глава 6

Крейстон

— Успеть бы до тумана, в этих "ландах" того и гляди сыграешь в субмарину, — проворчал шофер.

— И вы об этом! — оживился Крейстон, — Я тоже только что вспоминал море и Рика Ливси.

— Вы всегда о нем вспоминаете, о чем не скажи.

— Так, а это что значит? — озадачился Грейстон.

— Мальчишка он занятный, спору нет, но нельзя же проводить жизнь в болтовне с приятелями, какими бы они не были занимательными! — ответил Бартоломью. И Крейстон понял, что старика сильно раздосадовало фиаско с дочкой Чизертона.

— Я вроде и не собираюсь!

— Подумайте сэр, — наставительно начал Бартоломью, — Сколько поколений ваших предков, я сейчас не только о Крейстонах, ваши семь сотен фамильных лет — песчинка на весах истории, так вот, сколько поколений ваших безвестных предков передавали жизнь как эстафетную палочку, под свинцовыми ливнями, в засухи, оледенения, голодные сотни тысяч лет. Вы представляете? У них просто не было лишней горсти зерна, чтобы бросить ее в землю у порога пещеры и дождаться всходов! Они все участвовали в этом забеге честно, не увиливая. Думаете, их проблемы сопоставимы с вашими? Представьте только того парня, который выкурил пещерного медведя из вашего будущего винного погреба! Так вот я бы вас поменял местами. Вы бы там излечились махом от вашего сплина, а уж он-то здесь развернулся бы! А уж какой результат показал бы в забеге инспектор налоговой службы, вздумай он навестить того хозяина Крейстон-хилла под Рождество. Я бы полюбовался.

Крейстон, не возражая, выслушал философский экскурс шофера. Барри Монстр был известен в округе своим пристрастием к археологии и частенько мысленно уносился в дебри предыстории.

— Если вы, сэр, не встряхнетесь и сойдете с дистанции, тогда я буду считать свою жизнь пустой, а свою миссию провалившейся с треском!

Треск раздался так уместно, что Крейстон рассмеялся. Но тут клочья тумана слегка расползлись и они увидели, что лимузин передними колесами повис над обрывом. Барри успел выключить мотор, и они услышали зловещий прибой внизу. Трещал же старый можжевельник, реликт в силу своего почтенного возраста, который притормозил лимузин, оказавшись у них на пути. Лорд среагировал мгновенно.

— Выбирайтесь скорее, дружище, я перехватил ручник!

— Сначала вы, сэр!

— Я придушу вас, и мы рухнем оба, если вы не прекратите пререкаться! — рявкнул Крейстон не хуже пещерного медведя, и старый Монстр, сам не зная как оказался по колено в тумане, но, тем не менее, на тверди земной.

Автомобиль, мягко покачавшись на килевой «волне», выбрал все-таки сторону Крейстона и, пощадив реликт, аккуратно, краем бампера вписался в зыбучие пески у подножия гордых скал. Старик застонал и в непереносимом отчаянии закрыл глаза.

— Покуда вы с горя не прыгнули следом, мой дорогой автомедонт, позвольте узнать, это действительно наш автомобиль, или вы взяли его в прокат?

— Наш и он застрахован, — перевел дух старик. — Как вам удалось выбраться?

— Важно, что вам это удалось, а я несколько лет провел в войсках… впрочем, это не так важно.

— Ах, вот, значит, как именно вы изучали живопись в Болонском университете! Я так и знал!

— Вы перестанете расклевывать мою печень, хотя бы на сегодня? — ответил Крейстон и задумчиво оглядевшись, продолжил. — Уж не здесь ли старый лорд пришпорил арабку?

— Как вы можете, милорд! — свистящим шёпотом, произнес шофер. — Вам прекрасно известны его привычки! Он как раз в таком тумане и встает.

— Рад узнать, что вам это тоже известно, — откликнулся Крейстон. — Так мы найдем дорогу, или людей в Крейстонхилле и на этот раз предупредит Посланец?

— Вы вернули свою печень сторицей, — отирая холодный пот, прошептал шофер. — Старый лорд почти всегда бродит в тумане, а нынче еще и Хэллоуин!

— Он был вчера! — возразил лорд, с неожиданной ностальгией вспоминая вчерашний вечер. — Нужно было остаться и напиться с Греем, раз мисс Чизертон все равно сделала ноги…

— Вчера был канун Хэллоуина. А в том, что от вас сбегают девушки некого винить. Вы еще и не такой беды дождетесь, если будете играть с судьбой и поминать не к месту то, что не нужно поминать…

Старик дерзил и огрызался и это свидетельствовало о том, что он был не на шутку напуган. Крейстон почувствовал угрызения совести.

— Дорогой мой, мне помнится, вы всегда были материалистом.

— Был и остаюсь, и будь вы хоть чуть-чуть материалистом, нам не пришлось бы спасать Крейстонхилл, постыдно пытаясь залатать прорехи австралийской овчинкой.

— Понятно, — сдался Крейстон, — теперь мне ясно, какого именно цвета ваш материализм. Но все же, где мы?

Шофер осторожно огляделся, выискивая смутные маяки и ориентиры, и уверенно взмахнул рукой. Крейстону пришлось поверить старику на слово. Он помог шоферу сдвинуться с места, взяв его за руку. Они осторожно пошли по едва угадываемой грунтовке. Лорд внезапно почувствовал, как по его спине прокатилась холодная волна, его неудержимо потянуло оглянуться, но оглянулся Барри и, дернув спутника за руку, заставил продолжить путь.

— Что там? — почему-то шепотом спросил Крейстон.

— Всего лишь клочья тумана да кусты вереска на склонах.

Лорд и Бартоломью продолжили путь в молчании, но напряжение не оставляло Крейстона, ему казалось, что в шаге позади них движется кто-то еще, совершенно беззвучно, так, что даже дыхания не слыхать. Наконец, впереди замерцал красноватый отблеск каминного пламени в окнах парадной гостиной Крейстон-хилла.

— Что у нас за торжество, дружище? — спросил Крейстон.

— Мы же ждали будущую леди Крейстон-хилла, а вы ее проворонили.

— Ну, да, моя вина, — ответил повеселевший Крейстон.

Чувство незримого присутствия за спиной оставило его, а мысль о том, что вся эта карусель с нежеланной помолвкой теперь тоже позади, вообще принесла радостное облегчение.

Он вернулся домой, в свой фамильный древний замок и теперь его ждут размеренные домашние радости и удовольствия — возня с любимым мастиффом — Баском, вечерние беседы с философом Барри Монстром, верховая езда и прогулки по вересковым пустошам. Спокойная, мирная, незатейливая жизнь в тихой гавани. С него достаточно бурь и штормов.

Только одно обстоятельство могло омрачить его хорошее настроение — это неизбежная встреча с кухней Джереми Монстра, патриарха всех окрестных Монстров, кузена Барри. Старый шеф-повар с давних пор обладал привилегией лично готовить блюда для наследника, а затем и хозяина Крейстонхилла. Его добротная готовка была идеально сбалансирована по части витаминов, микроэлементов, белков, жиров и углеводов, но этот баланс никак не мог вместить такую незначительную, по мнению Джереми деталь, как вкус. Но каждую среду шеф-повар был выходным, а его правнук, который со временем должен был заменить его на посту, легкомысленно попустительствовал стремлению Крейстона пообедать в «Короне» у миссис Рой. Так, что раз в неделю и Крейстон мог поесть как человек.

Все обитатели Крейстонхилла, по традиции, которую они настойчиво соблюдали, несмотря на возражения лорда, собрались у парадного входа, встречая хозяина и его нареченную. Но нареченная испарилась, а Крейстон и Барри были не настроены на парад, и прошли в замок через кухню, к великому негодованию шефа, готовившего торжественный ужин. Но свое негодование Джереми, естественно, никак не выказал хозяину и двоюродному брату, только спросил:

— Могу я осведомиться, леди запаздывает? К какому времени подавать?

— Да, хоть теперь, — отозвался Крейстон, здороваясь с ним. — Леди сделала ноги, как сказал бы Грей.

Старый шеф-повар был шокирован до глубины души, и потому ужин оказался как никогда прежде сбалансированным и уравновешенным.

***

— Вы и так в тисках, сэр, а тут еще я, со своей промашкой, — голос Бартоломью звучал как шелест опавшей листвы. — Не отвергайте, мне все одно некому завещать мои сбережения. Кузен отказался наотрез.

Крейстон, сжимая в ладонях руку умирающего старика, едва сдерживал слезы.

— Послушайте, старина, что за речи? Поднакопите сначала приличную для завещания сумму…

Крейстон балагурил, подшучивал, вызвал к старику лучших лондонских специалистов, но ничего не мог изменить. Старый Бартоломью Монстр угасал, медленно, но неотвратимо. Его пульс еле прощупывался. Крейстон недоумевал, еще недавно со стариком все было в порядке, он распекал своего хозяина, виртуозно водил автомобиль и был энергичнее многих молодых.

— Что с вами, друг мой? — в отчаянии спросил Крейстон.

— Клинок Назгула, жало Шелоб, зубы Горлума, — грустно пошутил Барри, и слезы закипели под веками лорда. Старик читал ему в детстве Толкина, и это были лучшие вечера его одинокого детства. После гибели родителей почти никому, кроме Барри не было дела до него.

— Я устал, сынок, отпусти, время кончилось. Мое время должно было кончиться очень давно… Я тебе не рассказывал. Все решила пачка сигарет. Мне ее подарил в баре знакомый американский корреспондент, потом он стал всемирно известным писателем. Я не курил, но неудобно было отказаться.

Естественно, я забыл об этой пачке, и она завалялась на дне моего вещмешка. Когда мы высаживались на континенте, ребята скурили все, что у них было. Наше отделение должно было провесить страховки для штурма через скалы. Мы это сделали и ждали наступления. Когда курево у ребят закончилось, я вдруг вспомнил об этой пачке, достал ее, но обронил вниз.

Они, спустили меня вниз на страховке, при этом костерили, кто во что горазд. Только я ухватил сигареты и крикнул им, чтобы тащили меня вверх, как их накрыло. Мою страховку рассекло осколком, я свалился, но они не успели еще высоко меня поднять. Я был внизу все то время, пока их…

Начался прилив, по шею в воде, я как последний дурак, все тянул и тянул вверх эти несчастные сигареты, чтобы они не намокли. Не знаю, не помню, как я поднялся потом к ним. Я до самого конца надеялся, что там наверху еще остались мои курильщики. Сутки я провел среди них. Без воды, без пищи, мне потом сказали, что сутки, сам я не заметил времени. Никого не осталось в живых, ни одного. Я так и не закурил, не смог начать без них. Я точно знаю, каким будет рай для меня, сынок. Эти скалы, прибой внизу и они все… Все до одного там, наверху, дождались перекура. Вот сейчас Саймон выдернет меня за шиворот и первым выхватит сигарету из моих окоченевших пальцев. Еще немного, Сай, они сухие, совершенно сухие, хватит на всех, здесь полная пачка…

***

«Дорогой мой юный друг! Приношу свои извинения, но втайне надеюсь, что это обращение не покажется вам излишне фамильярным.

Я виноват, но именно сегодня я не могу обратиться иначе. Сегодня я похоронил самого близкого человека, старика Барри. Формально он служил у меня шофером, я сотни раз предлагал ему должности более престижные, но он неизменно отказывался. Он был моим другом, учителем, подлинным опекуном. Его добрые надежные руки заслоняли меня от всех бед, сколько я себя помню. Сегодня я скрестил их у него на груди поверх пачки сигарет «Кэмел», подсунутой тайком от священника. Так он представлял свой пропуск в рай. Кто я такой, чтобы оспаривать его мнение….»

Черри читала письмо Крейстона сквозь радугу, слезы застилали ей взор, светлыми дорожками сбегали по щекам. Черри частенько плакала в последнее время — ад Линды, рай Барри, все это стоило слез. Недавно она решилась написать Крейстону, у нее оформились некоторые идеи по поводу экономики поместья, и она рискнула поделиться ими. Лорд ответил сразу, и его письмо было неожиданно теплым и доверительным. И их переписка став регулярной, продолжилась всю осень, короткую зиму и не прервалась ранней весной…

***

После смерти Бартоломью для Крейстона наступили тяжелые времена. Он не находил себе места в своих обширных владениях. Сотни раз лорд обошел все анфилады и гостиные, спальни и бильярдные, библиотеку и курительные комнаты. Только в Северную галерею, где покрывались пылью и паутиной портреты его предков Крейстон ни разу даже не заглянул. Отчаяние подступало как прилив, грозивший захлестнуть несчастного одинокого морехода на крохотной песчаной отмели, куда ему удалось доплыть после кораблекрушения. Только переписка с Черри и редкие визиты О' Райли немного скрашивали лорду жизнь.

Неизвестно почему Крейстон затеял переписку, используя традиционную почту, а не интернет. Он писал Черри длинные письма, в которых описывал свое окружение. А девушка отвечала ему коротенькими зарисовками с натуры околонаучной тусовки. Иногда ее «стенограммы» диспутов между уважаемыми светилами науки смешили Крейстона до слез. Он заочно познакомился с шефами Черри профессорами Лейзерсом и Ривзом и проникся к ним глубочайшей симпатией.

В середине зимы, незадолго до Рождества в Крейстонхилл прибыл троюродный кузен Бартоломью, служивший у Чизертона мажордомом. Крейстон принял его с распростертыми объятиями, предложил кофе, сваренный им собственноручно, усадил в удобное кресло у камина и целый час с неподдельным интересом расспрашивал гостя о его детстве и юности и роли Барри в его взрослении. Гарри Монстр покинул родной и для него кров Крейстон-хилла в ранней юности, по какой-то таинственной романтической причине. Сделал на «чужбине» незаурядную карьеру и вот уже много лет служил мажордомом у Чизертона, хотя его сманивали даже в штат Букингемского дворца.

Гарри Монстр, который в память о кузене просто наносил визит вежливости, был растроган душевной теплотой молодого лорда и неожиданно для самого себя спросил его:

— Нет ли вакансий в Крейстонхилле, сэр? На склоне лет вдруг потянуло на родину…

— Вакансий для вас? Ой, не будите меня, дорогой Гарри! Да я даже и не мечтал! Конечно, буду счастлив, если вы согласитесь на место управляющего…

Гарри Монстр сразу же отправился к Чизертону и подал ему прошение об отставке.

— Вы ставите меня в безвыходное положение, — огорчился Чизертон. — Что это вы вдруг надумали?

— Видите ли сэр, я из Крейстонских Монстров, и сказать по совести, место мое там…

— Но черт меня побери! Я думал, у вас были веские причины, чтобы покинуть Крейстон-хилл.

— Да какое там! Видите ли, в юности я был излишне впечатлителен и нервозен. Уверен, что Старый Лорд хотел всего лишь предсказать мне результат заезда в дерби, но я сдуру сиганул в окно, прихватив с собой раму.

Чизертон с минуту изучал непроницаемое лицо своего мажордома, и не нашел ничего лучшего как спросить:

— И что же? После двадцати лет службы, начав с места младшего лакея, вы, в нашем дурдоме, достаточно укрепили свои нервы? После трех моих разводов со всеми истериками, попытками суицида и погромами, которые учиняли поочередно мои жены?

— Да, сэр.

— Вам позавидуешь, — скептически отозвался Чизертон и тут же подписал мажордому «вольную». Гарри поклонился и вышел, размышляя про себя. За двадцать лет безупречной службы Чизертону ни разу не вспало на ум предложить своему мажордому присесть во время ежеутренних бесконечных обсуждений хозяйственных дел. А Чизертон, провожая взглядом сутуловатого верзилу мажордома тоже размышлял.

«Старик спекся. Отработанный материал, хорошо, что сам попросил отставки…»

Так, накануне Рождества, Гарри Монстр вернулся в дом своей юности.

***

Весна в этом году случилась ранней и очень бурной. В конце марта Крейстон, как обычно, отправился на прогулку верхом в сопровождении своего верного Баска. Солнечное утро играло всеми волшебными красками пробуждающейся природы. Разливались жаворонки, взвиваясь к солнцу, и мягкий утренний бриз с его неповторимым запахом соли и свежести ерошил темную глянцевую шерсть на спине бегущего трусцой пса. Внезапно Баск резко остановился и оскалил клыки, глухое тоскливое рычание как виброзвонок мобильника отвлекло лорда от песни беспечного жаворонка. Лорд собрался посмотреть что именно насторожило пса, но не успел, внезапно резко шарахнулся конь. Крейстон еле удержался в седле, дрожь волнами прокатывалась по атласной темной коже холеного скакуна. Благородное животное содрогалось и едва слышное ржание морщило его губы. Лорд развернулся и отъехал немного в сторону от темного бесформенного пятна в глубокой тени вала, которое так встревожило животных. Потом он спешился и, поглаживая шею скакуна, попытался его успокоить:

— Спокойно, Гладстон, тише, тише, мальчик…

Конь прядал ушами и косил глазом, задирая голову вверх и норовя сорваться с узды. Крейстон с трудом успокоил его и, наконец, оглянулся на то, что он видел пока только краем глаза, то, что так напугало Гладстона и Баска…

С первого взгляда было ясно, что это нечто, лежащее в глубокой холодной тени вала, на волглом, скомканном пледе, уже вне мира сущего и помощь безнадежно опоздала. Лицо, одутловатое, вздувшееся с искаженными судорогой чертами было неузнаваемо. Но с первого взгляда лорд все же понял, кто именно оказался этим роковым утром на краю его дорожки для верховой езды. Эти пестрые цыганские юбки, эти стоптанные дешевые туфли с расшатанными каблуками и сбитыми набойками и, наконец, этот вульгарный браслет на запястье в виде половинки наручника с обрывком цепочки, могли принадлежать только одной особе в округе.

— Кейси… — обреченно прошептал лорд. — Господи, она все-таки доигралась…

Дальнейшее Крейстон потом вспоминал смутно. Он дал команду Баску «Стеречь!» и совесть тут же больно кольнула его в сердце. Пес ответил хозяину почти человеческим по выразительности взглядом. Вышколенный пес не мог ослушаться, но в его глазах столь явственно читался такой горький упрек, что Крейстон предпочел крепко сомкнуть веки. Потом он вскочил в седло и наметом погнал скакуна в город, забыв о бездорожье за валом. Каким-то чудом Гладстон преодолел крутой овраг и вылетел на грунтовую дорогу, ведущую к городу. Затем всадник, распугивая прохожих, пронесся по узким улочкам городка прямо к полицейскому участку…

Крейстон, не слезая с седла, рассказал испуганному сержанту, стремглав выскочившему на его зов из дверей, о своей страшной находке и, подстегивая вздрагивающего коня, полетел обратно. Той же дорогой… Следом за ним, завывая сиреной, понесся патрульный автомобиль. Крейстон, не доезжая до вала, свернул к конюшням. Там, он спешился, бросив повод в руки подоспевшего конюха и попросил:

— Успокойте лошадь…

Конюх, обычно ворчливый и привередливый, в этот раз не сказал ни слова, просто кивком головы выразил согласие. Крейстон пешком отправился к месту зловещей находки и обнаружил там встревоженных полицейских и своего верного пса, который никого к этой находке не подпускал.

— Баск! Ко мне! — скомандовал лорд, и пес кинулся к нему с явным облегчением.

— Прости меня, дружище, — шепотом попросил Крейстон, сев на корточки и обхватив громадную голову пса обеими руками, — прости…

Полицейские, сержант Вильерс, детектив Хоули и шериф Маскхем наконец смогли подойти к телу Кейси и принялись за дело. Едва они успели накрыть тело какой-то казенной тряпкой и обнести место происшествия лентой, как подвалили зеваки густой, глумливой толпой. Это было явное нарушение частной собственности лорда, но он не стал никого гнать из своих владений. Он просто ничего вокруг себя не замечал, поглощенный воспоминаниями.