Глава 28

Серый проводил нас до двери моей спальни.

— Спокойной ночи, Маша, ложитесь спать, завтра я вас рано разбужу! — порекомендовал лохматый.

— А ты куда решил смыться? — негодовала я.

— Погулять, по лесу побегать! — растерялся хвостатый.

— Какая-то нам легкомысленная нянька досталась и отвратительный охранник! — сливала я в негатив пережитый страх на ужине.

— Почему? — возмутился клыкастенький.

— А кто будет следить за безопасностью детей ночью? — нагнетала я.

— Но ты же рядом с ними спать будешь? — пытался пристыдить меня Серый. Не на ту напал!

— А кто будет следить за моей безопасностью? — не унималась я.

— Ууууу, — подвывал волчара.

— И этот волк мечтает стать отцом?!!! — театрально закатив глаза и всплеснув руками, негодовала я.

— Но должно же быть у меня личное время?!!! — Волк явно был поражен семейным произволом.

— Конечно, должно!!! Лет так через восемнадцать! В моем случае поменьше, через четырнадцать. При условии, если я опять не решусь испытать счастье материнства. Тогда все начнется сначала!

— А есть другие варианты? — в голосе волка брезжила надежда.

— Есть! — уверенно ответила я. — Только вот беда, я их не знаю. Поэтому проходи в комнату, располагайся, это теперь твой новый дом, — растаптывать чужие надежды под свое плохое настроение — это нехорошо, но чудовищно приятно. Поддалась кощееву влиянию и не стала отказывать себе в удовольствии.

Серый зашел, немного покрутился, осваиваясь на новом месте, потом занял диван и сделал вид, что задремал. Я переодела детей в подобие пижамок, сменила наряд на длинное, скромное нижнее платье и забралась в свою огромную постель с балдахином. После тряски в телеге очутиться на пуховой перине и чистых шелковых простынях, казалось невероятной сказкой. Было удивительно осознавать, что столь райское место имеет в качестве хозяина Кощея Бессмертного. Но позвоночнику на это было совершенно плевать, он начал выпрямляться и расслабляться. И только мое сознание начало уплывать в царство морфея, как с двух сторон ко мне в кровать забрались маленькие непоседы.

— Мамочка, можно я с тобой посплю? — умоляющий голос сына сломал во мне все педагогические и воспитательные барьеры.

— Конечно, можно, маленький, — и родное солнышко тут же прижалась к моему правому боку.

— А можно и мне с тобой, тетя Маша, поспать? — пропищала тоненьким голоском Иста.

— Конечно! — и слева ко мне прильнула Источка.

Буквально минут через пять два детских носика самозабвенно сопели, радуя меня спокойным сном.

Я лежала и обнимала детей, но разум, не зная отдыха, без устали работал, анализируя произошедшее. Меня тут ждали, встретили радушно, озаботясь моим комфортом. Безопасность детей организована на недостижимой высоте, даже без моих претензий было видно, что каменистые тварюшки не сводят глаз с Ванюшки и Источки. И этой клыкастой охраны сюда согнали тьму тьмущую, если учитывать не только игривую свору, что не отходила от детей, но и тех окаменелых товарищей, что сидели на крышах и фасадах зданий, притворяясь безжизненными статуями, при этом очень даже внимательно наблюдая за всем происходящим вокруг малышей.

Со мной местный персонал активно обходителен, сразу выделили из всего посольства, поселили обособленно, окружили теплом и заботой. Но как ни странно, при этом я не чувствую себя загнанной в угол пленницей. Или чувствую? Вредная мысль сверлила мозг. Спать совершенно расхотелось, и дух авантюризма толкал меня на подвиги. Я аккуратно выбралась из постели, укутала детей и пошла в «бассейн» одеваться. Бродить в подобии пижамы по готическому замку мне показалось неуместным.

— Маша, ты куда? — волк тут же перестал притворяться спящим.

— Гулять!

— Ночью? — волчара явно сомневался в моей вменяемости.

— Почему нет? — от моей логичности клыкастенький завис.

— А дети? — наивный хищник пытался надавить на мою совесть. Где только разглядел?

— А ты на что? — парировала я.

Ой, вэй! Кажется, это заразно. А из меня бы вышла симпатичная гражданка государства Израиль, но в этой сказке его не существует.

— Может, тебе провожатого позвать? — не сдавался лохматик.

— Зачем? Так интереснее! — жажда приключений манила.

Одевшись в свой сарафан и рубаху, я проскользнула за дверь и остолбенела. По бокам от двери стояли статуи двух горгулий и двух химер, усиленно делающих вид, что они просто статуи.

— Охранять детей! — скомандовала я, как прапорщик с двадцатилетним стажем службы.

Каменюки, видимо, не подозревали во мне таких талантов, и аж уши к головам прижали, отчего на гранитный пол посыпалась каменная крошка. Посчитав, что свой материнский долг я выполнила сполна, отправилась гулять по первому в моей жизни каменному замку. Ночью это эпическое сооружение казалось еще грандиознее. Кругом горели свечи и волшебные светлячки, отбрасывая свой свет на гобелены, картины, росписи, фрески и витражи. Отчего пейзажи портреты, персонажи на картинах преображались, становились реалистичными. Вот так вот, задрав голову и шагая, ведомая лишь любопытством и никем неограниченной наглостью, я забрела, как в сказке, туда, не зная куда. По мере того, как я уходила из парадной части замка в хозяйственную, убранство стен становилось все менее нарядным, а освещение более скромным.

Только я решила завернуть за угол, как тут же остановилась. Три, явно женские фигурки, замотанные с ног до головы в ткань, на манер паранджи, несли на головах тарелки, полные разнообразных яств. Я, пристроившись им в хвост, последовала за ними. Действительно! Я же не видела здесь ни одной местной женщины! И абсолютно ничего не знаю об их обычаях. А вдруг у них принято, как у мусульман, запирать женщин дома, заматывать в чадру, за измену на базарной площади забивать камнями, а, чтобы развестись с женой, прокричать в многолюдном месте три раза слово «развод»? Тогда, порядки в тридесятом царстве — это просто образчик равноправия, а само государство — райское место для любой женщины. На паранджу я не согласна категорически.

Барышни, замотанные на манер живых мумий, свернули за большую дверь. Я, шмыгнув за угол, притаилась и стала ждать. Девицы задержались там ненадолго, минут через десять появились уже без подносов и ушли в обратном направлении. Передо мной встала дилемма: последовать за женщинами или заглянуть за эту большущую дверь и узнать, кто там кушать изволит. Может, какие интересные разговоры подслушать удастся?

Прижавшись носом к дверной щели, всеми фибрами души пыталась разглядеть и расслышать что-нибудь полезное, но по ту сторону, словно затаились, лишь шорохи манили мое неуемное любопытство, но не приносили столь необходимой информации.

Бах! Мир вокруг меня перевернулся. И вот я уже очень подробно изучаю каменный пол нового для меня помещения. Надо сказать, мой нос не обнаружил ни пылинки на доступном для него участке, уборщики у Кощея старательные. Подняв вверх глаза, отметила, что на меня смотрят три мужских индивида: Костя, мужчина средних лет разбойничьего вида с одним выбитым передним зубом и Змей Горыныч. Да-да, динозаврик с тремя головами, внушающий страх и ужас, а еще просто ужаснейшее любопытство.

— Настоящий? — не смогла я унять свой поистине детский восторг.

— Кто? — не понял моего вопроса Костя.

— Горыныч, — пояснила я. — Ты же настоящий?

— Вполне, — ответила мне средняя голова динозаврика.

— …! …! …! — согласно русской традиции очень поэтично нецензурным языком выразила я свой восторг.

От моей восхищенной тирады все три особи мужского пола покраснели и потупили глаза, уставившись в качественно отдраенный пол.

— А можно тебя потрогать? — я не посчитала нужным сдерживать свои дерзкие порывы.

— А может, не надо?!!! — попятился от меня, как от чумной, второй после Кощея самый страшный персонаж этой сказки.

— Почему? — обиделась я. — Кусаешься?

В сказку без спросу засунули и даже такую прелесть погладить не дают. Вот где? В каком зоопарке я дома настоящего Змея Горыныча найду?!!

— Не кусаюсь! — злилась правая голова, и, косясь на секретаря, пояснила: — Просто Кощей пообещал с того, кто тебя обидит три шкуры содрать. Это, конечно, не смертельно, но очень неприятно. Так что иди, куда шла, подобру-поздорову.

Хорошо они придумали. Бессмертный озаботился моей безопасностью, да так категорично, что теперь со мной никто связываться не хочет. И всем очень хорошо было, если бы я сидела в выделенной мне комнате и у порядочных, давным-давно вымерших архаичных рептилий под ногами на путалась и не мешала им водочку пить, или что это у них там, в кружках налито? Не выйдет!

— А если я сейчас разрыдаюсь самозабвенно? А дорогой и любезнейший Кощей Бессмертный возьмет и поинтересуется, по какой-такой причине я горючие слезы проливаю? Что мне ему, горемычному, ответить? Змей Горыныч меня напугал? А как вам такая версия: Змей Горыныч настолько жаден, что пожалел гостье Кощея Бессмертного краюшечку хлеба?

Видимо, дракончик не привык, чтобы ему так нахально отвечали, да еще с элементами шантажа. Ну, когда у тебя за спиной гарантии самого Кощея, отчего же не позволить себе хулиганство?!

— Мария Васильевна, вы же только что отужинали с нашим государем, отчего же такие претензии к корочке хлеба? — сдерживался, чтобы не заржать надо мной, Костя.

— Знаете, Константин, уважаемый Кощей — очень вдохновляющий на активизацию мыслительной деятельности собеседник, но вдохновение по отношению, в частности, к аппетиту и к приему пищи вообще, он губит на корню. Дети уплетали яства за обе щеки, а у меня кусок в горло не лез.

— Понимаю, — посочувствовал мне Константин. — Государь умеет произвести неизгладимое впечатление. Присоединяйтесь.

На это я лишь грустно покивала и плюхнулась на предложенный мне стул, сердито поглядывая на трехголовую недотрогу. Вот ведь цаца какая! Лапку протянуть он для меня пожалел!

— Знакомьтесь, уважаемая Мария Васильевна, это мои близкие друзья: узнанный Вами Змей Горыныч и Соловей-Разбойник.

— Щдобрый щвечер, — просвистел Разбойник.

— Приятно познакомиться, — протянула я Соловью руку.

Он на нее недоуменно покосился, потом быстро перевел глаза на секретаря, мол, и что с этим делать? и, получив «добро», тоже протянул мне конечность, которую я бодро пожала.

— Щчем щжелаете ущгостица? — Разбойник был сама любезность.

— Не знаю, а что у вас есть вкусненького? — спросила я.

Мне тут же положили пяток куриных ножек, большой кусок баранины, каких-то здоровенных овощей. И это мне еще повезло! У Горыныча в тарелке лежала целая баранья нога.

— Большое спасибо, этого вполне будет достаточно, — пораженно поблагодарила я, уставившись на довольную щербатую улыбку.

— Не щжелаете щпропробовать нащего щвина? — продолжал за мной ухаживать Соловей.

— Непременно, — обрадовалась я. — Ни разу в жизни не пробовала сказочного вина.

Мне тут же вручили огромный кубок, до краев наполненный густой темной жидкостью.

— Это точно вино? — усомнилась я.

Глотать кровь или еще какую-нибудь гадость я не намерена.

— Вино из винограда, смородины и вишни — исключительный рецепт, — горделиво пояснил Горыныч. — Из моих личных запасов!

А Горыныч у нас кто? Заядлый винодел? Как тут все интересно!

Взяла кубок обеими руками и пригубила жидкость. Божественно! Кажется, я даже глаза зажмурила и замычала от удовольствия.

— Мария Васильевна, с Вами все в порядке? — вмешался в мои гастрономические восхищения Костя.

— Нет, вкушать этот дивный напиток без тоста — это кощунство! — провозгласила я.

— Щто ж, щтогда щпредлагаю щвыпить за щзнакомство! — подхватил мою инициативу Разбойник. — Щрад нащей встреще в щстоль щнеформальной общтановке. Щзовите щменя прощсто Щоловей.

Подняв кубки мы чокнулись и выпили.

— Благодарю, Маша, — поддержала я свистящего.

— Мы уже знакомы, — продолжал формальности секретарь. — Мое имя Костэк, но Мария Васильевна продолжает звать меня «Костя»!

— Что за нелепость! — возмутились Горыныч и свистящий!

— Действительно! — поддержала я всеобщее негодование. — Костя, за тебя!

Со мной все согласились и вновь подняли кубки.

— Я Змей Горыныч! — перехватил слово динозаврик. — Но ты обо мне уже наслышана. Яга нажаловалась? Или Яниночка рассказала?

Ой, становится все интереснее и интереснее!

— Нет, бабушки о тебе и полсловом не обмолвились, — решительно рихтанула я спесь рептилии.

Горыныч печально вздохнул всеми тремя головами и отвернулся, причем в разные стороны.

— Ощткуда щтогда ты, кращавица, о Щзмее Щгорыныче Щлышала? — поинтересовался Разбойник.

— Из сказок, — рассеянно наблюдая за рептилией, ответила я.

— Щможет и про щменя щказка ещть? — хохотнул Соловей.

— Есть, — ответила я, — тебя в ней русский богатырь Илья Муромец побеждает и князю в стольный град Киев на суд отвозит, — кратко пересказала я историю.

— Щто за щбред?! — возмутился Соловей. — Щкто щтакой этот щбогатырь, Щилья Щмуромец? Щто за щтольный щград Щкиев? Щлыхом не щлыхивал? А за щто щменя щудить-то щрешили?

— Разбоем на дорогах промышлял! — припомнила я.

— Ну, тут щхоть не щбрехали, — сразу успокоился свистящий товарищ, за что мы дружно и выпили.

— А про меня что в твоих сказках врут? — полюбопытствовала левая голова динозаврика, остальные две усиленно делали вид, что им все равно.

— Тебе, кажется, Алеша Попович, а может Добрыня Никитич, все три головы отсек, — мстительно вещала я.

— За что? — ахнули все три отдельные личности рептилии. — Что за жестокость?! Боготыри ваши не люди, а чудовища какие-то!

— И не говори! — подняв бокал и чокнувшись с присутствующими, поддержала я впечатлительного гиганта, занимавшего половину немалого пространства зала.

Теперь понятно, откуда у хозяина замка такая тяга к высоким потолкам: с такими гостями иное архитектурное решение просто неприемлемо.

— А за что головы Горынычу рубили? — направил мое туманное, но расслабленное сознание Костя.

— Кажется, посевы жег и девок, почем зря, таскал, — припомнила я.

— А я щтебе щговорил, с щбабами аккуращтнее щнадо, щревато это! — журил друга Соловей.

— А про меня сказка есть? — с надеждой спросил Костя.

— Не знаю, — честно ответила я — Мне как-то не попадалась.

— Повезло! — с завистью протянул Горыныч. — В полон не брали, головы не рубили, живи да радуйся!

— Звучит, как тост! — провозгласила бурлящее во мне вино, и мы снова усугубили.

— Маща, — приблизившись ко мне, громко зашептал мне на ухо Разбойник. — А щто это за щтри щбогатыря с щтобой щприбыли? Они щтебе щкто?

— Любомир, Тихон и Святояр? — чуть криво прищурилась я.

Мир вокруг меня был прекрасен, меня окружали лишь родные и любимые лица, и еще не менее любимые морды, тепло, забота и веселье.

— Так, в перспективе, женихи, — мне, вдруг, жутко захотелось похвастаться, и я решила себя порадовать.

— В щмужья щтебе щнабиваются? — допытывался Соловей, Горыныч и Костя сидели молча, но слушали при этом очень внимательно.

— В мужья не набиваются, пока только в женихи. Зачем спешить? — хихикнула я. — В качестве невесты меня и так много! Хотя один отчаянный предлагал пожениться, не сходя с лесной полянки.

— Отказала? — улыбнулся Костя.

— Нет, предложила не спешить и еще подумать, — смеялась я.

— Щзачем? — не сдавался свистун.

— Ну, мало ли, как жизнь повернется? — развела я руками. — Вдруг мне понадобится широкая спина, чтобы с сыном за ней спрятаться? А тут у меня их аж целых три!

— Это не стены, так, стеночки с прорехами! — фыркнула средняя голова Горыныча.

— И ты также думаешь? — раскисла я и для успокоения себя залпом выпила содержимое своего бокала.

Мир покачнулся, но устоял. Я повернула голову направо и поняла, что практически лежу, облокотившись на довольно надежное плечо Константина, или это меня так вино решило подбодрить? Мол, нечего, Маша, унывать, вон вокруг тебя какие хлопцы с мощным скелетом, и, особенно, плечевым поясом.

— Мария Васильевна, Вам нехорошо? — в голосе секретаря послышалось явное беспокойство.

— Да обрыдаться, как мне хорошо! — встрепенулась я. — Вы мне лучше, соколики, расскажите, что от нас с Ваняткой Кощею нужно?

— Не знаю, — тихо ответил Костя.

— Врешь, поганец! Знаешь, но не говоришь! А я вот, всю голову сломала, даже предположений нет никаких. Хорошо, что на контакт идет, теперь хоть не страшно! — возмущалась я.

— А щты его, щчто ж и не щбоишься? — влез Соловей.

— Не, ну, внешность у него впечатляющая, и взгляд, аж до печёнок пробирает, но в остальном очень даже интересный, и, самое главное, вменяемый мужчина. А от ужинов с ним одна сплошная польза будет. Похудею, может, от страха.

— Зачем? — искренне удивился Горыныч.

— Чтобы для тебя стать не вкусной, и ты меня не слопал, — решила я не вдаваться в тонкости женского самозагона.

— Мария Васильевна, то, что Вы не боитесь нашего государя — это уже половина успеха! — обрадованно сообщил Константин.

— Расскажи! — толкнула я в плечо парня.

— Не могу! — пряча глаза, ответил секретарь.

Мир начал кружиться в неторопливом вальсе, получалось красиво.

— Ну, хоть намекни! — положив Косте на плечо голову, попросила я.

— Не могу! — не отрывая от меня печальных глаз, ответил Константин. — Прости, действительно, не могу. Спрашивай, о чем хочешь, только не об этом.

Это он зря так сказал, если надеялся на мое нетрезвое состояние, то напрасно. Мозг уже неспешно перебирал темы, которые мне интересны.

— А почему у вас женщины такие замотанные ходят? Традиция? — поддержала я свой пьяный имидж резкой сменой темы разговора.

— И традиция тоже, — ответила правая голова Горыныча.

— Я у тебя и не спрашивала, — обиженно оттопырив нижнюю губу, ответила я.

— Почему? — опешил от моего откровенно-хамского поведения дракончик.

— Нежелание тактильного контакта, говорит об отсутствии доверия и уважения к собеседнику, — пустилась я в нравоучения и, повернувшись к Соловью, спросила: — Ты меня уважаешь?

— Уващжаю!

— И я тебя, — чмокнув разбойника в щеку, ответила я. — И мне кажется, это прекрасный тост.

Соловей бодро разлил вино по бокалам, и мы вдвоем, чокнувшись, вновь выпили.

— Можешь меня потрогать, — величественно разрешила левая голова.

— Уже не хочется! — также величественно икнула я.

От моего нахальства Горыныч завис.

— Я настаиваю! — напряженно проговорила средняя голова.

— Ни в коей мере не желаю нарушать Ваше внутреннее пространство! — нацепив на себя воображаемую корону, отнекивалась я.

— Я требую! — рычала на меня правая голова.

— А кто ты такой, чтобы от меня чего-то требовать?! — добавив воинственного рыка, спросила я.

— Да я сейчас тебя в клочья порву! — пуская дым из ноздрей, угрожал динозаврик.

— А трех шкурок не жалко? — издевалась я. — Или слово Кощея тут пустой звук?!

Горыныч, уже оскалившись, примерялся, как бы меня поудобнее разорвать на три части, при этом несильно забрызгать пол и стены кровью, вдруг резко остановился, как будто о невидимую стену ударился, и покосился на секретаря. Я тоже перевела взгляд на Костю, он смотрел на меня с изумлением.

— Ну, что скажешь? — пыталась я ускорить события.

— А почему я должен что-то говорить? — нахохлился Костя.

— Ну, он же весь вечер на тебя косится. Может, мне легче с тобой договариваться без посредников? — хитро прищурила я правый глаз. — Соловей, я права в расстановке сил?

Разбойник заливисто расхохотался и, подняв свой бокал, провозгласил:

— За щсообразительных щженщин!

Я подергала свои уши, чтобы в них пропал звон и ответила:

— Какая безбожная лесть! Но работает! За меня!

— Разве скромность — не главное украшение женщины? — решил укусить меня вопросом вредный динозаврик.

— Главная, — согласилась я, с вредными особями мужского пола легче согласиться, чем переубеждать. — Но, как видишь, я ею обделена. Предпочитаю наряжаться во второстепенные украшения.

— Это какие же? — не унималась рептилия.

— Золотые, чтоб посверкивали, да поярче! — язвила я.

— Блестящими побрякушками обвешаться — не велика работа! — укорил меня ящер.

— Видишь, до чего я ленивая, даже на такую малость не заморачиваюсь! — развела я опять руками, демонстрируя свой скромный сарафан, на котором не было ни одной блестящей детали. — Совсем меня заболтал! Так что у нас с женщинами? Почему они у Вас, как мумии, все обмотаны?

Костя, Соловей и Змей переглянулись, потупились, и Разбойник за всех традиционно ответил:

— Щстрашные они у щнас, вот и щзаматываются, щчтобы щникого не щпугать.

Блин, и тут сплошная дискриминация, а я только уши развесила, обрадовалась, да здесь хуже, чем в тридесятом царстве. Во всех бедах у них бабы виноваты, страшные они у них, видите ли! Нахалы!

Я скуксилась и с отчаяния хлебнула вина. Ой, кажется, наклюкалась!

— Мария Васильевна, не расстраивайтесь, никто Вас не заставит платки и чадру носить. Вы прекрасны! Вам этого не требуется! — старался меня успокоить Костя.

— Неужели никто не напугается? Или у вас все такие чувствительные, что не могут женщине в открытое лицо смотреть? — бурлящее во мне вино подстегивало врожденную природную вредность и толкало на пакости. — Женаты? — лучезарно улыбнулась я.

Вся троица, отнекиваясь, замотала пятью головами:

— Нет, боже упаси!

— Свободны? — еще шире растянула я улыбку.

— Нуууу…, — затянули пять голосов, немного смутившись.

— Холостые! — самоуверенно подытожила я.

— Да! — твердо ответили парни и рептилия.

«Кобели обыкновенные!» — хмыкнула я про себя. Ну, я им тоже в супруги не набиваюсь, дружить можно. Эти хоть мне в женихи не напрашиваются. Можно вести себя вполне расслабленно и даже хулиганить.