XL Государь и девушка

Не удивляйтесь. Я люблю исповедоваться

женщинам. Это моя слабость. И к тому же,

мне нужно попытаться себя убедить, что мне

еще доступны чувства, хоть я уже не чувствую

ничего. Мир уже почти не прикасается ко мне.

И это возмездие, ведь я сегодня вижу, что в

продолжение жизни я едва касался мира.

А. де Монтерлан «Мертвая королева»

Каждый год весна одна и та же, но мне

кажется, что каждый раз она приходит впервые.

А. де Монтерлан «Мертвая королева»

Taaffe:

Du hast dich selber ums Glück gebracht!

Mary:

Fahr’n Sie zur Hölle, mein Herr!

Ich bin zu allem bereit!

Wenn das Schicksal ihn ereilt. Rudolf

Тааффе:

Ты сама у себя отобрала счастье!

Мэри:

Провалитесь вы в ад, мой господин!

Я ко всему готова!

«Когда судьба его настигнет». Мюзикл «Рудольф»

Гордый, изящный и блестящий монсеньор Гильом де Леруа медленно и задумчиво расхаживал по небольшой приемной зале в замке де Сюрмон. Рассеянным взглядом он окидывал унылый пейзаж, открывавшейся за окном, и старые, выцветшие шпалеры, украшавшие стены.

Странные мысли мелькали в голове надменного государя. Ему доложили, что мадемуазель де Сюрмон хочет ответить отказом на его почетное предложение. Это казалось графу до того нелепым и забавным, что легкая улыбка невольно трогала уголки его тонких губ. Несомненно, эта бедная и невоспитанная девушка еще ребенок. Она толком не понимает, чего от нее хотят. Сеньор де Леруа всегда был любезным и изящным кавалером. Он привык вызывать восторженные улыбки на лицах прекрасных дам. Только поэтому он снизошел до свидания и разговора с этим прелестным и наивным созданьем.

Дверь в залу тихо отворилась. Граф обернулся и увидел молодую девушку в простом, светлом платье. Она была небрежно причесана, на лице не было красок. Словом, девушка никак не приготовилась к приему столь важного и высокого гостя.

Подойдя к государю, она поклонилась спокойно и просто, без тени восхищения и без тени страха. Ее глубокие, темные глаза смотрели сосредоточенно и печально. Улыбка не трогала юные губы.

Изысканным, придворным жестом граф пригласил девушку сесть. И только потом сел напротив, глядя на нее мягким и чуть насмешливым взглядом.

— Вблизи мадемуазель кажется мне еще более прелестной, чем на балу.

Надеясь расположить к себе это дикое дитя, эту настороженную птичку, сеньор де Леруа начал беседу с искреннего и приятного комплимента.

— Это странно, — просто и так же искренне ответила Бланш. — Потому что государь кажется мне таким же, как и был. Однако, в тот вечер на празднике я не думала, что нам доведется познакомиться ближе…

— Я очень рад нашему знакомству. Мы могли бы стать добрыми друзьями и узнать друг друга получше… Для этого у нас будет много времени.

— Иногда людям не удается узнать друг друга и за целую жизнь, — серьезно возразила она.

— Не делайте вид, что не понимаете меня, милое дитя, — с нетерпеливым жестом прервал ее государь. — Я говорю вам о том, что вскоре вы поселитесь в моем замке и станете мне доброй и послушной дочерью.

— Я уже сказала, монсеньор, и повторяю еще раз: это невозможно.

Темные глаза смотрели спокойно и пристально. Голос был недетским и серьезным. На мгновенье в зрачках государя молнией промелькнуло что-то похожее на удивление.

— Мадемуазель, — медленно и задумчиво произнес он, — должно быть, вы не понимаете, о чем идет речь. Вы обязаны согласиться.

— Этого не будет, — все так же решительно прозвучало в ответ.

Сеньор де Леруа решил сменить тактику:

— Хорошо. Но объясните мне, что же вас удерживает от заключения такого выгодного и блестящего брака? Вы войдете в знатную и безупречную семью, вы возвысите вашего старого отца…

— Мне все это известно, монсеньор, — мягко остановила его девушка. — Но у меня уже есть мой повелитель и возлюбленный…

Легкая тень пробежала по красивым чертам графа.

— Вот как… И кто же этот счастливый человек, которому удалось похитить сердце такой очаровательной и милой девушки?

— Его зовут Юсуф, — мечтательно проговорила Бланш, и ресницы ее затрепетали, а лицо странно просветлело.

— Неужели вы говорите о сарацине, о брате Жозефе? — воскликнул государь, не в силах подавить первого порыва удивления.

— Каждое мгновенье я говорю и мечтаю лишь о нем, — тихо отвечала она.

— Поистине у женщин бывают странные причуды, — глядя в пустоту заключил сеньор де Леруа. — Дитя мое, мне нет дела до того, кого вы любите. Любить можно хоть сарацина, хоть монаха, хоть оруженосца. Но благородная девица должна выйти замуж за равного ей сеньора. А это значит, что вы будете женой моего сына. Я милосерден и мягок. Я легко прощаю людям (а особенно юным девушкам) их грехи и глупости. Я даю вам слово, что ни разу не вспомню о вашем прошлом, каким бы оно не было, и ни разу ни в чем вас не упрекну. Так же поступит и мой сын.

— Государь, благодарю вас за великодушие. Но мне не нужно ваше прощение. Я люблю Юсуфа и не чувствую в этом никакого греха. Напротив, грехом было бы стать супругой вашего сына, не испытывая к нему любви…

— Мадемуазель Бланш, — с состраданием и искренним участием произнес граф Леруа. — Вы наивная девушка. Вы еще ребенок. Вы ничего не понимаете. Вы не понимаете, как все сложно и несправедливо устроено в этом мире. Я правитель великого и обширного графства. Я много повидал и много пережил. Я гожусь вам в отцы, и вы можете поверить моему опыту. Безумные влюбленные сгорают от любви, совершают невероятные поступки… Но приходит новый день, и что остается от вчерашнего пламени страсти? Лишь холодный и мрачный пепел… Вы молоды. Вам кажется, что ваши детские грезы будут длиться вечно. Но это не больше, чем манящий туман над рекой. Предрассветный ветер развеет его в клочья… И тогда вы останетесь лицом к лицу с холодной и жестокой действительностью.

— Монсеньор, — с полубезумной и печальной улыбкой отвечала девушка, — мне неведомы те краткие, волшебные грезы, о которых вы говорите. Да, быть может, другие люди и живут ими, и они проходят… Но моя любовь к Юсуфу… о, я чувствую, как она глубока и бесконечна! Вечность не сможет поглотить ее, даже если пожелает. Скажите, неужели вы не слышали о людях, которые бросались с высоких башен, умирали у могил своих возлюбленных… О женщинах, которые до последнего вздоха хранили верность давно погибшим мужьям? О влюбленных, которые предпочитали погибнуть вместе, смешивая свое замирающее дыхание, чем расстаться навеки? Почему же вы говорите мне, что это проходит?.. Когда перед этим в ужасе отступает и бездна вечности… Я знаю, мое место среди таких людей, и то, что я чувствую, не может закончиться…

— Но ведь это безумие, желать для себя такой страшной участи!

— Огонь, который пылает внутри меня, не станет меня спрашивать…

Граф Леруа опустил голову, и на некоторое время в зале воцарилась тишина. Он собирался с мыслями. Разговор с бедной девочкой оказался куда тяжелее, чем он рассчитывал…

— Пусть так… Но скажите мне, мадемуазель, почему вы думаете, что со временем доброе отношение моего сына не сможет вытеснить из вашего сердца образ вашего возлюбленного? Мне известны такие счастливые браки… Тьерри мягок и кроток. Он сумеет быть внимательным и заботливым. Что вы имеете против него? Он красивый, образованный и вежливый молодой человек… Любая девушка в наших краях была бы счастлива назваться его супругой…

— Но он не Юсуф. А все, что не является частью Юсуфа, не имеет для меня смысла в этом мире…

— Вы упрямы и одержимы! — потерял терпение государь. — Вы не слушаете добрых и разумных советов! Но подумайте вот о чем. Ради укрепления моих владений и славы моего прекрасного графства мне нужно получить в свое распоряжение земли вашего отца. Я хочу сделать это через вас. И я это сделаю! Что за невиданная картина! Как может судьба целого огромного и великого графства зависеть от мимолетного каприза неразумной девчонки?! Неужели же вы полагаете, что ваша жалкая, бесполезная жизнь и никчемные чувства важнее вековой славы и земель, политых кровью моих доблестных предков?! Какой безумец вздумал бы кинуть на одни весы империи и королевства и существование ничтожной женщины, которая весит не больше крохотной пылинки!

— Монсеньор! — с глубокой силой воскликнула девушка. — Моя безграничная любовь в тысячу раз важней, чем все ваши графства и королевства, о которых я ничего не знаю! Скажите, разве это тело, эти губы, эти волосы не принадлежат мне, чтобы я могла их отдать тому, кому пожелаю?! Разве мое дыхание, мое сердце… оно ваше?! Разве я родилась для того, чтобы вы играли моей жизнью?! Нет, только я вольна отдать мою пылкую любовь и восторги тому, кого изберет мое сердце! Так при чем здесь государи и графства?!

— Не будьте такой легкомысленной и жестокой. Подумайте о ваших будущих подданных. Подумайте о величии наших владений. Вы думаете, мне самому не приходилось приносить тяжелые жертвы на алтарь долга и обязанностей? Вы думаете, я не проливал горьких слез обиды и сожалений? Не жертвовал своими мечтами, чувствами надеждами? Но поймите, я государь. А у государя не может быть своей жизни… Я должен был принести ее в жертву своему графству! Но кто вернет мне все, что безвозвратно умерло в моей душе? Кто вернет мне спокойный сон и чистые радости?.. Где искать мне пролитые в юности слезы?..

Красивые черты графа исказились. Он закусил нижнюю губу и впился в открытое окно пустым, горящим взглядом…

Вдруг он почувствовал прикосновение тонких пальцев к своим изящным рукам.

— Мне от души жаль вас, монсеньор! Но скажите мне, к чему все эти горькие жертвы? Они были принесены только ради расширения ваших земель? Ради блеска вашего великолепного двора? Ради славы вашего прекрасного графства, чтобы ветер разнес ее по чужим краям и королевствам? Но что это? Пустой звук… Умирающее эхо… Разве ценою ваших усилий нищие получили золото с небес? Голодные дети перестали плакать? Вытерли ли вы своим графским рукавом хоть одну слезу? Разве от ваших великих стараний хоть один человек в ваших владениях стал счастливее?..

Государь поднял голову. Он смотрел в это странное, безумное и вдохновенное лицо и не мог понять, о чем она говорила… Что такое простое и щемящее звучало в словах несчастной девочки, чего он не мог постичь и принять? Какую удивительную, пугающую истину скрывали от его глаз блестящие наряды придворных и позолоченная мечта о славе?..

— То, что ты описываешь, похоже на рай, — пожал плечами могущественный сеньор.

— Государь, если вы не хотите построить рай, тогда зачем вообще начинать что-то строить?..

— К чему я говорю вам все это? — спросил граф, как бы очнувшись от тяжкого сна. — Не юной девушке судить о делах государей… Но вы удивительно располагаете к тому, чтобы люди открывали вам свои душевные раны… Однако, я вижу, что тратил время впустую. Я хотел уговорить вас по-хорошему. Я ненавижу насилие и принуждение. Но, кажется, мне придется в день свадьбы увезти вас в мой замок силой…

— Монсеньор, — с пугающим спокойствием отвечала она, — эта свадьба не состоится.

— Клянусь честью, мадемуазель, я ее сыграю, — резко бросил граф де Леруа, задетый ее непонятной дерзостью и упрямством.

— А я еще раз повторяю вам: легче будет вашим воинам завоевать Гранаду, чем получить согласие невесты. Вы увезете мое тело, но мою душу вы никогда не получите!

— Мне ни к чему ваша беспокойная душа.

— Но без души тело мертво, государь… Это все равно, что покинутый дом без яркого света…

Граф де Леруа слабо улыбнулся и слегка поклонился на прощанье.

Так расстались государь и девушка. Каждый уверенный в своем торжестве.

Государям не отказывают… Сможет ли жалкая соломинка устоять против могучего и беспощадного ветра?..