смерті залоскочують дівчат і хлопців, якщо ті потрапляють до них.

Матеріал з Вікіпедії — вільної енциклопедії.

Нимфы (мавки) являются разновидностью русалок, в отличие от которых имели длинные льняные волосы. Имя Нимфы образовано от "навь&quotНавка), что значит "воплощение смерти". Они не имеют тела, не отражаются в воде, не имеют тени и спины, потому видны все внутренности.

Традиционно считают, что нимфы живут в лесах. В Галичине местом поселения нимф считают Карпаты. Нимфы символизируют души детей, которые родились мертвыми или умерли некрещеными. Они часто появляются в виде молодых красивых девушек, что танцами и пением заманивают парней в лес, где щекочут их до смерти или отрубают им головы.

Различают три вида русалок: 1) Берегиня (Русалка водяная) — демон, рожденный от девушки, которая утопилась. Похожая на девушку с пышными волосами и рыбьим хвостом вместо ног. Боится запаха полыни или любистка. Живет на дне рек, озер, морей в хрустальных дворцах. Часто выходит на берег и грустно поет. Именно поэтому и название — Берегиня. Не следует путать с небесной Берегинею — богиней Матери-земли. 2) Поляница (Русалка полевая) — демон, который олицетворяет мечты о воле, независимости, гордости. Вид: девушка в венке и одежде из зелени. Происходит из девушки, которую растерзали дикие звери или которая повесилась. Гуцулы называют ее Поветрулей. 3) Нимфа (Мавка, Русалка лесная) — демон, который рождается из духа девушки, которая погибла в лесу по различным причинам. Похожая на Поляницу, но отличается одеждой, которая сплетена из ивовых веток.

Среди русалок есть и Лоскотницы — это души девушек, которые умерли зимой; они появляются на полях и до смерти щекотят девушек и ребят, если те попадают к ним.

Материал из Википедии.