Глава 22.

***

Я плохо помню, что происходило дальше. Свежий воздух сыграл со мной предательскую шутку. Горло загорелось, и мир начал уходить во мрак. Я отчаянно цеплялась за реальность, и сознание милостиво вырывало для меня лоскуты из окружающего мира, перемежая их вспышками абсолютной тьмы. Себе я казалась сторонним зрителем, равнодушно наблюдающим за представлением в замочную скважину.

Сколько храмовников окружило нас там, у входа? Пять? Десять? Сто? Кажется, собрались все паломники, но много ли на площади служителей монастыря?

Труба ревела, и лязгал металл, размеренно отбивая ритм.

Удивленно распахнутые глаза Джолана возникли передо мной. В них неестественно быстро пульсировал зрачок, а губы потрясенно шептали: "Что с вашим братом, господин Коннар?"

Эти глаза я еще не скоро забуду. Они займут достойное место в моих кошмарах.

Кажется, никто так до конца и не поверил в то, что несчастный немой юноша оказался женщиной. Наверное, решили, что с ним опять приключилось какое-то редкое заболевание. Разве что Шомас выкрикнул пару раз: "Я же предупреждал вас! Я знал с самого начала, что с этими двумя что-то не так!", но его поддержал только Ласточка. Голос Шомаса растворился в ночном воздухе, исчез вместе с вылетевшим изо рта облачком, и людские ряды вновь сомкнулись.

Может, все просто растерялись, ведь рядом уже не было мейстера, у которого в запасе всегда было обьяснение всему происходящему, вкупе с мудрым указанием, как поступить.

И чью глотку вспороть следующей.

Кстати, о мейстере Генаре. Когда о нем вспомнили?

Из мрака ко мне протянулись чьи-то руки, жаждавшие схватить за горло, и несколько голосов взвыло в унисон: "Убийцы! Как вы посмели..."

Тьма стала осязаемой, чернильными лохмотьями липнущей к коже. Рот наполнился вязкой, горькой слюной с привкусом гнили. Осколки реальности на удар сердца приостановили свой бег, а затем взмыли вверх, подхваченные порывом ледяного ветра. Все смешалось в его сумасшедшем вое: крики, проклятия, обрывки фраз и звон клинков.

Я очутилась в эпицентре разгорающегося урагана. Звуки слились в оглушительный грохот, а единственное, что я ощущала — твердь земли под ногами. Это было одновременно и похоже, и непохоже на то, что мне пришлось испытать на развалинах Омнии, с той поправкой, что на сей раз вместо диковинных картин я наблюдала только бешеное мельтешение.

Еще удар сердца — и все стихло. Буря улеглась, и меня обступил непроницаемый мрак. Звенящая игла тишины проткнула уши, и тело съежилось от пронзительного потустороннего холода.

Я больше не была единственным наблюдателем в этой кромешной тьме. Кто-то смотрел на меня с жадным любопытством, будто стремясь полностью растворить меня и впитать. Это был кто-то новый, кто-то, кто представлял опасность во много раз большую, чем все встреченные до этого призраки, вместе взятые. Для него я была не более, чем экзотической птицей, случайно попавшейся на пути. Понимание этого пришло само, оглушающим потоком ворвавшись в голову. Сердце тревожно заныло, стоило мне осознать еще кое-что: почувствовав мое присутствие, невидимка начал искать меня, вслепую шаря вокруг себя.

Ох, Хэлль! И что же мне делать? Вряд ли встреча с этим некто сулит мне что-то хорошее!

Ощупывающий, изучающий взгляд тонкими нитями тянулся ко мне издалека, из самых глубин мрака. Спрятаться было негде. Я запаниковала, тщетно пытаясь укрыться от назойливого ощущения слежки.

Куда идти, куда бежать, если вокруг — только непроницаемое ничто?

Тьма сама пришла мне на помощь. Она начала медленно рассеиваться, обнажая лицо реальности, возвращая меня в материальный мир.

Чужое разочарование, почти осязаемое в своей ярости, едва не сбило меня с ног. Пошатнувшись, я устояла, поразившись про себя силе этого чувства.

— Счастливо оставаться! — насмешливо крикнула я вслед трусливо уползающему мраку, — может быть, при следующей встрече ты будешь в лучшем расположении духа!

Ответа не последовало. Невидимый наблюдатель растворился в ночном воздухе, и на мгновение я засомневалась: а не было ли все случившееся лишь плодом моего воображения?

Реальность грубо вторглась в мое пространство. Откуда-то сбоку вынырнул Коннар, рявкнувший: "С кем ты разговариваешь, Кошка?!" Я не успела ответить, потому, что увидела храмовников.

Они замерли, будто впервые увидев меня. Так замирают рыбы, побыв в лохани со стоячей водой: повисая вертикально и ловя воздух подрагивающими губами.

Первым оцепенение нарушил Шомас. Глухо зарычав, он сделал шаг ко мне. Его движение повторил Ласточка, потянув за собой остальных. Массивная тень наемника упала между нами, но северянин не успел ничего сделать.

Отчего-то ноги стали ватными, и я рухнула вниз, даже не успев толком ничему удивиться. Вслед за мной начали падать и храмовники. И все это — в абсолютном безмолвии.

Как страшен запах песка, в который падаешь лицом...

***

Я не чувствовала собственных костей. Казалось, что мышцы превратились в студень, растекшийся по песку. Жалящие разряды боли скользили под кожей, а внутренности скрутило в гигантское веретено. Язык разбух и высох, превратившись в шершавый бесполезный придаток, едва помещающийся во рту.

Шумно хлопая черными крыльями, надо мной носился голос наемника. Коннар что-то кричал, но слова растворялись в утробном гуле.

Время растягивалось и завивалось спиралью, оставляя меня корчиться в облаке боли. Когда боль, наконец, пошла на спад, мне показалось, что минули столетия, хотя, на самом деле, это вполне могли быть и пара мгновений.

Едва почувствовав собственное тело, я перевернулась на спину и попыталась открыть глаза. Слипшиеся веки нехотя послушались, и мне удалось увидеть клочок неба, лицо наемника и его руку, почти касающуюся моей щеки.

Встретившись со мной глазами, северянин заметно расслабился и убрал ладонь.

— Я было подумал, что тебя демоны взяли, — угрюмо сказал он.

Я тут же вспомнила о невидимке, что скрывался во тьме, но говорить о нем не стала. Просто лежала на спине, раскинув руки по сторонам и наслаждаясь тем, что могу дышать полной грудью без головокружения и боли.

Коннар моей радости не разделял.

— Давай уберемся отсюда, Кошка, — мрачно сказал он, поглядывая вокруг себя, — тут до этого было не сладко, а сейчас и вовсе какая-то хэллевщина творится… Сама посмотри, в общем.

В его голосе звучало такое искреннее недоумение, что я рывком перекатилась на бок и приподнялась на локте. От увиденного у меня неприятно засосало под ложечкой.

Песок был усеян телами паломников. Кто-то еще бился в частой агонии, до предела выгибая шею, но большинство уже лежало неподвижно. Их лица застыли погребальными масками, а пальцы рук скрючились, будто стремясь вырвать из воздуха кусок. Но взгляд притягивало не это. Скользнув по паломникам, глаз зацепился за фигуры, неподвижно возвышающиеся между телами. Эти люди просто стояли, безвольно повесив руки и глядя в пустоту перед собой. Никто из них даже не шевельнулся, когда Коннар заговорил.

"А с ними что?" — хотела спросить я, но из горла вырвалось только шипение и надрывный кашель, оросив песок тягучей, как кисель, слюной.

— Так и стоят тут. Наши святоши попадали, как перезревший горох, а эти просто замерли столбами, — сказал наемник, правильно угадав ход моих мыслей.

Я поспешно отвела глаза. Почему-то показалось, что храмовники могут почувствовать мой взгляд и кинуться на нас.

Голос наконец-то прорезался, и я сипло спросила:

— Долго я так пролежала?

— Шесть-семь ударов сердца, не больше, — нетерпеливо ответил Коннар. Он рывком поднялся с песка и мотнул головой, приглашая меня за собой.

Я попыталась подтянуть ноги к животу, чтобы встать, но ничего не вышло. На месте колен ощущалась пустота, впитавшая в себя все остальные ощущения разом. Помянув Хэлля, я напрягла мышцы, пытаясь заставить ноги сдвинуться с места, но тщетно. Каждое усилие только отзывалось набатом боли по всему телу.

Северянин молча наблюдал за моими потугами. Что-то в его глазах разозлило меня, и я до крови закусила губу, стыдясь своего унизительного положения.

"Если он посмеет хоть что-нибудь сказать по этому, я его убью!" — в ярости подумала я, но Коннар произнес только два слова:

— Позволишь мне?

— Что? — его голос вихрем разогнал сумятицу мыслей, и я растерянно взглянула на наемника. Тот досадливо поморщился:

— Шар'ракх, Кошка, я же не слепой и вижу, что ты идти не можешь! Прекрати корчить из себя гордячку и разреши мне помочь. Иначе придется тащить тебя силой, но до выхода мы тогда вряд ли доберемся!

Он был прав. Хэлль, наемник был прав. Чувствуя, как от осознания беспомощности на глазах выступают злые слезы, я молча вытянула руку.

— Так-то лучше, — одобрительно усмехнулся Коннар и легко подхватил меня под колени.

***

— Только не смотри вниз, — предупредил наемник, и я, разумеется, посмотрела.

Изломанное судорогой тело Джолана лежало прямо под сапогами северянина. Лицо парнишки белесым пятном плавало в прозрачной ночной темноте, белки закатившихся под лоб глаз влажно поблескивали. Кажется, он уже не дышал.

— Хэлль! — вырвалось у меня. Коннар невесело усмехнулся и остановился.

— По-прежнему считаешь моих богов кровожадными, а, Кошка?

Я не ответила, разглядывая Джолана. Нос уловил знакомый до отвращения запах разлагающейся плоти. По виску паренька медленно сползала мутная капля. Внезапное наитие нахлынуло на меня, и я велела:

— Опусти меня!

Северянин посмотрел на меня, как на умалишенную.

— Но ты же...

— Опусти, — жестко отрезала я и добавила чуть мягче, — мне просто нужно кое в чем убедиться. Коннар покосился на храмовников: те по-прежнему неподвижно стояли меж бездыханных тел. Тогда северянин пожал плечами и наклонился вперед. Его руки разжались, дав мне упасть на песок рядом с Джоланом. Собравшись с силами, я подползла к пареньку и, дотянувшись, коснулась капли. Пальцы погрузились в вязкую субстанцию. На ощупь она была похожа на нагретую солнцем смолу. Я медленно отняла руку, наблюдая, как тянутся за ней, поблескивая в лунном свете, тонкие нити, словно невидимый паук решил навечно связать нас с Джоланом. В голове что-то заворочалось, шурша обрывками мыслей и картин пережитого, никак не желающими складываться в единое целое.

Бассейн.

Мейстер.

Джолан.

Вода.

Гвендон из Нольдхейма.

Слеза Лиара.

Пронзительный хохот алого шакала встрепенул тишину, и перед глазами вспыхнул яркий свет, рассыпав тысячи звенящих осколков.

Разрозненные куски с оглушительными щелчками начали соединяться между собой, образуя завершенную картину, пугающую своей простотой и оттого еще более отвратительную. Сердце глухо заколотилось в горле, выталкивая на поверхность кипящие слезы.

Шакал сорвался на лающий визг, и, вторя ему, разрыдалась и я, чувствуя, как нарастает, обжигая горло, истерика.

Молодой паломник лежал, грустно глядя в ночное небо, и при каждом взгляде на него становилось все тяжелее и тяжелее внутри. Что-то дрожало в низу живота, гудело, как туго натянутая струна. Вдруг страшно захотелось, чтобы он повернул голову, посмотрел на меня, улыбнулся и произнес: "Все хорошо, господин Мерран. Не беспокойтесь, со мной все будет хорошо".

Давясь слезами, я попыталась закрыть ему глаза — почему-то показалось, что тем самым можно помочь пареньку — но под ладонью что-то лопнуло, и из-под опавших век тягуче потянулась мутная жижа.

Я захлебнулась собственным воплем и упала на песок, прямо в собственные ладони, перемазанные мерзкой субстанцией.

— Прости меня, — глухо выкрикнула я, — простите меня! Я не хотела, я правда не хотела, чтобы все так получилось, я не знала, что все к этому придет!

У кого я просила прощения? За что?

Белые точки замельтешили перед глазами. Рыдания разорвали горло, и я забилась в истерической агонии, лежа бок о бок с мертвым Джоланом. Перед глазами все смешалось, и я уже не понимала, кого оплакиваю: безвременно погибших паломников, стерегущего меня во тьме Междумирья Сокола, Одноглазого Тома или же самое себя, сеющей вокруг только страдания и погибель...

Оклик Коннара немного вернул меня к действительности. Наверное, наемник уже долго пытался докричаться до меня, но его голос не мог пробиться сквозь какофонию моих собственных мыслей.

— Кошка, шар'ракх, что с тобой?!

Я резко обернулась к нему и увидела совсем рядом широкую ладонь — как и в прошлый раз, северянин явно хотел схватить меня за плечо, чтобы растолкать, но не решился. Не думая и о чем, я судорожно вцепилась в его руку и умоляюще взмолилась:

— Пожалуйста, забери меня отсюда! Куда угодно, как угодно, но только не оставляй здесь! Это не монастырь, это… это… это самый настоящий котел смерти!

Наемник замер, а потом, не произнеся ни единого слова, бережно поднял меня на руки. Слезы задушили меня, и я уткнулась в его широкую грудь, изо всех сил зажимая ладонями глаза и молясь всем известным богам о спасительном забытье.

Боги не услышали меня.

Но горячая рука северянина, крепко сжавшая мои плечи, неожиданно даровала мне непонятное облегчение, превратившись в надежную ограду от внешнего мира.

Истерика пошла на убыль, отливной волной унося с собой кошмарные видения.

Потом они вернутся. Но сейчас мне было все равно.

***

Три драконицы шумно дышали, разглядывая нас прозрачными, как горные озера, глазами. За стеной шумно топотали и блеяли козы, разбуженные нашим приходом. Торопясь попасть в стойла дракониц, Коннар достаточно бесцеремонно расшвырял в стороны животных, лезущих под ноги, и теперь их жалобные сетования прорывались сквозь толстую бревенчатую стену.

— А если бы дверь была заперта на ключ? — вяло поинтересовалась я. К ногам постепенно возвращалась чувствительность, и мне даже удалось самостоятельно встать и прислониться к стене.

Коннар метнул на меня угрюмый взгляд исподлобья и сухо ответил: — Так не была же! Ну, а случись такое, я бы всех святош перетряхнул, но ключ достал… Эй, пошла прочь!

Драконицы оказались не менее любопытными, чем козы. Одна даже потянулась тупым носом к северянину, но была грубо отпихнута. Коннар прошипел свое излюбленное проклятие и быстро повернулся ко мне спиной. Я успела заметить, как он ощупывает свою рану. Мелькнула широкая ладонь, выкрасившаяся красным.

— Очень больно?

— Не подохну, — огрызнулся наемник, шаря рукой по стене, — шар'ракх, да где же они?

Я знала, что ищет северянин. Без медальонов-ориентиров пытаться улететь на драконице было бессмысленно: она могла скакнуть куда угодно. И нет никакой уверенности в том, что в случайной точке выхода из скачка будет безопаснее, чем здесь. Помочь ему я не могла даже при всем желании. После истерического припадка тело сдавило сонное оцепенение, и теперь оставалось только безучастно следить за всем происходящим. Мысли — и те испарились, оставив после себя вязкий тягучий туман. Не раз, и не два я ловила себя на желании лечь и уснуть, чтобы проснуться далеко-далеко отсюда.

— Нашел! — с торжествующим злорадством заявил Коннар. В его руках поблескивала небольшая шкатулка. Северянин потряс ею, и внутри что-то забряцало.

— Святоши не слишком-то заботятся о своих секретах, — фыркнул он, срывая крышку, — выемка в стене — вот и весь тайник.

"Мейстер Генар, наверное, и подумать не мог, что сюда проберутся посторонние. Чтобы найти стойла дракониц, нужно о них знать, а мейстер не торопился никому о них говорить. Да и я-то узнала из-за случайного совпадения. Ничего удивительного", — хотела сказать я, но сил хватило только на слабый кивок.

Коннар извлек из шкатулки связку блестящих медальонов и поднял повыше.

— Куда направимся, Кошка? Мы здесь по твоей милости, так что тебе и выбирать.

С этими словами он кинул ее мне. Пальцы плохо слушались, и я чуть не выронила гладкие кругляши, если бы не длинные кожаные шнурки.

— Какая похвальная предусмотрительность со стороны мейстера, — задумчиво пробормотала я, рассматривая медальоны. К каждому был аккуратно приклеен кусочек кожи, на котором виднелось название города. Линдир, Уртир, Мартиэль… Мейстеру явно не сиделось в монастыре. Иные названия ничего не не говорили, и я решила, что это обозначения чужеземных городов. Наверняка среди них есть и тот, откуда прибыл ночной посетитель монастыря.

А это еще что такое?

— Корниэль? — не веря своим глазам, я вытащила из связки ориентир и показала северянину, — подумать только, мы могли не гнать драконидов, а очутиться здесь за одно мгновение!

Коннар взял его у меня и потер надпись пальцем, будто сомневаясь в ее подлинности.

— Было бы забавно встретиться с ним там, — саркастически хмыкнул он. Камень полетел обратно ко мне, но на этот раз я не сумела его поймать, и самоцвет упал в песок, — тогда тебе пришлось бы придумывать историю позаковыристее, чем притворяться немым мальчишкой.

— Интересно, что мейстер там делал? — вслух подумала я, подбирая медальон. Коннар дернул плечом и мрачно усмехнулся:

— Он тебе уже не расскажет. Мертвецы — ребята не из болтливых. "А, может, и расскажет", — рассеянно подумала я, вытаскивая два камня из общей связки, — "кто знает, какие призраки стерегут меня в Междумирье?"

— Кстати, Кошка, — тон наемника сменился на настороженно-подозрительно, — что это было с тобой там, снаружи? Сначала ты чуть концы не отдала, потом скорчилась, а потом и вовсе...

Я жестом попросила его замолчать и протянула ориентиры, тихо сказав:

— Я сойду с ума, если проведу здесь еще хоть сколько-нибудь времени. Поговорим обо всем, когда будем в Берке.

Северянин смерил меня долгим, ничего не выражающим взглядом, и уточнил:

— Думаю, бесполезно спрашивать, почему именно Берк, э?

— Абсолютно бесполезно, — подтвердила я, пытаясь изобразить мягкую улыбку. Губы дрожали и не слушались, — по крайней мере, сейчас.

Северянин вполголоса выругался и принялся надевать медальоны на дракониц. Вопреки моим опасениям, те стояли спокойно и только поворачивали чешуйчатые морды, наблюдая за его действиями.

Седла, стремена и перчатки отыскались в деревянном ящике позади стойл. Ноги подкашивались, не выдерживая тяжести тела, и мне оставалось только бессильно опуститься на корточки и наблюдать, как Коннар ловко управляется с крылатыми зверями. Голова сильно кружилась, глаза то и дело застилала сизая муть, от которой все вокруг качалось и плыло.

Постепенно все звуки — фырканье дракониц, голос северянина, козье блеяние — вытеснил стук моего собственного сердца. Незаметный поначалу, он как-то неуловимо возрос до оглушительного грохота, заполнив все пространство вокруг.

Тук-тук-тук.

Вдох.

А там, за дверями, ветер чертит волны на песке, заметая

(мертвецов)

Наши следы.

Тук-тук-тук.

Выдох.

Дни не замедлят свой бег. Кости паломников побелеют и врастут в землю, а через месяц в ворота монастыря вновь постучат — это явились новые поклонники Лиара, чтобы

(остаться здесь навечно)

Вознести хвалу своему господину.

Интересно, есть ли среди них грешники, жаждущие

(крови?)

Прощения?

Тук-тук-тук.

Вдох.

Дым от курящихся листьев ливии потянется к небу. Зазвучат под сводами храма Лиара песнопения, и заскрипят

(кости)

песчинки под ногами нового мейстера.

Тук-тук-тук.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Синий полумрак надежно укрывает мраморный бассейн. Вода в нем почти успокоилась, и только редкие брызги оседают на холодных бортиках.

(плотно ли задвинута крышка?)

Колодец ждет новых гостей.

Хэлль, как же путаются мысли...

***

— Мальчик мой, — прокаркал мейстер Генар, протягивая ко мне руки. Кусок плоти отвалился от его щеки и с влажным шлепком упал на пол. Я попятилась и попыталась сделать шаг назад, но ноги по щиколотку погрузились в мутный густой студень. Его дрожащая масса заколыхалась под моим весом и медленно поползла наверх, подбираясь к коленям.

— Куда же ты убегаешь от меня, мальчик? — насмешливо спросил мейстер. Студень не был для него проблемой: Генар просто парил над ним в воздухе, двигаясь прямо на меня. Он не обращал никакого внимания на свои быстро обнажающиеся кости, а куски мяса продолжали падать, съеживаясь и чернея на глазах.

Я дернулась, но пол затянул меня уже по пояс; хотела закричать, но голоса не было; только воздух с шипением вырывался из гортани. Схватившись за горло, я провалилась пальцами в огромную рваную дыру.

Мерзко захохотал, клацая челюстями Генар. Вернее, то, что от него осталось — голый череп, повисший в воздухе напротив меня. Его челюсти вихлялись вверх-вниз, клацая удлинившимися зубами.

— Не хочешь ли испить водицы, мальчик?! — оглушительно закричал надо мной голос, и студень с уханьем засосал меня с головой...

… Острая боль в пересохшем горле заставила меня проснуться.

Я обнаружила себя скрючившейся в углу кровати, одной рукой зажимающей рот, а другой — сдавливающей горло, прямо под подбородком.

— Хэллевы кошмары, — слабым голосом пробормотала я, откашливаясь и перекатываясь на спину, чтобы отдышаться. Воздух с хрипом вырывался из груди, сердце стучало, как обезумевший маятник, и горький пот заливал глаза.

Край простыни отлично подошел для обтирания. Однообразные движения немного успокоили, и я даже смогла подняться с постели, чтобы распахнуть окно. В комнату ворвался ветер с моря, пахнущий йодом и гарью: по ночам горожане жгли костры перед домами. От этого Берк, полого спускающийся к воде, казался россыпью гигантских светлячков, прицепившихся к огромному платку.

Один из магических светильников тревожно мигал. Пришлось обхватить его ладонями, напитывая собственной энергией, чтобы он вновь засиял. Остальные испускали ровный светло-желтый свет, проникающий в самые дальние углы комнаты, но это не означало, что любой из них может потухнуть в любой момент. Придирчиво осмотрев и подпитав на всякий случай каждый, я вернулась в постель и, положив подбородок на ладони, принялась наблюдать за ними.

Темнота лжива. Она подкрадывается мягко, вкрадчиво обволакивая тело, чтобы незаметно пронзить его иссушающим страхом и швырнуть на растерзание монстрам, что притаились в темных углах.

Веки потяжелели и стали смыкаться. В голове поселился красный туман, и тело обмякло, не желая слушаться. Рассудок отчаянно запротестовал против этого, но сон неумолимо завлекал меня в свои сети, стрекоча в ушах невидимыми сверчками и не давая шелохнуться.

— Нет… Пожалуйста, нет… Оставьте меня в покое, — шептала я, а перед внутренним взглядом уже неслись клочки сновидений, грозящие вот-вот превратиться в настоящие кошмары.

Робкий стук в дверь спугнул их рой. Недовольно ворча, чудовища уползли прочь.

— Госпожа Кассандра, — раздался испуганный шепот, — мы принесли то, что вы просили. Откинув защелку, я впустила в комнату молоденькую служанку, чье имя никак не могла запомнить. Следом за ней дюжий парень с соломенными волосами втащил два огромных ведра с водой. От одного поднимался пар. По моему знаку он опорожнил его в жестяную лохань, стоявшую у стены, и принялся разбавлять водой из второго ведра.

— Достаточно, — коротко сказала я, окунув палец в воду, — спасибо, можете идти.

Перекинувшись взглядом с девушкой, парень безропотно покинул комнату, а она задержалась, жадно наблюдая за тем, как я отсчитываю медяки.

— Неужели вы так и не выходили отсюда все эти три дня? — спросила она. Я молча покачала головой, — странная вы какая, госпожа. Простите мою болтливость, но в себя-то вы еще позавчера пришли, так неужели ни разу...

— Ни разу, — холодно перебила ее я, вручая ей оплату за воду, — по-моему, я плачу вам за то, что могу помыться и поесть, когда пожелаю, а не за пустые разговоры.

Девушка поджала губы, но, натолкнувшись на мой ледяной взгляд, молча взяла монеты и юркнула за дверь. Щеколда вернулась на место. Я же, испустив вздох облегчения, скинула платье и погрузилась в воду по шею.

Первое правило, которое надо соблюдать во время Скачка драконицы: ни в коем случае не открывать глаза. Что бы ни мерещилось там, по другую сторону век, нужно терпеть, иначе можно лишиться не только жизни, но и рассудка. Говорят, первые смельчаки, оседлавшие дракониц, не знали об этом, и возвращались из Скачка мало похожими на людей. Самые счастливые лишились кистей рук или ступней ног, но сохранили остатки разума.

Мне было не до этого. Все, о чем я могла думать во время скачка — как бы не соскользнуть с шеи животного. Морозный холод, разлившийся по телу, постепенно лишал чувствительности руки, и мне оставалось только считать мгновения и гадать, что случится первым: драконица вынырнет из Скачка или разожмутся мои пальцы?

Пальцы разжались спустя удар сердца после того, как я глотнула воздуха по ту сторону.

Вода ласково гладила шею. Жар, обволакивающий меня, был обжигающе приятным. Пусть в моем распоряжении не было ни ранаханнских благовоний, ни душистого отвара из мыльного корня — только глиняная плошка с золой и жесткая мочалка из щетины — все это было неважно. Главное, что я могла наконец-то вымыться, стереть, соскоблить с себя отвратительную запекшуюся корку слизи и грязи. Подкупив служанку, я забиралась в лохань по несколько раз в день, как только немного пришла в себя после прибытия в Берк. С ее же помощью я раздобыла чистое платье, нижнее белье и легкие сапоги.

Всю одежду, в которой я побывала в монастыре, я завязала в узел и велела сжечь.

Намокнув, волосы заметно потяжелели и облепили плечи. Я запрокинула голову и погрузилась еще глубже, оставив на поверхности только лицо.

Если бы только можно было раствориться в воде, стать речной наядой — говорят, в них превращаются утопленницы — чтобы стереть из памяти все-все-все и спокойно доживать свой век, слушая журчание ручьев и плеск волн.

Внезапно мне показалось, что дно лохани исчезло. Не успев даже вскрикнуть, я с головой ушла под воду. Что-то, похожее на огромную змею, обвилось вокруг пояса, дернув вниз с такой силой, что из легких вылетел последний воздух. Ужас сковал горло не тогда, когда, глянув наверх, я увидела колышущуюся над головой поверхность воды, которая почему-то быстро удалялась, а тогда, когда я вспомнила, что сама заперла себя изнутри. Щеколда была не очень надежной, и тот же Коннар мог бы с легкостью выбить ее плечом, но...

Но я даже не могла закричать.

Снизу потянуло холодом.

Несколько мгновений я завороженно наблюдала, как вверх быстро бегут пузырьки.

"Змея" усилила напор. В ушах зазвенели крохотные серебряные колокольчики.

Я очнулась и принялась яростно выкручиваться из смертоносных объятий, беспорядочно колотя руками и ногами по "змеиному" шершавому телу. В ответ оно лишь сильнее сжималось, и, кажется, ребра уже трещали, не выдерживая напора.

Судорожный вдох. Глотку опалила струя воды, отрезавшая мне любую надежду на спасение. В отчаянии я рванулась вверх, к спасительному свету, и… Проснулась, вжимаясь в жесткий бортик.

— Сон? — слабо прошептала я и закашлялась от знакомой боли в горле.

Дрожащей рукой я вытерла холодный пот со лба и в изнеможении откинулась назад. Кошмары становились все более и более реалистичными, но это были всего лишь бесплотные видения, которые не могли дотянуться до меня из призрачного мира.

Я опустила глаза вниз и похолодела.

Или могли?

Талию опоясывала широкая красная полоса.

Тело действовало быстрее разума. Через мгновение я уже сидела на кровати, по шею завернувшись в простыню и испуганно глядя на лохань. Вода колыхалась, ловя золотистое сияние светильников, и в этом колыхании померещилось, будто на дне шевельнулось что-то темное.

Тяжелый удар в дверь грохочущим набатом разорвал тишину.

— Кошка! — голос Коннара был хриплым не то от недосыпа, не то от ярости, — я знаю, что ты не спишь, я слышал твой крик! Что у тебя происходит?

Я не произнесла ни слова, уткнувшись подбородком в сложенные ладони и глядя перед собой.

— Кошка! — в тоне северянина появилась угроза, и я почувствовала, как дверь испуганно задрожала под очередным мощным ударом, — ты же знаешь, что я смогу зайти и без твоего разрешения, если захочу!

— Все в порядке, — бесстрастно произнесла я, — мне приснился плохой сон. Уходи.

За дверью воцарилась тишина, дав понять, что наемник обдумывает мои слова.

— Три дня, — наконец, тихо, но жестко повторил он, — три дня ты не выходишь наружу. Три дня не желаешь видеть меня. Просто запираешься в этой шар'ракховой комнате безо всяких объяснений. И после этого я должен поверить, что все в порядке?

Я медленно сползла на спину и свернулась в клубок, поджав колени к животу.

— А я не прошу верить мне. Я просто хочу отдохнуть. Я очень устала от всего. Даю слово, что объясню, если не все, то хотя бы часть происходящего. Обещаю.

Коннар выругался вполголоса и угрюмо сказал:

— Надеюсь, твои объяснения хоть немного оправдают пребывание в этой дыре! Я скоро ракушками обрасту, пока твое высочество изволит валяться в кровати днями напролет!

— Ты по-прежнему свободен передо мной от клятвы наемника, — тусклым голосом произнесла я, поворачиваясь спиной к двери.

— Спокойной ночи, Кошка! — гневно рявкнул Коннар и, судя по звуку, саданул кулаком по стене рядом с дверью. Его сапоги прогрохотали мимо комнаты, и скоро в коридоре вновь воцарилась тишина.

Я лежала неподвижно, вслушиваясь стук своего сердца и тонкое жужжание гнуса, налетевшего на свет. Это немного успокаивало, отгоняя панические мысли о том, что я могу вновь провалиться в сон.

Колючие мурашки пронизали кожу на спине, возвестив о том, что мое одиночество было вновь нарушено. Тягуче-сладостная волна всколыхнула волоски у основания шеи, и я медленно произнесла:

— О Хайлэ, Синеглазый. Давненько мы не виделись лицом к лицу.

Ответа не последовало. Тогда я неторопливо приподнялась на локте и оглянулась через плечо.

Темная фигура стояла, почти вплотную приблизившись к моей постели. Синие огни глаз то потухали, то разгорались ярче, будто два узких пульсирующих сердца. Сияние магических светильников причудливым образом рассыпалось, наткнувшись на него, и образовывало сияющий нимб вокруг расплывчатых очертаний всего его существа.

— Что, тоже явился попенять мне на затворничество? — вкрадчиво спросила я, отодвигаясь к стене и обхватывая колени руками. Присутствие Синеглазого странным образом успокаивало.

Продолговатая тень метнулась вперед и нависла прямо надо мной, черным пологом заслонив свет. Я ахнула от неожиданности и прижалась лопатками к стене. Синие огни ослепительно вспыхнули в паре ударов сердца от лица.

"Чудовища Междумирья разорвут тебя, если ты и дальше будешь подпускать их так близко!"

— Я никого не подпускала, — растерянно прошептала я. Огни сузились, превратившись в острые лезвия, будто Синеглазый прищурился.

"Твой страх манит их, как светильник в кромешной тьме влечет насекомых. Погаси этот свет, Мелиан. Ты нужна ему живой!"

— Кому? — тут же переспросила я, чувствуя, как со дна измученного тела поднимается горячая волна разбуженного любопытства.

Очертания стали расплываться, а глаза — меркнуть. Призрачный силуэт таял, отплывая прочь.

— Подожди! — я соскочила на пол, откинув простыню, — может быть, ты наконец скажешь, кто ты такой и что от меня хочешь? Хэлль тебя побери, хватит говорить загадками! У меня голова уже от них трещит!

Последние черные клочки быстро растворялись в золотистом сиянии светильников.

"Скоро все узнаешь сама", — прошелестел в ушах бесплотный голос, и в нем промелькнула едва уловимая насмешка.

— Хэллев сатайред! — в бессильной ярости выкрикнула я и вдруг осознала, что иссушающий страх, сковывающий тело все эти дни, бесследно исчез. Вместо него в жилах застучал, набирая силу, обжигающий поток крови, вскипевшей от пока неясного, но волнующего предвкушения чего-то многообещающего.

Дорожная сумка, позабытая в углу комнаты, раскрылась сама собой. Из нее выкатился Камень, со стуком подкатившийся к ноге. Я перевела на него взгляд и наклонилась, чтобы поднять.

— Страх, говоришь? — промурлыкала я, поглаживая прохладные бока, — кажется, теперь мне ясно, как его отогнать.

***

Солнце медленно поднималось над Берком, окрашивая красным стены приземистых домов, сложенных из ракушечника. Город постепенно просыпался, изгоняя сонное оцепение, которое улетучивалось в небо вместе с дымом ночных костров. Повсюду слышалось шипение: горожане выходили на крыльцо и деловито окатывали кострище водой, гася его до следующей ночи.

Я не выдержала и подошла к низкому плетню, опоясывающему один из домов. Прямо за ним отчаянно зевающая женщина в темно-коричневом платье забрасывала угли песком.

— Почему вы жжете костры каждую ночь? — спросила я потому, что молчать было невозможно.

Женщина утерла тыльной стороной руки лоб и взглянула на меня ничего не выражающими глазами.

— Белые мухи, — недружелюбно пояснила она таким тоном, будто эти два слова должны были все мне обьяснить.

— Что?

— Белые мухи, — с нажимом повторила она и махнула рукой в сторону гор, синей громадой возвышающихся над городом, — прилетают по ночам. Если не жечь костры, заберутся в ноздри и задохнешься.

Я пристально посмотрела на нее. Чем-то эта женщина напоминала мою давно забытую мать, оставшуюся в Корниэлле; наверное, исподволь чувствующейся неприязнью к незнакомцам, нарушающим давно заведенный распорядок неуместными расспросами.

Интересно, вдруг подумалось мне, как родные пережили мой побег? Горевали обо мне? Или вздохнули с облегчением: одним ртом меньше?

Почему-то нестерпимо захотелось задать этот вопрос хмуро разглядывающей меня женщине. Будто почувствовав мои мысли, она поджала губы и смахнули частички пепла с налипших на лоб темных волос, в которые уже начала прокрадываться седина.

— Что-то еще? — буркнула она. Пересилив себя, я пожала плечами и изобразила непринужденную улыбку:

— Нет… Нет, все в порядке.

Она долго смотрела мне вслед, пока я уходила вниз по улице.

Этот взгляд, ощупывающий, настороженный и недоверчивый я еще долго встречала на улицах Берка.

Я выскользнула из своей комнаты рано утром, когда рассвет только-только разогнал ночную мглу. Острейшее нетерпение гнало меня прочь из комнаты, резко опостылевшей мне за эту ночь. Мне впервые удалось уснуть. Пусть ненадолго, пусть мой сон был не очень спокойным — где-то в его темных глубинах бродили, порыкивая, невидимые чудища, но они больше не пытались приблизиться ко мне.

Все мои мысли теперь были сосредоточены только на одном.

Третья веха.

Последний рубеж, отделяющий меня от Призрака.

Пытаясь справиться с возбуждением, брызжущем через край сознания, я бесцельно бродила по Берку, гладя бродячих кошек, поддразнивая эккцетов, попискивающих из ветвей придорожного кустарника, и заходя в лавки, распахивающиеся навстречу новому дню.

Когда утренняя роса спала, а воздух потеплел, дорога вывела меня за пределы города, на пустынную косу из серого песка, усыпанного галькой. Из него, как скрюченные от старости пальцы, торчали черные коряги. Я побрела прочь от Берка, перешагивая через них и уворачиваясь от сухих веток, цепляющихся за юбку. Песок захлестывал ноги по лодыжку, подошвы сапог скользили по мокрой от соленых брызг гальке, и я быстро сдалась, присев прямо около полосы прибоя и уставившись на море. Серо-зеленые волны мерно шумели, ласково гладя берег и выбрасывая длинные бурые косы водорослей мне под ноги. Высоко в небе плакали чайки, а по правую руку виднелись белые и серые лоскутки парусов рыбацких лодок. Глядя на необъятную водную ширь, распростершуюся под куполом неба, таким высоким, что дух захватывало, я почувствовала себя не больше песчинки, затерянной на бесконечном пляже мироздания. Что изменится от того, если ветер перенесет песчинку на другое место? Поменяются ли местами солнце и луна? Вздрогнут ли боги? Разумеется, нет.

Волны продолжали отбивать свой непрерывный ритм. Вперед-назад. Вперед-назад. Вперед-назад.

Почувствовав, как возбуждение постепенно сходит на нет, и в мыслях появляется ясность, я растянулась на песке, устремив глаза в небо. Высоко надо мной величественно плыло облако, похожее на тучного краба. Зацепившись взглядом за него, я вернулась мыслями в минувшую ночь.

Третья веха.

Самым сложным было заставить себя прикоснуться к каменной флейте. Розовая слизь на ней подсохла и превратилась в коричневую коросту, отдирать которую было сложно. Острые хлопья впивались в кожу и застревали глубоко под ногтями, но я справилась.

Отмыв флейту в лохани, которую уже покинули монстры, я присела на кровать, положила на колени Камень, поднесла инструмент к губам и подула в него изо всех сил.

Флейта издала тихую трель, в которой стремительно сменяли друг друга приглушенный сип, посвистывание соловья, стрекотание цикады и хохот алого шакала. Но не это было главным.

Камень засветился. То неотчетливо, словно внутри притаился крохотный светлячок, то разгораясь ярче, пульсируя в такт звукам флейты. Меня захлестнул невероятный восторг, и я начала терзать каменный инструмент, снова и снова взглядываясь в беспорядочное мерцание Камня, пока не поняла, что все тщетно.

В этих вспышках не было ничего. Никакой системы, никакой подсказки, просто ярко-желтый свет, вырывающийся из недр первой вехи. Разочарование было таким же сильным, как и первоначальный безумный энтузиазм, однако я не собиралась опускать руки. К тому же, драконопоклонники не обманули.

Две вехи быстро указали на третью.

Теперь я не сомневалась, что все, что мне нужно — правильная мелодия.

Только где ее найти?

— Где ее найти? — тихо повторила я, прикрывая глаза.

Дорога, что привела меня в Берк, оборвалась в бездонную пропасть, и над ней не было ничего, напоминающего мост. Похоже, все придется начать сначала, с той единственной разницей, что в начале пути у меня на руках было совершенно ясное направление. Камень смиренно ожидал в Ранаханне, погребенный под грудами калифского золота, готовый столетиями ждать того, кого приведет неуемное желание найти Призрак.

Ранаханн...

Я слабо улыбнулась.

Какую же песенку я напевала тогда, ночью, стоя на балконе и любуясь на сад?

Ах, да, вспомнила.

Остров буре отдан.

Перемен не ждём.

Ржавый якорь мокрый,

Имя судна — стон.

Море, где мой берег? И приюта нет.

Мне маяк пусть светит там, где есть рассвет.[1]

По берегу хлестнула мощная волна, замочив подол моей юбки. Все вокруг затопило ласковое солнечное тепло и аромат гайаты.

Перед внутренним взором вспыхнула яркая молния, и я резко открыла глаза.

Я знала, где начинать поиски третьей вехи/

***

Эйфория от догадки полностью захватила меня. Страхи полностью померкли, поглощенные густой дымкой радостного возбуждения. Я запрокинула руки за голову и потянулась до сладостного хруста в костях, ощущая мощный прилив сил. Захотелось вскочить и немедленно броситься в путь.

"А что, если я ошибаюсь?"

От этой мысли меня пробрал озноб. Эйфория начала рассеиваться, а новые вопросы сами собой всплывали в мозгу.

"Если это ложный путь?"

"Тупик?"

"Если догадка насчет третьей вехи неверна?"

— Хватит! — прошипела я, прижимая ладони к ушам: мне стало казаться, что в голову ворвались мириады стрекочущих голосов, атакующих безжалостными вопросами. Их хор становился громче и громче, пока не превратился в какофонию, поглотившую все остальные звуки.

— Хватит! — повторила я уже не так уверенно и не услышала собственного голоса. Тогда я попыталась сосредоточиться на другом.

Отвлекись, Мелиан. Не поддавайся панике. Риск, конечно, есть, но ты с самого начала ходишь по острию лезвия, так неужели не справишься с любой трудностью?

Думать об этом было тяжело. Возникло ощущение, что я пытаюсь кричать с плотно сжатыми губами, пытаясь пробиться сквозь разноголосицу в голове. Сначала все попытки проваливались, а от бесполезных усилий только разболелась голова. От этого меня наполнила злость, щекочущими ручейками растекшаяся по мышцам. Я стиснула зубы и полностью отрешилась от всего, сосредоточившись на цели.

Тонкий луч света будто пронизал разум изнутри, и стрекочущие голоса начали отступать, постепенно растворяясь во мраке. Боль утихла, и я откинулась на спину, удовлетворенно вздохнув.

Злость и растерянность уступила место решимости. Теперь я больше не сомневалась ни в своих силах, ни в правильности выбранного пути. У меня все получится. Все непременно получится, ведь по-другому и быть не может!

— Как думаешь, Кошка, что здесь забыл святоша?

Голос Коннара, прозвучавший совсем рядом, нарушил стройный ход мыслей, но ему не удалось сбить мой настрой. Я улыбнулась и тихо ответила, не открывая глаз:

— Не имею никакого понятия, капитан. Почему тебя это заинтересовало именно сейчас?

По правую руку от меня послышался скрип песка. Я села и повернула голову: северянин присел рядом. Положив руки на согнутые в коленях ноги, он, прищурившись, наблюдал за зеленоватыми волнами.

— Просто пришло в голову, — признался он, искоса взглянув на меня, — в этом городишке нет ничего, кроме рыбы и камней, и пусть меня разорвет тайгор, если здесь могут быть храмовники Лиара.

Я повела плечом и тоже подтянула колени к груди.

— Меня это совершенно не волнует, — небрежно призналась я, — если хочешь, можешь вернуться на досуге в монастырь и порасспросить тех, кто там остался.

В ответ Коннар фыркнул, не то с презрением, не то с раздражением.

Некоторое время мы молчали, сосредоточенно разглядывая бурые ленты водорослей, извивающихся в желтовато-белой пене.

— Как ты нашел меня, капитан? — задала я первый пришедший на ум вопрос. Наемник хмыкнул и подкинул на ладони небольшой плоский камушек.

— Это было нетрудно. Хозяин постоялого двора так удивился тому, что ты покинула свою комнату, что решил поделиться этим со мной.

Камушек с плеском пересчитал горбинки волн и с печальным всхлипом ушел под воду. Северянин проследил за ним и, повернувшись ко мне, впился в глаза колючим взглядом.

— Ну, а найти твои следы было делом нехитрым. Эта дыра не такая уж и большая, а ее жители — не такие уж и неразговорчивые.

Я выразительно посмотрела на бугры его мускулов. Коннар взял другой камень.

— Значит, с затворничеством покончено? — уточнил он, запуская его вслед за первым.

Я примиряюще улыбнулась и проговорила:

— Пожалуй, да. Я устала от долгого сидения взаперти и решила, что пришло время продолжать путь...

— Э, нет, Кошка, — перебил меня северянин, — перед этим ты объяснишь мне хоть немного из того, что происходит! Мне надоело чувствовать себя телком, которого ведут на бойню с завязанными глазами!

Я успокаивающе подняла ладони и кротко промурлыкала:

— Успокойся, капитан. Именно это я и хотела сказать. Я тоже считаю, что пришло время нам с тобой поговорить по душам.

Коннар смерил меня недоверчивым взглядом и кивнул:

— Приступай.

Я усмехнулась и обвела рукой пространство вокруг:

— Трудно выбрать более неподходящее место и время для разговора, капитан.

— И что же ты считаешь более подходящим местом? — вкрадчиво спросил Коннар, и в его голосе прозвучала вскипающая ярость.

Я склонила голову набок и как ни в чем не бывало ответила:

— Моя комната. Я буду ждать тебя на закате. Тогда и поговорим.

***

Последние лучи солнца окрасили комнату цветом раскаленных углей. Из приоткрытого окна пахнуло дымом: Берк снова расцветал десятками костров, и этот запах поглотил даже благоухание ночных цветов, раскрывающихся с появлением первых звезд.

Коннар плотно прикрыл дверь за спиной и посмотрел на меня так, словно увидел в первый раз.

— Что такое, капитан? — невинно спросила я, — неужели ты боялся, что я тебя не дождусь?

— Мне кажется, что даже самим богам Амальганны неведомо, что творится на уме у одной золотоглазой ведьмы, — хмыкнул северянин, беззастенчиво оглядывая меня с ног до головы. Я смело выдержала его взгляд и кокетливо расправила длинную юбку травянисто-зеленого платья, купленного этим утром.

Надеюсь, он не заметил того, как дрожат мои руки.

Некоторые решения даются не очень легко.

— Присаживайся, капитан, — улыбнулась я, делая приглашающий жест в глубь комнаты, — кажется, разговор нам предстоит долгий.

Коннар без лишних слов пересек помещение и опустился на кровать, поджав ноги по ранаханнскому обычаю и не сводя с меня испытующего взгляда.

— Что с тобой, Кошка? — ухмыльнулся он, — никогда не поверю, что ты можешь вот так вот запросто впустить меня к себе, ничего не замышляя.

Я пожала плечами.

— Я же сказала, что нам нужно подходящее место для обстоятельного разговора.

Коннар прищурился, наблюдая за тем, как я беру с прикроватного столика две небольшие глиняные бутылки.

— Что там?

— Ирли-лэй, — ответила я и протянула ему одну, — подумала, что нам не помешает. Но сначала — к делу.

Северянин взял напиток из моих рук, а я принялась расхаживать взад-вперед, думая, с чего начать разговор. Коннар невольно пришел мне на помощь.

— Ты сказала, что догадываешься о том, что творилось в монастыре, — подсказал он. Я с благодарностью посмотрела на наемника.

— Верно, но это только догадки, хоть я и чувствую, что они недалеки от истины. Думаю, все дело в воде.

Коннар вздернул бровь.

— В воде?

— Ну, да. Меня натолкнул на эту мысль ночной посетитель, который явился к Генару. Ему нужна была именно вода, и тогда он сказал что-то про то, что она опасна. Помнишь, что было на следующий день?

— Святоша решил угостить всех какой-то водой, — задумчиво пробормотал Коннар. Его глаза слегка затуманились, будто обратившись к чему-то, не видимому для меня. Я кивнула:

— Да, Генар устроил преждевременное причастие, заставив всех выпить воды, той самой, из бассейна. Мне даже пришлось набрать ее в рот, чтобы отвести подозрение от себя. Тогда еще я не догадывалась, чем это может быть чревато, ну, а потом увидела, что случилось с настоятелем, упавшим в бассейн.

Коннар дернул плечом.

— Шар'ракх, — вполголоса выругался он, — от роду не видел такой мерзости.

Я печально вздохнула.

— То же самое стало происходить и с другими паломниками, которые пили воду. Мне кажется, что, попав внутрь, она что-то делает с телом, отчего оно превращается… Не знаю, в кисель, что ли? Сползает с костей одним словом. Наверное, я все же случайно сделала небольшой глоток. Наверное, чем больше пьешь, тем быстрее это происходит. Мне еще повезло, я просто не могла стоять какое-то время, не то, что...

Я вспомнила мертвого Джолана и грустно умолкла, понурившись. Коннар скривился и брезгливо сплюнул в угол комнаты.

— Зачем ему это было нужно?

Я пожала плечами:

— Он уже не ответит, хотя, думаю, причина все та же: "испытание верности Лиару", "жажда милости Лиара" и прочий хэллев бред.

Наемник промолчал, мрачно вертя в руках бутыль с ирли-лэем. Я мерила шагами комнату, продолжая говорить и чувствуя, что остановиться уже не в силах:

— Догадываюсь, что такая участь постигала всех паломников, что приходили в Лит-ди-Лиар. Даже знаю, как он избавлялся от трупов.

Я задохнулась от накатившей волны отвращения и ответила на невысказанный вслух вопрос Коннара:

— Колодец. Тот самый, куда я спускалась. Там, внизу, груда костей, оставшихся от старых хозяев того места. Мне кажется, что, если покопаться там, можно легко отыскать и свежие, сброшенные туда сравнительно недавно. И там все залито слизью, той мерзкой розовой слизью, как та, что осталась от настоятеля Генара!

Приступ тошноты оборвал меня на полуслове, и я часто и глубоко задышала, чтобы заставить его отступить. Коннар угрюмо уставился в пол.

— Надеюсь, святоша попал к демонам, — жестко сказал он, — и давно ты обо всем догадалась?

Я слабо улыбнулась:

— Все-таки у меня было три дня на размышления.

— А что ты искала в монастыре? — вдруг спросил северянин, дав понять, что хочет уйти от неприятной темы.

Нельзя сказать, что наши желания не совпадали.

— Пока еще не время об этом говорить, — мягко сказала я, — но, поверь мне, это того стоило. То, что я там нашла, указало дорогу дальше.

— И куда же она ведет? — нетерпеливо спросил Коннар. Его лицо выражало досаду, смешанную с предвкушением. Я помолчала немного, успокаивая заходящееся в нервном стуке сердце, и нарочито спокойно ответила:

— Мы возвращаемся в Корниэлль.

Теперь черты северянина исказило огромное разочарование.

— Какого Хэлля ты там забыла?!

— Мне нужно вновь посетить Корниэлльскую библиотеку, — невозмутимо ответила я, — я хочу проверить кое-какие свои догадки. После этого отправимся дальше.

— Пусть тебя демоны раздерут, Кошка, с твоими капризами… — в ярости начал северянин, но я опустилась напротив него и подняла бутыль ирли-лэя:

— Давай не будем ссориться, капитан. Завтра нам предстоит тяжелый день, поэтому сейчас лучше выпить и расслабиться.

Темные глаза наемника сузились. Не говоря ни слова, он одним махом скрутил тяжелую пробку и отхлебнул шипящий напиток. Я последовала его примеру.

Один глоток ароматной жидкости немного успокоил меня и подарил возможность собраться с силами перед тем, что должно было произойти.

Отступать было поздно. Я приняла это решение, и, хоть оно далось мне нелегко, оно было бесповоротным.

Все же бывший капитан ранаханнской гвардии много сделал для меня.

— Помнишь, Кошка, как однажды я сказал тебе, что ты напоминаешь мне Тириэнь, мою покойную невесту?

Его слова застали меня врасплох. Я закашлялась, потрясенно глядя на Коннара, а тот смотрел на меня так, что не оставалось делать ничего, кроме как кивнуть.

— Я ошибался, — медленно произнес северянин, — теперь я понимаю, что ты больше похожа на мою мать.

Он сделал еще глоток лэя и поднял руку, предупреждая мои вопросы.

— Моя мать была жрицей храма Огня с Желтых островов[2]. Отец привез ее оттуда вместе с другими пленницами и храмовыми сокровищами после налета на Острова.

— Твой отец промышлял разбойничаньем? — усмехнулась я. Черные брови Коннара сшиблись на переносице.

— Не смей так говорить о нем! — прорычал он с такой яростью, что я невольно отодвинулась подальше, — это была честная битва, и не его вина, что защитники храма были такие немощные, что не смогли уберечь ни свои ценности, ни своих жриц!

Я пожала плечами, оставшись при своем мнении, и наемник немного сбавил тон.

— Моя мать была самой красивой и самой непокорной из всех женщин, что встречались отцу. Он поклялся, что сделает ее своей, и сдержал обещание.

На его лице заиграла плохо скрываемая улыбка, и он вновь отхлебнул ирли-лэя. Я слушала, затаив дыхание.

— Она не сразу подчинилась ему, но выбора у нее не было. Потом она полюбила его и одарила девятью прекрасными сыновьями. Я был седьмым.

— Почему ты рассказываешь это мне? — тихо спросила я, решив не уточнять, жива ли мать Коннара до сих пор.

Северянин осушил бутыль до конца и тряхнул длинными волосами.

— Потому, что когда твое путешествие закончится, — сказал он тоном, не терпящим возражений, — я увезу тебя с собой. Ты станешь моей женщиной, моей королевой, и подаришь мне прекрасных сыновей и дочерей, таких же золотоглазых, как и ты сама...

Нужный момент настал.

Я покачала головой и придвинулась ближе, мягко закрыв ладонью его рот. Коннар умолк, и в его глазах мелькнула такая непривычная для него растерянность.

— Ни слова больше, капитан, — прошептала я, и, отняв руку, прильнула к его губам.

Время остановилось.

Шумно выдохнув, северянин ответил на мой поцелуй — сначала с недоверием, но потом оно переросло в стремительно крепнущую жадность. Так путник, затерянный в пустыне, приникает к случайно обнаруженному источнику.

Спустя удар сердца я почувствовала руки Коннара на своих плечах. Не прерывая поцелуя, наемник решительно толкнул меня назад, навис сверху, скользнув ладонью вверх по талии, нетерпеливо дернул шнуровку на платье и… Бессильно опустился вниз, придавив меня тяжестью своего тела.

Выждав несколько ударов сердца для верности, я осторожно выбралась и поднялась с кровати.

— Прости меня, капитан, — тихо произнесла я, глядя на неподвижное тело Коннара. Северянин лежал ничком, повернув голову набок; его глаза были плотно закрыты, а из груди вырывалось размеренное хриплое дыхание.

Настой из листьев бурой гвельды[3], купленный этим же утром у местного знахаря, не подвел меня.

Зачем я сделала это? Точный ответ на этот вопрос скрывался даже от меня самой, но чутье, еще ни разу не подводившее хозяйку, подсказывало, что это решение — единственно верное. Внезапное откровение северянина только подтвердило его.

— Прости меня, — повторила я, хотя прекрасно знала, что Коннар меня не слышит, — ты оказался не таким уж плохим человеком, как мне казалось поначалу. Я прощаю тебя. Спасибо тебе за все, что ты сделал для меня, но здесь, в Берке, наши пути разойдутся. Дальше я пойду одна.

Я поправила шнуровку на платье, подхватила сумку с Камнем и, немного подумав, накинула на плечи куртку Кристиана: ночь обещала быть прохладной.

Взявшись за ручку двери, я обернулась и взглянула на северянина.

В последний раз.

— Прощай, — решительно повторила я, — может быть, я и похожа на твою мать, но я не желаю той участи, что досталась ей.

Дверь мягко закрылась за моей спиной.

***

— Не боитесь отправляться на ночь глядя, госпожа? — спросил меня хозяин постоялого двора. Я отрицательно покачала головой и вручила ему три золотых.

— Теперь меня ничем не испугаешь. Это плата за наши комнаты и небольшое вознаграждение сверху.

Мужчина уставился на монеты и недоверчиво протянул:

— Слишком уж большой задаток, госпожа...

— Мало ли, что может случиться непредвиденного, — улыбнулась я.

Коннар должен очнуться только к утру, и, зная его нрав, я думала, что моих монет едва-едва хватит на то, чтобы покрыть расходы на ремонт комнаты, которую он, скорее всего, разметет в клочья.

Хозяин понимающе кивнул и сгреб деньги.

— А как же ваш спутник? Уедете без него?

— У него своя дорога, — туманно ответила я, — где мне найти драконюхов со свежими драконидами?

Владелец заведения объяснил мне дорогу и пожелал счастливого пути, не удержавшись от еще одного проявления любопытства:

— Куда будете держать путь, госпожа?

— На запад Алдории, — твердо ответила я и, не оборачиваясь, шагнула за порог.

Разумеется, я солгала. Коннар не должен был пройти по моим следам.

Моей следующей целью был Лирнэлль, юго-восточный порт Алдории. Там я найму корабль, который доставит меня на острова Лотоса. О них мне когда-то рассказал калиф Теймуран — именно там он наткнулся на развалины храма драконопоклонников, хранивших Камень.

Я была уверена — поиски третьей вехи следовало начинать именно оттуда.

Ночные шорохи поглотили мои следы.