Лицемерие лжи

Тридцатидвухлетний офисный работник Саймон Доук проснулся резко, вздрогнув, словно от удара. В глаза будто насыпали песок, и мужчина первым делом хотел их протереть, но вдруг обнаружил, что не может этого сделать: его руки и ноги были прикованы к деревянному стулу, на котором он и очнулся, как ни странно, в своём деловом костюме. Поначалу Саймон подумал, что ему просто снится кошмар, однако уже через несколько мгновений с ужасом осознал, что бодрствует. Слишком уж чётко он всё ощущал: холод металла на запястьях, капельки пота на затылке, бешено колотящееся в груди сердце. Немалых усилий мужчине стоило подавить панику от осознания своего беспомощного положения, но всё-таки он кое-как успокоился. Глубоко вздохнув Саймон, прежде всего, решил оглядеться. Помещение, в котором он очутился, было маленьким — немногим больше чулана, не имело окон и слабо освещалось всего одной лампочкой над головой мужчины. От дальнейшего осмотра Саймона отвлёк скрип единственной железной двери — в комнату вошёл незнакомец. Одетый в чёрную строгую рубашку и такие же брюки, с белой безликой маской на лице и в кожаных перчатках на руках он имел настолько зловещий вид, что не оставалось никаких сомнений — это и есть похититель.

— Здравствуй, Саймон, — приятным баритоном поздоровался тип в маске.

— Кто ты такой?! Где я?! Что всё это значит?! — закричал Саймон, в порыве эмоций неистово задёргавшись на стуле так, что если бы тот не был прибит к полу, то заходил бы ходуном.

Но похититель лишь покачал головой.

— Я не могу ответить на твои вопросы, — спокойно сказал он, демонстративно положив руку на рукоять пистолета, торчащую из кобуры у него на поясе. — Могу только сообщить, что ты умрёшь, если не выполнишь мои условия.

— Какие ещё условия? — взглядом проследив движение похитителя, Саймон перестал дёргаться и постарался собраться с мыслями.

«Что от меня надо этому долбанутому маньяку?» — мысленно спросил себя он.

— Ты должен ответить на шесть моих вопросов, — стал объяснять незнакомец. — На первые три ответь правду, а на остальные три солги, и будешь свободен.

— Да что за бред… — хотел возмутиться Саймон, но похититель резко поднёс указательный палец к прорези для рта, тем самым давая понять, что мужчине лучше замолчать.

А затем, сложив руки на груди, как ни в чём не бывало, продолжил говорить.

— Вопрос первый: ты любишь свою семью?

— Конечно же, да! — ответ вырвался у Саймона сам собой, прежде чем он успел обдумать, как вести себя с явно сумасшедшим человеком перед ним.

— Ответ принят, — мгновенно среагировал похититель. — И это… правда.

Едва слышно засмеявшись, он подошёл к Саймону, вытащил из кармана светло-коричневого пиджака мужчины бумажник и извлёк оттуда фотографию. На нём была изображена счастливая семья: мужчина и женщина на фото широко улыбались, крепко обнимая друг друга и двоих милых детишек. Похититель долго смотрел на фотографию, но, в конце концов, она ему надоела и, ловким движением вернув её на место, он спрятал бумажник обратно в карман Саймона.

— Что ж, второй вопрос, — нарушил своё недолгое молчание тип в маске. — Сколько сейчас времени?

Саймон нахмурился и по многолетней привычке взглянул на запястье, где обычно носил часы. Но их там не было — ни на одном, ни на втором.

— Я… Я не знаю, — растерялся мужчина, вновь дав необдуманный ответ и тут же разозлившись от осознания своей новой оплошности. — Да откуда мне знать, сколько ты меня здесь держишь?! Ты просто псих!

Лицо Саймона скривилось в яростной гримасе. Чувства захлестнули его так сильно, пришлось до боли сжать кулаки для сохранения самоконтроля.

«Он попросту издевается надо мной, — гневно думал мужчина. — Наверняка лыбится под своей маской, потешается».

Но вопреки ожиданиям похититель не засмеялся. Лишь спокойно произнёс:

— Это тоже правда. Но впредь тебе стоит лучше ориентироваться во времени.

На этих словах тип в маске достал уже из своего кармана часы Саймона и аккуратно надел их на правое запястье застывшего в недоумении мужчины.

«Что же он делает?» — удивлённо подумал Саймон, наблюдая за незнакомцем.

И в то же время, помимо удивления, он испытал некоторое облегчение и даже немного преисполнился уверенности. Похититель казался ему очень странным, но почему-то уже не таким опасным и жутким.

«Возможно, это даже чья-то дурацкая шутка, и в конце этот клоун сорвёт свою маску с криком: “Поздравляю, вас снимала скрытая камера!”», — заключил Саймон и приготовился к третьему вопросу, решив пока что принять правила нелепой игры.

Похититель не заставил себя долго ждать.

— А теперь последний вопрос, на который я жду правдивого ответа: солгал ли ты мне?

— Странный вопрос, — очередную нелепость похитителя Саймон воспринял неожиданно для самого себя спокойно.

«Чего он добивается, — отрешённо рассуждал мужчина. — Хочет меня на что-то спровоцировать, в чём-то подловить? И поэтому задаёт такие глупые вопросы? Да это же очевидно именно так — в том и весь фокус. Но что же тогда делать?»

Саймон пришёл к выводу, что лучше всего отвечать и отвечать искренно.

— Если бы я солгал, то был бы уже мёртв, — продолжил мужчина. — Так что хоть это и без того очевидно, мой ответ: нет. Я не солгал тебе ни в чём.

— И это тоже правда, — тип в маске кивнул, словно одобряя ответ. — А теперь… настало время для лжи.

Саймон инстинктивно напрягся. Казалось бы, солгать намного проще, чем сказать правду на некоторые вопросы, но… Вопросы незнакомца были не совсем обычные, скорее даже совсем необычные, к тому же в видимой лёгкости, как правило, и таится наибольшая опасность.

Мужчина ожидал, что похититель сразу станет задавать свои вопросы, однако тот, склонив голову, вдруг произнёс:

— Прежде чем мы начнём, запомни, Саймон, ситуация изменилась: теперь можно будет ошибаться, но, чтобы выжить, ты должен солгать хотя бы один раз из трёх.

«Не нравится мне всё это», — мрачно подумал Саймон.

Подозрительное предупреждение оптимизма ему не внушало.

— Вопрос первый, — тем временем заговорил похититель, прерывая размышления мужчины. — Ты любишь свою семью?

— Что-что? — обескураженно промямлил Саймон, засомневавшись в своём слухе.

Но тип в маске повторил вопрос и никаких сомнений у мужчины уже не осталось.

«Он же уже спрашивал о семье! Точно также спрашивал!»

От едкого чувства непонятной тревоги у мужчины закололо в груди и вспотели ладони. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и выдохнуть, чтобы вновь собраться с мыслями. Тем не менее понять, что же происходит в голове у чудика напротив Саймон так и не смог.

«Остаётся только отвечать, — обречённо заключил Саймон. — Если ему нужна ложь, будет ему ложь!»

— Нет, не люблю, — уверенно ответил мужчина.

Он не мог предположить ничего другого, ведь в прошлый раз его ответ «да» был принят похитителем за правду. И всё же Саймон сразу понял, что в этот раз дело пойдёт не настолько просто. И действительно, едва мужчина произнёс своё «нет», похититель насмешливо хмыкнул.

— Человек, который постоянно пропадает на работе и почти не участвует в воспитании собственных детей, человек, уже который год забывающий о дне рождении собственной жены, человек, способный лишь требовать, а не отдавать, может лишь думать, что кого-то любит, но никак не любить по-настоящему, — похититель вздохнул, — поэтому, Саймон, твой ответ вполне правдив и не является ложью.

Пока тип в маске разглагольствовал, внутри Саймона кипело возмущение, но на этот раз он сумел его сдержать, только вновь с силой сжатые кулаки могли выдать его состояние.

«В конце концов, чего и следовало ожидать от психа, — мысленно успокаивал себя мужчина. Он даже не удивился познанием незнакомца о его личной жизни и проблемах в ней.

«Но если он повторит свой вопрос о времени, ему уже не так-то легко будет меня одурачить, — усмехнулся про себя Саймон. — Время — это не гадание на ромашке, а величина, неподвластная личному мнению».

Рассуждая таким образом, мужчина почти достиг душевного равновесия. Оставалось опасение, что первый вопрос был уловкой, чтобы сбить с толку, а остальные окажутся уже другими, но похититель быстро их развеял.

— Второй вопрос, — произнёс он, размеренно зашагав по комнате из стороны в сторону. — Сколько сейчас времени, Саймон?

Саймон не следил за перемещениями типа в маске, он только пожал плечами и невольно улыбнулся, бросив взгляд на циферблат своих наручных часов.

Они показывали полшестого. И всё, что нужно — назвать другое время.

«И даже если этот чудила припас где-то кучу часов с разным временем, мои-то показывают одно единственное, которое я могу видеть. И пусть докажет, что я не солгал! Он попадётся в собственную ловушку».

— Одиннадцать тридцать, — ответил мужчина почти твёрдо, но на последнем слове голос почему-то дрогнул.

Что-то подсказывало Саймону — в ловушку угодил именно он. Что-то или кто-то. И возможно, этим кем-то был похититель, внезапно переставший мерить шагами пол и в абсолютном молчании подошедший чуть ли не вплотную к мужчине.

— Эй, я ответил на твой вопрос, — нахмурился Саймон, — что дальше?

Но тип в маске, продолжая молчать, будто перед ним не живой человек, а какая-нибудь восковая фигура, чуть нагнулся к руке мужчины, и проворными, искусными движениями пальцев за пару секунд перевёл стрелки часов Саймона на названное им время.

— Твои часы показывают одиннадцать тридцать, — не без иронии констатировал похититель и вернулся на прежнее место — чуть поодаль напротив своего пленника. — Ты снова сказал мне правду.

«Чёрт! Я недооценил ублюдка», — скрипнул зубами Саймон.

— Уже два промаха, — будто желая подлить масла в огонь разгорающегося в мужчине страха, покачал головой тип в маске. — Остался последний шанс, Саймон, третий вопрос. И я думаю, что не удивлю тебя им: солгал ли ты мне?

«И как прикажете на это отвечать?!», — в порыве волнения Саймон прикусил губу. Несильная боль немного его отрезвила, не дав забиться в истерике, но в голове было по-прежнему пусто.

«Ладно, без паники! — Саймон изо всех сил старался не обращать внимания на то, что дыхание стало угрожающе частым, а сердце готово было вырваться из груди. — Всё это обыкновенная игра, глупая-глупая игра. Запугивание и манипуляция. Ответ же прост, до ужаса прост! Я же не лгал ему, он сам говорил, сам говорил так всё время, как будто бы самый умный. Значит… Значит, если я скажу ему, что солгал — это будет ложь. Это логика, обыкновенная логика, и он ничего не сможет с ней сделать. Неоднозначное понятие любви — да, фокус с часами — да. Но только ни с логикой. С ней ничего нельзя сделать. Ни-че-го!»

— Да, я солгал тебе, — собрав всю волю в кулак, выпалил мужчина и замер, даже дыхание задержал в ожидании реакции похитителя.

— Но ты не лгал мне, — медленно проговорил похититель. — Это неправда!

Саймон ликовал. Он смог, смог одержать верх! Не дал себя запугать и теперь будет свободен. Однако, к крайнему и неприятному удивлению мужчины, тип в маске полез в карман отнюдь не за ключами от оков, а за патронами, другой рукой доставая из кобуры небольшой револьвер.

— Что это значит?! — затараторил Саймон, при виде пистолета снова часто задышав и инстинктивно вжимаясь в стул. — Я же солгал! Солгал, как ты и хотел!

— Да, ты только что солгал, — подтвердил похититель, заряжая карабин. — И, следовательно, ответил на мой вопрос правдиво.

Характерный щелчок подтвердил, что оружие готово к своей кровавой работе.

— Как же это так… Бред! Настоящий бред сумасшедшего! — визгливо закричал Саймон, почти плача.

Злоба, страх, обида — все эмоции смешались в нём самым непостижимым образом. Неужели всё случившееся происходит с ним? С Саймоном Доуком? Не может быть! У него же семья, дети, он их любит, правда любит, он не может умереть! Умереть вот так — глупо и несправедливо. Невероятно несправедливо!

— Ты!.. Да будь ты проклят, обманщик! — завыл Саймон в отчаянной ненависти. — Так же можно любой ответ под себя подстроить, правда или ложь — без разницы! То, что тебе захочется, то и будет.

— Ты ошибаешься, истине плевать на чьи-либо желания, она попросту есть, — будто бы в задумчивости протянул похититель, перебрасывая револьвер из одной руки в другую, словно с игрушкой баловался.

— И где же она, где же твоя истина? — презрительно бросил Саймон. — Где ответ на последний вопрос, который невозможно оспорить?

— Какой же ты дурак, Саймон, — зловеще засмеялся похититель. — Где ответ спрашиваешь, где же ответ?!

Внезапно тип в маске перестал смеяться и, резко рванувшись к мужчине, грозно навис над ним, положив руки на спинку стула. Ощутив прикосновение холодного металла, Саймон похолодел сам.

— Скажи мне, Саймон, — вкрадчиво прошептал маньяк. — Разве один и тот же ответ, на один и тот же вопрос может иметь разные, взаимоисключающие значения?

— Н-нет, но какое это имеет…

— Значение… Значение логики абсолютно, потому что понятия правды и лжи в ней относительны. Нет понятия правды или лжи как такового, есть равноценные утверждения, принимаемые за правду или за ложь. Но одно и то же утверждение не может быть принято за правду или ложь одновременно — это закон. Непреложный закон тождества. Он действует в любом вопросе, при любом ответе. И, когда я принял твой ответ «нет, я не солгал», как правду, правду, подтверждённую тем, что ты остался жив, ты мог солгать исключительно в утверждении, что этот ответ есть ложь. Тогда, если бы ты ответил «Нет, я не солгал» и утверждал бы, что это ложь — это и был бы факт неотвратимой лжи, не приняв который я бы сам лицемерно солгал, нарушая собственную логику. А я терпеть не могу нарушение логики и ненавижу лицемерие.

— Ненавидишь?! Но ты лицемер и есть! В твоём и моём ответе нет разницы!

В ответ на очередной выпад Саймона похититель лишь засмеялся, снова слабо, но только сначала — постепенно смех нарастал, а потом и вовсе превратился в хохот, когда тип в маске, оттолкнувшись от спинки стула, отошёл на два шага назад. Наконец, он умолк. Воцарилась тишина, вскоре, однако, прерванная самим похитителем.

— Вы все, все вы! — со злобой цедил каждое слово он. — Когда вы чего-то не видите или не знаете, то, по-вашему, этого всегда, всегда нет! Но знаешь что есть? Есть факт: если я приставлю заряженный револьвер к твоему лбу и нажму на курок, ты с огромной долей вероятности умрёшь.

— Нет… Не надо! Пожалуйста, пощадите, прошу…

Оглушительный выстрел прервал мольбы Саймона. Тридцатидвухлетний офисный работник Саймон Доук замолчал навсегда.

Но прежде, чем покинуть заброшенный склад, печально известный серийный убийца, прозванный полицейскими «Математик», не забыл оставить своё фирменное послание: маленькую белую картонку с отпечатанной на ней незатейливой формулой. Формула, знакомая всем школьникам ещё с начальных классов, неизменно вкладывалась в руку каждой жертве, чтобы люди помнили, видели и знали: «2х2=4».