Параграф 31: город из легенд.

Открыв глаза после долгого сна, Иессей не сразу понял, где находится. Непривычно мягкая уютная постель. Спальня, убранство которой с лёгкостью могло бы посоревноваться с таковой в королевском дворце его родины, где он однажды бывал вместе с отцом и братьями. Приятный тёплый ветерок сквозил из двери, выходящей на просторную лоджию с великолепным видом на предгорья. Постепенно в голове Иессея прояснилось, и он прокрутил в голове события минувшего дня, в результате которых оказался здесь.

После того, как Иессей прождал более часа в комнате со странными стенами и стульями, один из которых был оснащён оковами, к нему явилась девочка-химера, чья внешность была сочетанием человека (на самом деле суккубы), кабана (на самом деле дикого вепря из другого мира) и ещё более странного демона (на самом деле некоего ныне безымянного существа из расы богов). С точки зрения Иессея девочке на вид было лет двенадцать-тринадцать, то есть она, опять же с точки зрения Иессея, достигла брачного возраста, но задумался он об этом только сейчас. Юноша ещё не привык к причудливому виду этих волшебных созданий, ведь до вчерашнего дня ему доводилось видеть нелюдей всего-то два раза, да и то мельком, и его знакомство с таковыми основывалось на рассказах учителя. Он думал, что будет готов к лицезрению представителей иных рас, и его уверенности способствовала похожая на человеческую (на самом деле на суккубью) внешность привратника вервольфа и, за исключением кошачьих элементов вроде ушей и хвоста, ещё более похожая на человеческую (на самом деле на суккубью и ангельскую) внешность привратника ба’астида. Да, сейчас Иессею было крайне неловко от того, как он пялился на эту девушку при встрече.

Девушка, которой, судя по всему, было неловко как раз от того, как Иессей на неё пялился, представилась как Абигайль. Она проводила его сквозь волшебные врата через весь город. Иессей не был до конца уверен, так ли это, хоть и неизвестным образом ощутил пролетающие под ногами здания. Девушка проводила его по длинному коридору с множеством дверей, по пути осторожно расспрашивая о жизни и путешествии. Далее, отворив одну из дверей, она пригласила Иессея внутрь и сказала, что отныне это его «скромное жилище». Иессей невольно поперхнулся и сразу же уточнил, действительно ли он может жить в таком месте, которое скромным ну никак не являлось, на что девушка ответила, что это стандартная келья для учащихся в духовной семинарии Авалона, показала, как пользоваться купальней с уборной, запрашивать еду и управлять освещением. После девушка порекомендовала как следует отдохнуть и попросила не выходить из кельи без крайней необходимости до тех пор, пока она не вернётся завтра и не объяснит всё необходимое про дальнейшее пребывание Иессея в Авалоне.

На этом девушка пожелала Иессею доброй ночи, которая как раз приближалась, напомнила ему, что до завтра, то есть до её прихода, ему лучше не выходить и ещё раз попрощалась. Как только девушка ушла, усталость от пережитых за день эмоций накатила на Иессея, и он уснул, едва прикоснулся к постели.

Несмотря на то, что проспал Иессей долго, проснулся он в тот час, когда предрассветная заря лишь начинает появляться, всё же уснул он ещё до заката. В комнате было довольно темно, и первое, что он сделал, так это опробовал систему освещения. Он был хоть и младшим, но всё-таки сыном феодала хоть и неплодородных, но всё-таки преуспевающих земель, из-за чего привык, что в отчем доме слуги зажигали по четыре свечи для семейного ужина и аж по двадцать, если на ужин были приглашены гости, что считалось весьма приличным. Когда Иессей, вспоминая инструкции девушки-химеры, направил усилием воли к вырезанному на стене знаку мысленный приказ зажечь все светочи, то на какое-то время ослеп и сразу же отменил приказ. Свет оказался слишком ярким, куда ярче, чем в полдень в пересечённой им пустыне. Как только его глаза перестали болеть, он, задаваясь вопросом, кому вообще может понадобиться такой яркий свет, начал зажигать светочи по одному. Иессей пробовал ослаблять и усиливать каждый отдельный светоч, выяснил, что может получить любую желаемую яркость в отдельной точке кельи или рассеивающийся свет во всём помещении, обнаружил, что светочи распределены по группам и обладают разными свойствами… Вдоволь наигравшись со светочами, которым обычные свечи и в подмётки не годились, Иессей с некоторым сожалением заметил, что рассвет уже наступил и в освещении более нет необходимости.

Далее пришла очередь заказа еды. Иессей не ужинал, и, как следствие, был весьма голоден. Он положил правую руку на скатерть обеденного стола, и, как и было обещано девушкой-химерой, прямо над скатертью появились слабо мерцающий список на сервилийском. Одно только это было само по себе удивительно. Иессей начал с большим трудом вчитываться в написанное, и дело было не только в том, что язык сервили парнишка знал так себе. Дело было в самих словах. Если категории списка вроде «первых блюд», «горячих напитков» или, скажем, «безалкогольных аперитивов» он ещё мог понять, то вот в самих названиях он мог разобрать разве что «свежий» или «жареный», так что парнишке пришлось выбрать несколько пунктов наугад. После подтверждения заказа меню исчезло, и вместо него над скатертью высветился таймер с обратным отсчётом.

Решив, что времени до появления завтрака более чем достаточно, Иессей перешёл к исследованию купальни. Здесь Иессею пришлось столкнуться с первыми трудностями, и трудности эти заключались отнюдь не в управлении очередным загадочным предметом, благо, за исключением настройки температуры воды и выбора из множества разнообразных средств для мытья, к каждому из которых прилагалась инструкция из разряда «обладает мягким пшеничным ароматом, обеззараживает мелкие раны и способствует скорейшему их заживлению», всё было предельно понятно. Трудности Иессея крылись в его воспитании. В знакомой Иессею культуре омовение считалось делом не богоугодным, а чрезмерное злоупотребление гигиеной общественно осуждалось, к тому же мылись на родине Иессея в лучшем случае раз в месяц, и делали это строго по старшинству, отчего вода уже успевала помутнеть и остыть к тому моменту, когда очередь доходила до юноши, после него мылись только женщины и слуги. И вот сейчас, стоя перед полной ванной прозрачной горячей воды и вдыхая невообразимую смесь чудесных ароматов из открытых банок и коробков, Иессей задавался наисложнейшим вопросом: «А это вообще нормально, так делать?». После долгих раздумий Иессей пришёл к необычному умозаключению. Все три нечеловеческих существа были очень даже чистыми, и они приятно пахли, да и люди, проходившие вчера через ворота, также выглядели ухоженными и опрятными, так что мыться надо! Иессей скинул с себя одежду, с наслаждением погрузился в просторную ванну, обильно полил на голову из бутылки с надписью «шампунь с ароматом фейхоа и мяты, способствует восстановлению волос, применять с осторожностью, т.к. восстанавливающий эффект может затронуть нежелательные воспоминания» и понадеялся на то, что его предположение подтвердится и ежедневные купания окажутся непредосудительной нормой Авалона.

Наслаждаясь горячей ванной, Иессей окончательно расслабился. Его сознание проплывало между различными мыслями о том, что всё складывается удачно, но как-то уж слишком непривычно, и надеждами касательно будущего обучения в семинарии Авалона, которое, по всему видно, ему как-то неожиданно легко обеспечено. Так, блуждая по собственным мыслям, он вдруг вспомнил, что его сегодняшний сон был хоть и менее необычным, чем происходящее, но всё-таки странным. Нет, сам сон был типичным сном пережившего множество волнений за день человека, попавшего в Авалон — химеры, а именно кошко-люди, волко-люди и свино-чуть-менее-люди прыгали с ним по спрятанным в облаках торговым палаткам и предлагали обменивать всё, что завалялось у него в карманах, на яблоки. Странность сумбурного сна заключалась в том, что, словно поверх него, можно было расслышать вполне осмысленную речь. Что характерно, Иессей прекрасно понимал звучавшие поверх его сна слова, но при этом, валяясь в ванной, осознал, что один из используемых собеседниками языков был язык сервили, а второй язык был совершенно незнаком, и оба языка он понимал, как родные.

Вклинившихся в сон Иессея собеседников было трое. Голос первого собеседника казался смутно знакомым. Голос второго собеседника был отчуждённым и неприятным, он вызывал ассоциации с холодом и чуждостью. Голос третьей собеседницы был прямо противоположен голосу второго, он был не просто женским, он был крайне женственным и неимоверно мелодичным, ласкающим слух и очаровывающим.

***

Знакомый голос: «А если мы пропустим что-нибудь важное?»

Женский голос: «Так это ж самое клёвое! Важное мы точно не пропустим, потому что взаимосвязь событий определяется душой мира…»

Неприятный голос: «Вета, что за хрень?»

Женский голос: «Ой, Соли, ты тоже решил попробовать использовать глубинный духовный взор моего народа? Как у тебя получилось-то вообще?»

Неприятный голос: «Словил тут одну. Это что-то вроде игровых параметров в SW?»

Женский голос: «Неа, это игровые параметры Soul of the World что-то вроде глубинного взора.»

Неприятный голос: «Тогда почему система измерений десятичная? Или она универсальна?»

Женский голос: «Оп-пять не-еа-а, числа в твоём духовном взоре появились только потому, что ты так захотел, а десятичная система только потому, что тебе так привычнее. Сосредоточишься, и заменишь, если захочешь. Они обычно без чисел видят, привычки нет. Та-ак, на чем мы остановились…»

Знакомый голос: «Взаимосвязь событий определяется душой мира.»

Женский голос: «Да. Определяется душой мира на основании важности событий для созерцаемого. Это как… Как книгу читать. Вот!»

Знакомый голос: «То есть душа мира определяет, что важно, а что нет?»

Женский голос: «Всё не так! Определяет созерцаемый, корректируют окружающие, а душа мира потягивает, как бульончик. Таков путь…»

Неприятный голос: «Вета, что за хрень?»

Женский голос: «Ну-у Со-оли, давай ты будешь лапать мою душу, когда мы останемся наедине. Зажжём свечи, ляжем в постельку…»

Неприятный голос: «Я не об этом. Духовный взор позволяет смотреть на души. Я попробовал через глубинный взор прикоснуться к предметам, и ощутил что-то вроде оценки объектов.»

Женский голос: «Ага, следы душ. Немного потренируешься, и сможешь касанием осознавать сущность предметов и живых созданий. Души миров так или иначе их касались, но они типа особенные, так что так.»

Неприятный голос: «Но когда я точно также коснулся твоей душе, то получилось нечто странное даже по моим меркам.»

Женский голос: «О-о да-а-а! Тренируйся как следует, и, если я не буду сопротивляться, а сопротивляться я не буду… Два оргазма по цене одного!!!»

Неприятный голос: «Ясно.»

Женский голос: «Ах-ха-ха, пфхах-ха-ха-ха-ха!!! Кхм. Так, Иессей, о чём я там говорила?»

Знакомый голос: «Про путь.»

Женский голос: «Да. Таков путь.»

Знакомый голос: «Что «Таков путь»?»

Женский голос: «Таков путь. Всё.»

Знакомый голос: «Какой путь?»

Женский голос: «Просто путь.»

Знакомый голос: «И в чём заключается «просто путь»?»

Женский голос: «В том, что он есть. Ты пойми, Иессей, есть либо путь, либо его отсутствие. Смысл пути в том, чтобы либо ему следовать, либо бродить где придётся и натыкаться на всё подряд…»

Неприятный голос: «Вета! Что. За. Хрень?»

Женский голос: «Ой-ой, Вэ Соли добрался до самого интересного! А это, драгоценный мой человечек, твоя душа. Круто, да?»

Неприятный голос: «С остальными душами всё более-менее понятно, но взор на свою душу…»

Женский голос: «На твою душу.»

Неприятный голос: «На мою душу?»

Женский голос: «На твою душу. Разница между взором на свою душу и на чужую заключается в том, что свою душу можно разглядеть во всех подробностях, а ещё в том, что её можно направлять, формовать, усиливать и ослаблять. Психотропные проклятья не в счёт.»

Неприятный голос: «То есть по сути это личный профиль с настройками игровых параметров и скилов. А, ну да, сосредоточился на этом варианте, и стало похоже на профиль в SW, хотя кое-что скрыто.»

Женский голос: «Ага, осознание подобия сработало. Обычно всё просто и понятно.»

Неприятный голос: «Но ведь вообще ничего не понятно. Мой профиль багованный напрочь.»

Женский голос: «Вот и я о том же, Соли! В твоей душе вообще ничего не понятно. Круто, да? Скажи же, круто! Ну скажи, что круто, скажи, скажи, скажи…»

Неприятный голос: «Бесполезная демоница. Сам разберусь.»

Женский голос: «А вот и не разберёшься!»

Неприятный голос: «Разберусь.»

Женский голос: «Не разберёшься!»

Неприятный голос: «Брысь.»

Женский голос: «Чмок!»

Знакомый голос: «Простите, что прерываю…»

Женский голос: «Ты ещё здесь? Фи, ну а куда ж ты денешься…»

Знакомый голос: «Путь так путь.»

Женский голос: «Как будет угодно вредному господину.»

***

Более ничего из разговора поверх сна Иессей вспомнить не смог, но, кажется, на этом разговор всё равно обрывался. В конце концов, это просто сон. Так решил Иессей, который не очень-то доверял всевозможным странствующим вещунам, которые заявляли, что сны можно трактовать, но, на его памяти, ни разу не оказывались близки к истине. И всё-таки его никак не оставляли мысли о каком-то духовном взоре и о сравнении такового с какими-то играми тем неприятным голосом. Числовые параметры, касания. Да и остальное: души миров, память мира, следы душ, некий путь — всё это было бы жутко интересно, если бы не было сном.

На такой не очень грустной ноте Иессей выбрался из ванны, обтёрся удивительно пушистым подогретым полотенцем, очередным предметом непривычной роскоши, и пошёл к столу, благо пока он мылся, время ожидания завтрака истекло и на столе уже дожидалась непривычная, изысканно оформленная еда.

Блюда оказались действительно причудливыми, причём не только на вид, но и по вкусу. Иессей даже не пытался разобраться в том, что именно он ест, ведь кроме травяного отвара (почему-то тёмно-золотистого и очень терпкого) и посыпанного специями мясного стейка (хотя он точно помнил, что выбрал нечто с названием «стра-ус» в разделе «горячие блюда из птицы») он всё равно ничего опознать не мог.

После завтрака Иессей решил продолжить исследование так называемой кельи, и, помимо пустующих шкафов с полками, обнаружил очередной любопытный предмет. Это была простая каменная плита, но, стоило ему положить на плиту руку, как высветился список, очень похожий на таковой у обеденной скатерти. Только этот список содержал не названия блюд, а перечень книг. Довольно много пунктов в книжном списке были промаркированы как недоступные по разным причинам, будь то запрет на использование вне библиотеки или же необходимость в письменном разрешении от наставника, однако перечень разрешённых к получению книг всё равно оказался внушительным, что не могло не восхищать юношу. Такая дорогостоящая и труднодоступная вещь, как библиотека, теперь была у него под рукой, и это, пожалуй, было самым сказочным из последних событий.

Изучив особенности библиотечного списка, Иессей выяснил, что, помимо краткого описания, можно получить и другую информацию о запрашиваемой книге: объём текста, ценность и востребованность. И сразу же обнаружил книги некоего Аштара Теольски, особо выделяющиеся по последним двум параметрам. «Матерь Искажений: от домыслов к фактам.» «Раскол Тетиса. Трагедия или заслуженная кара?», «Аболития: правда и ложь великой войны.» — все работы Теольски имели подобные названия, а также все они удостоились крайне высоких оценок от читателей как в ценности, так и в востребованности.

Здраво рассудив, что девушка-химера ещё неизвестно, когда появится, а до её прихода покидать келью не рекомендовано, Иессей выбрал одну из работ Теольски с заманчивым названием «История глупости. Катастрофа длиной в эпоху.» и, не без трепета подняв с каменной плиты материализовавшийся на ней внушительный фолиант, с головой погрузился в чтение. Понимать написанное было трудно, местный язык ещё предстояло подтянуть, а изобилие незнакомых народов, мест, явлений, не нуждавшихся, по мнению Аштара, в объяснении вызывало у Иессея лёгкое ощущение беспомощности. Молодой человек начал всерьёз опасаться, что его необразованность послужит причиной выдворения из Авалона. Если же не учитывать возникшие опасения и сложности в понимании, описываемые события вызывали у Иессея множество противоречивых эмоций. Ясно было одно — книга полностью оправдывала собственное заглавие и всерьёз могла претендовать на звание пособия о том, как поступать не следует. Ошибки правителей, стоившие жизней тысячам. Хаос и братоубийство, возникающие на пустом месте. Законы, приводящие к голоду и нищете. И это только начало книги!..

Громкое пение неизвестной птицы отвлекло Иессея от страниц фолианта. Оно звучало внутри кельи, однако юноша был уверен, что никаких птиц мимо него не пролетало. Пение прозвучало вновь, затем ещё раз, и так продолжалось до тех пор, пока Иессей в попытке выяснить, где спряталась птица, не подошёл к входной двери. На двери появилось застеклённое оконце, и в оконце этом красовалось лицо вчерашней девушки-химеры. Девушка нервно постукивала ногтем по выступающему из челюсти клыку, выбивая искры, и не было похоже, что она видит Иессея через оконце. Вдруг девушка протянула руку к двери, и пение птицы повторилось. В этот момент до Иессея дошло, что пение птицы обозначает приход гостей, и он отворил дверь.

— Привет, Иессей! — Дружелюбно улыбнулась девушка-химера и, не дожидаясь приглашения, вошла. — Только проснулся? Мне казалось, что люди так долго не спят.

— Простите, что заставил Вас ждать, почтенная леди…

— К чему такие формальности? «Вы» и «леди» ни к чему, на учёбе ради приличия обращайся ко мне Абигайль, без почтенных. А так, в неформальной обстановке, можно просто Аби.

— Хорошо… Аби. — Иессей мысленно поблагодарил девушку за то, что она напомнила имя, которое он, к стыду своему, забыл. — Я уже давно проснулся, просто не знал, что птичье пение оповещает о появлении гостей.

— Птичье пение? А, ты про дверной звонок… Да уж, адаптация людей к Авалону… Но я ведь за тем и пришла! Помогу освоиться, объясню, что да как у нас тут, заодно подтянем сервили. Ах да, ты знаешь малефикарум или санктиарум?

— Прошу прощения… Аби, но я не знаю, что такое малефи…

— Малефикарум. Это язык демонов. Санктиарум, это язык ангелов. Главное, конечно, знать сервили, но эти два языка во вселенной считаются административными, так что договоры без контрактов, торговля между мирами, внерасовые скрижали… Придётся хоть немного их подучить. — По Абигайль было видно, что это не более чем рутинная необходимость. — Они очень похожи, выучишь один, выучишь и другой. Но для начала…

Непринуждённо болтая, Абигайль потянулась к висевшему на поясе кошельку и извлекла из него свёрток, который в кошельке поместиться ну никак не должен был. По своей реакции Иессей понял, что начал привыкать к чудесам Авалона.

Получив из рук Абигайль свёрток, Иессей неуверенно протянул:

— Эт-то?..

— Стандартная униформа духовной семинарии. Ты ведь всё ещё хочешь пройти обучение в Авалоне?

— Да, всем сердцем!

— Тогда… Выкинь свои… Свою одежду. Или хотя бы в стирку отправь. Пожалуйста.

От такого замечания Иессей залился краской, он готов был от стыда провалиться сквозь землю и сразу же кинулся в соседнюю комнату переодеваться.

Пока смущённый парнишка скидывал с себя потрёпанные путешествием и впитавшие пот да пыль вещи, энергичный голос Абигайль продолжал до него доноситься.

— Вообще-то полный комплект униформы носить не обязательно. Послушники обязаны иметь на себе отличительный знак духовной семинарии, но это может быть любая часть униформы. Украшения тоже считаются. У меня вот кулон и браслет. Выбери что-нибудь по вкусу.

Иессей выбрал. Он наденет всё.

— Начнём с законов. С ними всё просто. Главное правило Авалона: живи сам и не мешай жить другим. Убийство, воровство и всё такое запрещено. Нелегитимное намеренное причинение вреда окружающим строго наказывается.

Униформа включала в себя: застёгивающиеся под коленями короткие брюки-кюлоты; высокие тканевые сапоги; приталенная туника; широкий пояс с пустующими креплениями; табард без рукавов; мягкие перчатки; увесистое ожерелье; ещё более увесистый обруч; скромный на фоне предыдущих двух браслет; подвязка с кулоном; широкополый плащ с капюшоном.

— Поединки, неважно какие, должны быть честными и задокументированными. Право на месть может быть обжаловано с согласия совета и строго нормировано. Оскорбления и провокации относятся к намеренному причинению вреда, они допускаются только в рамках честных поединков или права на месть. В остальных случаях применение физического, психического или, не приведи Праматерь, духовного насилия под запретом.

Материал одежды опять и вновь не был знаком Иессею, он чем-то напоминал шёлк, но при этом был куда более плотным и куда менее блестящим, земляных тонов. На крупных скорее-всего-нефритах, имевшихся в каждом элементе униформы в качестве украшений либо пуговиц, был выгравирован один и тот же символ. Семиконечная звезда, обрамлённая двумя похожими на крылья летучей мыши узорами.

— Насчёт поединков можешь не переживать. Принимать безосновательный вызов ты не обязан, а если боишься, что тебя за отказ или поражение начнут высмеивать, то, как я уже сказала, оскорбления и провокации относятся к намеренному причинению вреда. Веди себя прилично, и закон будет на твоей стороне.

Опыт обращения со своим сокровенным колечком подсказывал Иессею, что любая часть униформы является магическим артефактом, но их назначение ещё предстояло выяснить.

— Имей ввиду, Иессей, ты принят в Авалон по инициативе совета, а это значит, что твой статус выше, чем у большинства живущих здесь людей, за исключением тех, кто также принят по нашей инициативе. Таких немного. Но это не значит, что статусом можно злоупотреблять. Статус, это не привилегия, а показатель. То, что члены культа выше тебя по статусу, не даёт им право пренебрегать нашими устоями по отношению к тебе, но и ты не в праве пренебрегать нормами Авалона по отношению к тем, чей статус ниже твоего.

Ростовое зеркало, очередной предмет роскоши, недоступный подавляющему большинству тех самых благородных, которые так раздражали Абигайль, услужливо подплыло к Иессею, и он смог оценить свой внешний вид по достоинству. Иессей ещё не знал, что его ждёт впереди, но уже почувствовал себя настоящим послушником духовной семинарии.

— Я знаю, ты хороший парень, но многие из напрашивающихся к нам на обучение людей, это так называемые благородные. Кичатся родословной, гордятся своими предрассудками и мнят себя чёрт знает кем. Мы стараемся отсеивать таких сразу, но порой с первого взгляда не понять, кто и что из себя представляет. Не просить же суккуб проверять каждого. Семестр только начался, так что благородные выскочки ещё не успели показать себя во всей красе.

Иессей старался впитывать каждое слово девушки, но это не мешало ему любоваться обновками. Он вспомнил, как упоминал перед привратниками собственные ремесленные навыки. Сейчас он облачился в доподлинное подтверждение «примитивности» его навыков — за простотой его «стандартной» униформы скрывалось настоящее мастерство, и это без учёта того, что каждая вещь была пропитана магией.

— По совести, мы сами виноваты в том, что подобное происходит. Интересующие культ единицы, такие как ты, получают поддержку и обучение. Способные претенденты могут получить работу. Остальные проходят экзаменацию, после чего допускаются к аукциону, на котором выкупают свободные места в семинарии или промысловой ветви. Слышала, что такая система раньше была взаимовыгодна для наших рас, но сейчас в мире людей… как же там… феодальная раздробленность. Я называю это обществом потомственных рэкетиров.

Иессей, твёрдо решив держать своё благородное происхождение в тайне, вернулся к Абигайль преисполненным решимости и надежд. Повлиял ли на это рассказ девушки-химеры, особенно та часть про инициативу и статус, или же дело было в новом облачении, но уверенности в себе у новоиспечённого послушника тоже прибавилось.

Увидев переодетого Иессея, Абигайль удовлетворённо кивнула и подытожила повествование:

— С нами, химерами, благородное сборище поначалу всегда осторожничает, а вот на тебя наверняка набросятся. Отличный повод поучиться осмотрительности. Ну или вымести из Авалона сор по-быстрому. Тут уж что твоей душе угодно.

Иессей вновь забеспокоился о том, что с ним, несмотря на заинтересованность Авалонских химер, всё-таки что-то не так, но сразу же отмёл дурные мысли и воспринял комментарии Абигайль как проявление доверия. Однако забеспокоился не только Иессей. «Абигайль, что ты делаешь?» раздалось в голове девушки. Неспособный слышать разговор Аби с остальными наблюдателями Иессей как ни в чём не бывало поинтересовался:

— Но разве те, кого выгнали из Авалона, не затаят обиду и не захотят отомстить?

— Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет, ещё и репарации выплатит. Скоро ты сам увидишь разницу между нормальным воителем и вооружённой железными палками бандой головорезов. — Непринуждённо отмахнулась Абигайль от обоих, мысленно ответив «О чём ты, дедушка Думузи? Помогаю своему подопечному освоиться, конечно же!».

— То есть… Как в легендах о героях, не уступающих армиям и способных на равных сражаться с демонами? — Сразу же заинтересовался Иессей, даже не подозревая о разгоревшемся в голове Абигайль споре. — Повелевающие древними силами воины, которые черпают магию у самих основ мироздания и владеют артефактами, способными изменить ход истории! Только я никогда их не видел… Получается, что я тоже смогу стать легендарным героем, если очень постараюсь?!

«Ты настраиваешь Иессея против его собратьев, вот что ты делаешь!»

«Никто ведь не виноват в том, что мы впускаем непонятно кого в наш город. Или виноват?»

«Абигайль, я полностью поддерживаю твою позицию в вопросе реорганизации экзаменации для вне-культистских послушников.»

«Спасибо, Даолин!»

«Но не стоит втягивать мальчика в эти проблемы. Тем более в первый же день.»

«Ну Даоли-и-ин!..»

«А мне вот любопытно, как интересующий саму Праматерь человек отреагирует на проблему с его сородичами.»

«Я знала, что ты меня поддержишь, Эржебет!»

«И всё-таки постарайся больше не навязывать Иессею свои идеи, Аби.»

«Даже леди Эржебет от меня отвернулась…» — Абигайль нахмурилась, крайне неохотно признавая свою неправоту.

Неправильно истолковав недовольное выражение лица собеседницы, Иессей стушевался:

— Нет, я не то чтобы хочу стать легендарным героем… Замечтался…

— Да не переживай ты так, Иессей. — Опомнилась Абигайль. — Та-ак, легендарные герои… Я, кажется, поняла, о чём ты. Если подумать, то разница между умелым пользователем духовной энергии и тем, кто её даже видеть не обучен, действительно огромна. Да и хорошие артефакты в умелых руках, это тоже не шутка. Так что, наверное, обученный экипированный воитель с точки зрения жителей этого мира похож на легендарного героя. Но мне сказали, что у тебя предрасположенность к тактике, а не авангарду… Подожди, что ты там насчёт демонов говорил?

— Что герои могут на равных сражаться с демонами.

— А зачем тебе с демонами сражаться?

— Ну как бы… — Иессей непонимающе уставился на Абигайль. — Они ведь враги этого мира…

— Разве демонам есть какое-то дело до этого мира? — Ещё более непонимающе уставилась на Иессея Абигайль.

— Э-э-э… Людские души похищают… Нет?.. — Совсем уж замялся Иессей.

Абигайль на секунду задумалась и возобновила мыслебеседу.

«Эржебет, что там за история с демонами и душами?»

«Мне почём знать? Мы с остальной расой контактов не держим.»

«Я тоже ничего про это не слышал.»

«Хм, похищение душ? Разве существует такая технология? Да и зачем подобное может понадобиться?»

«Абигайль, направить к тебе кого-нибудь из парламентёрской верфи? Адаптация, это всё-таки их работа, не твоя.»

«Не нужно, Бато’Риас, я справлюсь. Скорее всего, здесь какое-то недопонимание.»

Абигайль повторила вопрос, только теперь уже вслух:

— Что там за история с демонами и душами? — Она продемонстрировала заинтересованность.

Поняв, что Абигайль действительно может быть не в курсе, Иессей приободрился:

— Ангелы веками ведут войну с демонами за души людей…

— Можешь не продолжать. Они ведут войну между друг другом, людей приплетать не стоит. — Сразу же прервала его Абигайль, и в её голове наперебой зазвучало «А, разборки демонов и ангелов.», «Ну конечно, как я сам не догадался!», «Вечно они всех втягивают в свои войны, теперь и до людей добрались.». Тем временем девушка задала юноше вопрос, с которого, как она теперь понимала, и нужно было начинать. — Иессей, что ты знаешь о других расах? Вот я, например, кто, по-твоему?

— Ты? — Иессей не на шутку задумался. — Химера, мифический получеловек из другого мира. Правильно?

— Правильно только то, что я химера. Я никакая не мифическая, и уж тем более не получеловек. И родилась я уже в этом мире. Я начинаю понимать, почему парламентёрская верфь так плохо работает. Несладко же им приходится…

— Прости меня за мою необразованность, Аби! — Горячо воскликнул Иессей и виновато склонился.

— Всё в порядке, не кривляйся ты так! — Поспешила успокоить незадачливого юношу Абигайль. — Вот смотри, я химера. Химеры, это семь родственных рас, рождённых Матерью Искажений. В каждой химере есть частица суккубы, потому что Матерь Искажений является суккубой, что бы там ни говорили всякие. Но частицы самой Праматери глубоко скрыты в душах химер, их не найти, если не знать, где искать. Зато, если суметь найти частицу Праматери в душе, то можно иметь детей от химеры, отличной по расе.

Иессей вдруг кое-что вспомнил, и предположил:

— Касаясь чужой души через глубинный духовный взор?

— Вот видишь, не такой уж ты и необразованный, Иессей, просто в твоём образовании есть пробелы, которые необходимо восполнить. — Ободряюще улыбнулась Абигайль и спросила. — Глубинный взор ты, как и я, никогда не освоишь, даже не мечтай, но обычный… Что насчёт обычного? Умеешь хоть немного?

— Нет… — Иессею пришла на ум дикая мысль, и он осторожно решил кое-что проверить. — Я только слышал про духовный взор, и про то, что касанием духовного взора можно почувствовать следы душ, а ещё, потренировавшись, можно разбирать сущность предметов и живых созданий, поскольку души миров так или иначе их касались. Ещё слышал, что духовным взором можно рассмотреть собственную душу, чтобы понять и настроить. Вот я и предположил, что таким касанием можно обнаружить скрытое в душе.

— Надо же… — Искренне удивилась Абигайль. — Ты неплохо осведомлён. Немного спутал кое-что, но так, в целом…Кто обучал тебя раньше?

— Раб, его отец купил, но потом побил и продал. — Полуправдой ответил Иессей. Он понял, что сказал нечто особенное, но не решился признаться, что знание получил во сне.

— Хорошо, хорошо. — Задумчиво пробормотала Абигайль отправляя мысленное сообщение: «Это же тайное знание? Я ведь права?». Выслушав в ответ: «Мы сами займёмся поисками раба и сами выясним, что и как он узнал.», — и она на всякий случай предупредила. — Пожалуйста, не рассказывай никому про то, что души миров касаются всего.

— Конечно! — Бодро откликнулся Иессей и попытался перевести тему. — Суккубы, это ведь демоны. — Ему было немного не по себе от того, что он напросился к родственникам демонов, но, если верить Аби… — То есть химеры, это полусуккубы? Полудемоны?

— Ни в коем случае! То есть не все. Существуют демониды, их ещё называют химерами-оборотнями. Вот они полудемоны. Я же принадлежу к расе полубогов, или же якшасов. Да, кое-что важное. Мальчиков называют якши, а девочек — якшини. Не перепутай, это неприлично. Одна часть моих души и тела проистекает от расы богов.

— Боги, это раса? — Уточнил Иессей.

— Да, высшая раса. Я говорю «высшая» не для красного словца, но об этом в другой раз. Вторая часть моих души и тела проистекает от дикого вепря, и это значит, что я принадлежу к народу вараха, вепреобразным. А вот это уже неприлично упоминать при химерах, не связанных со Свитками Ма, они посчитают упоминание их звериных сущностей глубочайшим оскорблением. В Авалоне ты таких вряд ли встретишь, конечно, но на будущее запомни. Уяснил?

— Да.

— Вот и ещё одна тема, которую нам следует обсудить. Но пока ограничимся расами. Поскольку моя раса родственна богам, то у меня есть взаимосвязь с первородной силой, отвечающей за дыхание, насыщение, энергию колебаний, ветров, испарений, оседаний… Со стихией воздуха, в общем. Но, поскольку я родственна также и элементу сути мироздания, а именно зверю, то с остальными стихиями у меня серьёзных проблем нет, в отличие от тех же богов. Исключением является стихия земли, но и она для меня не чужда полностью, я ведь химера. Про стихии-то ты знаешь?

— Немного… Огонь, земля, металл…

— Можешь не продолжать. А тем для разговоров всё больше… Стихия земли для меня не закрыта, только ощущать её в полной мере я не могла бы, если бы в моём роду не было химеры с этой стихией. Мой отец — коралловый голем, а мать — якшини, как я. Вообще-то, хоть я и сказала, что химеры разных рас могут иметь детей, но с этим есть определённые проблемы. Дело в вырождении семени. У людей есть вырождение семени?

— Нет.

— Суть в том, я должна была стать ещё и полуголемой и полуякшини, а вот уже мои дети или внуки родились бы либо коралловыми големами, либо якшасами вараха. То, что я сразу стала якшини, а не через два-три поколения, это редкость. Но такое случается. Химеры отличаются ещё тем, что наши роды тоже подвержены вырождению семени, и какая-нибудь тигро-пантеро-ба’астидка почти наверняка родит либо тигрообразного, либо пантерообразного ба’астидёнка. У тех же высших рас вырождение семени касается только народов, постоянно появляется очередной род каких-нибудь дриад или титанов…

— Вот как… — Рассеянно пробормотал Иессей, с трудом фокусируя взгляд на девушке.

В голове якшини зазвучало: «Абигайль, завязывай с лекциями, пожалей парня. Даже я уже начал засыпать.», и она, опомнившись, осторожно поинтересовалась:

— Я не слишком тебя утомила?

— Нет, что ты, Аби, всё это очень важно и интереу-о-о… — Иессей случайно зевнул и сразу же прикрыл рот рукой. Меньше всего на свете он хотел обидеть эту девушку.

— Кажется, я опять увлеклась… Вот что! Иессей, давай прогуляемся по городу.

***

Следующие три дня оказались очень насыщенными и полными впечатлений для Иессея. Большую часть времени юноша проводил в обществе Абигайль, и та с удовольствием водила подопечного по своим любимым местам. Иессея поражало не только количество развлекательных заведений всех мастей, но и их направленность. Это были не какие-то привычные человеку его эпохи рынки, таверны и потрёпанные бродячие театры, а до крайности диковинные, начинающиеся с фантастических парков и заканчивающиеся аттракционами с погружением в выдуманные истории.

Город вообще был устроен совершенно сказочно для Иессея, и даже неприятный голос из его снов, владельца которого, очевидно, звали Вэ Соли, признался: «Я бы подумал, что это курортный городок будущего из оптимистичной фантастики, если бы ничего не знал о его древности и существовании духовной энергии», на что девушка из снов, которую звали Вета, брезгливо пояснила что: «Если бы остальные никчёмные дети взялись за ум, то и Тетис не был бы средневековой дырой, хотя про всеобщее равенство они тут, конечно, загнули. Это ж уязвимость в чистом виде — пренебрегать возможностями и скрывать недостатки. Ну и малак с ним, справляются, и ладно.» Да, Иессей продолжал каждую ночь слышать разговоры неведомого трио, один из членов которого являлся его тёзкой.

Как бы то ни было, Иессей и Аби не только развлекались. Обилие информации, которую якшини неумолимо транслировала в бедную голову человека, постепенно превысило лимит того, что он мог усвоить за столь короткое время. Одних только химерических народов оказалось несколько десятков. О том, чтобы запомнить ещё и каждый существующий род с его особенностями, и речи не шло. А ведь имелись и другие расы, на счастье вконец запутавшегося Иессея в Авалоне почти не встречающиеся. Предметы обихода, местные нравы, базовые знания о мироздании в целом и о мире людей в частности… Абигайль действительно часто увлекалась.

Несмотря на то, что за три дня юная вараха превратила мысли подопечного в неразборчивую кашицу, они оба весело провели время, неплохо так сдружились и оказались более чем довольными положением дел. Абигайль оказалась довольна подопечным, что было для неё крайне важно, ведь на него обратила внимание почитаемая культом Матерь Искажений. Иессей оказался доволен вообще всем. К примеру, поначалу его тревожило состояние собственного кошелька. Абигайль уверила подопечного, что беспокоиться ему не о чем, ведь ему, как принятому на обучение по инициативе культа послушнику, с начала обучения полагается стипендия, равная среднестатистическому доходу слуги-человека, а также возможность улучшить благосостояние путём академических или иных достижений, в частности выполнение различных поручений. Тем не менее Иессей пожелал обменять свои сбережения на местную валюту и отлучился в ближайший монетный двор. Узнав текущую ценность имевшихся сбережений, он только и мог, что горестно застонать. Тогда работница монетного двора, тоже из людей, разговорилась с Иессеем и объяснила ему не только его текущее финансовое положение, но и положение дел у тех самых местных слуг. Иессей узнал, что:

1. Самый скромный оклад слуги здесь сопоставим с доходом хорошего купца в любом человеческом городе, а цены не так уж сильно отличаются от таковых вне Авалона.

2. Уровень жизни и благосостояние принятых в Авалон людей на порядок выше таковых у большинства жителей остального мира.

3. Выполняемая слугами работа требует высокой квалификации из-за обилия духовных технологий, зато совсем не утомительна благодаря всё тем же технологиям, к тому же у слуг много свободного времени и дней отдыха.

4. Хоть слуги и являются людьми, но химеры, кои находятся здесь на положении господ, никак не оскорбляют и не притесняют их, наоборот, дурное поведение по отношению к любому жителю Авалона не только порицается, но и наказывается по всей строгости, вне зависимости от расы и статуса.

5. Многие слуги остаются в Авалоне до конца жизни, потому что чувствуют себя счастливыми, защищёнными, обеспеченными, а ещё могут на равных с господами пользоваться возможностями Авалона, да и проработавших достаточно долго коротать старость за стену не вышвырнут.

6. Одной из главных возможностей Авалона сама работница монетного двора считает предоставление целительских услуг, благодаря которым она дожила уже до ста двадцати двух лет и пока ещё не чувствует приближение старости.

7. Главным недостатком Авалона работница считает проблему детей. Обзаводиться детьми никто не запрещает, и она не так давно решилась завести сына. Целитель помог родить сына, рожать дочь она боится. Конечно, её сынишка растёт хорошим мальчиком, и его не выгонят за пренебрежение местными устоями, но никто ведь не гарантирует, что её дитя сможет вырасти достаточно талантливым для того, чтобы стать слугой или получить место в семинарии также, как Иессей, а её накоплений может и не хватить на аукцион свободных мест, до рождения нужно было начать откладывать, а там ведь ещё экзаменация. Если сложится неудачно, то после совершеннолетия, ведь совершеннолетием химеры назначили всего-то тридцать лет и три года, её мальчику придётся покинуть Авалон. Положение женщин там, за стенами, просто ужасное, так что нет и нет, только не дочь, но всё равно она переживает за сынишку, который во внешнем мире рискует умереть от попавшей в шею стрелы, а то и вовсе от болезни.

Работница заведения так и продолжала бы делиться своими тревогами по поводу судьбы сына, если бы немного запоздало подоспевшая Абигайль не спасла Иессея от её душеизлияний. Самому Иессею было неловко прерывать разгорячившуюся даму, которая по внешнему виду условно тянула на указанное ею тридцатитрёхлетнее совершеннолетие, а никак не на двенадцать десятков, о чём и высказался, как только они с Аби покинули монетный двор. Как следствие, двадцатитрёхлетняя вараха узнала об уровне средневековой человеческой медицины, а шестнадцатилетний человек узнал, что с рассудком работницы монетного двора всё в порядке и при должном целительском уходе и некоторой удаче люди способны разменять третью сотню.

После посещения монетного двора у Иессея появилось ощущение царящей в Авалоне идиллии, и в течение трёх дней оно только крепло. Пару раз ему в голову закрадывалась мысль о том, что у местного благополучия может быть обратная сторона, но город, в котором «жили и давали жить другим», легко заглушал эту мысль. Иессей крайне плохо понимал саркастические замечания своих, как он их прозвал, ночных спутников, и не придавал им значения: «Техно-утопизм, это так уныло.», «коммунистический Диснейленд на постамериканском пространстве.», «Какое изящное и, главное, безболезненное применение идеологического тоталитаризма, диктаторы двадцатого века на их фоне просто дети малые…», «завернуть репрессии в настолько бархатную обёртку ещё суметь нужно!». В конечном счёте наибольшим поводом для беспокойства оказался вопрос того неприятного голоса из снов: «Что может быть важного в употреблении алкоголя вместе с химерой?». Этот вопрос успел смутить юношу ещё во сне, и он попытался убедить себя, что наиболее важным в минувшем вечере было объявление Аби о начале его, Иессея, обучения со следующего утра. Да, важным было именно это, а не что-то другое, только это. Иессей в любом случае намеревался сосредоточиться на действительно важном, на обучении, а также хотел проявить себя с лучшей стороны и оправдать оказанное доверие.

Сейчас же Иессей поднимался по высеченным в скале ступеням ко входу в духовную семинарию. Можно было добраться и с помощью пространственной бреши, упрощённого подобия доступных только сильнейшим существами разрывов пространства. Аби объясняла, что даже сильнейшие, такие как прародители рас или стихийные владыки-порождения (которых обычно называют стихийными бедствиями), имеют множество ограничений для создания разрывов пространства, а сложные в производстве стационарные пространственные бреши, это очень упрощённое подобие разрывов для мгновенных перемещений на малые расстояния, после использования каждого из которых следует делать небольшой перерыв. Называть «малыми» расстояния в несколько дневных переходов у Иессея язык не поворачивался, но, раз так сказала Аби, то это действительно немного. В любом случае жителям Авалона, к коим теперь причислялся Иессей, был открыт свободный доступ к городской сети пространственных брешей, и подниматься на своих двоих по крутой извивающейся лестнице длиной в семь тысяч ступеней его никто не заставлял. Вечером парнишке помог уснуть распитый в компании якшини кувшин медовухи, но, когда Иессей проснулся среди ночи с осознанием того, что совсем скоро станет послушником духовной семинарии, хмель уже выветрился и более сомкнуть глаз ему не позволило подкатившее волнение. Один из двенадцати имевшихся у него на данный момент артефактов, браслет духовной семинарии при наведении духовного взора (которому Абигайль обучила Иессея в первый же день «чтобы потратить меньше времени на чисто людские уроки») показывал нечто весьма неразборчивое, хоть юноша и почувствовал, что может определить внутри отсчёт времени, то есть часы. Не солнечные часы, не свечные, а измеряющие время цифрами.

Часы показали Иессею, что времени до начала занятий у него ещё уйма, и он решил потратить это время на то, чтобы добраться до входа в семинарию по-настоящему. Без магии. Самостоятельно.

Подъём был утомителен даже для привыкшего к долгим многодневным переходам и тяжёлому физическому труду взрослого парня. Он несколько раз останавливался на выбитых в скалистой породе смотровых площадках для отдыха и уничтожения предусмотрительно взятых запасов провизии. Под конец время начало поджимать, и ему пришлось ускориться, чтобы добраться до места к назначенному часу. И тем не менее Иессей ни разу не пожалел о том, что решился на это паломничество. Невыразимое чувство свершённого таинства подкреплялось открывающимися на город и долину видами, ощущением свежести рассветных лучей и тяжести проплывающих мимо облаков. Как минимум от волнения Иессей избавился.

Окончив восхождение, Иессей, усталый, но довольный, смахнул с бровей выступивший пот и приветственно помахал Абигайль.

Якшини ожидала прибытие подопечного из пространственной бреши, и потому изрядно удивилась:

— Иессей, а ты выносливый, как для человека. Или фраза «семь тысяч», сказанная в одном предложении со словом «ступени», тебя не смутила? Ты точно счёту обучен?

— Конечно, обучен, Аби! — Иессей вспомнил, что якшини просила его на учёбе обращаться к ней чуть более формально, и сразу исправился. — Я знал, что это много, но оно того стоило!

— Стоило, да? Это восхождение любит использовать в качестве наказания Эрекшигаль, но на тебя такое наказание, кажется, не подействует. Хотя видок у тебя тот ещё…

— Ой, я об этом совсем не подумал! — Всполошился Иессей, ведь пот был не только на его бровях. Да он же весь в поту! Нужно было срочно что-то предпринять, потому что являться в таком виде на первое же занятие…

Прохладный ветер окутал Иессея, он заполз под одежду, остужая его разгорячённое тело, не пропуская ни сантиметра, ни волоска, он превратил каждую капельку пота в белёсое дуновение. Всего несколько мгновений, и юноша оказался совершенно сухим, а также взбодрился и избавился от накопившейся за время восхождения усталости.

На удивлённый взгляд Иессея Аби ответила вполне буднично:

— Немного запаха могло остаться, до полного контроля мне ещё далеко. Ну что, готов стать послушником духовной семинарии?