Глава 9

***

Я расстелила карту на полу, испещренном жилами щелей, придавила ее по краям булыжниками и начала обдумывать свой дальнейший маршрут, водя пальцем по шершавому пергаменту. За окном шелестел дождь, и комнату наполнял тот особый, серовато-сизый сумрак, какой бывает при плотно затянутом тучами небе. Очертания предметов расплывались и тонули в сонной дреме, нагоняя тоску.

Однако мне было не до непогоды. Передо мной стояла серьезная и ответственная задача: продумать, как в кратчайшие сроки и при наименьших затратах добраться до Корниэлля, лежащего, если верить карте, довольно далеко от побережья.

На первый взгляд, ответ напрашиваля сам собой: сесть на корабль, следующий в сторону Алдории, высадиться в любом порту и воспользоваться услугами скачка драконицы — благо, перевалочные пункты есть в любом мало-мальски уважающем себя порту.

Очень разумная и трезвая идея — на первый взгляд. Однако, не понаслышке зная, что алдорские драконюхи, работающие на пристанях, задирали цены едва ли не втридорога, пользуясь тем, что возможность в мгновение ока добраться до любой точки Алдории — в высшей степени соблазнительна.

Я покосилась на чуть выступающую доску в полу. Под ней хранились все мои сбережения — пятьдесят золотых дориев, сорок серебряных и несколько слитков. Отдельно лежал бережно запеленутый в бархат флакон мирисэлль.

Добрую половину моего состояния составляла выручка от продажи нарядов Назиры — поразмыслив, я рассудила, что такая кипа вещей занимает слишком много драгоценного места в моей каморке, и быстро нашла покупателя. Вернее, покупательниц — проститутки Аэдагги все же были женщинами, и не могли устоять перед красивыми тряпками… вдобавок, почти у каждой была припасена звонкая монета, и не одна.

Машинально погладив доску, я вновь вернулась к карте, чувствуя, как внутри нарастает отвращение к бесполезному разглядыванию.

К Корниэллю вело много трактов — он стоял на перекрестье четырех из пяти крупнейших алдорских путей и напоминал паука, засевшего в центре паутины. Поездка верхом на дракониде (или в двуколке) займет не менее трех дней. Если же отправиться на нанятом айоле[1] по Айласе — реке, рассекающей Корниэлль почти ровно напополам — получится и того больше. На карте Айласа сильно походила на капризно извивающуюся змею, чьи "петли" охватывали уж слишком большую территорию.

Я тяжело вздохнула, села и, подтянув колени к подбородку, с тоской уставилась в окно, в которое билась беспросветная дождливая мгла. Неясным образом, теплившийся на окне огарок свечи не разгонял сумрак, а лишь усиливал тоску, которую он приносил. Подобным же виделось мне и будущее: неясным, неопределенным и, оттого, пугающим.

Похоже, у меня все же не оставалось другого выхода, кроме как воспользоваться драконицей, если я не хочу тянуть с прибытием в Корниэлль. Не то, чтобы я боялась, что меня кто-то опередит в моих поисках — вряд ли кому-то могла прийти в голову идея искать сокровища Дракона именно сейчас. Меня, скорее, подхлестывало и гнало вперед нетерпение и желание поскорее отыскать вторую веху. Отчего-то я все больше и больше верила, что искать ее мне суждено в библиотеке Корниэлля.

***

— В Алдорию? А зачем тебе в Алдорию, Кошка?

Дик Сваальд, невысокий коренастый пират, отставил в сторону выщербленную кружку рыбного бульона и сумрачно глянул на меня левым глазом. Его правая глазница, ссохшаяся и сморщенная, пустовала — ее содержимое Дик потерял, правда, не в доблестном поединке с пятью королевскими гвардейцами, как он любил рассказывать. Однажды мне довелось стать невольной свидетельницей пьяного рассказа Дика о том, как дело обстояло на самом деле.

В тот день Сваальд хлебнул лэя больше обыкновенного. Было поздно, и почти все его собутыльники давно храпели под столами таверны "Зов ветра", а одноглазый пират все еще сидел за столом, покачиваясь, как хайяньская неваляшка[2], и обводя мутным взглядом окрестности.

Именно в тот момент, когда он уже был готов упасть головой на столешницу, в "Зов ветра" вошла я, ища Сокола.

Стол, за которым, пьяно раскачиваясь, восседал Дик, стоял ближе остальных к двери, и взгляд пирата кое-как сфокусировался на мне. Уж не знаю, кем я привиделась ему: родной матерью, давно забытой женой или случайной подругой, только Дик нетерпеливо махнул рукой и сипло проорал:

— Поди сюда!

В то время я еще побаивалась аэдаггской публики, а без присутствия рядом Морриса чувствовала себя и вовсе беззащитно, поэтому мне не оставалось ничего, кроме как подчиниться.

— Плохо мне, — прохрипел Сваальд, когда я с опаской опустилась на лавку напротив, — все наперекосяк… а ведь был лучшим рыбаком...

И Дик поведал боявшейся пошевельнуться мне о своей жизни и честном рыбацком труде в деревушке на берегу Русалочьего залива; о том, как умерла от черной немочи[3] его жена, забрав с собой детей, а Дик от горя подался в пираты. О том, как гигантский меченосец лишил его глаза, когда Дик вышел в море с сетями в последний раз. Громадная рыбина, скользкая от ила и водорослей, извернулась в его руках, когда рыбак выпутывал ее из сети, и ткнула своим костяным носом прямо в глазницу...

… Закончив свой расссказ, путанный и местами невнятный из-за заплетающегося языка, Дик со стуком упал головой на стол и захрапел, а я, крадучись, покинула таверну.

Сокола в тот день я так и не нашла. Лишь много позже, уже после его смерти, я узнала, что он провел тот день в объятиях какой-то высокородной дамы, привезенной из Алдории в качестве заложницы...

… Теперь же Сокол покоился на дне океана, а Дик Сваальд сидел напротив меня, свирепо зыркая одним оком и явно не догадываясь, что мне известна вся подноготная его фанфаронства.

Мне даже было немного жалко его.

Выдержав его взгляд, я спокойно ответила:

— В корниэлльскую библиотеку хочу наведаться, Дик.

При слове "библиотека" пират откинул голову назад и гортанно загоготал:

— В ученые решила податься, Кошка? А читать-то ты умеешь? Или же будешь просто любоваться на закорючки?

Довольный своей шуткой, он повторил ее — на сей раз, погромче, и его зычный хохот подхватило полтаверны.

Почувствовав, как внутри плеснуло раздражение, я стиснула кулаки, до крови впившись ногтями в ладонь и постаравшись не измениться в лице. Ему ни в коем случае нельзя было показывать, что его насмешки задели меня — иначе потом житья не даст.

Я вскинула голову и насмешливо произнесла:

— А ты, Дик? Умеешь отличать эти закорючки от червяков?

Сваальд побагровел, а под сводами "Зова ветра" вновь прокатился хохот — теперь уже вызванный его замешательством.

Тем не менее, читать я умела. На Коннемаре эддре обучал деревенских ребятишек (в числе которых была и я) азам чтения и письма — не боги весть что, конечно, ведь в нашем распоряжении была лишь скудная библиотека коннемарского храма, но и этого хватило. Почти все пираты на Аэдагге были безграмотны и с презрением относились к тем, кто хоть как-то умел отличать одну букву от другой, считая их зазнавшимися выскочками. Именно поэтому я старалась лишний раз не козырять собственными навыками.

Я мягко улыбнулась одноглазому пирату и повторила вопрос.

— Какой корабль в ближайшее время идет к Алдории или, хотя бы, мимо?

Дик, одним залпом выхлебавший кружку бульона, насупившись, буркнул:

— "Крыло ворона". Он пойдет мимо алдорских берегов, и может ссадить тебя там, если договоришься с капитаном.

Я возликовала про себя: капитаном "Крыла" был Андрус Войге, старый друг Одноглазого Тома. Андрус хорошо знал меня и, вроде бы, неплохо относился… во всяком случае, буду надеяться, что он не обдерет меня, как липку.

— Где его найти?

Дик пожал плечами:

— Недавно здесь был, а там Хэлль его знает...

Я разочарованно прикусила губу, барабаня пальцами по столу. Искать Андруса по всем тавернам и борделям Аэдагги не хотелось. Сидеть и терпеливо ждать его здесь — тоже.

В вихревой поток мыслей ворвался скрип скамьи, застонавшей под чьей-то тяжестью.

Я машинально подняла голову и обомлела: напротив меня сидел Коннар, оттеснивший боязливо сжавшегося от его вида Дика.

Поймав мой взгляд, он криво усмехнулся и поднял руку в знак приветствия.

На смену радостному предвкушению мигом пришла глухая ярость, смешанная с легким уколом опаски: а ну, как менестрель попусту обнадежил меня, когда сказал, что северянин больше не представляет угрозы?

— Что тебе нужно? — гневно прошипела я, прикидывая, сколько времени мне понадобиться для того, чтобы как можно быстрее покинуть "Зов ветра".

Коннар осклабился, и меня передернуло.

— Я слышал, ты ищешь Андруса? Я знаю, где он… более того, я даже знаю, когда он отправляется в Алдорию. Ведь он за этим тебе понадобился?

Я прищурилась, скрещивая руки на столе, и сухо обронила:

— Предположим. И что с того?

Коннар ответил мне таким же прищуренным взглядом и коротко зыркнул в сторону Дика. Тот кивнул дрожащей головой и мгновенно исчез.

Я почувствовала неладное и обернулась, дабы оценить расстояние до двери. Удивительное дело — в этот момент оно показалось мне увеличенным едва ли не вдвое.

Я повернулась и вновь натолкнулась на пристально разглядывающие меня темные глаза северянина.

— Кошка… — начал он, протягивая ко мне руку. Я отпрянула, а бывший капитан скривился:

— Да не бойся ты. Я тебя не трону.

— Я ничего и никого не боюсь, — мрачно сказала я, — однако у нас уже был неприятный опыт общения, и я бы не хотела его повторять. Прощай.

Я решительно поднялась с места, намереваясь закончить общение, однако северянин немедленно поднялся вместе со мной, заставив противный холодок пробежать по спине.

— Ты зря убегаешь, — примирительным тоном сказал он, не отставая от меня ни на шаг, пока я, стараясь не оборачиваться на него, спешила к двери, — так и будешь убегать при каждой нашей встрече?

Я поежилась и глухо пробормотала:

— Я очень надеюсь, что следующей нашей "встречи" не будет.

Положив руку на дверную ручку, я что было силы, дернула ее на себя, но северянин придержал дверь рукой.

— Отпусти, — процедила я.

— А если я хочу принести тебе свои извинения… за произошедшее? — послышался над ухом голос Коннара, и я спиной ощутила мощь его громадной фигуры, волнами исходящей от него.

Подавив безумное желание резко обернуться и расхохотаться ему в лицо, я саркастически заметила:

— Боюсь, одних извинений будет недостаточно.

Замерев на секунду, капитан выдохнул мне в затылок:

— Ведьма! — и отпустил дверь.

— Мерзавец! — не осталась в долгу я и, улучив момент, выскользнула на улицу.

***

Отдышавшись и немного придя в себя, я глубоко вдохнула прохладный воздух, напоенный влажностью, и попыталась взять себя в руки. В конце концов, совсем скоро я отплыву с Аэдагги и, надеюсь, наши пути с бывшим капитаном ранаханнской стражи больше никогда не пересекутся.

Эта мысль окончательно успокоила меня и придала сил. Для того, чтобы претворить эти планы в жизнь требовался самый пустяк — отыскать Андруса и уговорить его взять меня на корабль.

Поиски друга покойного Тома заняли у меня почти весь день. Когда на землю стали опускаться мутные от влаги сумерки, я почувствовала, что нахожусь на грани отчаяния: день близился к концу, но никаких следов Андруса я не отыскала. Пирата не было в его любимой таверне — "Крике чайки", куда, по словам Тома он часто захаживал; у проститутки Нэн, к которой меня отправил владелец "Крика", когда я поведала ему о цели своих поисков. Не было Андруса и в его комнатушке в Кожевенном квартале.

Порядком приуныв, я слепо бродила по улочкам Аэдагги, полностью отдавшись на волю случая и питая безумную надежду, что, если тому суждено сбыться, то судьба сама столкнет меня с Андрусом.

Как ни странно, но надежда оправдалась. Вильнув, очередной грязный переулок вывел меня в порт, где, с мерным скрипом, покачивались на воде пиратские судна. Большинство из них пустовало — вряд ли кому-то придет в голову выходить в море в дождь, да еще и с приближением ночи. Кое-где было заметно шевеление: то там, то сям по палубам прохаживались одинокие матросы, не то выполняя роль соглядатая, не то попросту слоняясь от безделья. Пару раз меня даже окликнули, но я ограничилась лишь вялым кивком — не хотелось точить с кем-то лясы и тратить время на ерунду.

Корабль Андруса я узнала сразу, даже при том, что никогда раньше не видела его.

Это был не очень большой бриг с необычно вытянутым носом, на которой был намалеван огромный птичий клюв и перья. По бокам корабля горели два желтых глаза, мутно светящиеся даже в сгущающихся сумерках. "Порошок из лунных медуз", — мигом смекнула я, подробно разглядывая "Крыло", — "наверное, Андрус велел добавить его в краску...". Представляю, какое ошеломляющее впечатление производит корабль на атакуемые суда, внезапно возникая из мрака, с горящими жутким мертвенным светом "глазами".

На палубе "Крыла" никого не было видно, однако стоило мне взглянуть в сторону капитанской каюты, как я поняла: мои скитания по Аэдагге не прошли даром.

В иллюминаторе теплился свет.

***

Беспрепятственно поднявшись на корабль, я столкнулась с неожиданной помехой уже на подходе к каюте капитана. У ее дверей застыл высокий хайянец, одетый в одни лишь матросские шаровары. Тусклые отблески магических светильников поблескивали на его желтоватой коже и заставляли лезвие кривой сабли, которую он сжимал в кулаке, бликовать. Раскосые, ничего не выражающие глаза пристально следили за мной, пока я подходила.

Этого парня я раньше не встречала на Аэдагге, и, признаюсь, от одного его непроницаемого вида становилось не по себе. Тем не менее, мне нужно было попасть к Андрусу, и я это сделаю.

— Капитан там? — кивнула я на дверь, подойдя поближе к "охраннику".

Он выдержал небольшую паузу, невидяще глядя на меня, и, наконец, медленно, будто у него затекла шея, кивнул.

— Тогда, я полагаю, мне можно войти? — мягко уточнила я.

Еще одно непродолжительное молчание — и вновь кивок, брат-близнец предыдущего. То ли хайянец плохо знал алдорское наречие, и ему требовалось время, чтобы перевести в уме мою фразу, то ли он попросту был не очень смышленым.

— Спасибо, — стараясь вложить в свой тон как можно больше искренности, поблагодарила я. Меня не покидало ощущение того, что я пообщалась с каменным изваянием.

В ответ "изваяние" неопределенно дернуло плечом, и я увидела, как его раскосые глаза сверкнули желтым.

Боги милосердные, да это же оборотень!

На секунду забыв об Андрусе, я уставилась на хайянца во все глаза. Для меня, видевшей этих созданий один или два раза за всю жизнь, столкнуться с ним было полнейшей неожиданностью.

К тому же, это был оборотень из Хайана, а всем известно, что хайанские рыси кардинальным образом отличаются от привычных волков… и, к тому же, окутаны множеством легенд и поверий.

Тем не менее, несмотря на мой завороженный взгляд, хайянец не торопился ни принимать свою звероформу, ни заводить разговор. Скользнув по мне ничего не выражающим взглядом, он еле заметно кивнул на дверь каюты и вновь устремил взгляд в никуда.

Стряхнув с себя наваждение любопытства, я пожала плечами и толкнула дверь.

***

Андрус сидел за старым столом, заваленный какими-то свитками и заставленным бутылками. Прямо над ним покачивался подвешенный к потолку круг, сплетенный из соломы и украшенный морынь-травой[4] — оберег степняков, защищающий от злых духов.

Андрус Войге был кочевником из Воронов, невесть, как попавшим в пиратское братство. О своей жизни он распространяться не любил, но обычаи и поверья своего народа свято чтил, даже в море надевая не удобную моряцкую одежду, а тяжелые кожаные штаны и жилет — привычную для Воронов униформу.

Когда я вошла, Андрус едва заметно повел бровью, но ничего не сказал. Он сидел полубоком к столу, держа в одной руке бутыль, а в другой — какой-то круглый, слегка поблескивающий предмет. Последний пират то и дело подносил к глазам, затем откидывался на спинку стула и отхлебывал из бутылки плескающуюся там мутную жидкость. Он повторил эту операцию трижды — пока я, чуть задержавшись на пороге — прошла внутрь и, подтащив к столу колченогий стул, уселась напротив.

В гробовой тишине, повисшей между нами, был слышен тихий шепот воды, ласково омывающей борта.

— Знаешь, что это? — внезапно спросил Ангус, резко поворачиваясь ко мне и суя под нос то, что держал в руках.

Я отодвинулась и осторожно взяла этот предмет, запоздало обнаружив, что держу...

— Глаз?

Жалея, что приличия не позволяют вышвырнуть его, я брезгливо поморщилась и торопливо вернула владельцу то, что и впрямь оказалось глазом — явно не человеческим. Он походил на большое яблоко с червоточиной-зрачком на левом боку, и мог бы сойти за стеклянный или каменный, если бы я интуитивно не чувствовала, что он настоящий.

Андрус кивнул, забирая у меня свою собственность.

— Это глаз кайташеррского тура, которого можно часто встретить в степях. Этот тур огромен настолько что, когда ты стоишь перед ним, тебе кажется, что сам Хэлль может спрятаться в его тени.

Я украдкой вздохнула и подперла подбородок рукой, приготовившись внимать словам пирата. Я совешенно не понимала, какое отношение имеет ко всему этот глаз, и почему Андрус начал разговор столь странным образом… но если это поможет мне договориться с ним, то почему бы и не послушать? Андрус вновь приложился к бутыли, удовлетворенно рыгнул и продолжил:

— Когда тебе исполняется тринадцать, тебя отправляют в степь. Одного. Без кольчуги. Твой клан не примет тебя, пока не вернешься с добычей — таким вот глазом.

Он снова продемонстрировал мне вышеупомянутый предмет. Я быстро изобразила восхищение; удовлетворившись этим, Андрус продолжил:

— Я убил его на седьмой исход луны, когда уже начал околевать от голода — с собой тебе не дают никакого оружия, кроме копья, а им запрещено добывать пищу, оно предназначено только для Рогатого.

Мы долго бились — я и сам не знаю, как мне удалось проткнуть ему сердце. Однако в какой-то момент он упал… а я вынул его глаз.

Пират умолк, уставившись в пустоту, затем тряхнул начинающими седеть космами и проговорил:

— Он был со мной все эти годы… наш шаман обмакнул его в жидкий песок[5], чтобы он стал твердым и не испортился. Теперь это мой талисман.

Я перевела дух — выходит, я держала в руках все же не совсем настоящий глаз. Однако в глубине души все равно ворочалось отвращение, и я вытерла пальцы о подол юбки.

Пират крутанул поблескивающий шарик и глухо проговорил — на сей раз, явно ни к кому не обращаяс:

— Иногда мне кажется, что я вижу в нем что-то… какие-то места, где я никогда не был. А иногда я вижу там ее...

— Кого? — с тоской уточнила я, чувствуя, что сейчас рассказ свернет в русло трагичной повести о несчастной любви.

Бывший Ворон свирепо воззрился на меня и хлопнул ладонью по столу. Это было столь неожиданно, что я вздрогнула.

— Мою дочь! Мою Сабину! В тот год, когда я отправился прочь, шло как раз ее тринадцатое лето, и вот-вот должен был наступить ее День Тура.

Я хотела было возмутиться варварским обычаем отправлять девочку на подобное предприятие, но потом вспомнила, что у Воронов размыты границы пола и женщины считаются ровней мужчинам, и успокоилась.

Лицо Андруса, чьи щеки были испещрены россыпью черных точек[6], дышало неприкрытым раздражением. Однако, буквально через мгновение его словно окатило водой, смыв это выражение, и передо мной вновь возник знакомый мне пират — полноватый, сутулый, своими взъерошенными черными волосами и скрипучим голосом и впрямь напоминающий ворона.

Он слегка поморгал, сфокусировал взгляд на мне и вдруг спросил так, будто впервые меня увидел:

— Кошка? Что тебе здесь нужно?

— Да уж явно не твои воспоминания о былом, — усмехнулась я, — еще чуть-чуть, и ты, чего доброго, кинулся бы на меня… в знак уважения к предкам.

Андрус устало прикрыл глаза:

— У меня нет сил на долгие разговоры, Кошка. Говори, зачем пришла, и проваливай.

Я уловила его взгляд, брошенный на бутылку, поняла, что он хочет остаться наедине с выпивкой и тенями прошлого, и приступила к делу:

— Дик Сваальд сказал мне, что "Крыло" скоро отправляется в плавание, и его путь пройдет мимо берегов Алдории. Мне нужно знать, сколько ты возьмешь, чтобы доставить меня туда.

Андрус задумчиво посмотрел на меня, катая в пальцах глаз тура, и поскреб застарелый шрам, рассекающий его подбородок надвое.

— Сваальд немного ошибся. Я не просто пройду мимо берегов, я зайду в один из южных портов — там мой приятель уже приготовил для меня партию живого товара из Набии. Взять тебя? Можно… два золотых дория — и плыви с нами хоть за солнечную околицу[7].

— Сколько? — ахнула я, — у тебя есть хоть капля уважения к памяти твоего покойного друга, ты, старая ворона? Два дория! Да за такие деньги я обогну весь первый материк!

Возмущалась я картинно. Два дория были стандартной платой за поездку на корабле, но мне из принципа захотелось хоть как-нибудь сбавить цену.

Андрус сложил руки на животе и причмокнул нижней губой.

— Полтора дория. Исключительно из-за уважения к памяти усопших.

Мы еще немного попрепирались и сошлись на дории и тридцати серебрушках. Андрус шумно перевел дух и неодобрительно посмотрел на меня, а я, довольная собой, уточнила:

— Когда отправляешься?

— Послезавтра на рассвете, — был ответ, — если хочешь с нами, советую приходить затемно — я не выношу бесполезных задержек и ждать тебя не буду.

Я кротко кивнула, поднялась с места и вдруг вспомнила кое-что, упомянутое пиратом.

— За живым товаром отправляешься, Войге? — с легким оттенком насмешки спросила я, — решил свернуть на узкую тропу работорговца?

Андрус метнул на меня моментально посуровевший взгляд:

— Это не твое дело. Я согласился взять тебя с собой не для того, чтобы ты лишний раз распускала язык.

Его тон ни на секунду не напугал меня, и я пожала плечами, задав последний вопрос.

— А этот, — я кивнула на дверь, — твой охранник. Его ты тоже у кого-то купил?

Лицо Войге разгладилось, и взгляд смягчился.

— Нет, — пророкотал он, — Акира случайно прибился к команде, когда мы были в одной хайаньской деревушке. Он умолял меня взять его с собой, ну, я и решил, что будет неплохо иметь в команде оборотня.

Я нахмурилась: довольно-таки странное решение[8]. Впрочем, это не мое дело.

— Спокойной ночи, Андрус, — задумчво пробоомотала я, берясь за ручку двери.

— И тебе того же, Кошка, — с готовностью отозвался Войге, — жду тебя послезавтра. Оплата — вперед!

***

Весь день, отделявший меня до отплытия "Крыла", я посвятила сборам. Разумеется, я не собиралась взваливать на плечи объемный мешок или увесистый сундук, набитый бесполезными вещами; моей главной заботой была безопасность моего жилища на время моего отсутствия.

Прежде всего я заглянула к Микаэлю, на предмет охранных амулетов. Тот все еще хандрил и предпринял ненавязчивую попытку одолжить у меня Камень хотя бы на полдня. Однако я была непреклонна: не сейчас. Только, когда вернусь.

Затем я занялась продумыванием собственного образа, под личиной которого собиралась явиться в Корниэлль. До Алдории вполне могли дойти слухи о загадочной Каэррэ-хэннум, и нельзя было допустить, чтобы кто-то ненароком опознал ее во мне. Я решила идти от противного.

Сначала я хотела и вовсе переодеться в мужской костюм, однако, поразмыслив, отказалась от этой идеи. Мужская роль чревата скорым разоблачением, да и налагает на носящую его определенные правила поведения. Гораздо проще и разумнее не изображать из себя невесть, что, а лишь слегка приукрасить правду: ведь давноизвестно, что лучше всего спрятаното, что лежит на самом виду.

Я решила, что оденусь обычной жительницей юга Алдории, которую ну очень интересует все, что связано с древними религиозными культами и историей Дракона. В Корниэлле я проездом, и моя цель — визит в библиотеку. Как ни крути — довольно-таки стройная легенда, объясняющая и мой интерес к древним свиткам, и то, что я явилась именно с южных окраин страны.

Довольная собой, я улыбнулась и сунула в парусиновую сумку крепко завязанный узелок с деньгами — пригодится, чтобы обзавестись необходимым облачением в Корниэлле.

Тем не менее, слабый червячок сомнения все же подтачивал мою уверенность в успехе всего предприятия. Поколебавшись немного, я все положила в сумку мужские штаны и рубашку — просто так, на всякий случай.

***

Ночью, перед отплытием, разыгралась буря. Волны вздымались и с шипением, долетавшим до моего дома, яростно вгрызались в берег, а струи дождя косо хлестали по стенам, принося с собой холод и стылую влагу.

Аэдагга забылась в неспокойном сне, и, пометавшись немного в койке от волнения, я последовала ее примеру...

… Этот сон отличался от обычных моих кошмаров. В нем не было тьмы и чудовищ. Был лишь серый, унылый день, едва забрезживший над берегами Коннемары.

Я стояла на безлюдном побережье своей родины, зябко кутаясь в какое-то черное рваное покрывало, наброшенное прямо на голое тело. Где-то передо мной, теряясь в густом тумане, мерно шумело море, и в его шуме я будто бы слышала чьи-то тоскливые голоса.

Босые ноги неприятно покалывал черный песок, перемешанный с обломками ракушек, и я боялась пошевельнуться, дабы не изрезать ступни в кровь. Однако что-то подсказало мне, что бояться нечего — этот песок безобиден, и, успокоившись, я повернулась и побрела в сторону деревни, поминутно увязая в топком массе.

Она встретила меня молчанием и ледяным ветром, сквозившем среди закопченных остовов хижин. Воздух был на удивление чист, хотя, если приглядеться, то можно было заметить легкий дымок, курившийся от развалин, некогда бывших пристанищами моим сородичам. Ветер и молчание — все, что было вокруг. Деревня пустовала. Беззвучно поскрипывала створка ворот, висящая на одной петле. Деревенская стена бесследно исчезла, и ворота стояли посередине пустыря.

Перед ними я и остановилась, получше стянула на шее лохмотья попыталась еще раз оглядеться. Бесполезно. Местность вокруг еще поддавалась узнаванию, а вот более далекие окрестности тонули в клубящемся тумане, откуда то там, то сям прорывались отголоски чьих-то заунывных криков.

Мне было неуютно, но никакого страха или отвращения — как тогда, с тварью калифа, — я не чувствовала. Напротив, мне, скорее, хотелось узнать, зачем я сюда попала и что же тут произошло.

Тем временем неясные стенания превратились в более отчетливый гул, и мне показалось, что кольцо тумана стало стягиваться, а в его блеклой пелене будто бы замелькало что-то черное… словно некое гигантское животное пыталось вырваться из призрачных объятий — прямо ко мне.

С усилием заставив себя оторвать взгляд от этого завораживающего зрелища, я внезапно почувствовала еще одно движение — на сей раз, совсем рядом. Что-то подкрадывалось ко мне со спины, и, сжав кулаки я обернулась.

Чуть склонив голову, на меня немигающим взором смотрела сумасшедшая старуха Молли-Энн. Та самая, что так напугала меня в памятный день встречи с Моррисом.

Боги, как же это было давно...

— Что тебе надо? — мой голос показался мне хриплым карканьем, а язык еле шевелился, выталкивая слова.

Старуха встряхнулась, будто неряшливая мокрая птица. Ее лохмотья — точь-в-точь как мои — заплескались вокруг высохшего тела неопрятными обрывками, и Молли-Энн двинулась ко мне, выставив перед собой коричневый узловатый палец.

— Ищи синие глаза, — прошамкала она вместо ответа на мой вопрос.

Я поспешно отступила прочь, но старуха продолжала свое неумолимое наступление. Из ее беззубого рта, окруженного сталактитамми и сталагмитами бородавок, лилось бессвязное:

— Бойся его… ищи его… он проведет тебя по твоему пути… но за ним — пустота, боль и мрак… Синеглазый уже рядом, он оградит тебя… но будь начеку, ибо внутри — страшная опасность...

Как и два года назад, ее голос звучал странно низко, будто доносясь из глубокой бочки. Не обращая на это особого внимания, я запротестовала, желая побыстрее избавиться от нежелательной собеседницы:

— Кто рядом? Кого мне нужно бояться и в то же время искать?

И вновь Молли-Энн не удостоила меня ответом, а лишь простерла дрожащую руку, напоминающую корявую ветку, к чему-то за моим плечом.

Я круто обернулась.

Посередине дороги, ведущей сквозь деревню, виднелся неясный силуэт. Его очертания были размыты, и он слегка колыхался, словно отражение на тихой глади воды.

Забыв про старуху с ее бестолковым лепетом, я невольно поспешила вперед.

Стоило мне приблизиться, как неясная фигура, будто бы сотканная из черного дыма, с тихим шелестом повернулась вокруг своей оси.

На меня уставились два ярко-синих глаза, пронзительно горящих на том, что можно было бы назвать головой существа...

… Я проснулась от собственного крика.

***

Буря не утихала, и ночной мрак уже успел запустить холодные влажные лапы под мое одеяло. Однако мне не было до этого никакого дела.

Пережитый кошмар — если это вообще можно было назвать кошмаром — оставил в душе какие-то непонятные ощущения. Секундный страх сменился жгущим внутренности интересом, а на место тоскливому унынию пришло и вовсе непонятное ощущение эйфории, заставляющей сердце то замирать в сладостной истоме, то пускаться в дикий пляс. Я верила в вещие сны, и этот явно относился к таковым, но он был слишком путаный и сумбурный, чтобы дать мне однозначное предсказание будущего.

Да что же это такое?

Забыв о холоде, я выкарабкалась из койки и подошла к рассохшемуся платяному шкафу. Там, в потаенном уголке, хранилась бережно завернутаяв пергамент сандаловая коробочка с костяными и-дзэри[9]. Мы с Моррисом привезли их из путешествия к берегам Хайяня, и, освоив гадательное искусство, я порой обращалась к ним, дабы получить ответы на кое-какие вопросы.

А сейчас у меня как раз назрел вопрос, требующий немедленного ответа. Может быть, именно и-дзэри прояснят то, что пытался донести до меня сон?

Я расстелила пергамент на наиболее чистом участке пола, зажгла маленький магичнский светильник и принялась бережно раскладывать миниатюрные плоские костяшки.

Первые две кладутся к краю пергамента, обозначая навершие треугольника. Это — будущееnbsp;. Оно неопределенно и туманно, поэтому таблички следует вынимать наугад, повинуясь слепому случаю.

Еще две таблички извлекаются из-под низа колоды и кладутся в левый угол. Левая сторона — нехорошая, поэтому здесь место неприятностям, горестям и обидам, которые готовит грядущее.

Две последние таблички берутся из середины, девятая и десятая с начала колоды. Они кладутся на правый угол треугольника, символизируя все приятные сюрпризы, которые сулит будущее.

Разложив таблички подобным образом, я придирчиво оглядела получившийся треугольник — он вышел слегка кривобоким — и, вздохнув, приготовилась к главному.

Теперь следовало сжать остатки стопки табличекв руках и, сосредоточившись, сформулировать вопрос. После этого вытащить из руки одну, наугад, и положить ее в центр фигуры; затем можно было переворачивать остальные талички из треугольника "лицом" вверх и по очереди смотреть, какие сочетания символов получаются вкупе с вытащенной из руки табличкой. Обычно ответ получается достаточно ясный — при условии, что происходит полная трактовка хайанских символов.

Итак...

"Что меня ждет в будущем?"

Мысленный вопрос прозвучал так ясно, что я невольно прижала пальцы ко рту, проверяя, не слетел ли он ненароком с языка.

Тем не менее...

Еще раз вздохнув, я разжала ладонь и ласково погладила пальцем по гладкой стопке табличек. Одна показалась мне более теплой, и, не колеблясь, я вытащила ее, положила в центр треугольника и принялась нетерпеливо переворачивать ее товарок.

Через несколько минут я озадаченно опустилась на колени и задумалась. Расклад получился какой-то странный и неопределенный, несмотря на то, что грамотой хайанского гадания я владела достаточно хорошо.

Может быть, дело в самом вопросе? Я могла бы спросить что-то более конкретное, но все события последнего времени указывали на одно — будущее меня ждет бурное, и размениваться на мелочи не хотелось. Хотелось, скорее, узнать все и сразу.

Однако таблички либо врали, либо капризничали, нежелая открывать мне истинной картины грядущего.

Мне досталось "шесть стеблей" — это означало бесконечную дорогу, что, в сущности, было предсказуемо. Но дальше начинались странности.

Дзиран и венок листьев слева, вместе с моей табличкой, недвусмысленно намекали на некую опасность, которую мне нес молодой мужчина. В то же время, шесть колосьев и рысь справа обещали, что в дороге меня непременно подстережет какая-то беда, которая принесет мне удачу.

Я потерла виски и начинающие слезиться от недосыпа глаза. Беда, несущая удачу? Те, кто придумал и-дзэри — большие шутники, хотя, может быть, я что-то неправильно понимаю?

И, наконец, верхние таблички и вовсе вносили сумятицу в получившийся расклад. Это был корень и радуга — два диаметрально противоположных по значению символа, недвусмысленно указывающие на то, что мой путь вполне может закончиться невероятной удачей и некоей нешуточной опасностью.

Я с сомнением посмотрела на безмолвные костяшки и, поддавшись секундному порыву, одним махом сгребла их в кучу. В самом деле, на что я рассчитывала? На то, что они откроют мне, кто же такой этот Синеглазый и чего от него ждать? Или укажут единственно верный и кратчайший путь к моей мечте?

Я в сердцах швырнула безделушки в коробочку, кое-как закутала ее в пергамент и вернула на место. В конце концов, что мне до этого гадания и каких-то там снов, если мне предстоит сделать следующий шаг во моем вполне реальном поиске?

***

Светало. Моросил холодный дождь, периодически залетающий за воротник и неприятно стекащий по шее. Море было неспокойным: невысокие волны то и дело с шумом хлестали о подгнившие доски причала, с шорохом растекаясь по ним и принося с собой мелких моллюсков и лохмотья бурых водорослей. Пахло сыростью и солью.

Я стояла у трапа "Крыла Ворона", дожидаясь Андруса, чтобы заранее вручить ему монеты и предупредить дальнейшую торговлю по этому поводу. Голова была гулкой и пустой: мне так и не удалось заснуть, и остаток ночи я провела, лежа на спину и уставившись в одну точку. Порывы ветра трепали куртку менестреля, которую я в последний момент решила накинуть на плечи, и неширокие холщовые штаны, и я похвалила себя, что стянула волосы в узел: не хотелось бы еще и отбрасывать с лица пряди. Одной рукой я придерживала дорожную сумку со своими нехитрыми пожитками, перекинвтую через плечо.

Мимо меня сновали матросы "Крыла", то и дело бросая мне пару-тройку слов. Я отделывалась незначащими фразами, нетерпеливо поглядывая на покачивающееся на волнах судно: мне не терпелось поскорее попасть в Алдорию.

Скрип досок позади и голос Войге, негромко спорившего с кем-то, приободрил меня; широко улыбнувшись, я обернулась… и застыла.

Рядом с Андрусом возвышался Коннар, надевший, как и кочевник, кожаные штаны и жилет, и опоясанный коротким мечом. Он хищно улыбнулся мне и промолвил:

— Доброе утро, Кошка. Разве капитан Войге не сказал тебе, что берет еще одного пассажира?