Глава 8

— Кар! — кто-то орал на ухо.

Какой-то бракованный будильник я себе купила, надо в настройках музыку поменять, это больно противная. Еще Ванюшку раньше срока разбудит, он же мне, проказник, на работу не даст собраться. Опять с перекошенным макияжем и лохматая прибегу.

— Кар! Да кар, Маша! — кричал неугомонный будильник: — Поднимайся, а то клюну!

Я подскочила, как ошпаренная. Мда, а такой чудесный сон мне снился! Будто мы с Ванюшкой дома, сегодня пятница, а завтра выходные. Пойдем на центральную площадь города кататься на машинках, купим по мороженке и съедим на набережной. Действительность пронзила меня одиночеством. Пошли вторые сутки вдали от сына. Огляделась, нашла ворона. Он сидел на печке и грелся, от наслаждения прикрывая черные, как уголь, глаза.

— Щур, все уже встали?

— Кар, и встали и умылись, и позавтракали. Одна ты тут неумытая валяешься, — ворчал чернявый. — Поторапливаться тебе надобно.

— Ну, коли, все готовы, то и я могу себе позволить проснуться, — величественно ответила я на воронье ворчание.

От моей наглости у Щура открылся клюв.

— Давно живу, а такого еще не видел, — собравшись, критиковала меня птица.

— Безбожно льстите вы мне, Щур Батькович, — задобрила я гордую птицу. — Ты же столько лет с Ягой и Яниной живешь, всякого, наверное, насмотрелся.

На мою подколку ворон ответил кратко, но емко: — Кар!

— Сам такой, — не обиделась я.

Одевшись, причесавшись и умывшись, я вышла в единственную комнату избушки и увидела ожидавших меня бабу Ягу, Янину и сонного Елисея. Присела рядом и начала молча кушать поданный мне бабой Яниной пирожок.

— Полог тишины на избушку наведен. Святояр гоняет Тихона и Любомира с подчиненными в хвост и в гриву. Можем спокойно говорить о делах наших, но недолго, — доложила баба Яга.

— Доброе всем утро, — поздоровалась я с присутствующими: — Какие у нас планы на сегодня? Куда поедем — к Лешему, или сразу к Кощею?

— Доброе утро и тебе, Машенька, — заулыбались мне старушки. — Можно, конечно, и сразу к Лешему ехать, если ты себя хорошо чувствуешь.

— Чувствую я себя по-боевому, — ответила я.

— Это ж как? — хитро прищурилась Яга.

— А это когда один, с диким криком «Ура!», с голыми кулаками да на целое вражье войско, — злобно пояснила я.

— Ну, тогда присаживайся, тебе перед таким важным делом обязательно нужно хорошо подкрепиться, — засуетились вокруг меня пенсионерки.

Елисей уважительно пододвинул ко мне большое блюдо с горячими пирогами и налил в глиняную кружку ароматного кваса. Я хмыкнула, но от угощения не отказалась. Скушав пару пирогов и выпив квасу, собралась с мыслями:

— Какая у нас версия для наших шпионов о продолжении путешествия?

— Так пойдем за редкими травками для ритуала в лес дремучий, в особое место, — пояснила баба Янина: — А то, что оно находится, аккурат, во владениях Лешего, так это случайность.

— Ну почему же случайность? — не согласилась я: — Это как раз и обосновывает наличие там редких, но так необходимых нам травок.

Бабульки и царенок в знак согласия со мной закивали мне с серьезным видом.

— А долго до Лешего ехать? — забеспокоилась я.

— Да нет, правда ехать будем медленнее, — облегчённо вздохнула, также как и я пострадавшая от убийственной тряски в телеге, баба Янина: — Но путь займет всего полдня.

— А мы конников и стрельцов с собой к Лешему возьмем? — проясняла я наш план поведения.

— На кой? Оставим их на тропе для охранения, сами пешком пойдем, — объясняла мне баба Яга: — Заодно узнаем, кто за нами шпионить будет. А то зверюшки за ними во все глаза смотрят, а те, будто, притаились и ничем себя не выдают, — пожаловалась старушка.

— Ну да, а тут мы своим уходом спровоцируем их на действие, — восхитилась я смекалкой старшего поколения. Бабульки, подбоченясь, мне заулыбались.

— Так и сделаем! Когда отправляемся в путь?

— Так сейчас и поедем, забирай свой узелок, да садись в телегу, — командовала Яга: — Нас уж заждались во дворе.

Мы, буквально в пять минут, убрались в избушке, я метнулась за печку за своим узелком с вещами. Солнечные лучики только стали появляться на вершинах деревьев окружавшего нас леса, а мы уже полностью готовые с воинственной решительностью на лицах стояли на ступеньках маленького домика. А во дворе нас действительно ждали. Со всех сторон послышались пожелания доброго утра. Я то и дело ловила на себе вопрошающие взгляды, интересующиеся, как мне показалось, моим здоровьем, и не только физическим. Я скромно со всеми поздоровалась, пытаясь не акцентировать на себе внимание. В случае Святояра, Любомира и Тихона у меня не очень-то и получилось. Воевода, нагло пользуясь своим положением старшего в нашем отряде, бойко оттеснил от меня Любомира с Тихоном, и, оторвав за талию от земли, аккуратно усадил меня на специально выделенную для нас с бабой Яниной, устеленную соломой телегу.

— Доброе утро, Машенька, — лично поздоровался со мной боярин: — Как спалось?

— И тебе доброе утро, Святояр, — поприветствовала я в ответ воеводу: — Спасибо, хорошо, — и отчего-то засмущавшись, потупила взор и почувствовала, что мои щеки наливаются предательским румянцем. На это услышала лишь насмешливое хмыканье боярина, что немало меня разозлило. И я вспомнила ту самую мысль, которая предлагала мне в объятиях Любомира проверить подлинность моих полигамных, а проще говоря, любвеобильных чувств к каждому представителю мужского рода. А нечего было насмехаться надо мной, ущемляя тем самым мое ранимое чувство достоинства!

Как только вои и баба Яга уселись на своих лошадок, мы тут же отправились в путь. И, если это считается у Янины помедленнее, то я — Папа Римский. В этой неимоверной тряске, которая началась с первого же поворота колеса телеги, мой завтрак норовил выпрыгнуть из моего чудесного организма. Я опять начала громко и глубоко дышать, крепко держась за край телеги. Судя по зеленоватому лицу, баба Янина испытывала те же трудности. Мы тряслись по узкой дороге, где могла проехать только одна телега. Наше шествие возглавлял Святояр, затем важно ехала баба Яга, далее Любомир, а потом уже вперемешку дружинники, конники. Первой телегой управлял Тихон. После прошлых наших с ним объятий Святояр не позволял править нашей с бабой Яниной телегою. Мы ехали где-то в середине «поезда», замыкал шествие десяток дружинников. И, насколько я могла заметить своим непрофессиональным с военной точки зрения глазом, около каждого стрельца или конника всегда крутился один из дружинников. Ох и хитер воевода! Судя по внутреннему ощущению, часа через три мы остановились перевести дух. Все спокойно, не предавая особенного значения этой передышке, спешились. Из нас же с Яниной вырвался возглас, наполненный одновременно мольбой и облегчением. Я с трудом разжала руки, судорожно сжимавшие бортик телеги. Пальчики от напряжения побелели, потеряв свою чувствительность. Начала растирать руки, косясь на землю и примериваясь, как бы на нее грешную спуститься? Но эту проблему за меня с удовольствием решил Святояр. С легкостью перышка, подхваченного ветром во время шторма, взмыла в небо, затаив дыхание. Я ощутила радость ребенка, попавшего на американские горки, от неожиданности, широко открыв глаза, я уставилась на боярина. Он в ответ радостно улыбался и не спешил меня отпускать.

— Ну шо ты ее все таскаешь, как коромысло без ведер? — ворчала баба Янина, кряхтя сползшая с телеги: — Положи где-нибудь в уголочек, чтобы об нее никто не запинался.

Окружающие нас вои всех мастей начали над нами смеяться, напоминая своих лошадей. Воевода аккуратно опустил меня на землю, и угрожающе обвел всех хмурым взглядом. Я тут же от него отскочила на приличное для молодой женщины с непогрешимой репутацией расстояние.

— Привал, всем умыться, оправиться и покушать. И поспешайте! — зло зыркнув на старушек, командовал воевода.

Те от столь красноречивого взгляда аж присели. Я решила избегать такого накала страстей и слишком явных знаков внимания к моей персоне со стороны боярина, ушла за кустики, и, задумавшись, дошла до реки. С нее дул свежий ветер, играя в моих волосах. И на этом контрасте я себя почувствовала такой замученной. Три часа тряски в телеге под солнышком, в состоянии постоянного напряжения от страха вывалиться из транспортного средства, изрядно меня утомили. Очень захотелось ополоснуться в прохладной речной воде. Я внимательно огляделась, не заметив никого рядом, решилась и, спустившись к самому берегу, зашла за куст ракиты. Раздевшись за большим и зеленым кустом, повесив на него сарафан и рубаху, зашла в воду. Берег достаточно резко уходил на глубину, поэтому мне даже не пришлось отходить далеко от моего убежища. Я никогда не боялась глубины, потому что научилась держаться на воде с раннего детства. Плавала я не очень быстро, зато точно знала, что не утону. Я пару раз проплыла чуть дальше от куста и опять к нему. Тело постепенно остыло и наполнилось свежестью, мышцы ног, рук и спины расслабились, синяки на попе перестали саднить. Блаженство заполнило организм. Я закрыла глаза и подняла лицо навстречу солнышку, вливаясь в гармонию природы, окружавшей меня.

— Маша, я тебя спасу! — прокричал кто-то, почти шепотом и со множеством брызг нырнул в речку.

Я напугалась и поплыла, как можно быстрее, к своему кусту. Но быстро доплыть у меня не получилось. Вдруг кто-то схватил меня за ногу и резко потянул на дно. Я попыталась закричать, позвать на помощь, мысленно давая себе подзатыльник за мою безалаберность. Нужно было хотя бы предупредить своих, куда я пошла, а если б была умнее, то взять с собой старушек. И пусть бы на берегу сидели да язвили в свое удовольствие. А теперь огребай, Маша, по полной за свою неосмотрительность. И кто ж Ваню спасать будет, если ты тут героически ласты склеишь, то бишь, потонешь?

Уйдя под воду с головой, и при этом с открытым ртом, я тут же нахлебалась воды и начала тонуть. В нос заливалась вода, легкие жгла резкая боль, от попавшей в них жидкости, я пыталось хоть что-то разглядеть вокруг, но все было расплывчато. Я судорожно пыталась найти опору, чтобы от нее оттолкнуться и набрать хоть полглотка воздуха в легкие, но меня целенаправленно тянули ко дну. И когда я, уже почти потеряв всякую надежду на спасение, барахталась руками и ногами, меня прижали к горячему, твердому и, по вполне определенным признакам, мужскому телу. В одно мгновение сильные руки вытолкнули меня на водную поверхность. Сделав первый вздох и проморгавшись, наконец-то смогла разглядеть своего спасителя, я обнаружила себя абсолютно голую, соблазнительно мокрую в таких же обнаженных и мокрых объятьях Любомира. От него невозможно было отвести глаз. Солнышко играло в прядях мокрых волос, капельки воды притаились на ресничках и очаровательно с них соскальзывали, пронзительно синие глаза смотрели на меня в упор, и мне казалось, могли разглядеть все самые скрытые, даже от самой себя, тайны. Жар, исходивший от Любомира, обжигал мою кожу, а упиравшаяся мне в живот мужская часть тела, давала конкретно понять степень неравнодушия старшего конника ко мне. Он, не отрываясь, смотрел мне в глаза, даже не делая попыток опустить взгляд ниже. Горячие руки крепко держали меня за талию, но как будто сами по себе стали поглаживать мою спину и нижние округлости. Я неосознанно выгнулась под откровенными ласками, тем самым поощряя его к более решительным действиям. И Любомир не заставил меня долго ждать. Накрыл мои губы своими, не давая мне опомниться. Его поцелуй был требователен и властен. Он не спрашивал разрешения, не ждал моей реакции, он брал то, что уже считал своим по праву, подавлял и вел меня за собой. Я вся пылала, меня неожиданно поглотило чувство покорности. Хотелось подчиниться этому мужчине. Губы уже ныли от поцелуя, а он все не кончался. Я перебирала пальчиками его волосы, которые казались мне мягкими, как шелк. Тело само выгибалось под умелыми ласками его сильных рук, хотелось руками и ногами обвиться вокруг его гибкого тела. Да, от такого генофонда хорошо было бы родить Ванечке братишку или сестренку! Чудесный бы ребенок получился! Ванечка! Я открыла глаза и ощутила всю глубину своего морального падения! Целуюсь ГОЛАЯ за кустом ракиты со старшим конником, с таким чувством голода, как будто я месяц была на жесткой диете, а теперь дорвалась до шампура с горячим и ароматным шашлыком, впилась в него зубами и мычу от неописуемого удовольствия. Пора исправлять мое грехопадение, пока не стало слишком поздно. Что есть мочи начала стучать по плечам и спине старшего конника. Сразу он от меня не отлип, видимо, парень тоже увлекся. Оторвавшись от моих губ, вопросительно взглянул в глаза, мол «чего беспокоишь по пустякам?», и, не увидев в моих очах ничего заслуживающего внимания, вновь потянулся за поцелуем. Да, распалила мужика! Или это не я? Может, он сам? Ведь это полностью его инициатива! Маша! Кто сейчас с тобой голой будет разбирать психологические тонкости? Применят, так сказать, по прямому назначению, и беги, рожай Ваньке родственников.

Я вновь затарабанила по плечам и, на всякий случай, наклонила к подбородку голову, во избежание новых попаданий чужих губ на мои.

— Любомир, пусти, кричать буду, — тяжело дыша, просипела я.

— Кричи, тогда ты точно моей будешь, — ухмылялся он.

Значит, старший конник это все специально подстроил, проследил и в речку за мной нырнул.

— А вот дудки тебе, — зло зашипела я в ответ: — Ославлю тебя на все тридесятое царство. На каждом перекрестке тебе перемывать косточки будут, что царский старший конник Любомир девушку только силой брать может. А по чести ухаживать и замуж позвать не способен. Век бобылем ходить будешь.

— Так и о тебе дурная слава пойдет! — пытался меня увещевать конник.

— Ничего, потерплю, — как можно легкомысленней проговорила я: — Я тут ненадолго, Елисея расколдуем, и нас с Ванюшкой Яга обратно отправит.

— А если не отправит? — прищурившись, нервировал меня Любомир.

— Лучше вообще без мужа жить, чем под угрозами любовь изображать, — в упор глядя в глаза старшему коннику, выпалила я: — Пусти, солдафон!

Любомир нервно разжал руки, но не сводил с меня глаз. Я тут же от него отплыла и направилась к берегу.

— Маша, пойми, — поменял тактику мой несостоявшийся любовник: — Мы едем в Кощеево царство. Никто не может даже предположить, чем это все закончится. Бабки что-то со снятием проклятья с царевича темнят. А ты молодая совсем и слабая. Тебя саму защищать нужно. Как ты сына-то спасать думаешь?

Угу, то есть, давим на самую больную точку? И как я раньше-то без сильного мужского плеча справлялась? Просто ума не приложу! А сейчас меня прямо облагодетельствовали! Аж целую помощь в спасении сына предложили! Конечно, это же гораздо легче, чем предложить замуж и взять на себя немалые обязательства за семью с маленьким четырехлетним ребенком. Но я все равно должна быть благодарной, разомлеть и получить сомнительное удовольствие в объятьях воспылавшего ко мне нешуточной страстью старшего конника. А я, вот дуреха, не оценила такую щедрость и что-то все кочевряжусь. Решила не выходить из образа бесправной приживалки:

— И как же мне Ванечку моего из лап Кощея вызволить?

— Кощей может твоего Ивана в качестве живого заложника у себя оставить на веки вечные. И никто не посмеет ему перечить. Как же ты в таком случае, Машенька, поступишь? — судя по напряжению, сковавшему все тело Любомира — это был самый главный для него на сегодня вопрос.

Я ответила, почти не задумываясь, уже синими от холода губами:

— С сыном останусь, в Кощеевом царстве буду обживаться. Люди же как-то у него живут, вот и мы будем, — отмахнулась я от грядущих проблем.

Любомир на мою наивность лишь покачал головой:

— Ты без мужской поддержки у Кощея пропадешь, одну я тебя там не оставлю, — уверенно сказал Любомир.

— Ничего, как-нибудь и одна справлюсь, не маленькая. А за заботу спасибо, — ответила я на самоуверенное предложение.

Любомир зло ударил по воде кулаком, резко развернулся и поплыл прочь. Я с облегчением выдохнула и практически выпорхнула из речки за кустик и начала одеваться. И только сейчас поняла, в каком я весь этот разговор была напряжении. У меня дрожали ноги, руки не слушались и не хотели пролезать в рукава рубахи. Завязки на сарафане отказывались завязываться. Вот ведь, Маша! Не хватает тебе приключений на пятую точку, так ты их по ходу сказки себе только добавляешь и добавляешь. Зато не скучно! Веду себя как умалишённая мартовская кошка, млею в объятьях любого мужика. Пока везет, что искры сознания пробегают в моей голове до непоправимого момента, а не после, когда только можно размазывать горючие слезы на покрасневшем лице. Вчера меня впечатляюще прижал к себе Тихон — практически уплыла к звездам на глазах всего личного состава нашей экспедиции. Вчера же вечером на темной лестнице, освещенной лишь одним факелам, прижав к стеночке, также крепенько приобнял и поцеловал Святояр. И повторно сознание практически покинуло меня, оставив на растерзание мое девичье тело чувствам и мечтам. А сегодня Любомир, своей хитрой тактикой и, скажем прямо, умелыми действиями ушел дальше всех. Я практически была на все согласная, и еле смогла опомниться лишь в самый последний момент. И это ненормально, что я, как воск, плавлюсь в горячих и теплых руках. Что-то раньше не бросалась на мужиков, даже наоборот, чтобы мне понравиться, нужно было ему еще доказать, что он достоин занимать место рядом со мной. И это все попахивает каким-то заговором против меня. Интересно, какая была цель в столь изощренной интриге? Интрига, интрига… Что-то неуловимое крутилось на языке, но я никак не могла поймать ускользающую от меня мысль. Еще немного потопталась за кустом и, окончательно потеряв нить рассуждений, проверила свой внешний вид на «приличность», поняла, что это дело бесполезное, так как губы опухли, щеки красные, руки заметно трясутся. Блин, сходила Маша освежиться и взбодриться. Так, больше от старушек ни ногой, буду даже в кустики ходить исключительно под пенсионным конвоем. Со стороны реки послышались громкие мужские возгласы и всплески воды. Видимо, не одни мы с Любомиром догадались освежиться перед дорожкой.