Параграф 14: дикастерий, главный вход.

Юноша с удовольствием слушал рассказ подруги. С виду холодный и безразличный, в действительности Вэ Соли проявлял большой интерес к происходящему вокруг него, равно как и к различным историям, тем более к историям Веты. Как, в общем-то, и всегда. Также Соли далеко не был бесчувственным, скорее наоборот. Однако тех, кто об этом хотя бы догадывался, можно было пересчитать по пальцам одной человеческой руки, не обязательно целой. Личное мнение, переживания и уж тем более сопереживания Соли крайне редко оправдывали не то что желания, но даже ожидания окружающих. Сам Соли, сколько себя помнил, старался демонстрировать сумбур своих эмоций только убедившись, что сможет избавить себя от негативных последствий, и в итоге окончательно разучился это делать. Впрочем, сейчас он находился в обществе той, рядом с которой подобных сложностей он не испытывал. Возможно, именно поэтому демоница рядом с ним была одной из тех немногих, кому он симпатизировал. Возможно, думал Соли, именно поэтому он и мог почувствовать настоящую близость разве что с этой демоницей. К слову, личностей, которым Вэ Соли хоть как-то симпатизировал, можно было пересчитать по пальцам одной человеческой руки, не обязательно целой.

Суккуба рассказывала человеку историю из своего прошлого, и её настроение порой кардинально менялось в течение короткого повествования. Только что подавленная Вета за несколько секунд превращалась в Вету жизнерадостную, возмущённую, удивлённую… Так, словно она заново переживала произошедшее. Активно жестикулируя, самозабвенно декламируя, непринуждённо восклицая, она ни в коей мере не была обеспокоена собственным экстравагантным поведением. И уж тем более она не была обеспокоена мнением любого случайного зрителя, кем бы он ни оказался. Единственное мнение, которое могло интересовать Вету — мнение единственного неслучайного зрителя. Мнение человека, которого она предпочла называть Вэ Соли, не вдаваясь в подробности того, что считала это имя идеальным только из-за знания — такое имя на самом деле было выбором самого Вэ Соли. К слову, личностей, которые были в достаточной мере знакомы с Ветой, немало поразил бы один только факт — Вету интересует чьё-то мнение.

На пустой, едва ли не вымершей улочке-лазе Вета хотела узнать мнение человека, едва ли умеющего своё мнение выражать:

— Вот скажи мне, Соли, что-теперь-то могло напугать эту нервную шайку? Вот ну что?!! — Возмущению демоницы не было предела. По крайней мере, на данный момент.

— Вета, насколько ты уверена, что использованный тобой облик не был страшным?

— Уверена! Я в этом облике жила ещё несколько лет, и всем он нравился. На самом деле очень удачный внешний вид попался, почти не нуждался в доработке.

— Раз облик настолько хорош, то дело, скорее всего, в женщине, послужившей источником. — Соли отрывисто высказал обрывок своего суждения, и, по привычке, не доводя его до конца, спросил. — Если для тебя это так важно, почему ты не поинтересовалась у шайки не-героев? Судя по тому, что ты рассказала, те люди были бы с тобой весьма откровенны.

Ни Соли, ни, тем более, Вета даже не задумались о том, что для обычных людей превращение грозного сверхъестественного создания в обычного человека может показаться устрашающим. Не задумались они и о том, что эта женщина могла быть попросту знакома исследователям древнего лабиринта, и, например, к тому моменту её уже не было среди живых. А если бы кто-нибудь сказал этим двоим, что процесс мутации суккубов сам по себе может испугать обычных людей, то Вета, скорее всего, искренне рассмеялась бы от подобного утверждения, Соли же, вероятно, не удержался бы от сарказма в адрес высказавшего нечто столь нелепое.

— Спросить? Мне такое даже в голову не пришло… — Вета остановилась в недоумении.

— Желательно интересоваться у первоисточника, но тебе ведь ничто не мешает досаждать своим вопросом случайным прохожим, и после сравнить их ответы. Такой способ хоть и не совершенен, имеет ряд достоинств.

— Ой, ну что мне могут сказать случайные прохожие?.. Если давить на первоисточник ещё имеет смысл, то на остальных рассчитывать не только неприятно, но и попросту нелепо. Сам посмотри, Соли. — Вета закатила глаза и сосредоточилась на окружающем пространстве. Для такого существа, как она, почувствовать присутствие жизни на довольно приличном расстоянии было чем-то само собой разумеющемся. Не более чем за секунду Вета нашла то, что искала. — Пойдём, ближайший случайный прохожий за тем поворотом!

— Если тебе неприятно, то можешь ничего мне… Хм. — Глядя на быстро удаляющуюся фигуру суккубы, Соли пожал плечами и направился следом.

Пройдя сквозь очередной лаз между домами, Соли обнаружил открытое пространство. Открытое, разумеется, в сравнении с тем, что он видел, пробираясь сквозь Порочный квартал. Размером чуть больше баскетбольной площадки, здесь такая миниатюрная площадь могла показаться по-настоящему просторной. В дополнение к этому, площадь была полностью очищена от изобиловавших на остальных улицах грязи и мусора, что подчёркивало особый статус места даже больше, чем одетый в наводящую на мысли о тамплиерах военную форму молодой нэдзу’ум — крысоподобный ма’алаки’, определённо исполняющий здесь обязанности стражника.

О том, что нэдзу’ум являлся стражником, говорили не только его украшенные крестом белоснежные латы, но и его поведение. Полуангел направил свою алебарду на приблизившуюся к нему Вету, и высокомерно объявил:

— Как отродье тьмы оказалось в священной Калварии? Именем архиерея Триполи’Ба’Тризе я приказываю тебе, нечисть, проследовать со мной в…

— Да не хочу я за тобой следовать! — С едва различимой скоростью Вета ребром ладони ударила по алебарде. Пришедшийся по плоскости навершия алебарды удар расколол сталь, оставив ма’алаки’ с одним лишь древком, вместо лезвия увенчанным кривым обрубком. Вета, не придавшая ровным счётом никакого значения тому, что острие алебарды только что находилось в миллиметрах от её груди, как ни в чём не бывало продолжила. — Я только спросить хочу. Чем может напугать мутация суккубов? Хотя ты, наверное, ничего в этом не смыслишь… Я объясню. В общем, пропускаешь сквозь тело образ, что-то хочет отпасть, что-то хочет вырасти, и начинается… Эй, ты куда? Я ещё не договорила!

Нэдзу’ум определённо не собирался дослушивать. Одним прыжком он добрался до центра площади, на котором слегка возвышалась чёрная округлая площадка, напоминающая пустующее основание статуи, и срывающимся голосом завопила:

— Дикастерий, главный вход!!!

— А ну стоять, крысёныш!!! — То ли обиженно, то ли возмущённо прокричала Вета вдогонку, и красные лоскуты её Живого Доспеха-платья устремились вслед за крысоподобной химерой.

Несмотря на то, что Путы Живого Доспеха двигались быстрее выпущенной стрелы, поймать нэдзу’ума у Веты не получилось. Как только полуангел докричал название места, его окутали вылетевшие из чёрного пьедестала такие же чёрные струи вязкой жидкости. Так же стремительно, как и поднялась, жидкость влилась обратно в пьедестал, оставив после себя затихающее эхо звука выплеснутой воды. Подобные щупальцам полоски красной ткани пытались схватить воздух.

— Нахамил. Угрожал. Убежал. — Глубокомысленно подвела итог произошедшему Вета.

— Ничего не сказал. Провал. — Соли подчёркнуто повторил интонацию Веты.

— Вот, спросила у случайного прохожего. Получилось даже хуже, чем я ожидала. — Впрочем, Вета совсем не была расстроена неудачей, наоборот, она выглядела так, словно только что доказала сложную теорему. — Конечно, этот крысёныш стоял и никуда не шёл, и потому ты можешь не засчитать его за прохожего, Соли, но всё равно я права.

— Если только что продемонстрированный тобой приступ слабоумия был жалкой формой самоутверждения, Вета, то мне остаётся лишь восхищаться твоей никчёмностью. — Несмотря на саркастичность, Соли испытывал своеобразное умиление поведением своей подруги. Впрочем, сейчас его больше заинтересовала чёрная плита, использованная для побега от неожиданно превосходящими силами противницы излишне самоуверенным стражем.

Совершенно не задетая язвительностью Соли, Вета заметила его интерес к сооружению:

— Никчёмность от важности отличается только набором букв. Но если что здесь и сейчас никчёмно, то разве что это старьё. — Вета взошла на пьедестал и для большей убедительности попрыгала. Под её ногами образовалась небольшая рябь, каждое приземление сопровождалось хлюпаньем. — Знал бы ты, Соли, как давно я их расставила по Тетису… На первое время, вроде как до тех пор, пока химеры не организуют приличный транспорт. Что-то про такие вещи говорят в твоём мире… Нет ничего постоянного вневременного… Нет постоянства вне времени… Постоянное ничто временно…

— С каждой попыткой холоднее и холоднее, Вета. А у тебя, как я погляжу, связь с этим миром вырисовывается всё более тесная. Насколько же он для тебя важен?

Вета задумалась, она погрузилась в воспоминания, её обычно живое окрашенное множеством эмоций лицо потеряло всякое выражение, тело словно потеряло часть своей переполненной энергией грации, а горящие красным пламенем выразительные глаза немного потускнели.

— Не очень, на самом деле. Раньше считала мир Тетис величайшим сокровищем. Потом он опротивел мне настолько, что раскололся. Теперь это просто дрейфующие по центру вселенной осколки, которые мне удобнее называть домом, чем что-либо ещё. Потому что быть бездомной неудобно. Но я не пробовала, наверняка сказать не могу. — Произнесла Вета так, будто озвучивала список ежедневных покупок. — Мне показалось, или нэдзу’ум упомянул дикастерий?

— Да, он кричал про главный вход дикастерия. Это что-нибудь значит для тебя?

— Не особо. Обычная древняя судебная система. Почти такая же убогая, как чистилище или визенгамот. И тоже не местная. Дикастерии, кстати, даже более предвзяты и политизированы, чем суды твоей родины, зато немного менее убыточны.

— Кажется, чтобы дикастерии стали достопримечательностями, которые захочется увидеть, они должны превратиться в руины. — Соли тоже задумался, хоть и по другой причине, нежели Вета. — Да и вообще этот твой осколок мира выглядит ещё более унылым местом, чем моя так называемая родина. Зачем ты вообще меня сюда притащила? Неужели не нашлось места получше?

— Я страдаю, и ты страдай! — Демоница хитро прищурилась, в неё понемногу начала возвращаться оживлённость, глаза постепенно начали окрашиваться пламенем. — А ещё… Любое место окажется в итоге тусклым и унылым, если его не окрасить. Соли, ты знал, что красный цвет души, это цвет радости? Обнимашки? — Вета распахнула руки, демонстрируя свою готовность к объятиям.

— Нет, не знал. Хм, на ум приходит, что твои глаза не просто так цвет меняют… Стоп, какие ещё обнимашки?

Вета не стала дожидаться согласия Соли, она притянула неспособного сопротивляться подавляющей силе юношу на платформу и крепко обняла его, произнеся при этом:

— Дикастерий, главный вход!

***

Дневник Иессея из рода Наки’ир.

547 год Эпохи Эугенес, день 25 Девятой Луны.

Создатель Наки’ пришёл обеспокоенным. Он поведал мне о причинах своего беспокойства. Теперь обеспокоен я.

1. Архангел решил, что я не являюсь тем святым, каким должен быть.

2. Принято решение развеять мой дух. Я должен срочно покинуть мир людей.

3. Наки’ сожалеет о случившемся, говорит, что это он виноват во всём, что он не должен был никому говорить о проблеме.

4. Я являюсь лучшим творением Наки’, кто бы что ни говорил.

5. Я отправляюсь в центр вселенной. Какой-то истинный оракул через видение связался с Наки’ и пообещал, что если я выполню одно его поручение, то для меня найдётся подходящее место.

А теперь по порядку. К дьяволу порядок. Не представляю, что и думать обо всём этом. Следует успокоиться. Отвлечься. Как?

День 29 Девятой Луны.

Никак не могу прийти в себя. Страшно. Тоскливо. Таких эмоций не должно быть у святых.

Уже три дня плывём прочь из мира людей. Никак не можем выбраться. Спросил у перевозчика, в чём дело. Он сказал, что мы не сможем попасть на путь до тех пор, пока не перестанем думать о пути и не начнём просто следовать ему. О чём это он?

Перевозчика зовут Харон. Мрачный старик. Неудивительно, что про него болтают, будто он порой перевозит неприкаянные души. Лучше бы был Ной, о нём я слышал много хорошего. Говорят, однажды Ной умудрился перевезти в мир людей целую ораву каких-то животных, которых хотели истребить в их родном мире. Может, просто слухи?

Не знаю, какой день.

Что меня больше гнетёт, чувство утраты или путешествие?

Мы с Хароном уже очень долго плывём мимо каких-то странных скал. Иногда кажется, что они повторяются. Ни ночи, ни дня, ни солнца, ни луны. Кроме скал и воды вообще ничего.

А старика это, кажется, совсем не волнует. И время его, похоже, не интересует. Такое ощущение, что ему всё безразлично.

Очередной неизвестно который день.

Наконец-то перемены. Теперь мы плывём по невиданному потоку. Вокруг бездна, усеянная огоньками. Харон, нет, старик сказал, что это души миров. Немного напоминают звёзды.

Ещё старик сказал, что мы наконец-то попали на путь. Так и не объяснил, как мы это сделали. Ну да ладно. Главное, что скоро прибудем в центр вселенной. Если верить старику. Сегодня он такой разговорчивый. Если подумать, то не очень уж он и мрачный.

Странно. Тоска поутихла. Страх тоже. Приятно просто плыть по течению, не думая ни о чём.