Тень утопленника

«Я бы это с радостью забыл,

Как вспомню, так кидает в дрожь,

Hо расскажу вам все как было,

Устал от ваших кислых рож».

© КиШ — Утопленник

В нашем мизерном городке развлечениями особо не поживиться. Помню, приезжал ко мне друг из Москвы, так чуть с тоски не помер. Ничего, по его словам, у нас нет.

— Один вшивый клуб на весь город! Как так-то?! — жаловался он.

Что я мог ответить? Чем богаты, тем и рады. И наш клуб «Crazy сосны» я всегда любил, несмотря на название, которое, походу, придумал кто-то обкурившийся. В конце концов, друг уехал, а клуб, где можно неплохо потусить остался. И в пятницу после работы туда я и отправился. В тот день было у меня на редкость хреновое настроение. Кажись, тогда всё сошлось: и начальник наорал, и погода была ни к чёрту, и воду отключили. Короче, отвязный дискач был очень нужен. А в соснах как раз днюха клуба отмечалась, и всем давали по коктейлю нахаляву. Даровая Мери пошла на ура, и захотелось ещё. А потом ещё, а позже и что покрепче пошло. Так что к полуночи я был никакой. Но с юности есть у меня черта — вовремя остановиться. Вот и в клубе, как в голове что-то щёлкнуло, вроде переключателя. Я твёрдо сказал себе «хватит», и пошатываясь поплёлся домой. Теперь думаю — жаль такси не вызвал — могло б обернуться всё по-другому — да только что сожалеть-то? Сделанного не воротишь, жизнь — это ж тебе не голивудские сопли по типу «Назад в будущее». Так вот и фиг с ним, пошёл я тогда пешком.

Ночью погода ещё хуже стала, холоднее гораздо, да и дождь полил, как из ведра. Но пьяному и море по колено — шёл я под водой, даже укрыться не пытаясь.

«Лишь бы дойти, не упасть», — только и крутилось в голове.

А впереди, как назло, мост был. У нас этот мост, считай, единственная достопримечательность. Красивый он, там летом всегда парочки гуляют, а пару раз от несчастной любви и топился кто-то, то ли девка, то ли мужик. И что я об этом вспомнил? Не вовремя — накликал беду. Ведь подошёл я к мосту, и тут такая картина: фигура чья-то за перила перемахнула и на самом крае стоит. Точно прыгать собирается. И не понять кто — куртка мешковатая, а голова капюшоном закрыта. Я как увидел дурака или дуру ту, так и застыл на месте, будто молотком к земле прибили. Ни разу не видел я, чтоб смерть так близко ходила, буквально в нутро она мне дохнула, через человека того, что на мосту стоял. И тут оно повернулось ко мне. Из-за ливня и капюшона так и не разглядел я, кто это был: девка, парень, старик, а может вообще подросток. А взгляд почувствовал, от кончиков волос до пяток: тяжёлый это был взгляд. И может почудилось мне всё из-за ливня, да как будто закричал утопленник нечеловечьим голосом. А потом как сиганул, так и сгинул внизу. Хмель от такого зрелища в один миг слетел. Думал я, что от страху сердце прям сейчас разорвёт, да только жив я остался и как только сошёл первый шок, я домой припустил — словно черти гнались. И плевать, что скользко, и плевать, что в обход, лишь бы подальше от проклятого моста. Дальше, дальше, не останавливаясь.

Успокоился я, только когда пулей в квартиру влетел, да дверь на все замки за собой закрыл. И так я там, в чём был — вымокший, грязный, потный — и сел под дверью. Сил не было даже раздеться.

Постепенно немного отлегло, я отдышался и пошёл в душ. Думал, ледяная вода поможет — холод страх перебьёт. Да только не особо подействовал метод. Жуткая картинка из головы не выходила, а крик ревел в ушах, словно мотор тракторный. Всю оставшуюся ночь проворочался я в кровати и заснуть так и не смог. На работу пошёл разбитый, и весь день всё из рук валилось. Начальник снова орал и даже увольненьем пригрозил, а я только рукой махнул. И почему я вчера на такси не поехал? Всю дорогу домой об этом думал, да только без толку. В конце концов, смирился — авось само пройдёт. Когда кто-то с жизнь кончает — это тот ещё видок, но что уж теперь? Его это проблемы, а мне жить надо дальше. И чтоб легче жизнь шла, зашёл я в ларёк, за водкой. Я редко вообще пью дома в одиночку, но тут особый случай. Вернувшись в квартиру и поддав немного без закуски, я решил, что кондиция наконец та, что надо, и включил телек. Должны быть новости о вчерашнем суициднике. Да только ничего не сообщали там — тишь да гладь у нас в городишке, разве что починку прорвавшейся трубы опять растягивают. Может тело не нашли ещё?

«Надо бы в полицию», — заныла совесть, но я только поморщился. Какая нафиг полиция? Они ж, как дятлы, долбить в уши начнут, что мол, да где. А я едва всё это отогнал от себя.

Когда в бутылке ничего не осталось, я спать завалился. И на этот раз, под ударной дозой спирта, заснул быстро. Да только лучше бы не засыпал вообще. Кошмары снились жуткие, и всё та фигура в капюшоне везде была. Чудилось мне, что не человек под курткой, а монстр какой. И разрывал он на себе одежду, хватал меня щупальцами и душил, душил, душил. Проснулся я в холодном поту и больше в ту ночь глаз не сомкнул. Неужели покойник тот меня преследовать решил?

За что? Чего ему надо? Я же ничего не сделал! Ничего не сделал… На работу я решил не идти, отпросился на недельку за свой счёт — оклематься. Ещё не хватало что попортить из-за жмурика поганого, который никак из головы не выходит. Хоть она и раскалывается от похмелья, словно лёд от ледокола, а призрак всё перед глазами маячит и в тёмных углах чудится. Будто не проснулся я ещё и всё в том кошмаре. Всё утро прошатался по дому, как лунатик, вздрагивая от каждого шороха. Пытался телек смотреть, но не заметил как уснул, и приснились мне роковые новости. Утопленника нашли, из воды вытащили, сняли копюшон, а там рожа звериная. И мало мне страху — рожа вдруг маленькие глаза свои злобные открывает и замогильным голосом кряхтит:

— Что ж ты, Ромка, меня не спас, не окликнул, не остановил? Жив может я сейчас был, если б не твоя трусость.

Не знал я во сне, куда деться — жал на пульт, как очумелый, да телек не выключался, а потом и вовсе чую, смотрит на меня кто-то, в спину дышит. Оборачиваюсь, а там...

Снова, вскочил я, как ошпаренный, с кресла. Телек работал — новостей о найденном трупаке не было. Но от греха подальше вырубил я его, шнур из розетки выдернул и в чулан зомбоящик запрятал, чтоб наверняка. Потом пошёл в магазин, за самым верным лекарством: сорокоградусным. И на этот раз так налакался, чтоб совсем мыслишки из башки дурной выбить, чтоб размылась фигура, растворилась в той тёмной воде, куда прыгнула. Подействовало. Уснул я сном непробудным и без сновидений. Но проснулся на утро от странного шороха. Сначала думал — в мозгах после пьянки гудит, да вдруг стала различаться человеческая речь в этом гуле.

— Трус, трус, трус, — повторялось так часто и так быстро, как будто скоростной поезд ехал и по рельсам стучал.

И болью отдавались эти слова, не физической, а где-то глубоко внутри, в самом естестве. В отчаянье вскочил я, в ванную понёсся и голову под холодную воду поставил, словно чайник под кран. Только шёпот всё не стихал, червяком в голове ползал. А откуда он — и не понять было: то справа слышалось больше, то слева, а то вообще шуршанием в самом нутре.

— Да что же ты от меня хочешь?! — не выдержав, закричал я.

Тут шепот вдруг оборвался, будто нитка, натянутая до предела. Но лишь на несколько мгновений.

— Умри, умри, умри, — с новой силой потребовало неведомое зло.

И снова этот гул, и усилился он невыносимо, оглушительно: зазвенел, будто где-то осиное гнездо запрятано. Я за голову хватался, уши затыкал — да всё без толку. Искал моей смерти призрак и не отступал от своей затеи. Не знал я, куда спрятаться, и снова глушил наваждение водкой, как рыбу динамитом. Только это и помогало, хоть и расплачиваться приходилось дорого: и голова болела, и тошнило, и сам я стал, точно зверь, и по виду, и по характеру. Три дня так промучился — просыпался от кошмаров, спиртовал мозги хорошенько, от мерзкого шепота спасаясь, да снова спать. Где-то на краю сознания маячком мелькала мысль пойти к врачу, но я только кривился. Ага, как же, будут они меня слушать.

«Голос в голове, говорите, галлюцинации? Да у вас, милок, шизофрения». И сразу в дурку меня, под лекарства.

Не хочу в дурку. Это не жизнь — овощем сидеть, слюной капать… Уж лучше сдохнуть. Как тот жмурик, с моста прыгнуть и покончить со всей дрянью разом. От мысли про мост жутко мне стало и вдруг, впервые даже сквозь пьяный туман, пробился проклятый шепот.

«Умри, трус! Прыгни, прыгни, прыгни!»

И хоть головой об стену бейся, шёпот уже не стихал. На четвёртый день это было, исчезло всякое спасение и помощи ждать оказалось не от куда. Друзья у меня друзьями были только по хорошим временам, а родня — о ней вообще вспоминать невмоготу. Сестра только рада будет, если окочурусь, да квартирку ей с хахалем освобожу. Бесило меня представлять её в моём доме, и как-то злость та сил придавала бороться, терпеть брехню нечистую. Да недолго это продлилось, на шестой день стало уже всё равно. К ночи за окном дождь полил, ветер подул сильно-сильно и молния чёрные облака трещиной ослепительной пробила. И била, и била, окаянная, словно небо денег ей должно было. Почти что буря разразилась.

И дух бесновался хуже, пуще прежнего затянул «Убейся, гад малодушный! Не будет тебе жизни!». И не смог я больше сносить мучения, плюнул на всё, да и пошёл топиться. Может хоть в Аду отстанет от меня тварь не упокоенная.

Брел я по улице, как лунатик. Пьяный, истерзанный, едва я разбирал дорогу, да ещё дождь хлестал по лицу, и совсем ничего не видно было: куда иду, где нахожусь. Но вела меня сила тёмная уверенно, шёпот дорогу подсказывал, и быстро я к мосту подошёл. Замешкался перед ним немного, вспоминая то, что произошло неделю назад, вздохнул обречённо и на середину отправился. А там перелез через перила и вниз посмотрел, на воду чёрную. Бурлила река, гонимая ветром, словно кипяток в чайнике, страшно мне было туда прыгать, да только шёпот мозг проедал похуже всякого паразита.

«Трус, трус, трус! — чеканил нечистый голос, как монеты на станке. — Умри же, умри наконец! Прыгай, прыгай, прыгай!!!»

И ни о чём я уже не мог думать, ничего не желал, кроме покоя. В последний раз собрался с духом, чтобы покончить с тяжелой жизнью, и вдруг… почувствовал я на себе чей-то внимательный взгляд. На инстинкте повернулся и обомлел: у края моста, на меня глядя, я же и стоял. И всё тогда мне понятно стало, кем тот жмурик на самом деле был… И такая жуть меня взяла, такой шок пробил, что заорал я, как резанный, и пальцы на перилах, разом ставшие, словно варёными, разжал. Тело тут же потеряло равновесие, и полетел я вниз. Боже, помоги мне!

Как я жив остался, до сих пор не пойму. Как сознание не потерял, об воду стукнувшись, не знаю; откуда силы появились, чтобы плыть, несмотря на беснующиеся волны, не возьму в толк. До только выплыл я, из последних сил за жизнь схватился и вытащил себя с того света.

С тех пор «призрак» оставил меня в покое. Не появлялся больше, не снился и не шептал ничего. Но отчего такая штука приключилась, до сих пор гадаю: то ли бесы шутили, то ли инопланетяне… А к чёрту их всех! Не было у меня желания глубоко в дряни этой мистической копаться. Случилось и случилось, прошло и прошло. Обошлось всё — главное. Пить я зарёкся и по клубам шататься тоже, а остальное… остальное приложится.