1

Как я уже сказала, у Шувалова не возникло никаких препятствий в том, чтобы установить с группой позитивные отношения. Этот наблюдательный и проницательный мужчина смотрел на каждого студента, как на открытую книгу. И я не думаю, что он слишком расстраивался, когда мой надменный взгляд говорил ему: «Да что ТЫ можешь обо мне знать?» Ведь кроме меня в группе были все остальные люди, с которыми он постоянно общался на всесторонние темы. А я, естественно, все время была в стороне и не вмешивалась. Это устраивало всех, особенно меня.

Вообще-то в группе меня не очень любят, как можно было уже понять. Они считают меня нелюдимой и даже асоциальной. Конечно, ведь у меня странные вкусы, одежда, речь, чувство юмора. Все какое-то старомодное. Общаясь со своей группой, я не могу избегать сарказма. Вы не поверите, но все, что я им говорю, звучит с сарказмом. И, кажется, их это очень раздражает. «Бесит, что невозможно понять, всерьез ты или насмехаешься», — говорят они мне. Конечно, я над ними насмехаюсь, Иисусе. Но их мир настолько ограничен, что они даже не могут этого понять.

Многие считают меня зазнайкой и уверены, что я ставлю себя выше других. Якобы это причина того, что я ни с кем не общаюсь. На деле я бы и рада пообщаться, но публика не подходящая. Нас не связывает ничего, кроме учебы. Я даже никуда не хожу с ними, а они часто собираются в кафе, в кино, просто погулять, пока тепло. В диалоге Вконтакте я состою только ради учебной информации.

Моя группа уже привыкла к тому, что я со странностями, и многие мои поступки необъяснимы. Поэтому никто не удивился, когда я чисто машинально скинула обувь и села на стул в позе лотоса. Мне в голову пришла одна мысль, и я быстро открыла блокнот, чтобы записать ее, пока не забыла.

«Гениальные строки приходят в голову только тогда, когда отрываешься от мира вещей и сам становишься безымянным героем книги, которую пишешь. Только полное погружение позволяет создавать несравненные вещи, лично твои вещи. В мире не существует еще одного человека с таким же воображением, как у тебя. Поэтому, когда пишешь, замыкаясь в своем мире, получаешь уникальный текст, аналогов которому не существует. Каждая строчка — твоя и только твоя. Каждый абзац рожден твоим воображением. Никто в мире не повторит твой текст, пока не проживет твою жизнь с твоими мозгами. А это невозможно, по крайней мере, в нашей Вселенной».

Пока я писала, Шувалов, с увлечением читая лекцию, которую я не слушала, решил слегка размяться и совершить вояж по аудитории. Краем глаза я замечала, что он ходит между рядами и рано или поздно пройдет мимо меня. Но я настолько ушла в свои собственные размышления, что совсем забыла о том, в каком положении сижу. Пожалуй, не совсем прилично сидеть босой при преподавателе, но в тот миг меня это не волновало. Ведь мне было комфортно, а это главное.

Боковым зрением я видела, как Шувалов замер в проходе сбоку от меня и замолчал. Я решила, что он сделал паузу между предложениями, чтобы студенты успели записать его. Но пауза затянулась, и это заставило меня поднять голову. Я сразу увидела, куда устремлен его взгляд. Шувалов неотрывно смотрел на мои голые ступни. Только в тот момент я поняла, что сейчас мне сделают выговор. Спохватившись, я опустила ноги и быстро засунула ступни в босоножки. Шувалов все еще смотрел, не говоря ни слова. Удивительно, что он до сих пор не сделал мне замечания.

— Роман Григорьевич, что случилось? — спросил кто-то.

И только этот посторонний голос заставил его опомниться. Наши взгляды встретились. У него пылало лицо.

— Ничего не случилось. Я задумался. Давайте сделаем пятиминутный перерыв. Мне нужно выйти.

По аудитории прошелся шепоток. Пара началась не так давно, чтобы делать перерыв. Но Шувалов уже подошел к двери и быстро вышел.

— Что произошло-то? — студенты повернулись ко мне обеспокоенно.

— Не имею понятия, — я пожала плечами, придавая себе беспечный вид. — Наверное, вспомнил что-то важное. Или позвонить нужно.

Это звучало убедительно, но я ощущала себя виновной в этом странном происшествии. Ладно, я сидела босая, так что с того? Мог бы сделать мне замечание и все. Но нет. Он повел себя очень странно. Что такого он увидел? Он выглядел так, словно напуган или ошеломлен. Но это были всего лишь мои ноги.

Когда Шувалов вернулся и продолжил пару, все стало окей. О странном происшествии все забыли, потому что он вел себя как обычно. Я решила больше не рисковать и вела себя порядочно. Но время от времени, когда я отрывала глаза от своего блокнота, я замечала на себе его быстрые, нарочито мимолетные взгляды. Я неприятно удивилась, когда после пары Шувалов попросил меня задержаться. Наверняка сейчас прочтет лекцию о том, что в вузе надо вести себя воспитанно, а не как у себя дома, подумала я. Просто решил сделать это с глазу на глаз, не при всех. Ну и на том спасибо.

— Девушка, да, Вы, подойдите ко мне.

— Да, Роман Григорьевич.

Мы стояли друг напротив друга, и он ничего не говорил, ожидая, пока все остальные выйдут. Под его изучающим прищуром я вела себя естественно. Дверь закрылась. Мы остались вдвоем.

— Что Вы хотели?

— Я тебя раньше не замечал, — произнес Шувалов задумчиво.

Я нахмурилась. К чему он клонит? И этот резкий переход на «ты» был неприятен.

— Не понимаю?..

— Почему ты сидишь позади всех?

Я растерялась, ожидая услышать какой угодно вопрос, кроме этого.

— Ну… мне… удобно там.

— Никто на тебя не смотрит, а ты видишь всех. Так?

— Я привыкла там сидеть. Вот и все.

— Разумеется, — прищурился Шувалов.

У него было такое выражение лица, словно он бросает камень в водоем, чтобы определить его глубину. Я молчала от недоумения. О моих босых ногах тут явно никто не собирался говорить.

— Как тебя зовут?

— Елизавета.

— Елизавета. Элизабет, значит. Бет.

Шувалов будто говорил сам с собой. Я лишь удивленно приподняла бровь. Но тут мужчина поднял руку и потянул ее ко мне. Он попытался коснуться пряди моих волос, упавшей на ключицу, но я молча перехватила его кисть и отвела в сторону. Его взгляд спрашивал, а мой — запрещал. Мы обошлись без слов.

Так и не говоря ни слова, я ушла оттуда с очень странным ощущением подавленной взбудораженности. Все это было странно, но мне не хотелось ругаться или возмущаться его поведением. Он хотел коснуться меня, но я четко показала, что делать этого не стоит. Как все это связано с его поведением на паре? С моими ногами? Какой-то бред. Так или иначе, а я расставила все точки над «i», и Шувалов вроде бы понял.

Да, конечно, он ничего такой мужчина, и уже ясно, что я ему понравилась, но, во-первых, мое сердце занято, во-вторых, если речь заходит об измене, то я уже слишком стара для этого дерьма. Мутить с преподом, нет, спасибо, в этой реке мы уже плавали. Это слишком глубоководные реки с быстрыми потоками и острыми скалами.

Он назвал меня Бет. Черт возьми, никто в жизни не называл меня так странно. Конечно, я ничего никому не собиралась рассказывать. Я была уверена, что Шувалов понял мой намек и больше ничего подобного не предпримет. Но каково же было мое удивление, когда буквально на следующем занятии я поняла, что ошибалась.