Глава 13

***

— Не может быть! — выдохнула я, во все глаза глядя на него. Коннар тихо рассмеялся и развел руками, мол, увы.

На долю мгновения мне захотелось вцепиться ему в лицо, чтобы стереть с него эту ухмылку. Я тряхнула волосами, отгоняя это настойчивое чувство, и процедила сквозь зубы:

— Ты же наемник, что ты делал на стройке монастыря?

Северянин смотрел на меня сверху вниз, и в его взгляде неуловимо нарастало, плескаясь в темных озерах глаз, превосходство.

— Это было около десяти лет назад, — помедлив, сказал он, — я только покинул свое поселение… Ни о какой Вольнонаемной гильдии я тогда не думал; я вообще ни о чем не думал, кроме денег. На счастье, мне подвернулся храмовник, он звал всех на строительство нового монастыря своего бога. Обещал хороший заработок, крышу над головой и сносную пищу.

— Но ты же поклоняешься совершенно другим богам, — пробормотала я. Коннар скривился:

— Богам Амальганны нет дела до таких мелочей. Или ты думаешь, что они следят за каждым моим шагом? Это моя жизнь, и я не хотел заканчивать ее, корчась от голода где-то в подворотне.

Я промолчала. Наемник тоже, а затем возобновил свой рассказ, на сей раз, глядя в сторону:

— Мы — я и еще несколько таких же дураков — провели три месяца в том проклятом месте. Мы расчищали завалы, сносили руины старого храма — да, Кошка, сейчас я уверен, что это был храм твоих драконопоклонников — и таскали тяжелые мраморные глыбы. Работа, достойная Сильва[1]. И все это ради каких-то жалких пяти золотых — именно столько нам заплатили за три месяца.

Его лицо потемнело от воспоминаний, и он, сплюнув, умолк. Меня же совершенно не интересовало, кто такой Сильв, да и подробностей нелегкой жизни наемника я тоже не жаждала узнать. Меня больше занимало другое.

— Там был колодец? Или что-то, похожее на него?

Коннар нахмурился.

— Был, — угрюмо проговорил он, — глубокая дыра, вырубленная в скале. Мы даже заглядывать туда не стали — стоило чуть отодвинуть каменную крышку, как оттуда понеслась такая вонь… будто на сыромятне побывал. Тот храмовник — не помню, как его звали — велел больше не прикасаться к колодцу, закрыть его и засыпать крышку дробленым камнем. Мы так и сделали.

Северянин протянул ко мне правую руку, и я, вздрогнув, отступила назад. Однако наемник не пытался дотронуться до меня; он всего лишь продемонстрировал свою ладонь. Ее пересекал широкий блестящий шрам.

— Вот, что оставил тот колодец мне на память, — мрачно прокомментировал Коннар, — края его крышки были острыми, и мне едва не отсекло пальцы. Потом эта рана долго болела, и из нее сочилась какая-то черная дрянь, но мне попался хороший знахарь.

Дернув мускулистым плечом, он убрал руку. Я сочувствующе покачала головой, но упрямо гнула свою линию:

— Вы засыпали колодец? И только? Его можно вновь открыть?

— Я не знаю, что с ним сейчас сейчас, — последовал ответ, — но десять лет назад на его месте осталась пустая площадка, покрытая осколками камней. Не думаю, что она пустует до сих пор.

Я не слушала его дальнейшие рассуждения. В голове пульсировало лишь одно: "Он знает, где монастырь. Он проведет меня к нему". Остальное было неважно; эта мысль настолько засела в сознании, что не допускала и малейшей возможности неудачи. Размышлений о том, что на засыпанном колодце вполне могли что-то воздвигнуть — тем более.

Оставались сущие мелочи.

— Где находится тот монастырь? — нетерпеливо спросила я, покусывая губы от бьющегося внутри лихорадочного возбуждения. Коннар громко расхохотался:

— Кошка, разумеется, десять лет назад я знал, что встречу тебя, и, конечно же, запомнил!

Возбуждение погасло, превратившись в тоскливо-щемящее чувство безысходности. Я сжала кулаки и отвернулась, чтобы северянин не заметил злых слез, на несколько ударов сердца навернувшихся на глаза.

— Успокойся, — услышала я голос северянина. Нотки самодовольства в нем стали еще отчетливее, и это заставило меня скрипнуть зубами, — я помню, что неподалеку от того места, где мы возводили монастырь, была двурогая гора. Наш десятник тогда назвал ее Козлиной, мол, ее вершины очень напомнили ему рога. Так и повелось. Правда, у горы было и другое название, но, я думаю, тебе оно не понравится...

— И как нам поможет этот ориентир? — перебила я северянина; тот недовольно дернул губой:

— Думаю, любой храмовник, служащий Лиару, мигом сообразит, что именно ты имеешь в виду, как только ты упомянешь при нем про двурогую гору и монастырь.

— Надеюсь, — вполголоса произнесла я. Коннар пытливо смотрел на меня; под его взглядом мне, как всегда, стало неуютно, и я поспешила нарушить нехорошую паузу, повисшую между нами:

— Монастырем займемся чуть позже.

— Мне казалось, ты рвешься в бой, — недоуменно протянул северянин; я подняла глаза на него, одарила чарующей улыбкой и промурлыкала:

— Все верно. Но ты, как опытный воин, не можешь не признать, что глупо пускаться в бой, не обзаведясь оружием.

***

Поблескивающий на прилавке товар был великолепен. Короткие мечи, чьи рукояти были украшены черненым серебром и изумрудами; кинжалы, в крестовине которых переливались аметисты и рубины; изящные малахитовые кастеты; длинные, тонкие, как пергамент, сабли — казалось, посмотри на них сбоку — и увидишь лишь тончайшую полоску...

Все они были прекрасны. И все они были одинаково бесполезны.

— Что-то не так, госпожа? — торговец был само обаяние и обходительность. Смешливый пухлый человечек с черной бородкой, он явно никогда не держал в холеных белых руках кузнечный молот. Скорее всего, все, что находится в лавке, делают какие-нибудь мастера в близлежащей кузнице, а его задача — сбыть плоды их труда.

Я тяжело вздохнула и нарочито медленно провела пальцем по разложенному передо мной великолепию.

— Они чудесны, — грустно сказала я, — однако все это больше похоже на украшения придворных дам, чем на настоящее оружие. Против тайгора или валкаса[2] с этим, — я наугад вытащила крохотный кинжальчик в форме лепестка лилии, инкрустированный бирюзой, — не пойдешь. Сломается прежде, чем извлечешь на свет.

Глаза торговца на мгновение округлились, однако годами отработанная выучка взяла верх, и он лишь еле слышно кашлянул.

— Я все понял, госпожа, — меда в его голосе не убавилось ни на каплю, — почему же вы сразу не сказали мне, что хотите подобрать оружие, достойное вашего наемника? Извольте подождать несколько мгновений, я мигом.

— Постойте, — устало сказала я, услышав, как за спиной Коннар шумно вздохнув, обдав мою шею горячим дыханием, и едва различимо пробормотал: "Не мешало бы". Торговец замер, нахмурившись, глядя на меня.

— Я благодарю вас за рвение, но, боюсь, мы опять не поняли друг друга, — произнесла я, чувствуя легкую досаду на то, что из-за излишней предупредительности торговца приходится объяснять все по несколько раз, — оружие нужно мне. И я прошу вас показать настоящие клинки. Те, которые точно защитят меня в случае опасности, а не осядут на мне лишней побрякушкой.

Видимо, в моем голосе начал звенеть холод, потому, что на лице торговца расплылось виноватое выражение — точь-в-точь преданный слуга, нечаянно наступивший хозяину на ногу.

— Простите, госпожа, — сдавленным голосом произнес он, низко склоняясь передо мной, — простите мою непонятливость. Старею, что уж тут поделаешь, привык выполнять одни и те же просьбы. Не сомневайтесь, я покажу вам лучшее, что у меня есть — клинки Барроуза покупает сам барон Энрик, а это что-то, да значит!

Имя барона для меня не значило ничего, да и эту привычку торгового люда — хвастаться именами знатных особ, "постоянно" отоваривавшихся у них, даже если эта особа заглянула в лавку лишь раз, да и то ради того, чтобы выпить стакан воды, — я знала хорошо. Оставалось мягко улыбнуться, показывая, что я не сержусь, и кивнуть, чуть приподняв бровь. Торговец, назвавшийся Барроузом, сжал мою ладонь в знак пущей признательности и, одним махом сметя с прилавка все принесенное раньше добро, исчез за ширмой, которая возвышалась прямо за его спиной.

— Старый пройдоха, — мрачно резюмировал северянин, скрестив руки и недоверчиво глядя ему вслед. Я лишь пожала плечами:

— Посмотрим, что он принесет на этот раз.

***

Выложенные Барроузом на прилавок клинки были и впрямь хороши. Не берусь сказать, что они были превосходного качества, но довольно-таки добротные, без лишних изысков, с хорошей балансировкой и крепкой гардой. Их я рассматривала более тщательно, поочередно вскидывая к глазам то один, то другой, передавая особо приглянувшиеся северянину — для профессиональной оценки. Коннар хмурился, качал головой и быстро возвращал их на прилавок, то и дело цедя сквозь зубы:

— Паршивая железка. Если бы валиррийский кузнец посмел бы выковать такое, его бы выставили против пещерного медведя, вооружив его же оружием — и поверь, Кошка, живым из схватки этот кузнец бы не вышел.

Барроуз, стоявший тут же, при этих словах наемника покраснел, затем побледнел, но возразить не решился — наверное, страх перед огромным северянином пересиливал. Когда стопка клинков на прилавке совсем поредела, а отвергнутые, напротив, лежали рядом неопрятной кучей, я демонстративно горько вздохнула и повернулась к наемнику:

— Похоже, здесь мы ничего стоящего не найдем. Наверное, у барона Энрика совсем непритязательный вкус, раз он довольствуется подобным хламом. Интересно, во всех оружейных лавках Корниэлля такой скудный выбор?

— Подождите, госпожа, — взволнованно выпалил торговец (теперь на его щеках ярко алели пятна, формой напоминавшие расплющенные яблоки), с опаской поглядывая на приготовившегося что-то сказать Коннара, — я мигом! Только не уходите! У меня есть то, что абсолютно точно вам понравится!

Ширма колыхнулась, когда он юркнул за нее; Коннар недоверчиво хмыкнул:

— Пойдем отсюда, Кошка. Нам просто не повезло, нарвались на пустозвона, который решил по привычке всучить завалявшуюся у него в закромах дрянь.

— Погоди, — осадила я его, — может быть, он и впрямь предложит нам что-то стоящее?

— Что стоящего может отыскаться у торговца, к которому ходят лишь городские неженки, в жизни не бравшие в руки настоящего меча? — парировал наемник. В его низком голосе почувствовалось закипающее раздражение, и я на мгновение запнулась, обдумывая, что бы такого ответить, чтобы не злить его еще больше. На язык просилось множество колких фраз, однако не хотелось усугублять напряжение, повисшее между нами. Оно искрилось и потрескивало, выпивая силы со скоростью изнывающего от жажды тайгора, дорвавшегося до водопоя.

По ширме повторно пробежала дрожь, и Барроуз вновь возник за прилавок.

— Вот, — отдуваясь, сказал он, выкладывая груду клинков, — на сей раз я готов побиться об заклад, что из этих-то вам точно что-то глянется. Если нет — можете и дальше бродить по лавкам Корниэлля — ничего лучше не сыщете.

Отметив про себя резкую смену его тона — с подобострастно-учтивого на прохладно-деловой, я в третий раз углубилась в перебирание товара. Это занятие уже начало мне надоедать, и я стала склоняться к тому, чтобы выбрать первый же попавшийся клинок и уйти отсюда.

Тем временем северянин не отставал от меня. На сей раз клинки задерживались в его руках намного дольше, да и выражение лица наемника немного смягчилось.

— Знаешь, Кошка, — едва слышно пробормотал он, краем глаза следя за Барроузом, — пожалуй, на сей раз этот торгаш не солгал. Здесь есть хорошие клинки, только упаси тебя Боги громко восторгаться ими, иначе с нас сдерут три шкуры.

— Я не вчера родилась, мой капитан, — отпарировала я с милой улыбкой, заметив, как лицо северянина застыло при последних словах, — я прекрасно знаю правила торговли, так что не стоит учить меня прописным истинам.

Наемник хрипло выдохнул и, скрипнув зубами, швырнул короткий меч, который держал в руках, в общую кучу. Клинки жалобно зазвенели, а Барроуз вздрогнул, но делать замечания не решился.

Тем временем, не придав значения секундной вспышке гнева северянина, я вытянула из предложенного нам ассортимента клинок, бросившийся мне в глаза уже давно. Это был недлинный кинжал, очень похожий на данк[3], но с рукоятью, чуть более толстой, чем у последнего. Рукоять была оплетена тонкими сыромятными ремешками, а по ее бокам явственно нащупывались какие-то продолговатые выступы, надежно скрытые под оплетом.

— О, госпожа, у вас хороший вкус! — приободрившимся голосом возвестил Барроуз, заметив, как я примериваю кинжал к руке, — это не совсем обычный клинок. Если вы позволите, я покажу...

Дождавшись моего одобрительного, хоть и слегка удивленного кивка, торговец взял у меня данк и, вытянув перед собой, нажал пальцами на те самые продолговатые выступы. Клинок с легким шелестом нырнул в рукоять.

— Ого! — не выдержала я. Коннар что-то пробормотал, однако по его лицу тоже промелькнуло тщательно скрываемое изумление.

— Изобретение моего брата, — горделиво сказал торговец, явно наслаждаясь произведенным эффектом, — не знаю, каким образом он добился этого, но получилась крайне полезная вещь. Легкое движение руки — и ваш враг будет повержен, даже не подозревая о том, какое смертельное оружие у вас припасено.

Он сделал слегка неуклюжий выпад вперед, вновь надавив на бока рукояти, и сверкающее лезвие выскочило из своего укрытия. Я невольно вздрогнула, заметив, что Коннар порывисто дернулся ко мне.

— Очень интересно, — как можно более скучающим голосом протянула я, мгновенно взяв себя в руки, — и сколько вы хотите за него?

Барроуз повертел данк в руках.

— Девяносто серебрушек, — деловито сказал он, — сразу скажу, что торговаться не буду, так как это и так божеская цена за такую тонкую работу.

Я поджала губы: я рассчитывала уложиться в пятьдесят серебряных монет, и мне показалось, что девяносто — непомерно высокая цена.

Видимо, почувствовав мое настроение, наемник решил включиться в игру. Шагнув вперед и загородив меня своим массивным телом, он тяжело оперся об прилавок, недовольно скрипнувший под его весом, и тихо сказал, нависнув над разом съежившимся торговцем:

— Девяносто серебряных за такую поделку тебе равно никто не заплатит, уж поверь мне на слово. Поэтому тебе было бы лучше согласиться на шестьдесят...

— Пятьдесят, — шепотом подсказала я.

— Пятьдесят, — мигом исправился Коннар, — пятьдесят монет.

Барроуз нахмурился. На его круглощекое лицо набежала тень глубокой обиды.

— Это грабеж, — дрогнувшим голосом сказал он, пятясь к своей ширме, — на этот клинок было потрачено железной руды на гораздо более высокую цену...

Коннар пожал плечами, распрямился и с легкостью смахнул на пол несколько клинков.

— Советую подумать, — спокойно прокомментировал он.

Я подавила усмешку, увидев неподдельный ужас на лице торговца.

— Хорошо-хорошо! — во вскрике Барроуза прорезались истерические нотки, — умоляю, не трогайте тут больше ничего! Я согласен снизить цену, я уступлю вам этот клинок за семьдесят пять монет, но, клянусь, я не могу снизить цену еще больше! Я не хочу остаться нищим!

Было понятно, что он преувеличивал: один клинок вряд ли может наделать столько убытков. Однако мне стало жаль этого трясущегося от ужаса толстяка: я прекрасно знала, какой ужас может внушить Коннар при первой встрече. Поэтому я тихо сказала:

— Мы согласны.

Наемник резко повернулся ко мне, смерил недовольным взглядом, но промолчал. Он отошел в сторону, пропуская меня к прилавку, где я расплатилась с дрожащим Барроузом и забрала данк. В глазах торговца, направленных на северянина, поверх моего плеча, медленно таял испуг, смешанный с сочувствием.

— Благодарю вас, госпожа, — еле слышно сказал он, — что-нибудь еще?

"Нет", — хотела было ответить я, уловив в голосе толстяка сильное желание захлопнуть за нами дверь и больше никогда не видеть. Однако затем я вспомнила еще кое-что.

— Подойди сюда, — попросила я наемника. С подозрением глянув на меня, он приблизился, вызвав тем самым новый всплеск паники на лице Барроуза. Не обращая внимания на него, я вкрадчиво обратилась к северянину:

— Совсем недавно по моей вине ты утратил свой кинжал. Я не люблю быть обязанной кому-то, поэтому предлагаю тебе выбрать любой клинок из тех, что здесь есть… В знак извинения. За мой счет.

Темные глаза Коннара сузились — не то от изумления, не то от ярости.

— Мне не нужны твои подачки, Кошка, — почти рявкнул он. Я не отвела взгляд и мягко возразила:

— Считай это моим подарком.

На скулах наемника вздулись желваки, и он, не глядя, выхватил из кучи клинков, первый попавшийся.

— Этот! — рыкнул он.

— Сорок восемь серебряных, — пролепетал Барроуз. Очаровательно улыбнувшись ему, я принялась отсчитывать монетки.

Выходя из лавки, Коннар захлопнул дверь с такой силой, что здание вздрогнуло.

***

Прозрачно-бледная луна, чуть надгрызенная с левого бока, медленно поднималась в темнеющем небе. Неистово пахло жасмином и шиповником. Откуда-то издалека неслись веселые крики и пение, заглушаемые грохотом повозок, то и дело проезжавших по мощенным улицам Корниэлля.

Я стояла, оперевшись на подоконник раскрытого окна своей комнаты. В голове царил какой-то сумбур.

С одной стороны, нужно было передохнуть и уложить в голове вынесенную из библиотеки информацию; с другой — сердце ныло от неясной тревоги. Неужели я где-то допустила какую-то оплошность? Я лихорадочно перебрала в уме события последних дней: нет, не похоже. Тогда что это?

Я бездумно перевела взгляд на поблескивающий над остроконечными крышами домов шпиль какого-то храма, будто ища у него поддержки. Последние лучи солнца выкрасили его в кровяно-золотистый цвет, и он казался клинком, пронзающим сиреневеющее небо.

Сердце сжалось вновь, и я вдруг все поняла.

Это была не тревога. Меня грызло тоскливое нетерпение, исступленно нашептывающее: "Поспеши! Нельзя терять ни минуты! Ты же не хочешь, чтобы тебя опередили?"

Опередил — кто? Вторую веху ищет еще кто-то?

Я сжала виски ладонями, запустив пальцы в "венок Бриссы", из которого уже начали выбиваться пряди. Ерунда это все, вряд ли кому-то могло прийти в голову начать поиски Призрака одновременно со мной.

Однако это ни капельки меня не успокоило, и, вновь взглянув на потускневший шпиль, я неожиданно приняла решение.

Уснуть сейчас все равно не получится, только скомкаю кровать беспокойным метанием, так почему бы не прогуляться? Все лучше, чем терзать себя, запершись в четырех стенах.

Не успела я подумать об этом, как с плеч будто бы сорвалась тяжелая ноша, и мысль о предстоящей прогулке показалась вдвойне привлекательной.

Впервые за весь вечер улыбнувшись, я поспешила к двери и, встав к ней боком, осторожно приоткрыла, выглянув в образовавшуюся щелку.

Площадка перед нашими комнатами пустовала. Дверь, ведущая в комнату северянина, была плотно закрыта; значит, наемник либо находился у себя, либо — в нижнем, питейном, зале постоялого двора. Первое было предпочтительнее, так как во втором случае придется придумывать что-то на ходу, а я уже убедилась на собственном горьком опыте, как сильно мой спутник не переносит лжи и притворства.

Не то, чтобы я совершенно не боялась бродить в одиночестве по улицам Корниэлля; однако внутреннее чутье подсказывало мне, что сегодняшним вечером там опасаться нечего. К тому же, мне хотелось хотя бы немного погулять наедине с собой, привести в порядок мысли, не ощущая лопатками буравящий спину тяжелый взгляд Коннара и не вступая с ним в изнуряющие пререкания на пустом месте.

В конце концов, обходилась же я до этого без его помощи. И прекрасно, надо сказать, обходилась.

Я тихо выскользнула из комнаты и, тщательно заперев дверь за собой, побежала вниз по лестнице.

***

В питейном зале Коннара не оказалось; облегченно выдохнув, я прошла мимо немногочисленных посетителей, не удостоивших меня особым вниманием, и вышла на улицу.

На крыльце я чуть было не столкнулась с новыми посетителями "Зеленого леса", нашего постоялого двора: у крыльца стояла двуколка, из которой, опираясь на руку прислужника, выбиралась молодая белокурая девушка, одетая в темно-красное дорожное платье. Судя по прическе и отделке наряда, деньги у нее явно водились.

Поблагодарив служку и сунув ему пару медяков, девушка поспешила к крыльцу. Я посторонилась, пропуская ее; проходя мимо, она одарила меня странным взглядом, в котором ясно читались мольба и безысходность. Повинуясь наитию, я ободряюще улыбнулась ей. Губы у незнакомки дрогнули, словно она собиралась что-то сказать, однако, явно передумав, она будто бы стыдливо отвела глаза и скользнула за дверь.

Я пожала плечами и обратила внимание на прислужника — молодого конопатого парня, который, как зачарованный, наблюдал за ней.

— Разве тебе не нужно разгружать двуколку? — невинно поинтересовалась я. Парень вздрогнул и растерянно пробормотал:

— Да… Я и забыл.

Он поспешил к повозке, а я, опершись о перила крыльца, нарочито небрежно спросила:

— Скажи, пожалуйста...

— Рин, — подсказал прислужник, вытаскивая из двуколки небольшой сундучок, обитый кожей. Судя по усилиям, который прилагал Рин, и по испарине, выступившей у него на лбу, сундучок был набит чем-то тяжелым.

— Скажи мне, пожалуйста, Рин, что это за такое виднеется над крышами домов? — я кивнула в сторону шпиля, уже почти неразличимого в сгущающихся сумерках.

Рин аккуратно опустил свою ношу на мостовую и вытер лоб.

— Красиво, да? Это храм пресветлого Лиара, — с оттенком благоговения произнес он, сотворяя надо лбом круг[4]. Я удовлетворенно кивнула.

— Сейчас туда можно зайти, как думаешь?

Рин с усмешкой посмотрел на меня:

— Госпожа, службы идут до глубокой ночи. Если вы поторопитесь, то вполне можете застать Вынос Солнечного Шара[5]. Знаете, как туда дойти?

Кажется, паренек был одним из прихожан храма, и теперь спешил если не обратить меня в свою веру, то хотя бы показать дорогу к одному из ее оплотов. Меня это позабавило. Я лукаво улыбнулась ему и промурлыкала:

— Нет, но если ты расскажешь мне, то я буду искренне тебе благодарна.

Воодушевленный, Рин в подробностях описал путь до храма ("Пройдете две улицы, свернете у лавки мясника направо и вниз по переулку — и увидите его!&quot, бурно жестикулируя; получив от меня несколько монеток в знак благодарности, он вернулся к сундучку, а я спустилась с крыльца.

Похоже, у моей вечерней прогулки появилась цель.

***

По дороге к храму я немного задержалась, заплутав в извилистых улочках Корниэлля, показавшихся мне абсолютно идентичными друг другу, и, когда я вышла к обители Лиара, вокруг уже клубилась ночная темень, разгоняемая лишь золотистыми светом фонарей — больших шаров-светильников, водруженных на чугунные столбы.

Прямо у ворот храма, облокотившись на высокую белую стену, изрезанную барельефами, стоял северянин и со скучающим видом разглядывал подаренный мной клинок, время от времени бросая взгляд на улицу. Заметив меня, он выпрямился, заткнул клинок за пояс и скрестил руки на груди; лицо его при этом приобрело непроницаемо-угрюмое выражение.

— Знаешь, Кошка, нанимать наемника для охраны, если сама то и дело норовишь сбежать от него, — по меньшей мере, странно, — бесцветным голосом сообщил он, дождавшись, пока я подойду поближе.

Я глубоко вздохнула, справляясь с неприятным шоком, который вызвала эта встреча, и мрачно произнесла:

— Дай-ка я угадаю… Рин, слуга из "Зеленого леса"?

Коннар дернул широким плечом:

— Я не узнавал, как его зовут. Меня больше интересовало, куда пропала та, за сохранность которой я поручился. Твоя комната была заперта, а хозяин сказал, что совсем недавно ты покинула постоялый двор. Этот твой Рин с готовностью выложил все, что знал, — с каким-то мстительным удовольствием сообщил северянин, не сводя глаз с моего лица, — и поджилки у него, по-моему, тряслись от страха, когда я с ним беседовал.

Я не хотела уточнять, как именно протекала их беседа, хотя внутри слабо отозвалась жалость к бедолаге Рину; ясно было одно — моя вечерняя прогулка пройдет под неусыпным оком наемника. С неприязнью глянув на северянина, я сухо сказала:

— Если ты помнишь, я не очень-то горела желанием брать тебя с собой, и в любой момент могу избавиться от твоих услуг.

На скулах наемника вновь заходили желваки.

— Если бы не я, мангор сожрал бы тебя!

Я прикусила губу, чувствуя, как внутри закипает гнев.

— Я бы придумала, как справиться с ним, — дрожащим голосом парировала я. Мне вдруг хотелось закричать, выплеснуть на него все, что накопилось, но я понимала, что делать этого ни в коем случае нельзя — это только подстегнет его собственную ярость, и неизвестно, что он может потом предпринять.

Впрочем, кричать и не пришлось — на лицо Коннара словно набежала туча, а зрачки его глаз расширились, почти слившись с радужкой.

— Если бы не тот проклятый колдун, — процедил он сквозь зубы, исподлобья пожирая меня глазами, — я бы заставил тебя укоротить свой язык! Женщина не смеет так смотреть, так разговаривать и держать себя со мной так, будто я — жалкий юнец, на губах которого еще пенится молоко!

Он стиснул кулаки и надвинулся на меня — огромный, страшный; ахнув, я невольно отступила назад, инстинктивно выставив вперед ладони. В этот момент я больше всего испугалась того, что он дотронется на меня — и окажется, что гипноз Кристиана рассеялся.

Что я тогда буду делать?

Рука Коннара остановилась в ударе сердца от моего плеча; северянин прерывисто вздохнул, а я замерла, как вкопанная, окутанная каким-то странным оцепенением.

— Хэллева Кошка! — вдруг рявкнул наемник, и, сбросив с себя сомнамбулическую муть, я отшатнулась подальше от него, — ведьма, ты же знаешь, что я не могу коснуться тебя, и нарочно меня дразнишь!

Сплюнув на землю, он выругался на незнакомом мне языке и отошел; я позволила себе выдохнуть, чувствуя, как в груди будто ослабли каменные тиски. Видимо, не только во мне копилось невысказанное.

Краем глаза я заметила какое-то робкое движение справа; повернув голову, я увидела замерших неподалеку двух юношей в золотисто-сиреневых одеяниях храмовников: широких бесформенных балахонах, колышущихся у самых пят. Оба храмовника были коротко подстрижены, и на их головах чудом держались остроконечные шапочки, похожие на миниатюрные пирамидки.

Поняв, что их присутствие обнаружено, юноши заметно смутились и, синхронно поклонившись мне, двинулись в сторону ворот храма.

Я решила, что мне подвернулась неплохая возможность выяснить все, что мне нужно, поскорее, и отправиться восвояси. Желание и дальше гулять по вечернему городу исчезло ровно в тот момент, когда я увидела Коннара.

— Погодите, — окликнула я храмовников; те остановились и вопрошающе посмотрели на меня. Затем, переглянувшись между собой, отвесили мне неглубокие поклоны, прижав ладони к животам.

— Вам что-то угодно, сестра[6]? — спросил меня тот, что стоял справа; короткие волосы на его голове отливали медью, а на бледном лице едва заметно угадывались веснушки. Его товарищ хранил молчание, неотрывно глядя на северянина, вернувшегося на прежнее место.

Меня одолели сомнения: стоит ли повторять жест храмовника? С обычаями почитателей Лиара я была знакома весьма приблизительно, поэтому решила, что благоразумнее всего будет без обиняков приступить к делу.

— Угодно, — мягко сказала я, — видишь ли, меня очень интересует один из монастырей вашего бога. Он находится...

— Прошу прощения, сестра, — вежливо, но твердо прервал меня храмовник, — я еще не нахожусь на той ступени, что позволила бы мне благословлять вас на паломничество. Вы ведь хотите отправиться к монастырю, верно?

Чувствуя, что начинаю нащупывать верную почву, я с готовностью кивнула:

— Да-да, ты абсолютно прав.

— В таком случае, я могу проводить вас к мейстеру Алихиму, только он в нашем храме может выдавать благословение...

Фраза про выдачу благословения показалась мне забавной, и я хихикнула, прикрыв губы ладонью. Видимо, я действительно многого не знала про обители бога света — насколько мне было известно, в святилищах других алдорских богов благословениями не промышляли.

Спутник моего собеседника покосился на меня, но промолчал. Послав ему, на всякий случай, вежливую улыбку, я обратилась к "своему" храмовнику:

— Пожалуй, я не прочь пообщаться с вашим мейстером, только при условии, — я бросила неприязненный взгляд на Коннара, угрюмо ожидавшего у стены, — при условии, что мой наемник последует со мной.

— Разумеется, — юноша с явным любопытством оглядел северянина: видимо, ему нечасто доводилось общаться с этим народом, однако свои мысли оставил при себе, ограничившись кратким:

— Прошу за мной, сестра.

***

Внутренний двор храма Лиара был невелик, однако его пышное убранство словно разбухало, занимая собой больше пространства, чем нужно. Круглая площадка, огороженная высоким — в два моих роста — беленым забором, была посыпана мелким песком и уставлена узкими каменными лавочками, на которые кое-где сидели, тихо переговариваясь, люди. Между ними то там, то сям возвышались странные конструкции — деревянные треножники, увитые плющом. На самом верху треножников были прикреплены каменные ястребы, широко раскинувшие крылья и запрокинувшие головы вверх; у их лап находилось каменные же блюда. Из них курился дымок; подойдя поближе к одному из треножников, я увидела, что в блюде тлеют, догорая, какие-то узкие листья, ягоды ливвы[7] и птичьи перья.

— Вы опоздали на вечернюю церемонию Выноса Шара, — с сожалением сказал мой провожатый, молчаливым кивком прощаясь со своим безмолвным спутником. Мои познания насчет этой церемонии ограничивались лишь упоминанием о ней Рина, поэтому мне ничего не оставалось делать, как неопределенно пожать плечами. Коннар следил за мной колючим взглядом, и мне с трудом удавалось сохранять невозмутимый вид, чувствуя, как по спине ползут мурашки.

Храмовник помялся, видимо, чего-то ожидая от меня, затем вздохнул и тихо сказал:

— Подождите меня здесь, сестра. Я позову мейстера Алихима.

И он удалился, вновь поклонившись на прощание со сложенными на животе руками. Чтобы скоротать время в ожидании, я стала разглядывать храм, возвышающийся прямо перед нами. Он чем-то напоминал одновременно и Корниэлльскую библиотеку, и раковину улитки — высокий белый конус, плавными завитками поднимающийся над землей и переходящий в длинный узкий шпиль — тот самый, что я увидела из окна постоялого двора.. В его стенах были проделано множество продолговатых отверстий, словно грачки[8] избрали его местом своего обитания. В этих импровизированных окнах плясали багряные отблески пламени — видимо, внутри храма было зажжено много свечей или факелов.

Прямо перед узкой стрельчатой дверью, ведущей внутрь здания, была установлена статуя, изображающая мужчину, прижавшего левую руку к груди и вытянувшего правую руку вверх. На ладони правой руки у него мерцал небольшой черный шар, выточенный, похоже, из авантюрина. У ног статуи замерли, сплетясь в сложносочиненный клубок, мраморные змеи[9].

— Какой-то он худосочный, — презрительно бросил Коннар. Краем глаза я заметила, что он уже стоял у меня за спиной. Я не вздрогнула — обычай наемника подкрадываться бесшумно, как тайгор на охоте, меня уже не пугал.

— Это Бог Света, ему не обязательно обладать мускулами воина, — спокойно ответила я. Наемник хмыкнул:

— Если ты бог, и хочешь, чтобы тебя почитали, то должен вызывать уважение одним своим видом. А этот похож на евнуха, которому и меча в руки дать нельзя — завалится вместе с ним.

Его негромкий, но зычный голос привлек внимание посетителей храма, и те начали недовольно осуждающе оглядываться на нас. Привлекать внимания мне совсем не хотелось, и я с нажимом произнесла:

— Когда ты находишься в чужом храме, никто не требует от тебя верить в этого бога, но проявить уважение к верующим ты обязан.

Коннар скривился, показывая, какого низкого мнения он о подобных предрассудках, и безапелляционно перебил меня, глядя на статую Лиара:

— Перед лицом богов должны трепетать все — в том числе, и те, кто придерживается другой веры — иначе что это за боги? Когда в наше селение приезжали купцы из других стран и видели изваяние того же Энрона — бога огня, на их лицах отражался самый настоящий священный ужас. Их колени дрожали, и ничто не могло заставить их пройти мимо статуи бога в сумерках — я был тому свидетелем не раз. К тому же, наших селениях есть изображения не только Энрона, уж поверь.

Он вздернул волевой подбородок и посмотрел на меня с победосносно-торжествующим видом. Это неприятно царапнуло мое самолюбие, но я заставила себя помолчать несколько мгновений, тщательно подбирая слова, дабы не подбрасывать поленьев в огонь самодовольства северянина.

— Интересно, — вкрадчиво промурлыкала я, покусывая согнутый палец и напуская на себя смиренный вид, призванный скрыть клокочущее внутри раздражение, — я не видела этого твоего Энрона, но и желанием как-то не горю. Как по мне, так лучше уж приносить подношения кому-то, вроде Лиара, чем трястись от ужаса при виде страшилища, вера в которого держится на тщательно подогреваемом ужасе.

Черты лица северянина окаменели, и он процедил сквозь стиснутые зубы:

— Что ты понимаешь в наших богах, чтобы судить о них? Наши женщины даже не смели произносить вслух его имени!

Раздражение стало стремительно превращаться в ярость, и я все с большим трудом сдерживала рвущиеся с языка гневные слова.

— Да? — насмешливо спросила я, — и что он мне сделает? Твое поселение далеко, и что-то я сомневаюсь, что его власть распространяется на земли за его пределами!

Это прозвучало звонче, чем нужно. Теперь все внимание посетителей храма было точно приковано к нам; я понимала, что слишком дразню драконида[10], но ничего поделать с собой не могла. Внутри меня, словно заноза, сидела обида на наемника, и ее зуд стал просто нестерпимым, заставляя меня выплескивать все накопившиеся эмоции.

— Ты слишком часто упоминаешь ваших женщин и ваши обычаи, — продолжала я, тяжело дыша и глядя в лицо Коннара. Тот угрюмо молчал, не отводя глаз, однако его неестественно расширившиеся зрачки и подрагивающие губы выдавали крайнюю степень гнева. На сей раз это не произвело на меня никакого впечатления; я порывисто прижала ладони к горящим щекам и глухо произнесла, веско выделяя каждое слово:

— Впредь держи свои соображения при себе, наемник, если не хочешь, чтобы мы немедленно распрощались. Мне нет ровным счетом никакого дела до того, во что ты веришь, как у вас было принято себя вести, что говорить и как держать себя! Слышишь? Ни-ка-ко-го, Хэлль бы тебя побрал!

Все-таки я сорвалась. Хрипло выругавшись, я замолчала и прижала тыльную сторону ладони ко рту.

Черные брови северянина сошлись на переносице. Коннар едва слышно пробормотал что-то и уже громче произнес — на удивление спокойным голосом:

— Тебе плевать на меня, да, Кошка? Ты постоянно норовишь сбежать от меня, но отчего-то не торопишься вернуть мне мою клятву. В чем же дело? Если я тебе так неприятен или безразличен, мы можем разойтись здесь и сейчас.

Я с усилием выдохнула, отчего-то ощущая острую нехватку воздуха. Он был прав, я могла разом покончить со всеми нашими размолвками, просто отпустив его от себя...

… Но я этого не делала. Почему?

Это была загадка даже для меня. Что-то мешало. Я несколько раз думала об этом, и каждый раз что-то останавливало, будто бы шепча: "Еще рано".

Только как это объяснить северянину?

Он ждал, и под его горящим взглядом волна гнева, захлестнувшая рассудок, схлынула, оставив внутри тоскливое опустошение. Я впилась зубами в губу, истошно желая, чтобы статуя Лиара ожила, забрав проклятого наемника с собой и избавив меня от необходимости объясняться с ним.

Однако спасение пришло немного с другой стороны.

— Боюсь, что вы распугали всех озаренных Светом[11], — послышался откуда-то сбоку тихий мужской голос. Северянин вздрогнул, будто от удара мечом, а мне наконец-то удалось сделать глубокий вдох. Поспешно растянув дрожащие губы в улыбке, я повернула голову и увидела, что по правую руку от нас стоит высокий худощавый мужчина, который, скрестив руки на животе, терпеливо наблюдает за нашей перепалкой. Его одежда — многослойная хитоль[12] цвета расплавленного серебра, чуть колыхалась на ветру, задевая краями песок. Заметив неширокий — в половину ладони — ремень из змеиной кожи, перехватывающий хитоль посередине, я поняла, что передо мной стоит мейстер Алихим, которого собирался позвать молодой храмовник, уже забытый мной.

Коннар сохранил ледяное молчание, а я поспешила принести мейстеру свои извинения: еще не хватало, чтобы из-за какой-то ссоры мои поиски второй вехи сорвались.

— Прошу прощения, мейстер, — торопливо заговорила я, лихорадочно подбирая выражения поцветистее и кляня про себя северянина, — иногда мне попросту не удается совладать с этим своенравным наемником. Я понимаю, что наша… м-м… беседа велась непозволительно громко.

Я бессильно развела руками и одарила храмовника еще одной улыбкой, надеясь, что она получилась куда более искренней и очаровательной.

Мужчина неодобрительно посмотрел на Коннара и укоризненно произнес:

— Храм светлого бога — не место для шумных ссор и перепалок. Но он учит смирению и прощению, и я не могу держать на вас зла. Я мейстер этого скромного обиталища частицы Света Лиара, Алихим. Могу ли я узнать ваше имя, сестра*?

Вот Хэлль! Я поняла, что у меня совершенно вылетело из памяти имя, которым я назвалась при визите в библиотеку Корниэлля. Однако чересчур длинная пауза при ответе на этот вопрос могла показаться мейстеру слишком подозрительной, и я со вздохом представилась:

— Меня зовут Кассандра, мейстер.

Северянин многозначительно хмыкнул — достаточно тихо, чтобы это долетело до ушей мейстера, но так, чтобы услышала я. Тем временем Алихим понимающе кивнул и со значением повторил, проникновенно глядя мне в глаза:

— Сестра Кассандра, добро пожаловать в наш храм. Вы ведь прибыли с юга, если не ошибаюсь? Что привело вас к нам? Вы ведь не Озаренная Светом?

Его взгляд задержался на моей правой ключице.

Я машинально поправила юбку, возвращаясь в образ провинциальной южанки. Теперь следовало вести себя крайне осторожно и тщательно следить за беседой: по всей видимости, мейстер был достаточно наблюдательным человеком, и малейшая фальшь может если не разрушить, то уж точно испортить все мои дальнейшие планы.

— Вы проницательны, мейстер, — склонила я голову, — при рождении меня посвятили Бриссе, но я всегда чувствовала, что мое место — у алтаря Лиара...

Алихим понимающе кивал в такт моим словам, отчего казалось, что он полностью погружен в свои мысли. Однако я чувствовала, что он ловит каждую мою фразу, и это мне не очень нравилось.

Я не могла сказать, что мне нравится и сам мейстер Алихим.

— Сестра… — начал тем временем он, когда я умолкла, однако нас прервали.

Из дверей храма выскочила невысокая рыжеволосая девушка в простой полотняной хитоли; прошуршав босыми ногами по двору храма, она подбежала к моему собеседнику и, мельком взглянув на меня, протянула ему круглые деревянные четки. До меня долетел слабый запах можжевельника.

— Мейстер Алихим! — задыхаясь, выпалила она, — вот! Я же говорила, что не брала их! Вы уронили их за одну из чаш омовения!

Храмовник запнулся на полуслове. В его глазах мелькнуло что-то нехорошее, однако это никак не отразилось на лице; с тем же благодушным выражением он повернулся к девушке.

— Благодарю тебя, сестра-в-Свете, — спокойно сказал он, принимая четки из рук, — я понимаю твое желание порадовать меня как можно скорее, но тебе не стоило ради этого перебивать нашу уважаемую гостью, что хочет обратиться к Свету.

Девица медленно перевела взгляд на меня; я невольно отметила про себя, как вздрогнули ее худенькие плечи.

— Прошу прощения, — бесцветным голосом сказала она; Алихим глубоко вздохнул и отеческим жестом приобнял девушку за плечи. Она сгорбилась и стала почему-то оглядываться по сторонам.

— Пустое, сестра. Так на чем мы остановились? — этот вопрос был обращен ко мне, и, мигом забыв про рыжеволосую храмовницу, я решительно приступила к делу, вдохновенно сочиняя на ходу:

— Мейстер Алихим, как я уже сказала, я хочу войти в храм и принять Озарение.

— Это похвально, сестра, — одобрительно пробормотал мейстер.

— Однако для меня простого принятия озарения было бы недостаточно, — продолжала я, чувствуя, как начинаю и впрямь ощущать себя истовой поклонницей Лиара, — перед церемонией Озарения я хотела бы совершить паломничество в один из его монастырей.

— Это вдвойне похвально, — произнес мейстер, и на этот раз в его голосе прозвучала легкая растерянность, — брат-в-Свете Джонар передал мне, что вы пришли за благословением, однако я не вижу смысла делать этого перед церемонией.

Я почувствовала, что моя выдумка начинает уводить разговор в совершенно ненужную сторону. Конечно, никакое Озарение мне было не нужно, однако нужно было как-то выбираться из тупика.

И тут меня осенило.

Понизив голос до полушепота, я нарочито растерянно захлопала ресницами, чуть склонилась к мейстеру и сказала:

— Несколько дней назад я увидела во сне самого Лиара. Он указал мне путь к своему Свету и поведал, что, если я хочу стать одной из его сестер, то непременно должна совершить это паломничество именно перед Озарением. Я верю в вещие сны, мейстер, и именно поэтому я стою перед вами.

Глаза рыжеволосой округлились, но она промолчала. На месте ее и храмовника я бы не поверила в эту историю ни на миг, но, видимо, мейстер успел повидать достаточно экзальтированных прихожанок. Он понимающе кивнул и с величайшим терпением ответил:

— Вещие сны — это одно из чудес, что дарует нам Лиар. Хорошо, сестра Кассандра, вы убедили меня; я дам вам, что просите. Что это был за монастырь?

Наконец-то мы подошли к самому главному! Я смущенно потупилась и, чувствуя, как сердце замирает в сладкой истоме предвкушения, пробормотала:

— Лиар не назвал мне его. Он лишь показал. Кажется, этот монастырь окружен скалами, потому, что рядом с ним возвышалась двурогая гора. Я так надеюсь, что вы знаете, где это...

Странное молчание со стороны храмовника заставило меня поднять голову.

Выражение его лица испугало меня.

Пальцы мейстера Алихима скрючились и впились в плечо девушки; та охнула и попыталась вырваться, а я, недоумевая, стала медленно отступать, чувствуя, что сказала что-то не то.

— Вон! — проревел храмовник, вытянув вперед руку и ткнув в мою сторону поднятой ладонью, — вон из храма! Мерзкая лгунья! Лиар не терпит лгунов!

Я отшатнулась, а между нами немедленно, словно из-под земли, вырос Коннар. Не тратя времени на разговоры, он отшвырнул Алихима так, словно тот был легким, как перо гхалги. Рыжеволосая вовремя вывернулась из-под руки мейстера и отскочила в сторону, а наемник, брезгливо вытерев ладонь о штаны, повернулся и сухо бросил мне:

— Я думаю, стоит вернуться в "Зеленый лес", Кош… Кассандра. Здесь нам явно не рады.

***

Я сидела, забравшись с ногами на кровать, и задумчиво расчесывала деревянным гребнем влажные волосы. За дверью только что исчезла прислуга, помогавшая мне мыться — отчего-то после визита в храм мне захотелось немедленно залезть в настойку мыльного корня. Образ южанки слегка померк — я не смогла бы в точности воспроизвести "венок Бриссы", но сейчас это волновало меня меньше всего.

Купание не принесло мне желаемого облегчения — голова гудела, а внутри поселилась тяжесть от осознания того, что я вновь стою перед стеной.

Безучастно взглянув в окно, за которым ночное небо подмигивало мне гирляндами звезд, я закусила губу и вновь впилась в волосы гребнем.

Что пошло не так? Где я допустила ошибку? Что теперь делать?

Мейстер взъярился после упоминания двурогой горы. С ней связано что-то?

Или, может, не стоило ссылаться на якобы приснившегося мне Лиара? Кто знает, вдруг у него нет обычая посылать девицам вещие сны?

Дверь слегка скрипнула — наверное, от сквозняка. Швырнув гребень на кровать, я порывисто встала и подошла к ней, плотно задвинув засов. Мягкий свет магического светильника вдруг стал раздражать меня, и, потушив его, я бросилась животом на кровать. В темноте мне всегда лучше думалось.

Вопросы, вопросы, вопросы. Они будто мухи роились вокруг меня, прогнав сон, а впереди маячила тоскливая неизвестность.

— Катись к Хэллю, мейстер Алихим, — прошипела я, сжимая кулаки, — Корниэлль большой. Найду более покладистого храмовника, который даст мне благословение.

А если не найду?

Я зарычала и беспокойно заворочалась, чувствуя, как на глазах набухают злые слезы. Должен же быть выход!

Холодок, пробежавший по спине, заставил меня замереть.

Я была в комнате не одна.

Кто-то или что-то стояло за кроватью, прямо за моей спиной. Я ощущала это присутствие кожей, но оцепенение, сковавшее тело, было слишком сильным, чтобы я повернулась и посмотрела на незваного гостя.

Страх пришел чуть позже — со вторым ударом сердца. Горло сдавило, и, попытавшись вскрикнуть, я лишь глухо засипела.

Однако бездействовать в бесконечном ожидании удара в спину я не могла, и, сделав над собой огромнейшее усилие, я все же повернулась — медленно и тяжело, будто в сонном дурмане.

В дальнем углу комнаты застыла неясная тень, немного не достающая до потолка. Во мраке помещения ее очертания терялись, расплываясь, однако в ее присутствии сомневаться не приходилось.

— Кто ты? — прошептала я, даже не удивившись вновь обретенной способности говорить, — что тебе нужно?

Тень будто бы колыхнулась в мою сторону, и я поспешно отпрянула к спинке кровати, судорожно натягивая на себя покрывало дрожащими пальцами.

Тень застыла на месте, а, мгновение спустя, тьму комнаты прорезала тусклая вспышка света.

На высоте человеческого роста над полом загорелись два ярко-синих огонька-глаза.

— Синеглазый? — ахнула я, и мой голос показался мне оглушительно громким.

В следующий миг пространство заполнил другой голос — бесстрастный, лишенный какого-либо оттенка или тона, но пугающе-низкий, будто гул осеннего ветра в печной трубе.

"Берегись следа Лах'Эддина, Мелиан".

Это было так неожиданно, что страх невольно притупился, и я рискнула переспросить:

— Это как-то связано с… С теми событиями в Ранаханне?

Синеглазый не шелохнулся, но его голос зазвучал вновь. Я жадно ловила каждое слово, пытаясь услышать знакомый тембр — но тщетно.

"Береги себя, Мелиан. Только ты можешь спасти его".

— Кого спасти? — совершенно сбитая с толку, я комкала покрывало, — объясни, что это значит?

Глаза-огоньки потухли. Тень медленно растворилась во мраке комнаты.

— Постой! Подожди! — я поспешно рванулась вперед и… проснулась.

За окном розовел рассвет. Я лежала все в той же позе — навзничь — на кровати, лихорадочно стиснув покрывало. Подушка валялась на полу, а мысли были погружены в сонный туман, обволакивающий тело.

Я порывисто обернулась. Комната была пуста.

— Что за Хэллева напасть? — пробормотала я, машинально потирая лоб. Ладонь ощутила бисеринки холодного пота, — это был сон?

Дверь вздрогнула от мощного удара.

— Просыпайся, Кошка! — услышала я возбужденный голос наемника, — к тебе пришли. Уверен, это тебя заинтересует!