14

Я стою у крутого обрыва, море в десяти метрах подо мной бешено пенится, бурлит, озлобленно хлещет о скалы. На сиренево-синем горизонте я вижу несколько далеких черных воронок. Смерчи. Их вытянутые силуэты то и дело рассекают зеленые всполохи. Обезумевшая морская вода перекатывается высокими валами, пузыри бурой пены громко лопаются, волны ревут, как древний раненый ящер. Меня обдает влажным ветром и солеными брызгами. Столь несвойственный этой местности запах бензина и гари щекочет мне ноздри.

Раздается короткий звонок, и я достаю сотовый, чтобы ответить. Но вместо телефона в руках у меня еле живая рыбина — она быстро дышит, широко открывая рот буквой «О», ее жабры подергиваются, чешуя отливает серебристо-зеленым, а покрытые белым налетом глаза смотрят прямо на меня со странным выражением. Я замахиваюсь и выбрасываю рыбину в море, в последний миг замечая, что у нее распорото брюхо от головы до хвоста, и часть внутренностей остается на моей ладони, а остальное на мгновение зависает в воздухе.

Когда рыба падает в воду, раздается пронзительный визг женщины, и эхо от него заполняет все окружающее пространство, заглушая даже рев моря. Мне больно, звук слишком громкий, кажется, что кровь идет у меня из ушей, течет по шее тонкими струйками. Я хочу вытереть ладонь об одежду, но ничего не выходит — серые склизкие следы рыбьих внутренностей остаются на коже. Хочу сесть на корточки, чтобы провести рукой по траве, но не могу двинуться — тело неуправляемо. Я словно памятник на краю обрыва.

Пытаюсь кричать — тщетно: голоса нет, раздается лишь хрип. Не могу обернуться, но знаю точно, что позади меня совсем иной пейзаж, нежели передо мной. А еще за спиной кто-то есть, чувствую интуитивно, затем слышу сиплое дыхание, оно приближается. Позади опасность, но мне не позволяют обернуться, остается только смотреть строго перед собой. На горизонте взрываются лиловые молнии, ветвистые, словно перевернутые кроны деревьев. Следом слышатся далекие громовые раскаты. Стихия явно не оставит живого места, если доберется сюда.

Моя спина словно покрывается коркой льда. Я опускаю глаза и вижу на себе ослепительно белое полупрозрачное ночное платье, хотя в начале сна на мне была другая одежда. Я боса, и ступни мерзнут в мокрой траве. Ветер в бессильной злобе швыряет из стороны в сторону как платье на мне, так и распущенные волосы. Наконец, некто сзади приближается почти вплотную, хрипло посмеиваясь. В следующий миг мою шею стискивают в районе позвонков, а перед лицом появляется кисть, держащая лезвие складной бритвы.

— Не двигайся лучше, малышка Бет, — советует мужской голос прямо мне на ухо.

Лезвие бритвы покачивается перед глазами, я пристально слежу за ним, стремясь увидеть в нем отражение. Мой рот приоткрыт, дыхание частое, мне страшно, словно меня настиг тот, кто очень долго догонял, чтобы убить.

— Ты доигра-алась, Бетти, добегалась, скажу я тебе. Ты же понимаешь, что мы оказались здесь только по твоей вине, не так ли, Бет? Все, что ты видишь, происходит исключительно из-за тебя. Я ведь много раз тебя предупреждал, я старался оставаться добрым дольше обычного, я хорошо к тебе относился, я был очень понимающим, разве нет, Бет? Я хороший человек, — бритва делает резкое движение и застывает у моей шеи, заставляя меня вздрогнуть. — Мне давно бы следовало тебя расчленить, но я настолько добр, что до сих пор жалел тебя. Между тем я с самого начала, с нашей первой встречи мечтаю выпотрошить тебя, девочка. Но я держал себя в руках, видит бог, держал! И чем ты мне отплатила, Бет? Не говори, я сам скажу: ты сбежала. Как это нагло, как это подло с твоей стороны. После всего, что я для тебя сделал, так ранить мое сердце. У меня ведь тоже есть чувства, крошка, и они задеты самым нахальным образом. Ты ведь понимаешь, что я собираюсь сделать, не так ли?

Рука, стискивающая мою шею, с силой встряхивает меня, лезвие опасно прижимается к горлу.

— Отвечай немедленно!

Я не могу произнести и слова, лишь нечленораздельные звуки выходят из моей глотки. Я рыдаю, зная, что смерть уже очень близко, и в этот раз он меня не пощадит. Я не понимаю, о чем он говорит, но я не могу ответить ни слова, как бы мне ни хотелось этого. Для меня это физически невозможно, но он не понимает и прирежет меня за молчание.

— Говори же, сука! — голос в высшей степени озлоблен.

Снова встряска, затем раскатистый смех.

— Ха-ха-х-ха, я понял, Бет, я понял. Ладно, молчи, ты всегда была такая упертая, и мне так это нравилось в тебе: упертая и гордая, да. Хорошо, поговорим иначе. Стой смирно, не то, клянусь, я столкну тебя в море, но прежде полосну тебя как следует, детка.

Он убирает руку с моей шеи и ведет ладонью по ребрам, ощупывая их, затем обхватывает левую грудь прямо через платье.

— Умница, Бет. Что это у нас тут такое соблазнительно округлое? Ох, девочка, не будь я так зол, я бы спрятал лезвие в карман и сделал второй рукой то же самое, да только, боюсь, ты вновь улизнешь, отвлекши мое внимание своими женскими штуками.

Мужская рука нежно мнет мою грудь, а тело прижимается ко мне вплотную.

— Сорвал бы с тебя это тонкое платьице, Бет, веришь? Ты всегда была такая сладкая, как жаль, что ведешь себя плохо. Не слушаешься, сбегаешь, злишь меня, делаешь все, чтобы я от тебя избавился. Разве тебе со мной так плохо? Зачем тебе эта свобода? Я выгуливаю тебя, кормлю, трахаю каждый день по несколько раз. Я бы и сейчас не прочь поразвлечься с тобой, но ты меня вынуждаешь поступать иначе, а мне бы очень не хотелось делать тебе больно, Бет. Ах, девочка, мне жаль тебя лишаться, я обожал твое тело, но мое терпение лопнуло, и ты сама в этом виновата.

Пока он говорит, слезы ужаса льются ручьями по моему лицу, часть из них капает на его руку, которой он продолжает играть с левой грудью. Беспросветный страх окутывает мое сознание, я понимаю, что смерть уже неотвратима, а я бессильна, чтобы спастись. И эти последние минуты моей испорченной жизни я выслушиваю бред этого больного психопата, от руки которого я и погибну.

— Вы посмотрите, у кого-то сосочек встал, ну и ну! Неугомонная Бет, даже перед смертью не можешь не течь рядом со мной, как последняя шлюха. По правде говоря, можно бы устроить прощальный раз, как считаешь? Кому это повредит, не так ли? Тебе перед смертью вообще все равно, а я, наконец, смогу проявить всю свою жестокость в процессе, не опасаясь повредить тебя слишком сильно. Ты ведь все равно труп. Последний раз оттрахать тебя перед тем, как прирежу и сброшу на корм рыбам, а что, неплохая идея.

Я набираю в легкие воздуха и изо всех сил выкрикиваю:

— НЕ-Е-ЕТ!!!

— А я решил, ты онемела, Бет. Не буду я ничего с тобой делать, не переживай, просто прирежу. Но сначала я должен кое-что сказать тебе на прощание, малышка.

— Нет-нет-нет-нет-нет! — рыдаю я, махая головой.

— Вот, что я скажу тебе, Бет: твой дружок уже давно дожидается тебя на дне.

Я не успеваю понять смысл его слов, как он, вцепившись мне в волосы, откидывает мою голову назад, чтобы кожа на шее натянулась, и с сильным нажимом проводит по ней лезвием.

Эту боль не сравнить ни с чем. Я опускаю расширенные до предела глаза и вижу, как кровь хлещет мне на грудь, быстро окрашивая белое платье, и вместе с ней из меня вытекает жизнь. Не могу дышать, не могу кричать — перерезанное горло клокочет и мокро булькает. Хватаюсь за шею обеими руками, чтобы остановить поток крови, но резкий удар коленом в спину сталкивает меня с обрыва, заставляя по инерции раскинуть руки в стороны. Лечу вниз головой, пропитавшееся кровью платье трепещет от встречного ветра, артерия продолжает фонтанировать, и маленькие капли слегка опережают мое падение, я вижу их перед лицом.

С плеском падаю в шумную волну и иду ко дну, оставляя за собой багровый след. Удивительно, что я все еще жива. Здесь неглубоко, и едва мои ноги касаются дна, я замечаю нечто овальное. Задерживаю на предмете взгляд, мутнеющий с каждой секундой. Водяной поток переворачивает предмет на бок, и он оказывается отрезанной головой Кирилла.