5. Русалки на рыбалке.

Совершенно трезвое и нешуточное приключение.

Когда мы вчетвером выходим из вонючего и пыльного автобуса, доживающего свой укороченный век на одном из пригородных маршрутов, многие оставшиеся в нем пассажиры, недоумевая, смотрят нам в след. Четверо, с виду нормальные, с рюкзаками и удочками, выходят на грунтовой дороге, вблизи леса и вдали от каких либо водоемов. Естественно в головах местных колхозников возникают вопросы.

Все объясняется довольно просто, если в двух словах. Каждый день в голове проскакивала мысль о скором призыве в армию. «Косить» в то, «застойное» время, было не только не популярно, но в некоторых аспектах еще и позорно. Решит вдруг такой «откосивший» жениться — у родителей невесты нередко возникал вопрос: «Почему это их будущий зять не был в армии? Уж не больной ли он?» Впрочем, армия, как и страна тогда были не те, что сегодня. Примерно, за год до той нашей вылазки сколотилась наша компания из шести человек, но собираться вместе не всегда удавалось. То работа, то подработки, то помогать родителям по хозяйству. Когда убедились, что интересы совпадают, решили готовиться к армии. Акцент делался на физподготовку. Кроссы в кирзовых сапогах с намоткой портянок, особую пользу принесли в армии. Там мы уже не страдали от натертостей и мозолей. Каждая такая вылазка на рыбалку тщательно готовилась. Мы обсуждали маршрут по карте, и позже неукоснительно ему следовали. Редко наши рыбалки были короче двух суток. Каждое такое путешествие имело познавательную цель, и представляло собой скорее заброс на выживание — минимум продуктов, минимум носимого груза в рюкзаках, что не всегда поучалось и всегда после веселило. В такую вылазку мы и подались, но цель была несколько необычной. После двух наших карпатских приключений, к нам присоединился Славка, который побывав на рыбалке со своим родственником, услышал историю, мозги леденящую. В тех местах пропадали люди, и поговаривали, что их уволакивают в реку русалки. Ну а так как мы по молодости лезли всюду, куда нас не просили, и особенно туда, где запрещали, то такое место мимо нас пройти не могло незамеченным. Маршрут в тот раз продумали до мелочей. Пока рюкзаки тяжелые, путь решили сократить до минимума. Потому и вышли среди колхозных полей и двинулись по ближней меже к лесу. По карте выходило — не более трех километров, если напрямик. Беря в расчет и переправу через реку, и если удастся — через болото.

Если же добираться более цивилизованным путем, и именно этот путь должен был стать обратным, то придется с поклажей идти около восьми километров от поезда, но учитывая его время прибытия, на месте были бы к трем часам дня. А хотелось пораньше удочки забросить. Обратно восемь км налегке — уже утешало.

Укладываемся в расчетное время — до реки за сорок минут с перекуром. Речка быстрая, берега — густо поросшие камышом. Как раз в том месте, где остров посреди реки, у нашего берега — болото. Самая настоящая колышущаяся трясина. Можно обойти болото, а вместе с ним и романтику. А это не наше. Накачиваем лодку, громоздкую отечественную «Турист-3», и через сорок минут причаливаем к участку чистого песчаного берега уже на острове. Здесь же поляна с волейбольное поле, по краям которой с десяток деревьев, почти все сухостой. На поляне следы сапог резиновых и по-умному обустроено кострище — в землю врыт колесный диск от грузовика, рогулины и стальная труба для котелка. А вот на берегу следов рыбалки не видно. Ни рогулин для удочек, ни других следов рыболовства, нет пустых консервных банок для наживки. Островок в длину около пятидесяти метров, в ширину не больше десяти. Сразу за островом, до противоположного берега метров на сто тянется болото с редким в тех краях растением водяными лилиями или по-народному — кувшинками. Оконечность острова выше по течению — высокий холм, в народе прозван «могилой», но к погребению вряд ли имеет отношение — структура почвы со стороны подмытого берега наслоена временем и видно, что до постройки дамбы ниже по течению, островок был частью суши. Здесь же, сразу за «могилой», берег забит топляком, среди которого прибитые течением деревья, бревна, старый телеграфный столб и еще плот. Плот нас радует больше всего — лодку можно сдуть и высушить, это уже экономит время. Решаем, что на обратном пути сплавимся при помощи плота вниз по реке. Четверых с рюкзаками плот не выдержит, значит — раздевшись, поплывем рядом. Новое плавсредство помогает нам в заготовке дров — рубим прямо на нем. А то, что пилить — сначала тащим на берег и, перерезав струной-пилой, складываем на плоту. За три часа запасаем дров на двое суток, перевозим по воде в два захода. Бревна и столб также перетаскиваем по воде к лагерю. Столб совсем новый, просмолен и пропитан креозотом. Нам жаль его пилить. Мы крепим его вдоль берега, на срезе воды, вбив, по обеим сторонам выстроганные топором сваи. Получился и причал для лодки, и спиннинги удобно разместить. Островок понравился и если клевать будет хорошо, мы сюда еще вернемся. К часу дня уже надергали плотвы, окуней, ершей и карасиков. Рыбешка мелочевая, как раз для ухи. Крупной рыбы нет — вдоль берега сильное течение, на спиннинг не берет вообще ничего, а поплавковую снасть сносит. Ловим только в проводку. Пока с Юркой занимаемся ухой, Коля и Славка, а они у нас главные рыбаки, пробуют блеснить. Несколько зацепов, две оборванные блесны, но хищника нет. Славка делает предположение, что могут быть сомы. Коля заряжает свой обрез и караулит воробьев — нужна наживка на ночь, но здесь их не видно вообще. Может и правда, что «серые воришки» — чисто городские обитатели. Славка вылавливает с десяток лягушек и быстро их готовит для наживки. Сейчас они обожжены и к вечеру, полежав на солнце в полиэтилене, начнут издавать душок. Больших крючков на сома у нас только шесть, а это шесть донок. Пока доходит уха, мы сервируем стол и обсуждаем способы ловли сома. Свинцовые грузила берем самые большие, вместо лески капроновый 3 мм шнур, поводок — пропитанный капроновый кордовый шнур сплетенный втрое. Корд новый проверен, на водохранилище ловили на него. За ухой слушаем рассказ Славки.

Пока нас в Карпатах медведь гонял по соснам, он с родственником приезжал к знакомому трактористу в деревню, которая выше по течению в двух километрах. Ловить ходили на деревянной лодке с подвесным мотором, когда проплывали остров, знакомый и «траванул» байку про русалок и пропажу людей. Суть сводилась к пропаже пятерых человек, двух коров и нескольких телят. Но точно никто и ничего не мог сказать. На этом острове рыбаки часто видят непонятное, то огни, то фигуры непонятные. Проплывают рыбаки, мимо острова, обычно молча. Вот и все факты, остальное из пальца высосано.

После обеда, покурили и взялись детально осматривать остров. Ближнее к поляне древо со следами дроби, пневматики и пуль покрупнее. Коля выковыривает две — похоже на 7,62. Или «ТТ», или что-то из ой же «оперы». На дереве, к которому натянута веревка от палатки, много следов от топора и ножей. Практиковались в метании. В зарослях кустарника на «могиле», умело спрятаны две длинные жерди для «паука» и еще две покороче — для бредня. Тут же в ямке большая жестянка из-под томатной пасты со съемными грузами для волокуши. Меня очень заинтересовала нижняя по течению часть острова. До береговой кромки два метра высокого камыша, столько же и в воде. А дальше: мечта рыболова — поплавочника. Обширная заводь в метрах пятнадцати упирается в стену редкого камыша, за ним и правее — болото, но болото начинается за разбросанными кочками с зарослями осоки. Уже за первыми кочками видны листья рдеста и чуть дальше тарелочки водяных лилий. Слева заводь касается быстрого, с завихрениями, течения. Бурлящий поток граничит с гладкой водой еще на метров пятьдесят вниз по течению и исчезает вдоль стены камыша и тростника.

Я с детства научился чувствовать рыбные места, безошибочно определял подводные бровки и перекаты, я научился угадывать начало и окончание клева, а столь немаловажный фактор, как погода, отражался на моем организме за сутки до сообщений метеорологов.

Я позвал Юрку. Он такой же поплавочник, как и я. Друг сразу оценил по достоинству найденное мной место и поддержал мою идею — претащить сюда плот. Открытый берег оставался для Коли и Славки, мы быстро перетаскиваем плот на облюбованное место. Частично вытащив его на берег, подминаем под плот камыши. Очищаем от нескольких притопленных веток ближайшую акваторию, срезаем лишние стебли. Место было настолько замечательно выбрано, что вопреки рыбацким предрассудкам, мы опускаем пустые садки в воду. Затем выстрагиваем две высокие рогулины и втыкаем их в донный грунт, в полуметре от плота. В завершение подготовки места для рыбалки, на плот перекочевали две отпиленные Колей чурки — это наши «стульчики». Единственной проблемой на острове была чистая вода. Запас ее приходилось жестко экономить, прибегать же к экстремальным способам сбора росы, попросту не хотелось. За такими мелочами незаметно впустую тратится драгоценное время. Брать же воду из реки, когда выше по течению деревня, не хотелось. Мы были научены собственным горьким опытом в борьбе с расстройством пищеварительной системы.

Рыбачить начали еще засветло, хотя знали, что рано еще. Но вопреки скептическому предвидению, клев пошел. Это была «страна непуганой рыбы». За час, без прикормки вылавливаем с десятка два крупных, с ладонь карасей, раз в пять больше плотвиц, которых никто не считал и полукилограммовый карп, который клюнул на предложенный Юркой мякиш хлеба с пережеванными семечками. В ожидании следующей поклевки замечаем двух диких уток, они плывут против течения, мы не шевелимся, что бы, не спугнуть. Юрка шепчет, что неплохо бы Коле дать знать, может, подстрелит, но от рыбалки трудно оторваться. Мы в мыслях уже попрощались с перспективой на жаркое, как за спиной два выстрела. От неожиданности вскакиваем. Карабинами пристегиваем удочки и идем смотреть. Из Колиного обреза разлет дроби большой — веером накрыло обеих уток. Друга-браконьера с сияющей от счастья физиономией встречаем чуть в стороне от нашего плота. Не снимая одежды, он плывет уже к берегу, зажав в зубах концы крыльев двух подстреленных птиц. Подкрепить романтику столь же романтичным ужином — это ли не удача. Вечером блесним, до полных сумерек разрезает воздух леска, шлепаются блесны, но результат нулевой и я возвращаюсь к удочкам. К вечеру клюет гораздо лучше, уже подумываем, как бы половить на подсветку. Ноги держим в воде — неплохой способ сбросить усталость, но в какой-то момент чувствую дискомфорт, подымаю ноги из воды — к ноге присосалась огромная пиявка. Это удача, пойдет на наживку. Осмотрели внимательно прибрежную растительность и находим еще парочку.

Вскоре, услышав свист Коли — сигнал к ужину, наживляем пиявок, вновь пристегиваем удочки (мера необходимая, после того, как карп утащил удочку на одной из рыбалок). Идем к палатке. В последнее время алкоголь на вылазки не берем. На рыбалке спиртное только помеха. На трезвую голову полнее ощущения от общения с природой. На двух вертелах «доходят до кондиции» утки, хлеб, печеный картофель и много зелени — вот и весь ужин. Тут же вешаем чайник на перекладину над костром. Чайник у нас необычный, один из нашей компании работает в бригаде по ремонту кровли, он нашел его на запыленном чердаке, почти в центре города. Это медный раритет с медной пробкой для носика, точь-в-точь такой, как в фильме «Белое солнце пустыни». Мы очень дорожим им, хотя Юрка несколько раз предлагал продать его. Чай, как всегда на травах, а вместо сахара — черный шоколад. После ужина, я и Юрка лежим у костра, курим, я лишь раз сходил проверил снасти — удачно. На моей удочке, на пиявку попался неплохой окунь, около полукилограмма. Возвращаюсь и вижу, как Коля со Славкой готовят донки на сома. Дело это не хлопотное, но требующее определенной сноровки. Лягушка наживляется так, что бы при поклевке, крючок не сразу вонзился в пасть сома. Это должно произойти только в глотке, но и нельзя допускать, что бы сом выплюнул снасть, почувствовав сопротивление шнура. Сам шнур наши друзья крепят к кольям, забитым в землю рядом со столбом. Колокольчик не вешают — звук передается по шнуру в воду и может спугнуть не подсеченную рыбу. Определять поклевку сома предполагается по стеблю камыша. Под каждым шнуром в грунт втыкается стебель без листьев, вверху делается расщеп, в который вставляется шнур. При поклевке сильной рыбы, стебель или расщепляется еще ниже, или ломается в слабом месте. Перекурив, я с Юркой готовлю подсветку — фонари со слабыми лампочками но мощными и емкими никель-кадмиевыми гальваническими аккумуляторами. Пока Юрка уходит устанавливать подсветку, а я готовлю смесь от комаров — перетираю ванильный сахар с ореховым и гвоздичным маслом, в эту же смесь примешивается две баночки вьетнамского бальзама. За этим занятием меня застает Коля. Уже и не помню, о чем мы говорили в тот момент, как послышался осторожный, несколько раз повторяющийся свист. Это был сигнал обозначающий тревогу. Мы еще с первых рыбалок отрепетировали систему условных сигналов и позывных для всяких острых моментов. Короткие приглушенные свистящие звуки доносятся со стороны нашего плота. Коля берет обрез и мы, держа наготове фонари, осторожно приближаемся к нижней оконечности острова. Юрка застыл на плоту, стоя на коленях и всматривается в темноту. Отражатели обеих подсветок наклонены вниз. В позе нашего друга чувствуется напряжение, левая рука застыла приподнятой, в предостерегающем жесте. Осторожно, стараясь не шуметь, подходим ближе:

— Фонари не включайте. Я только, что видел … Только не ржи с меня. (Это он мне). Я видел русалку.

Мы в немом изумлении. Верить или нет — вопрос так не стоит. Мы же все скептики — пока не увидим, не поверим. Стоим по обе стороны от Юрки, напряженно вглядываемся в темноту. Невидно ни чего. Тут я замечаю то, что мы наблюдали потом еще с полчаса. Левее от нас, в темной толще воды светятся три еле различимых огонька. Два пониже третьего, который находился на равном удалении от них. Они могли быть вершинами равностороннего треугольника, но верхний огонек был, как бы чуть ниже расположен и гораздо ярче. Цвет огоньков был трудно различим — то он отливал зеленоватым блеском, то постепенно менял оттенок ближе к красному, позже становясь еле заметным изумрудным. Я показываю друзьям в сторону огоньков, те молча, уставились на них, и вот с этого момента они начали двигаться. Движения какие-то хаотичные, но расстояние между огоньками не меняется. Временами огоньки гаснут, все одновременно, но медленно, а спустя секунду начинают светиться так же, как и прежде. Неописуемое состояние. Стоят три взрослых парня — пялятся на три светящиеся точки в толще воды, пытаясь найти полочку в мозгах, для осмысления увиденного. Коля, как всегда предлагает «шандарахнуть» по огонькам, мы вроде и не против, но отговариваем. А зачем собственно?

Так мы пялимся на светящиеся точки, пока не приходит Славка с предложением чайком побаловаться. Он более скептически смотрит на огоньки и говорит, что такое возможно, что некоторые рыбы светятся из-за преизбытка фосфора, что в природе нет белых пятен в науке, а чай ждать не будет. Пока пьем, рассасывая квадратики шоколада, Коля раз пять вскакивает на каждый подозрительный звук и бежит к плоту. Каждый раз он возвращается ни с чем. Обсуждая виденные нами огни в воде, мы уже допиваем по второй кружке ароматнейшего чая, когда всех нас, словно подбрасывает от звука ломающейся камышины. Дружно светим на шнуры донок — крайний справа стебель сломан. В секунду Коля возле кола, к которому крепится шнур донки, но тянуть не спешит. Нужно выждать, пока сом устанет. Единственное, что возможно делать в этой ситуации — слегка потянув шнур, попытаться определить вес рыбы по силе рывков. Минут двадцать борьбы с сильной рыбой и усатое чудовище на берегу. Медленно извиваясь, словно зевая, открывает рот зверюга. Над его зубатой пастью два длинных уса. Сколько вижу их, все кажется, что ему уже кости все переломали — какие-то они мягкие, студнеобразные. В нашем красавце добрых пятьдесят килограмм будет, а то и все шестьдесят. Брюхо поросло зеленой тиной, но мы то уже знаем, что сом рыба особенная, чем он старее, тем вкуснее, и мясо у старых особей более нежное и жирное. Прикидываем, что делать с рыбиной. Нам еще целый день на солнцепеке рыбачить, лучше если рыба останется живой до того момента, когда начнем собираться. Как всегда на выручку приходит Колина смекалка. Он продевает через жабры сома скрученную втрое проволоку и соединяет полученный жгут в кольцо. К нему крепит парашютный строп, а излишек стропа вяжет к новому вбитому на мелководье колу. Пока мы возимся с рыбой, Юрка дважды ходит к плоту, а возвращаясь, сидит молча у костра и курит. Я понимаю его состояние. Они с Колей так же не верили мне, когда я рассказывал им про «черный дом». Спать совсем нет желания. Сидим у костра и тянем разговоры за чаем. Периодически проверяем снасти. На Юркину удочку попался соменок около шести кило весом, взял на пиявку. Славку проклюнуло на еду, начинаем возиться с бутербродами, в то время, как Коля с фонарем и обрезом бродит по острову. От ночной трапезы нас вновь отрывает свист. Только поднялись идти — видим, что возвращается Коля. Идет мрачный, фонарь выключен, обрез несет за ствол. Присаживается у костра, берет предложенный Юркой чай. Раз пять его спрашиваем — почему свистел. Молчит. Спустя какое-то время рассказывает: «Подошел к вашему плоту, осветил все, уже повернулся уходить, как сзади всплеск. Оглянулся и увидел. Даже лицо рассмотрел. Волосы блестящие, глаза в темноте мерцают. Смотрит и молчит, а в голове слова, словно впечатываются». Славка с насмешкой:

— Ну, вот теперь мне еще осталось увидеть, тогда точно поверю. Как она? Красотка? Буфера, как на картинках?

— Я ее только по шею видел.

— А на лбу у нее глаз еще один есть? — Юрка сопоставляет с тем, что видел сам.

— Лоб волосами прикрыт.

— А слова? Что сказала? — я смотрю Коле в глаза и вижу, что он совсем не шутит, не той породы наш друг. Он даже анекдоты неинтересно рассказывает.

— Слова … Если можно так сказать, сказала, что бы не стрелял больше, мне хуже будет.

— В смысле?

— Дословно — не могу сказать. Я понял, что себя подстрелю, так что ли …

— Дела … — Славка, наминая очередной бутерброд, делает длинные паузы между словами, — Самое … понимаешь, время… пушку твою … испытать.

— Ну, если это не шутка, может и так. Вон к дереву привяжи, шнуром или леской за спусковой крючок … — Юрка говорит в полголоса, глядя в свою кружку, — Тебя учить не нужно.

Уже и не помню, о чем еще говорили. От разговоров отвлекает очередная поклевка на донке. В этот раз сом попался гораздо меньше, вытаскиваем сразу и помещаем пленника вместе с первым, на тот же строп, на проволочное кольцо. Пока возимся с рыбой, Коля крепит обрез на истерзанном пулями и дробью дереве. Толстая леска уже намотана на палец, сам за деревом к которому палатка крепится. Мы собираемся за его спиной. Выстрел дуплетом, Коля отвязывает обрез и гнет маты в три этажа — порван левый ствол. Это выглядит невероятно, в этом месте стенки стволов наиболее толстые, а учитывая, что длина ствола не более тридцати сантиметров, усилие на стенки слишком мало. Но видим то, что видим. Оружие испорчено. Прикидываем, что с ним теперь делать.

— Ничего делать не буду, механизм свинцом залью и на стенку повешу, рядом с остальными сувенирами, — Коля смеется, но смех с нотками истерики.

До рассвета остается чуть более двух часов. Остаток ночи проводим у костра в спальных мешках. Незаметно засыпаем. Нас будит звук лодочного мотора — мимо островка проплывает деревянная лодка с двумя рыбаками, явно браконьерами. Идут сыпать сети.

Рыбачим до двенадцати, затем собираемся, делим рыбу по рюкзакам. Грузим всю поклажу на плот и, раздевшись догола, держась за бревна, спускаемся ниже по течению. Попутка подвозит к вокзалу — везет в этот раз, рюкзаки набиты рыбой и весят больше, чем в начале вылазки.

Так и закончилось это небольшое приключение с поиском русалок. В память о нем остался лишь обрез двустволки, который висит теперь рядом с мятым куском жести — сувениром от карпатского медведя. На тот остров вернуться так и не удалось.

— =-=-=-

Под русалками понимают совокупность всех упоминаемых в фольклоре и в сообщениях очевидцев разнообразных человекоподобных существ или духов, ведущих водный или полуводный образ жизни. Русалки могут внешне почти не отличаться от людей, а могут иметь в нижней части тела вместо ног плоский хвост, похожий на хвост рыбы.

Восточнославянские русалки по преимуществу — женщины (утопленницы), западноевропейские — обычно женщины с рыбьими хвостами (антропоморфные существа, по внешнему виду наследники древнегреческих тритонов и сирен). В англоязычном бестиарии для славянских русалок употребляется слово rusalka, а для западноевропейских — mermaid.

По мнению психотерапевта Линды Картер-Эйк, океан, воздействуя на подсознание человека, вызывает у него в воображении образ русалки. Существует также мнение, что во время долгих плаваний моряки, страдающие от скуки и полового воздержания, могли принимать морских млекопитающих за женщин.

-. -. -. —

В 1960 г. член Королевского общества профессор Элистер Гарди предположил, что человек произошёл не от других приматов, а от обезьяноподобных существ, живущих под водой. Элайн Морган развила эту идею в книге «The Aquatic Ape» (1982).

Впрочем, такая идея высказывалась ещё в XVII веке, когда часовой на крепостной стене Булоня (Франция), заслышав в море шум, якобы пристрелил мужеподобного гуманоида с хвостом, как у рыбы. Когда автор описывал его, он заключил, что он является предком всех людей белой, чёрной и жёлтой рас.