Лиза начинает читать

В моих самых любимых книгах обязательно присутствуют идеи и рассуждения, которые посещали меня и прежде, до прочтения этой книги. Всегда приятно читать, как умный человек пишет нечто, до чего ты додумался сам, независимо от него. Когда оказывается, что размышления автора созвучны с твоими, это сразу переносит его в разряд очень неплохих парней.

Книга становится любимой, когда я четко ощущаю мысленное единение с ее создателем, даже если того уже нет на свете. Я будто становлюсь со-творцом, я, обычный читатель, могу предугадывать, как развернется сюжетная линия или какие личные мысли выскажет автор. Этот процесс подобен магии. Ты возносишься над миром — окрыленный, впечатленный, просветленный. Похожие эмоции человек испытывает, когда крепко влюбился. Но нет. Ты не влюблен — ты прочел книгу. Собрание мыслей чужого тебе человека, с которым ощутил тесную психическую связь. И книга стала для тебя чем-то большим, чем физический объект. Это тайна, святыня, откровение. И когда это происходит, ты ощущаешь себя словно на пороге большого открытия. Будто зависаешь между двумя мирами: физическим и метафизическим, материальным и идеальным, видимым и скрытым от людских глаз. И вот-вот тебе откроется великая тайна бытия, и радость предвкушения переполняет каждую клетку твоего тела. Описывая свои собственные ощущения, я почему-то уверена, что все в подобных ситуациях чувствуют то же самое. Но разве может быть иначе?

Начав читать «Темную половину», вскоре я поняла, что возношусь над миром вещей и постигаю мир идей, проникая в самую суть явлений. Несомненно, эта небольшая книга — лучшее, что написал Кинг. Строка за строкой автор забирал меня в свою реальность. Необъяснимая, но очень сильная эйфория от прочитанного захватывала меня, и в голове плясали и переливались радужные пятна и полосы, как в калейдоскопе. Эта книга стала для меня безвредным, но мощным наркотиком. Кирилл рассказал, что испытывал точно такое же влияние, когда читал ее несколько лет назад. Текст полностью овладел моим воображением, разжег в нем целый костер фантазий, который не унимался, бывало, до самого утра, лишая меня сна.

Я находилась под сильным впечатлением и не хотела, чтобы «Темная половина» когда-либо кончалась. Я не задавалась вопросом, почему эта книга так завладела мной. Ответ был очевиден. Это была история о писателе, пострадавшем от своего таланта.

Я все время зачитывала Кириллу небольшие отрывки, поразившие меня больше всего своим созвучием моим собственным размышлениям.

— Слушай, слушай! — восклицала я вдруг и касалась плеча Кира или тянула его за рукав. — «А было и еще кое-что другое: он был писателем, воображателем. Ему никогда не случалось встречать кого-нибудь ещё, кроме себя самого, кто имел бы более чем неясную идею, почему он или она делают что-нибудь. Он иногда верил, что желание писать беллетристическую книгу было не более чем защитой от смятения, может быть, даже безумия. Это была отчаянная попытка человека, способного понять, что точность и порядок могут существовать только в сознании людей…, но никогда в их сердцах». Правда ведь, это божественно? Правда? Скажи?

Кирилл по-доброму смеялся над моим состоянием.

— Я очень рад видеть тебя такой оживленной, Лиз. Наконец-то у тебя появился огонек в глазах.

Кажется, он даже стал меньше беспокоиться обо мне. Он явно решил, что такими темпами моя апатия скоро подойдет к концу.

Книга была по большей части автобиографична, если отбросить мистику. Мотивы литературного двойничества, оживающего псевдонима и реальности писательской мысли переплетались в кровавом водоеме убийств и насилия. Это выглядело как шедевр и будоражило мое воображение, заставляя покрываться мелкими трещинами его окаменевшую полгода назад поверхность. «Темная половина» была создана так искусно, что действительно расшевелила во мне что-то, давшее надежду на счастливый финал моего кризиса. Она вдохновляла. Но еще не настолько, чтобы я могла преодолеть себя.

В своем блокноте я записывала личные рассуждения относительно книги, которая медленно приоткрывала во мне «третий глаз». Часть записей касалась фигуры главного злодея романа — ожившего псевдонима писателя.

«Почему злодеи в книгах всегда такие привлекательные? Почему их характер кажется более цельным и продуманным, гармоничным и законченным, чем у добряков? Почему отрицательные персонажи такие душки? Даже те (особенно те!), которые ради забавы, без всякой жалости и милосердия, жестоко убивают людей, превращая свое умение даже не в ремесло, а в искусство.

Почему так привлекают те, кто без страха переходит все границы дозволенного, переступает через рамки морали и нравственности? Те, кто ломает стереотипы и всяческие нормы? Разве не вызывает восхищения человек, который, совершив изощренное убийство, не испытывает мук совести? Как все это объяснить? В каждом из нас, наверное, есть темная половина, которая желала бы всего этого, не будь она закрыта на тысячи замков и залита тоннами бетонных правил, моралей, устоев, традиций, рамок, границ, религиозных установок и так далее.

Понятное дело, что злодеи более близки нам, чем добряки. Но я думаю, есть что-то еще, и это связано с идеей Ницше о сверхчеловеке*, свободном от морали. А также с идеологией Раскольникова*. Привлекательность не в том, что мы узнаем в „плохишах“ себя, а в том, что мы хотели бы быть как они. А может, и не мы, а что-то внутри нас, какая-то забитая часть нас хотела бы этого. Привлекательность в том, чтобы творить зло. Есть ведь и правдоподобные добряки, и слишком нарочито созданные отрицательные персонажи»…

«Темная половина» сильно повлияла на меня. По прочтении у меня завязался глобальный процесс внутренней рефлексии. Я анализировала свой творческий путь в контексте романа, переосмысливала процесс творчества вообще. Это был большой толчок вперед, и я каждый день благодарила Кирилла за бесценный совет.

«В Кинге меня удивляет не только его бесспорный талант проецировать в мир из своей головы веру в мистику, чувство ужаса и беспросветного страха через свои истории. Удивляет еще и то, насколько сильно писателя волнуют вечные вопросы творчества вообще, литературы, искусства — в тесной связи с идеей расслоения мира на Добро и Зло.

У короля ужасов мир писателя выглядит так: Свет, Тьма, а между ними — автор-безумец, испытывающий сильное влияние отдельных сторон и вынужденный принимать на себя этот удар во имя баланса во всем мире. Кинговский Писатель как сквозной герой многих его книг обязательно принимает участие в решении извечных вопросов бытия. В картине мира Писатель занимает специфическое место. Он гений, творец, вершитель, судья, юродивый, сумасшедший. Верно, а иначе не было бы ни таланта, ни Силы балансировать между Светом и Тьмой.

Писатель — это такой человек, который Видит и Ведает. И его знание глубже Марианской впадины, а способность продуцировать в мир новое — сильнее любого урагана.

К фантастике, мистике, ужасам никогда не относились как к серьезной литературе. Но Кинг создает книги много серьезнее, чем любой писатель ужасов, потому что и копает он глубже. Его истории — не просто пугающие сюжеты, а нечто большее, чем сам страх. То, что прячется за страхом. Он гений, гений, и я не устану это повторять».

_____

Сверхчеловек Ницше — образ, введённый философом Фридрихом Ницше в произведении «Так говорил Заратустра» для обозначения существа, которое по своему могуществу должно превзойти современного человека настолько, насколько последний превзошёл обезьяну. Сверхчеловек — это радикальный эгоцентрик, благословляющий жизнь в наиболее экстремальных её проявлениях, а также творец, могущественная воля которого направляет вектор исторического развития. К прототипам Сверхчеловека, являвшими собой «виртуозов жизни», Ф. Ницше относил Александра Македонского, Юлия Цезаря, Чезаре Борджиа и Наполеона. Сверхчеловек свободен от морали.

Идеология Раскольникова — теория о «двух разрядах» людей — «обыкновенных и необыкновенных». Сильная личность имеет право на преступление, она свободна от морали, если ее цель — благое дело, достигающееся путем преступления.