7.15. Ну, вот и все...

Горячий чай после бани. Я думаю это глупо. Пропарившись и пропотев, вымыться и снова вспотеть от чая, что может быть несуразнее. Достаю «токай» — у всех в глазах — «Ах!!!»

Легкая закуска — яичница из двадцати яиц и салат. Чаем наполняем фляги. Нас отвезет дядя Коля, сосед после ночи «лыка не вяжет». Грузимся аккуратно, первыми я и Юрка, нас загромождают рюкзаками, затем и все остальные. Рядом с водителем Лена и Вера делят одну «седушку». По дороге притормаживаем у развилки, на обочине стоит баба Маня с кошелкой, уголок черного платка прижимает к уголку рта. Перекинувшись парой фраз, дядя Коля рывком трогается с места, я успеваю заметить жест женщины — взмах рукой сверху вниз, затем к правому плечу и дугой к левому, и вниз. На станции гостеприимный дядька вручает нам целый баул — сверток размером с чемодан, сквозь несколько слоев желтоватой бумаги доносится дурманящий запах копчености. Прощаемся, благодарим за гостеприимство, грузимся в вагон, спустя полчаса откупориваю последнюю бутылку «токая», галдеж посадочной суматохи стих, покачивание вагона клонит ко сну. Проводник, проверяющий билеты, кажется существом из другого мира.

— Чай пить будете?

— Да! Пожалуйста, шесть стаканов …

— =-=-=-=-=-

В разгоревшемся камине догорает старый стул. Коля кочергой поправляет горящие куски буковых заготовок. Юрка все пытается выбрать наилучшее место для «дегтяря» на стене, я курю трубку и задумчиво ковыряю штыком бочкостол. Передо мной раскрытая тетрадь, рядом блокнот с рисунками, схемами и записями. Три бутылки «токайского» стоят в центре стола, но мы не торопимся их откупорить, ждем девчонок. За три дня до нашего приезда весь Юркин двор хоронил дядю Сеню, теперь и нам предстоит помянуть. На одном из ящиков раскрыт футляр для пластинок, рядом патефон, но сегодня включать его не придется. Две пластинки мы отмыли сразу, на одной песни Руслановой, на другой немецкие марши. Юрке больше всего нравится «Дойчланд, дойчланд, юбер аллес». Балбес — это по молодости у него влечение. Разбирать и восстанавливать бумаги из полевой сумки предстоит еще долго, они сильно истлели, страницы и листы слиплись. При первых попытках исследовать содержимое, края листов сыпались пылью на стол. Сумку мы отдали знакомому работнику архива, знающему толк в реставрации документов. Сыпучая смесь в длинной банке оказалась яичным порошком для приготовления омлета в полевых условиях. Вид у порошка приемлемый, но пробовать готовить никто не рискнул. Еще в сумке была плитка эрзацшоколада, тщательно запечатанная в фольгу и пергаментную бумагу.

Скоро подойдет вдова, принесет водку и закуску, Юркина сестра тоже что-то готовит.

Подходят девчонки, смотрят мои рисунки, тихо посмеиваясь, пытаются шутить, но настроение не то. Сейчас мы выпьем по две рюмки за дядю Сеню, и лишь потом, когда останемся вшестером, откупорим «токай» и, вспоминая прошлую поездку, будем планировать новую. Над блокнотом склонилась Лена, мизинцем с длинным ноготком она стучит по листу:

— Вот здесь, за палаткой, тень пририсуй. Было же ….

Да уж… было.