Параграф 18: скрытое.

«… демон хоть и похож на суккуба, но ужасно силён! Сломал освящённое оружие всего одним ударом, как будто ему это ничего не стоит.» — Отчётливо услышали Соли и Вета. С них обоих стекала вязкая жидкость. Но это была не кровь. Стигические Воды покидали их целые ничем не повреждённые тела и возвращались в жерло Психопомпа. «Если то, что ты говоришь, правда, то не стоит предпринимать…» — Продолжался уже слышанный ими в момент появления в дикастерии разговор: «Конечно, правда! Зачем мне лгать?! И моя алебарда тому…»

— Эй, я же сказала отбросить мир на минуту! — Громко возмутилась Вета, прервав домыслы пока ещё не подвластных ей стражей дикастерия куда незамедлительнее прежнего раза.

— Верно, сказала. Но вот беда… Я не послушался. Хотел подальше, как ты сказала, мир отбросить, но вот эта чёрная дрянь не пустила. — Как ни в чём не бывало парировал Соли, далеко не деликатно высвобождаясь из объятий демоницы.

Щёки Веты покраснели достаточно сильно для того, чтобы казаться теперь дополнением к её красному платью, глаза же резко сменили цвет на фиолетовый. Преисполненная смущения, она невнятно пробормотала:

— Соли, я же не в том смысле, что ты должен меня слушаться, просто…

Однако сказать, что именно, по её мнению, должно быть просто, Вета не успела. Её прервал вновь повторённый крик ныне ещё живого нэдзу’ума:

— Эт-то… Это тот самый демон!!!

В отличие от предыдущего раза желания возиться с агрессивно настроенными ма’алаки у Веты не было — она вовсю заливалась краской из-за стыда перед своим другом. Вета резко обернулась к воинственным химерам, широко распахнула свои крылья и то ли обиженно, то ли раздражённо воскликнула:

— Заткнётесь вы или нет?!! — После чего направила вперёд неконтролируемый, никак не оформленный сгусток энергии собственной души с намерением отдалить от себя назойливых стражей.

Стражей дикастерия Вета отдалила. Также она отдалила: лестницу дикастерия, крышу дикастерия, стены дикастерия, пол дикастерия и немногочисленных посетителей дикастерия. Фактически, от некогда великолепного внушавшего благоговейный страх величественного здания остался один лишь небольшой участок стены за спиной демоницы, остальные составляющие дикастерия обломками падали на близлежащие дома, вызывая ужасающий грохот и ещё более ужасающие разрушения.

Демон и человек взглядами провожали летящие обломки здания. При этом демон с каждым новым ударом камня о камень вздрагивала, она сжималась всё сильнее и сильнее, от стыда готовая провалиться сквозь землю. Краснели уже не только её щёки, вся она стала пунцовой, словно собиралась цветом кожи посоперничать с собственным платьем. Вета только и смогла, что:

— Не начинай.

На что слегка вскинувший брови Соли безразлично произнёс:

— Что-то такое и следовало ожидать от истерички.

— Сколько можно повторять тебе, Соли, что я не…

— Конечно, ты не истеричка. Теперь я и сам это вижу. Ты бракованное оружие массового поражения.

— Ну нет же, нет!!!

— И, кажется, я теперь знаю, от чего подохну.

— Нет-нет-нет-нет-нет.

— Скоро ты превратишь меня в кровавое пятно за то, что я случайно уроню бутылку вина…

— Не правда.

— Или косо посмотрю на твой кактус.

— Всё не так…

Содрогаясь от ударов холодного пустого голоса сильнее, чем от грохота обломков дикастерия, Вета уже готова была разрыдаться, и разрыдалась бы, если бы Соли и дальше продолжил словесное избиение подруги. Но причин продолжать у Соли не нашлось, он был вполне доволен результатом. Этот безразличный к чужим смертям монстр всего лишь хотел немного поиздеваться над Ветой. Лёгкая месть. Ни больше, ни меньше. Устроенные суккубой разрушения, равно как и жертвы таковых, его почти не интересовали. Можно было бы сказать, что не интересовали совсем, если бы не одно обстоятельство.

Кратер, образовавшийся после уничтожения дикастерия, приоткрыл то, что под ним располагалось. А располагалось под ним ни что иное, как подземелье. И подземелье это вовсе не пустовало.

По осыпавшимся обломкам здания и торчавшим из земли плитам на поверхность выбирались ма’алаки всех мастей. Испуганные, прикрывающие глаза от дневного света, одетые в лохмотья, химеры осторожно озирались по сторонам, неуверенно продвигаясь к поверхности. Убедившись, что никто их не останавливает, они начали двигаться более уверенно. Кто-то помогал выбираться другим, кто-то бежал наружу, оглядываясь по сторонам, кто-то старался как можно быстрее скрыться среди обломков. Внизу промелькнул силуэт, одетый точь-в-точь как те стражи, что находились на поверхности ранее, однако не успевшие ещё выкарабкаться на поверхность химеры оказались не менее беспощадны, чем обычно бывал Соли, они схватили всё, что подвернулось под руку и в считанные секунды забили несчастного до смерти, после чего в спешке двинулись на поверхность.

Соли, в отличие от рассевшейся на земле и уткнувшейся лицом в колени Веты, молча наблюдал за перемещениями химер, не оставлявшими сомнений — только что был спровоцирован побег заключённых. Заговорил он лишь тогда, когда последние из узников выбрались на свободу:

— Мне кажется, или эти ма’алаки выглядят так, словно только что чудом спаслись от смертного приговора?

— Не знаю насчёт приговора, — Потерянно ответила Вета, не поднимая головы. — Но те, кто был внизу, чувствовали страх и отчаяние, а теперь счастливы.

— И среди них ни одного ба’астида. А среди стражей ба’астидов было полно.

— Внизу один тоже есть. Только он внизу и остался.

— Вот как? Наверное, один из стражников, забился где-нибудь в углу, чтобы узники не прикончили.

— М-м-м… — Вета подняла голову, она прикрыла глаза и словно задумалась. — Нет, он просто чокнутый немного. А на стражников совсем не похож. Надменности нет. — Произнесла она всё так же потерянно.

— Единственный ба’астид среди трёх сотен химер. Не в себе. Не бежит вместе со всеми. Не стражник. Я бы на него посмотрел.

— Могу проводить. — Вета осторожно покосилась на друга.

— Можешь, значит? — Невозмутимо уточнил Соли.

— Да не убью я тебя! — Едва ли не умоляюще повысила голос Вета.

— Ну да, конечно. — Согласился Соли, всем своим видом выражая сарказм.

— Конечно да! Я, между прочим, наоборот слежу, чтобы ты не умер. Я даже в игру свою добавила возможность зарабатывать специально для того, чтобы ты перестал рисковать жизнью ради денег. Я про ту игру, которая осталась в мире людей.

— Я понял, ни к чему было пояснять. И что-то не припомню, чтобы я хоть раз рисковал жизнью ради денег. Выходит, система обратной конвертации и привязка основных ресурсов к разным валютам в SW ради меня существовали? Не многовато ли мороки?

— Не многовато. — Отрезала Вета, после чего обхватила Соли и, резко подпрыгнув, расправила крылья, после чего спикировала в кратер и стремительно полетела по коридорам подземелья дикастерия. Вся её подавленность бесследно исчезла.

***

С незапамятных времён подземный ярус дикастерия занимала темница. Большинство узников не задерживались в ней надолго. Ожидающие свои приговоры, они исчезали спустя несколько дней, не успевая оставить после себя каких-либо сведений, равно как и слухов — суды в дикастериях славились своей скоростью едва ли не так же сильно, как своей бескомпромиссностью.

Быть может, именно поэтому стражи казематов дикастерия не проявляли ровным счётом никакого интереса к узникам. Хотя, возможно, и потому ещё, что стражи казематов прекрасно осознавали, насколько, порой, легко оказаться по ту сторону решётки. Окончательно истреблял чрезмерное любопытство тот факт, что далеко не каждый судебный процесс, проходивший в дикастерии, предавался огласке — бесследно исчезнуть после пребывания в темнице дикастерия было естественно, естественно было и оказаться на арене амфитеатра, наполненной пыточными приспособлениями всех мастей. Тайные суды проводились часто, но куда чаще суды становились публичным развлечением.

Так или иначе, стражи казематов — низкосортные вояки, за которых вряд ли вступится их орден — казалось, игнорировали само присутствие в подземелье заключённых настолько, насколько это вообще возможно, зачастую пренебрегая даже своими основными обязанностями. Кроме одной единственной, к которой стражи относились со всей серьёзностью, и которая сводилась к двум простым действиям: запереть № такой-то внизу или привести № такой-то наверх.

Подобное положение дел в темнице дикастерия могло бы считаться нерушимым, если бы не существование особой кельи, находившейся в наиболее отдалённой от входа части подземелья и отделённой от внешнего мира вовсе не решёткой, а массивной дверью.

Эта келья, в отличие общих камер, всегда находилась под пристальным наблюдением. Возле двери всегда стоял один из караульных, дверь всегда была закрыта. Если что и говорило о наличии в келье заключённого, так разве только изредка открываемая щель толщины не большей, чем необходимо для её использования в оба направления. Посуда с едой и из-под еды, сменное бельё и отходы жизнедеятельности, свечи, изредка книги и письменные принадлежности — всё свидетельствовало о пребывании в отсечённой от вселенной кельи постояльца. Кроме самого постояльца.

Заключённый №64489001 давно потерял ощущение реальности собственного существования. Поначалу пытавшийся придумать, как отсчитывать время своего пребывания в темнице, №64489001 потерял всякий интерес к этой затее, остановившись на отметке 2189 стародней (не очень точно соответствовавшей реально прошедшему времени). За неимением прочих развлечений, №64489001 с особым трепетом относился к изредка появляющимся в его келье книгам, со слезами встречая каждое новое произведение, каким бы оно ни было. Будучи лишённым всяческих контактов с внешним миром, №64489001 выражал свои мысли и фантазии в стихах, заметках, рисунках, однако постепенно мысли его становились всё менее связными, а фантазии — всё более болезненными. Окончательно отвыкнув от звучания речи, №64489001 с жадностью вслушивался в невыносимо редкие едва различимые шумы, достигавшие порой его слуха и приводящие в исступление напоминанием о том, что мир вне этой ненавистной кельи действительно существует. №64489001 всё реже надеялся и всё чаще мечтал услышать знакомые слова. Всё равно, какие.

№64489001 не был до конца уверен, что сегодня приглушённый массивной дверью и ещё более массивной земляной твердью шум отличался от любого другого скудного многообразия. Не потому, что он был необычно громок, а потому лишь, что №64489001 какое-то время назад начал замечать за собой явные свидетельства в пользу безумия. Или наличия в келье незримых сожителей. Или наличия отдельного сознания у его хвоста. Возможно, что и у его ушей тоже. И даже у этого в тайне презирающего его табурета, который наверняка строит заговоры и однажды скинет его с себя, чтобы захватить единоличную власть в постоянно уменьшающейся келье и съесть на завтрак все его книги по одной, листочек за листочком… Заключённый №64489001 не так уж и часто замечал в себе признаки безумия, тем более что его сознание ныне способно было воспалиться от одного только непривычно затянувшегося шума, пугающего и в то же время интригующего.

Доносившийся извне шум скоро затих, в отличие от спутанных мыслей и фантазий обезумевшего в бесконечном заточении ба’астида, который всё сильнее и сильнее погружался в собственный бред до тех пор, пока не услышал нечто совсем уж невообразимое. Он услышал скрип. Скрип открывающейся двери.

***

— Ты решила таскать меня, как плюшевую игрушку, всякий раз, когда понадобится куда-нибудь забираться?

Человек и демон приземлились в коридоре, освещённом одним только факелом, лежавшим на влажном, замшелом полу. В конце коридора располагалась украшенная лишь проржавевшими скобами изъеденная временем деревянная дверь.

— Само собой! — С готовностью подтвердила Вета.

Слегка потрёпанный полётом на сверхзвуковой скорости Соли совершенно не обрадовался такой перспективе:

— Лети-ка ты домой, Вета, а я прогуляюсь. К ужину не жди.

— Фи! Вот почему ты всегда чем-то недоволен?

— Будешь много спрашивать, глаза посинеют.

— Раз такой вредный, то сам и открывай эту дверь. — Вета демонстративно отвернулась.

— Хорошо. — Соли как ни в чём не бывало направился прямиком к двери.

В ответ на это Вета, ехидно улыбнувшись, сказала:

— Конечно, ты всегда неплохо взламывал замки. Человеческие замки твоего человеческого мира. Но что ты будешь делать с замком, защищённым с помощью элементных…

Демоница оборвалась на полуслове, услышав металлический звон. Звон связки ключей, которую её спутник поднял с пола.

Не обращая внимания на обиженную суккубу, Соли выбрал подходящий под замочную скважину ключ, повернул его и потянул на себя громоздкую дверь.

Дверь двигалась с большой неохотой, она скрипела так, словно испытывала мучения от того, что её многолетний покой посмели нарушить. После непродолжительной, но яростной борьбы с дверью Соли всё же сумел открыть её достаточно широко. Смахнув со лба выступивший пот, он заглянул внутрь. Увиденное вызвало у Вэ Соли приступ бесконтрольного веселья.

Тускло освещённая канделябром на три свечи келья, вырубленная в скальной породе, в длину, равно как и в ширину, была порядка десяти шагов. Её неровные серые стены обильно украшали собой глубоко детализированные рисунки, содержание которых вызывало одни лишь сомнения — создавалось впечатление, что у каждого из этих рисунков имелся хорошо продуманный последовательный сюжет, однако понять, что же всё-таки задумывалось автором, не представлялось возможным. Дополняло впечатление то, что некоторые места на рисунках были аккуратно разорваны или перечёркнуты. При более внимательном рассмотрении становилось понятно, что рисунки крепились на стенах с помощью расплавленного свечного воска, в который по неведомым причинам были вплавлены волосы или шерсть. Немногочисленная мебель — стол, стул и кровать — были покрыты пылью, следами когтей и тёмными пятнами. Пол же, в отличие от мебели, пылью покрыт не был. На полу лежало множество книг. Нет, они не были разбросаны, они были аккуратно сложены, и представляли из себя замысловатый лабиринт, покрывавший собой всю келью. Начало лабиринта находилось возле входа, там же располагался широкий округлый карман лабиринта, в центре которого лежала столовая утварь. Второй такой же карман содержал в себе кучу исписанных мелким подчерком листов пергамента. Третий, в свою очередь, содержал наполовину завершённый рисунок, подобный своим настенным собратьям. Наконец, четвёртый и самый большой карман, расположенный возле дальней от входа стены, сидело ветхое, засаленное, местами протёртое до дыр одеяло.

Когда Соли закончил издавать хрипящие сдавленные звуки, которые с его точки зрения являлись ничем иным, как смехом, ветхое одеяло пошевелилось. Из самой большой дыры одеяла выглянул кончик покрытого свалявшимся мехом кошачьего уха. Ухо слегка дёрнулось, после чего показалось полностью. Следом наружу выбралось засаленное жёлто-чёрное воронье гнездо, отдалённо напоминающее волосы. Последними появились янтарного цвета глаза с круглыми широкими зрачками. Второе ухо, как и все остальные части гепардообразного ба’астида так и продолжали скрываться под мешковатой тканью.

Соли впился своим ледяным взором в часто моргающие глаза ба’астида. Обмен взглядами длился порядка минуты, и продлился бы дольше, если бы Соли не начал двигаться. Юноша поднял ногу и уже занёс её над книжным лабиринтом, собираясь переступить, как из очередной дыры в одеяле выскользнула когтистая рука раскрытой ладонью вперед. Из одеяла донесся жалобный возглас:

— Нет!

Соли поставил ногу на место. Он немного задумался, после чего наклонился и передвинул несколько ближайших книг так, чтобы в лабиринте открылся прямой ход дальше.

Из одеяла выбралась ещё одна рука. Ба’астид тоже передвинул несколько книг, создавая прямой ход в сторону Соли, на что тот, удовлетворённо усмехнувшись, начал прокладывать себе путь сквозь лабиринт, не забыв при этом оставить в изменяющемся лабиринте проходы к другим местам интереса — куче пергамента и незавершённому рисунку.

Скоро Соли подошёл вплотную к полугепарду и протянул тому руку. Ба’астид неуверенно склонился к протянутой руке, осмотрел её с разных сторон. Было слышно, как он принюхивался. Лишь после весьма детального осмотра ба’астид решился дотронуться до протянутой руки. Но он не пожал руку, как полагается, а взял её в свои явно без намерения отпускать. Вэ Соли же не стал руку одёргивать, и так и уселся на прохладный пол с протянутой рукой.

Первым нарушил тишину ба’астид:

— Ты кто?

— Хм… Пожалуй… Человек. Настоящий человек.

— На-сто-я-щий-че-ло-век. — С восторгом проговорил ба’астид. — Это имя такое?

— Нет, это родовое проклятье. — Ответил Соли.

— Плохо жить с проклятьем. — Задумался ба’астид.

— Я привык. — В тон ба’астиду сказал Соли. — У тебя здесь тоже что-то вроде проклятья. Ты, смотрю, не привык.

— Не привык. — Радостно согласился ба’астид. — Нельзя ведь жить, превратившись в номер!

— В какой номер? — У Соли почти получилось изобразить участие.

Ба’астид убрал руки обратно под одеяло и, после недолгой возни, достал на свет грубоватую и на вид ничуть не менее старую, чем одеяло или мебель, железную маску. На маске отчётливо виднелись вмятины и глубокие следы когтей. Ба’астид протянул маску тыльной стороной:

— Вот этот номер.

Соли пригляделся, он смог различить, несмотря на скудное освещение, высеченную на металле надпись: «№ 64489001». Юноша вернул маску владельцу со словами:

— А ведь когда-то этот набор цифр ничего не значил. Давно это было?

— Очень давно. — Вдохновенно поведал ба’астид. Рваное одеяло окончательно сползло вниз, полностью открыв выцветшее изъеденное морщинами лицо. — Сначала в этом теле жил тот, другой, который тоже думал, что он как я. А потом я стал собой. Тогда одни и те же цифры решили быть всегда разными.

— Скажи, ма’алаки с номером, с тех пор, как ты стал собой, здесь… Никого не было, кроме тебя? И дверь никто не открывал? — Соли припомнил состояние почти вросшей в стену двери и тот небольшой плотно закрытый проём, что явно предназначался для передачи еды и явно был единственным местом на двери, к которому регулярно прикасались.

— Да здесь вообще никого никогда не было! Или кто-то был… Не знаю. Но дверь точно никто не открывал. Раньше.

— Так может ну его, это место, в котором всё равно никого больше не было? — Соли поднялся с пола и, сделав шаг в сторону выхода, выжидательно обернулся.

Полугепард посмотрел на приоткрытую дверь со смесью страха и радости, но встать и пойти наружу пока не решался. Он прошептал:

— А если я туда? А потом снова здесь? А потом?..

— Паршиво будет, конечно, снова оказаться здесь, зная, что быть здесь необязательно, вот только потом кто-нибудь может ещё раз открыть эту дверь. Открытое однажды способно открыться дважды.

— Точно! Правда ведь может открыться!

Пока ба’астид освобождался от похожего на старую ветошь одеяла и прикреплял к поясу диковатую на вид железную маску, юноша направился в сторону выхода из кельи. Оказавшись в коридоре, он тихо сказал дожидавшейся снаружи спутнице:

— Повторюсь, пожалуй. Я прогуляюсь. К ужину не жди.

— Ещё чего. — Рассеянно возмутилась Вета, слышавшая каждое слово разговора своего друга с заключённым № 64489001. — Я с тобой.

***

— … И тогда прошлый я решил, что всё получилось.

Грязный болезненно-бледный ба’астид, одетый в лохмотья, испытывал огромное наслаждение, впервые за долгое время ведя беседу с живыми существами. Его глаза никак не могли привыкнуть к полуденному свету, он шёл почти наощупь, однако не переставал при этом радостно повествовать о событиях, предшествовавших его долгому заключению. Меньше всего на свете его волновал тот факт, что у одной из его слушателей на спине располагались чёрные демонические крылья с переплетением серебристых и красных штрихов. Тот факт, что, выбравшись на поверхность, он оказался в разрушенном до основания здании, его разумеется, тоже не интересовал.

Вэ Соли, мельком бросил взгляд на задумчивую, молчавшую весь путь до поверхности Вету, спросил у ба’астида:

— Но оказалось, что на самом деле ничего не получилось. Верно?

— Да. Ничего не получилось. Нет. На самом деле получилось многое. Веракрус (так этого лорда-демонида зовут) как-то смог убедить Легионы в том, что очередная война за святые земли бессмысленна. А ты ведь знаешь этих демонидов! Они даже между собой постоянно воюют. И тут вдруг согласились вернуть священные земли без боя, за мирный договор и горстку уступок от Епархии. Даже не представляю, чего лорду Веракрусу стоила такая лояльность, но его раса его действительно обожает. Интересно, он ещё жив?..

— Не знаю, жив ли он, но, если жив, то его расе повезло. — Искренне согласился Соли.

— Точно, повезло! Достойный правитель. Прошлому мне было так далеко до него… — С грустью произнёс ба’астид.

— Но ты ведь… Прошлый ты ведь тоже старался стать достойным правителем. — Соли поспешил утешить полугепарда.

— Да, прошлый я старался. Старался быть достойным правителем. Старался быть достойным ма’алаки’. А я не хочу. Не хочу быть достойным. Ненавижу достойных. — Ба’астид отвернулся, и, после непродолжительного молчания, продолжил. — Тот, прошлый я, мечтавший стать самым достойным архиереем, который когда-либо правил Епархией, объявил, что священные земли… Что демониды вернут им даже благословлённый Праматерью Кристальный Лес… Что ни к чему начинать очередную святую войну… Его, архиерея, обвинили в ереси и богохульстве. Те ма’алаки’, жизни которых он хотел сохранить, готовы были разорвать его на куски. Его схватили его же слуги, и унесли в подземелье без неба. Его пытали до тех пор, пока он не умер, и тогда в его теле родился я. Я помню всё, всю его жизнь. И ненавижу его жизнь. Его жизнь стоит меньше, чем ничего. Хорошо, что он умер.

Ба’астид улыбнулся во весь рот, продемонстрировав подгнивающие клыки, он закончил свой мрачный рассказ на счастливой ноте. По крайней, мере, он так считал. Соли постарался улыбнуться в ответ. Ба’астид принял его кривой оскал, очень отдалённо напоминавший улыбку, с благодарностью.

Так, непринуждённо беседуя, демон, человек и полуангел шли сквозь свидетельство катастрофических разрушений, ещё сегодня бывшее одним из ключевых мест Калварии. Навстречу им сквозь завалы пробиралась уже знакомая фигура, чьё свечение вокруг головы на данный момент было едва различимо.

Соли приятельски помахал рукой и прокричал:

— Иди к нам, Иессей, ты как раз вовремя!

Иессей приблизился к троице, озираясь по сторонам. Разрушение дикастерия явно не привело его в восторг, но и особой печали по этому поводу он не испытывал. Он недовольно спросил:

— Надо полагать, весь этот бедлам есть ничто иное, как ваших рук дело?

— Оно само сломалось. — Не задумываясь, ответил Соли и перешёл сразу к делу. — Так вот, Иессей, у меня для тебя важное поручение. Присмотри за этим ба’астидом. Главное, следи за тем, чтобы он пореже другим химерам на глаза попадался. Иначе паршиво получится. Для него, по крайней мере.

Собиравшийся сказать нечто очень важное Иессей так и застыл с открытым ртом. Ему определённо требовалось время, чтобы принять столь наглое и фамильярное указание.

Пока Иессей занимался тем, что напоминал сам себе, какие ожидания у него должны быть касательно всевозможных контактов с этой невыносимой парочкой, и в очередной раз за сегодня приводил свою задетую гордость в состояние покоя, Вета с насмешкой обратилась к Соли:

— С чего ты вообще взял, что это порождение ангела станет возиться с… — Вдруг Вета оборвалась на полуслове и удивлённо всмотрелась в глаза Иессея. — Ой, и правда станет возиться.

— Что? Да за кого вы двое меня?.. Уф-ф-ф… — Иессей глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, после чего продолжил своим обычным доброжелательным тоном. — Может быть…

— Не может! — Резко осадила его Вета.

— Ну ты слышал, Иессей. Не может. — Флегматично подтвердил Соли.

— Но если бы вы были не столь категоричны… — В очередной раз попытался завести беседу Иессей.

Вета прервала его жестом и, теперь уже ласково, проворковала:

— Ты пойми, зануда из рода Наки’ир, я ведь не хочу тебя слушать не потому, что ты святой, и не потому, что у меня настроение неподходящее, и даже не потому, что у тебя определённо на уме корыстные мотивы. Я не хочу тебя слушать только потому, что ты мудак.

— Ну ты слышал, Иессей. Ты мудак. — Всё также флегматично подтвердил Соли.

От такого откровения темнокожий святой поперхнулся. Он определённо не знал, что на это ответить.

Вета, в свою очередь, повернулась к своему другу с лёгким намёком на беспокойство спросила его:

— Соли, сколько ты уже бодрствуешь? Часов тридцать? Тебе, наверное, спать хочется?

— Да, пожалуй, хочется. А что?

— Полетели домой…

Соли вопросительно посмотрел на Вету, но та состроила настолько невинную мордашку, что он понял — никаких комментарием к внезапному предложению получить не удастся. Вздохнув, он уточнил:

— Опять схватишь меня как плюшевую игрушку?

— И совсем не как плюшевую. — С довольным видом протянула Вета.

— Учти, Вета, если ты в ближайшем будущем не подыщешь мне другой способ передвижения, то я натравлю на тебя Иессея. — Сказал Соли, после чего обернулся к ба’астиду, всё это время слушавшему разговор с любопытством. — Этого святого зовут Иессей из рода Наки’ир. Эксплуатируй его по полной, ба’астид с многозначительным номером.

Конец фразы Соли произнёс уже в воздухе.

Оставшиеся на земле раздосадованный святой и впервые за долгое время наслаждающийся жизнью ба’астид осматривали друг друга. Первым нарушил молчание ба’астид:

— Какой необычный цвет кожи для святого. В моей памяти хранится не так много образов святых, но у всех у них кожа того же медного цвета, что и у меня. Того же цвета, что и у ангелов.

— Верно, необычный. Такой цвет кожи достался мне от создателя. — Иессей ответил с энтузиазмом, выходящим за рамки его обычной доброжелательности. — Насколько я знаю, создатель мой Наки‘ является единственным во вселенной ангелом с тёмным цветом кожи. Это потому, что он особенный. К сожалению, раньше я не знал, насколько он особенный. Нет, конечно, я всегда любил и почитал создателя моего. Но воочию узреть, что создатель мой Наки’ действительно особенный, мне довелось лишь недавно…

Иессей мог бы ещё долго говорить о создавшем его ангеле, однако ему пришлось прерваться. Сверху донёсся птичий крик, отдалённо напоминающий крики ястребов. Огромных размеров птица, размах крыльев которой по меньшей мере в два раза превышал рост Иессея и почти в три раза превышал рост стоявшего рядом с ним ба’астида, плавно снижалась, выбирая подходящее место для посадки. Клюв и когти этой птицы с лёгкостью могли посоперничать с острейшими клинками. Бурое же оперение не просто обладало металлическим блеском. Плотно прилегающие друг к другу перья могли в любой момент превратиться в грозное оружие. Стимфалиды — именно так назывались эти птицы — славились тем, могли выстрелить собственными перьями во врага или добычу, и перья эти, по совместительству служившие стимфалидам бронёй, в смертоносности соперничали с отрядом лучников.

Скоро стало возможным разглядеть миниатюрную наездницу, которая направляла стимфалида на посадку, привстав на стременах. Наездница спрыгнула со стимфалида ещё до того, как тот коснулся земли, и, приземлившись быстрее и грациознее, чем её птица, подбежала к стоящему в ожидании святому.

Иессей первым обратился неотличимой от подростка гепардообразной ба’астидке:

— Рад видеть Вас в добром здравии, достопочтимая Танэ’Ба’Сей. Вы всё также молодо выглядите.

— Оставь при себе свои плоские шутки, Иессей, мне сейчас совершенно не до этого. — Раздражённо отмахнулась Жрица Искажений, на всех осколках мира Тетис уступавшая возрастом только двум существам. Она окинула взглядом руины дикастерия. — Это сделала Праматерь? Я почувствовала выплеск её духовной энергии. Трудно такое не заметить. Примчалась так быстро, как только могла, но, кажется, мы всё равно разминулись.

— Кажется, разминулись. — С иронией подтвердил Иессей.

Танэ не обратила внимания на насмешку, она была слишком взволнована. Она задумчиво произнесла:

— Столько времени прошло, а она всё также нас ненавидит. Наверное, мы, её дети, слишком часто разочаровывали Праматерь. Хотя я удивлена, что, увидев, в какой кошмар превратилась страна ма’алаки’ за время её отсутствия, Праматерь не уничтожила всю столицу. Скажи, Иессей, ты успел застать здесь Праматерь? Она была в ярости?

— Конечно, успел, я ведь затем и находился здесь, поблизости, чтобы успеть. И, скажу я тебе, дражайшая Танэ’Ба’Сей, никакой ярости Матерь Искажений не испытывала. Напротив, ей было очень даже весело.

— Неужели? — Удивилась Тане. — Но тогда… Что здесь?

— Может быть, её дети слишком часто разочаровывали её, чтобы её могло заинтересовать уничтожение столицы? — Со всей серьёзностью спросил Иессей.

Танэ задумалась над словами святого. По её юному личику скользнула старческая тень, от взволнованности не осталось и следа. Какое-то время она молчала, опустив взгляд. Наконец, обдумав услышанное и увиденное, она вновь посмотрела на Иессея, собираясь ещё что-то добавить к уже сказанному, однако слова застыли в её горле.

Только теперь, немного успокоившись, Тане заметила того, кто всё время с момента её приземления стоял чуть поодаль, отвернувшись и старательно игнорируя Жрицу Искажений.

Гепардообразная ба’астидка удивлённо окликнула своего потомка-полугепарда:

— Ты ли это, малыш Отто? Как это я сразу тебя не заметила?! Все думали, что ты пропал семь Всеурожаев назад! — Танэ посмотрела в сторону кратера и открывшегося благодаря ему подземелья. — Неужели ты был всё это время там?..

Грязный, тщедушный ба’астид раздражённо повернулся к Жрице Искажений и с неприязнью перебил её:

— Отто’Ба’Викти нет. Не существует. Есть только номер.

Тане приблизилась к потомку и хотела было прикоснуться к его измождённой руке:

— Что ты такое говоришь, Отто? Я так рада…

— Сказал же, что его не существует! — Отто одёрнул руку, его и без того обезображенное длительным заключением лицо исказила гримаса отвращения. — Отто’Ба’Викти умер. Исчез. Испарился. Забудь.

К глазам Танэ подступили слёзы. Она пыталась подобрать подходящие слова, но ей казалось, что никакие слова не могли оказаться подходящими. На её плечо легла тёплая ладонь.

Иессей сочувственно приобнял Танэ, и мягко спросил:

— Могу я воспользоваться Вашим стимфалидом, достопочтимая Танэ’Ба’Сей? Готов поспорить, что с минуты на минуту сюда прибудет множество вооружённых ма’алаки’, а мне бы хотелось, чтобы мой подопечный избежал лишних взглядов.

— Да, конечно. — Отрешённо ответила Жрица Искажений.

**** **** **** ****

[ИНТЕРЛЮДИЯ]

1991 день до начала внеземной интервенции,

1 день с началаSoul of the World.

Логин: No Name.

Раса: человек.

Народ: не имеет значения.

Статус: отсутствует.

Базовая фракция: отсутствует.

Связь с душой мира: отсутствует.

Возможность инкарнации: отсутствует.

Сложность развития души: отсутствует, душа полностью сформирована.

Вероятность провала вступительного испытания: 0%.

Идти пришлось недолго, и на том спасибо. Вышли на новую локацию… Нет.

[затерянный осколок мира, уровень локации — 0 — западная окраина Бездонных Топей (открыть описание)]

Ну да, особо ничего не изменилось. Как со стартовой локацией. Вышел, где вошёл. Я — единственный игрок в локации. Я так понимаю, в списке можно скрывать свой ник, уровень, расу, но не своё присутствие. Наверное, стоит поговорить с моей проводницей… Ага, размечтался.

[ты очарован] — Сказала мне система. — [воздействие — контроль души] — Сказала мне система. — [попытка освободиться — нет доступных способов] — Сказала мне система. — [очарование продлится: 128, 127, 126, 125, 128, 127, 126…] — Сказала мне система.

И что ты сделаешь со мной, черноокая девочка-феечка?

Стоит на месте в боевой стойке. Тычет в меня своим трезубцем. Это не атака. Точно не атака. Постояла, слегка ткнула, средняя область на иконке персонажа показала снижение HP процентов на пять. Ещё немного постояла, ещё раз ткнула, в этот раз просело здоровье моей руки.

Занятно, что сейчас у меня висит диалог, и в нём есть три варианта: «ты прекрасна», «я сделаю всё, что ты скажешь» и «я твой навеки». Хм, если это фишка любого очарования в принципе… Уже представил, как накладываю свой аналог очарования на другого игрока, он не может вырваться и начинает действовать мне на нервы спамом этих фразочек. Она, конечно, не игрок, но я попробую. Как только выбрал фразу, мой перс начал говорить. Успел сказать «Я сде», и здоровье моего горла просело, а меню разговора пропало. Да, она вдарила мне трезубцем по шее.

Ещё немного постояла и убрала трезубец. По крайней мере, меня не собираются убивать. И что же ты будешь со мной делать? А, вот что. Грабить. Я раздеваюсь. Мой персонаж раздевается без моего ведома. Не, ну это просто нечестно!

Беру свои слова назад. Всё честно, она тоже раздевается. Меня не грабят, меня насилуют. Раз такое дело, то хоть на вид от первого лица переключусь. Кстати, а что там было про автосоздание гениталий? Опустил камеру вниз. Что ж, от народа совратителей я ожидал большего.

Что же выбрать? Смотреть порнофильм или сыграть в порноигру? Я вроде как могу бездействовать, и мой персонаж сам будет играть в эту мини-игру, или могу взять управление на себя. Бывают моменты, когда выбор предопределён.

О, а у меня получается. Тут есть индикаторы удовольствия обоих, и, как только я взял управление в свои руки, её индикатор начал расти быстрее. Её удовольствие подходит к верхней границе, достигает максимума, и… Я хорош в постели, довёл девушку до оргазма за пять минут! Ну а где я ещё смогу такое сказать?

Кстати, в процессе мой пульс учащается. У неё, видимо, тоже, потому что обратный отсчёт ускоряется в зависимости от показателей её индикатора. Когда она кончила, то счётчик очарования ускорился примерно вдвое и обновился с задержкой, почти добрался до восьмидесяти. А потом индикатор удовольствия моей похотливой растлительницы сбросился на две трети. Теперь я знаю, как её одолеть!

Одна проблема. Мой индикатор удовольствия тоже растёт, и есть теория, что мне следует сбросить контроль до его заполнения, иначе проиграю.

В этот раз мне понадобилось менее трёх минут, а счётчик очарования преодолел отметку в пятьдесят ярдов. Неплохо. Настолько неплохо, что это уже не девочка-феечка. Трансформировалась во время оргазма. Суккуба с чёрными демонскими крыльями, мраморной кожей… и без сосков. Теперь сосредоточиться будет проще. Но мой индикатор почти заполнен.

Я не успею. Безнадёжно. Я точно не успею. Будь у меня хотя бы три четверти полоски… Кого я обманываю? Для победы мне понадобится минимум треть, а у меня не больше одной десятой. Я проиграл. Мне осталось только отдаться на волю случая и взять бумажное полотенце.

Как я и предполагал, она остановилась, стоило моему индикатору удовольствия заполниться. Сейчас она сверху. Нависла надо мной, улыбается, говорит:

«Добро пожаловать в реальный мир.»

Хрусть.

Почему я смотрю в землю? Потому что у меня всё ещё вид от первого лица, и мне свернули шею. Переключаюсь на вид от третьего… Эй, а как же всё, что между нами было?!!! По крайней мере, кончила здесь не только ты.

Как думаешь, сколько раз за сегодня меня сожрали? Вот и я уже сбился со счёта. Но когда твоё тело у тебя на глазах поедает твоя бывшая… Проглатывает, не жуя. Вместе с костями, с волосами, с потрохами… мой автосозданный… Её чёрные глаза побелели. Я немножко в прострации. Совсем чуть-чуть.

Ладно, бог с ним.

Тэк-с, времени отката возрождения нет, автоматически никуда не кидает, могу сразу воскреснуть… Ого, а она не врала, что нам по пути! Можно выбрать любую точку возрождения из тех, в которых я уже побывал, кроме этого самого места нулевого уровня. Посмотрим, что тут у нас, и отправляемся в мирную деревеньку с лютиками и цветочками.

[охотник: суккуба; имя: (ввести имя); уровень: 999; разблокировано достижение «истинная смерть, ранг A» — за получением пути к награде обратись к оракулу/прорицателю своего уровня и выше]

Ох ты, я могу дать ей имя. Разумеется, я напишу…

My Widow окончила трапезу и только теперь начала одеваться. Кажется, плоский животик My Widow немного округлился. Вообще-то после того, как ты обглодала здорового мужика до последнего пёрышка, у тебя живот должен быть такой, будто ты вынашиваешь штук тридцать демонят, но это же фентези, не стоит жаловаться на отсутствие реализма.

Выбираю для возрождения такую тихую и спокойную Калварию… Облом.

[ты не можешь покинуть локацию «Бездонные Топи», пока обороняешь территорию]

Какую, на хрен, территорию?!!

А, ну да. Что с этим делать: [запланировать перемирие за 9 α-изопсефов], [отменить оборону за 9 изопсефов (любых)], [подарить игроку (выбрать)], [предложить игроку (выбрать) за (выбрать/указать)], [выставить на свободный аукцион (выбрать) за (выбрать)], [выставить на продажу за (выбрать)], [выставить на обмен за (указать)].

Девять, видимо, потому что уровень локации, в которой я нашёл разрыв пространства.

Ну его в топку, у меня же есть мешочек с изопсефами от… но нет возможности ими воспользоваться, потому что сейчас я мёртв. Выставляю на обмен за «что-нибудь ценное для нуба» (будем честны, я заядлый геймер, а не хороший геймер). Это же не потребует плату за отмену, нет? Нет. Пронесло.