9

Все начинается весьма неординарно для моих снов — я выныриваю из-под воды. Жидкость вокруг бурлит, словно горный поток, и кишит тиной. Тина больше напоминает потроха и липнет ко всему телу. Над поверхностью воды возникают ядовито-желтые испарения, запах гнили ударяет в глаза и в нос, разъедая слизистую. Нечто под водой начинает тянуть меня за ногу. Я понимаю, что должна плыть к берегу, и начинаю двигаться изо всех сил, хотя не умею плавать. Водоросли цвета кишок путают мне ноги, удерживая на месте. Я барахтаюсь, каждые полметра освобождая ступни из подводных ловушек.

Очень долго я добираюсь до суши, а когда достигаю ее, выбившись из сил, понимаю, что не сумею выбраться из воды. Глубина прежняя, а кромка берега находится в полутора метрах над головой. Ухватиться за нее невозможно, опоры для ног тоже нет, помимо скользкой отвесной стены из глины.

Спустя множество бесплодных попыток взобраться на берег слух улавливает мощные движения воды в глубине водоема. Там что-то происходит, нарастает вибрация. Я понимаю, что вскоре со дня поднимется нечто опасное для меня. Мне необходимо срочно выбираться, но я снова и снова соскальзываю по глине, не ухватившись за край крутого берега и кончиком пальца. Неожиданно сверху ко мне опускаются две черно-красных змеи толщиной с откормленного питона. Они хотят помочь и обвивают меня в кольца, вытаскивая из воды. У созданий нет глаз, ноздрей, ушей, пасти, но я знаю, что это змеи.

Едва я очутилась на берегу и поднялась на ноги, существа быстро расползаются, оставляя на песке жирный маслянистый след. Водоем бесследно исчезает, и меня окружает весьма странный лес. Высокие дремучие деревья размером с секвойю чередуются с многоэтажными зданиями. Здания выглядят, словно игрушечные: очень высокие, но узкие и тонкие; расположение и форма окон напоминает соты. Цвет и оттенок каждого пятиугольного окошка варьируется в спектре розового, синего и зеленого. Выглядит это завораживающе, очень ярко и сказочно. Из некоторых окон на землю стекает странная жидкость серого цвета. Я двигаюсь вперед, запрокинув голову и внимательно рассматривая эти фантасмагорические виды, словно изъятые из фантазии шизофреника.

Вскоре откуда-то сверху раздается гул. Из окошка на самом верху медленно вылетает нечто, неподвластное моему описанию. Я даже не могу привести аналогий из жизни, на что оно похоже (такое в моих снах случается часто), но я безумно рада, что оно меня не замечает и улетает, растворяясь в небе. Небо, кстати, равномерного пастельно-розового оттенка, без облаков, а в зените висят две луны — большая и маленькая.

Пока я стою, задрав голову и рассматривая луны, здания исчезают — судя по звуку, они просто опускаются под землю. Остаются только деревья и множество тропинок, усеянных разноцветными стеклянными бусинами. Мне хочется зачерпнуть мелкие цветные стекляшки в ладонь, но, услышав сильный запах протухших фруктов, я понимаю, что дольше здесь находиться опасно, и устремляюсь вверх по одной из тропинок.

Пока я бегу, пейзаж вокруг меняется, и вскоре я оказываюсь в плотных зарослях колючего черного кустарника, усыпанного ультрамариновыми бусинами ягод. Шипы оставляют тонкие царапины на моих руках. Впереди я вижу деревянную лестницу, ведущую к дому, похожему на избушку лесника, только гораздо больше. Туда мне и нужно.

Кустарник неохотно выпускает меня, я замираю у входной двери. На ней сидит гигантских размеров отвратительная сколопендра, ее молочные лапки-щетки закрывают ручку двери. Она не собирается уходить, она сидит здесь специально. Что-то подсказывает мне, что я должна довериться не зрительным образам (они обманчивы), а запахам. Я вдыхаю — насекомое пахнет морской водой, и меня это даже не удивляет. Запах не несет опасности.

Уходи, — думаю я, и сколопендра сползает с двери, быстро перебирая множеством ножек. Как просто, думаю я, я могу подчинить себе все, если только пойму, что оно нереально. Темный хитиновый панцирь тускло блестит, насекомое исчезает, огибая меня по дуге.

Тяжелая деревянная дверь поддается неожиданно легко, словно она из фанеры, и я оказываюсь внутри. Даже не успевая рассмотреть всего подробно, чувствую паническую атаку. Мне не следует здесь находиться. С потолка что-то с чавкающим звуком падает на пол. Я присматриваюсь, это похоже на печень. Свиная, а может, человеческая. Поднимаю голову — по потолку явно ползает нечто мокрое и скользкое, но темнота не позволяет разглядеть что-либо.

Осматриваюсь. На стенах висят внушительные крюки в большом ассортименте: тупые и острые, с наконечником и без, тонкие и толстые, с разной степенью выгнутости дуги, с зазубринами и без них. Объединяет их одно — все острия багровеют, словно с них только недавно сняли кровавые трофеи. На длинном столе вдоль стены блестят мясницкие ножи. Все вокруг меня в багровых, коричневых и черных тонах.

С улицы раздается шум. Некто грузный и большой поднимается по ступеням к двери. Это хозяин дома. Я успеваю спрятаться за высокое кресло, которого еще мгновение назад здесь не было. Думаю, мое сознание специально материализовало его ради моей защиты. Со скрипом открывается дверь, слышатся тяжелые шаги — они явно принадлежат огромному человеку. Слыша дыхание вошедшего, я не пытаюсь даже выглянуть из-за своего укрытия, сама стараясь не дышать. Сжимая кулаки, я не двигаюсь. Страх сдавливает меня гидравлическим прессом, словно брикет мусора. Стук моего сердца заполняет весь дом. Я слышу, что человек принюхивается, и мне не надо даже видеть, чтобы уловить тот миг, когда плотоядная улыбка растягивается на его лице.

Вместо того чтобы отодвинуться в сторону, кресло поднимается в воздух и опускается уже в другом месте. Тот, кто поднял его, теперь стоит надо мной во весь рост. Несколько мгновений мы рассматриваем друг на друга в полной тишине. Мужчина одет, как настоящий лесник, а на груди у него расплываются темные пятна крови, которая ему не принадлежит. В следующий миг мужчина хватает меня за волосы (его ладони тоже красные и липкие) и поднимает над полом. Этот трюк дается ему с немыслимой легкостью. Волосы словно выдирают из кожи, и я кричу от боли, настолько реальной, что все остальное теряет значение. Мои ноги дергаются в полуметре от пола, а ладони хватаются за его вытянутую руку, чтобы подтянуть остальное тело вверх и ослабить натяжение кожи головы. Боль нестерпима.

Мужчина встряхивает меня, словно щенка, за шкирку вытащенного из лужи, затем бросает на стол в самом центре помещения. Тупая боль от удара отзывается в локтях и копчике. Мужчина тут же нависает надо мной, широко улыбаясь и выкатив безумные голубые глаза. В одной руке он держит маленькую складную бритву. Нет! — думаю я. — Нет-нет-нет-нет!!! Почему я не могу кричать? Почему нельзя издать ни звука?

Тяжелая ладонь придавливает меня к столу в области солнечного сплетения, теперь я не могу даже приподняться. Мое безмолвное сопротивление нисколько не трогает его. Пытаюсь дергать руками и ногами, но конечности плохо слушаются, будто увязли в густом желе. В следующий миг осознаю, что на мне совершенно нет одежды, а тело словно приклеили к столу. Бессилие и беспомощность перед лицом опасности — это то, что я больше всего ненавижу во снах, и это то, что случается со мной чаще всего. Мотив многих моих снов сейчас приобретает новые краски, учитывая то, кто на этот раз представляет для меня опасность.

Мужчина касается лезвием моей щеки и оставляет легкий надрез. Теплота стекает вниз по скуле тонкой ниточкой, ранка слабо пульсирует. Я все еще не могу кричать, и это ужаснее всего, я не смогу позвать кого-то на помощь, получается лишь мычать от ужаса.

— М-м-м-м-м! Ум-м-м! У-у-у-у-м-м! — надрываюсь я.

Мужчину явно забавляет мое поведение, он наклоняется к моему лицу и проводит языком прямо по кровоточащему порезу. Помимо волны ужаса это причиняет новое неприятное ощущение, потому что его язык кажется шершавым. Выпучив глаза, я дергаюсь с новой силой, неотрывно наблюдая, как он слизывает капельки моей крови с лезвия, внимательно глядя мне в глаза.

Это уже перебор. Я даю себе сигнал проснуться, но ничего не происходит — сон слишком прочно удерживает меня, я глубоко засела, вырваться по личному желанию не получится. Должно произойти нечто еще более ужасающее, чего мое подсознание точно не выдержит и разбудит меня. Значит, это еще не предел, значит, граница, от которой я проснусь, еще впереди, и нужно терпеть.

Стоит мне подумать об этом, как мужчина начинает раздеваться. Он неторопливо стягивает с широких плеч ватник, снимает через голову рубаху и остается без верха. Я понимаю, что могу двигаться, и первым делом касаюсь пореза на щеке — он небольшой, но кровь все еще сочится. Спрыгиваю со стола, ноги слушаются плохо. Нужно во что бы то ни стало выбраться из этого дома, пока есть возможность перемещаться. Стойкий аромат апельсинов и специй пронизывает воздух, и я решаю, что это хороший знак.

Пошатываясь, опираясь о стол и стены, роняя на пол ножи, я отхожу спиной вперед, чтобы не терять мужчину из вида. Признаться, он выглядит весьма соблазнительно с обнаженным торсом и окровавленными руками. Эта мысль настолько внезапна, что я останавливаюсь, разглядывая его. Он улыбается, как и всегда, и это улыбка акулы за миг до того, как она откусит человеку ногу. Он улыбается, потому что все всегда идет только так, как он того хочет. Вот и сейчас все идет по его сценарию, несмотря на то, что это мой сон, черт возьми! Сукин сын распоряжается моим воображением даже лучше, чем я, успешно используя его силу в своих целях.

— Бетти хочет поиграть в прятки? — спрашивает он. Звук его голоса оглушает меня.

Мужчина делает шаг вперед, берет со стола нож и швыряет его в мою сторону, но намеренно не попадает.

— Убега-ай, Бетти, спасайся-а. Я вожу, идет? Я вожу, и когда я найду тебя, девочка… ох… — волна возбуждения прокатывается в нем, он закусывает губу, щурит голубые глаза и качает головой, преодолевая сладкие судороги по всему телу, — детка, лучше бы тебе спрятаться от меня сейчас так надежно, как только сумеешь, потому что когда я найду тебя, я тако-ое с тобой сотворю… Лучше бы тебе прямо сейчас убегать, малышка Бет.

Но я не слушаюсь, хотя его речь вселяет в меня первобытный ужас. Чтобы сон скорее закончился, я должна идти наперекор его условиям, нарушать его правила и устанавливать свои собственные. Ведь это мой сон, и только я здесь распоряжаюсь. Уверена, стоит мне нарушить естественное течение сюжета, проявив самостоятельность решений, и сон резко оборвется.

Я иду к нему, и он, немного удивленный, идет мне навстречу. Он так улыбается и так смотрит на меня, что с каждым шагом я чувствую нарастающее возбуждение, я дрожу, но уже не от страха.

— У-у, малышка Бет осмелела, — приблизившись, он делает вовсе не то, чего я ожидаю.

Далее я вижу происходящее со стороны, от третьего лица. Вижу, как он хватает меня за волосы и откидывает мою голову так, как ему нужно. Вижу, как он берет со стола длинный нож с широким тонким лезвием и кровостоком.

— Я бы так отымел тебя, Бет, но не в этот раз, — произносит он.

Я вижу, как мужчина резко и глубоко бьет ножом мне в грудь, затем вытаскивает его и по рукоятку засаживает под подбородок, начиная поворачивать его вокруг оси.

Боли не было, но я проснулась от собственного визга. Кирилл тоже проснулся и сразу же осыпал меня градом взволнованных вопросов. Он действительно обо мне беспокоился, но в тот момент мне было не до него — я еще не пришла в себя.

Прислушавшись к своим ощущениям, я была ошеломлена. Мне пришлось признать, что я нахожусь на пороге оргазма, в максимальной точке возбуждения. Мне также пришлось признать, что довел меня до этого мой кошмарный сон. Отбившись от вопросов Кирилла, я отправилась в холодный душ. Четыре утра. Самое время. Замечательно. Просто чудесно выспалась. Очень бодро себя чувству, благодарю за заботу.

Но что со мной? Что заставило меня так завестись, что я почти кончила во сне? Прежде со мной такого не случалось, и я даже подумать не могла, что это возможно. Ответ был ясным, как полная луна в темную ночь. Роман Григорьевич Шувалов. С какой стороны ни взглянуть, а мерзко просыпаться в постели с любимым человеком, испытывая страстное желание к постороннему мужчине, желание, замешанное на жестком и кровавом сновидении. Необыкновенно мерзко. Но что-то подсказывало мне, что это происходит не в последний раз.

Ледяная вода окатила меня, заставляя тело содрогнуться и покрыться гусиной кожей. Зажмурив глаза, я зашипела, приказывая себе терпеть этот холод во что бы то ни стало. Моменты сна еще мелькали в памяти, как мошки перед лицом. События сна не собирались забываться, словно были частью реальной жизнью, а не плодом моего воображения. Словно все это случилось со мной в действительности, а не в ночном кошмаре. Да и кошмаром это трудно назвать, скорее извращенный фильм для взрослых.

Как наяву, передо мной возникал голый волосатый торс Романа Григорьевича, большие руки в пятнах крови, лезвие… и холодная вода переставала помогать мне в преодолении возбуждения. Разозлившись на себя, я решила, что лучше заболею воспалением легких, чем уступлю безумному желанию, охватившему мое тело. Я боролась двадцать минут и победила. Сновидение, пусть и такое правдоподобное, отступило перед реальностью, и между ног у меня все, наконец, успокоилось.

Испытывая чувство стыда, я возвращалась в постель с твердым намерением рассказать Кириллу все до последней капли, честно и без недомолвок, как мы всегда это делали прежде. Я знала, что он не спит, ожидая меня, чтобы поговорить. Но когда я легла и увидела его любящий встревоженный взгляд, у меня не хватило духу поведать правду.

— Дорогая, что с тобой? Что за сон? Ты так кричала, я испугался за тебя.

Я обняла Кирилла и уткнулась лицом в плечо, чтобы не смотреть ему в глаза.

— Кошмар. Очень тяжелый.

— Что на этот раз?

— Меня преследовало и поймало нечто… ужасное. Не человек. Поймало и… убило.

А что, если я как-нибудь во сне произнесу его имя или фамилию? Как я потом сумею оправдаться? Что, если Кирилл посреди ночи услышит мои стоны и отчетливое слово «Шувалов», разбудит меня и умолчит об этом? Спросит, что мне снилось, а я солгу, прямо как сейчас, потому что не смогу иначе? Как же все это мерзко. Неужели это происходит со мной?

— Знаешь, у меня есть отличное средство от кошмаров, — игриво произнес Кирилл и задержал руку на моем бедре.

Волна отвращения нахлынула на меня, едва я поняла, к чему он клонит.

— Ох, Кирилл, прости, не сейчас, я совсем не в состоянии…

— Ладно, я понимаю, глупость сказал, конечно, сейчас не подходящий момент. Прости, дорогая, — он мягко прижал меня к себе. — Просто хотел отвлечь тебя, вот и предложил. Давай спать, родная. Я люблю тебя.

— И я тебя.

Впервые в жизни я сказала это машинально, не задумываясь над смыслом, и ужаснулась. Не ложь ли это? Или, как сказал бы Роман Григорьевич, это ложь, не так ли, Бет? — спросила я себя. Но когда бы это успело стать ложью? Как я могу сомневаться в своих чувствах к мужчине, с которым уже более трех лет делю свою жизнь, от которого у меня нет никаких секретов? Точнее, не было. Какой же это бред. Я люблю Кирилла, и никакой трещины между нами нет и быть не может. Откуда ей взяться, скажите, пожалуйста? Из-за какого-то нелепого сна, который я наутро даже не вспомню?

Роман Григорьевич может лезть ко мне, сколько угодно, может убивать меня во снах, но сердцу моему он не указ. Мысль о том, что я могу влюбиться в этого мужчину, просто смешна. Однако я не спала еще полтора часа, ворочаясь в беспокойстве.