Глава 15.

***

Плач повторился. Он был надрывный, с частыми всхрипами, словно плачущему не хватало воздуха, и временами переходил в утробный вой.

Я остановилась на полпути к лестнице, в нерешительности сжимая сумку. Нужно было идти, но что-то останавливало меня, сжимая сердце ледяной рукой. Я кожей чувствовала чужое горе, волнами изливающееся из-за двери напротив, и попросту не могла сдвинуться с места, не предложив своей помощи.

Поколебавшись, я решительно развернулась и постучала в дверь, тут же толкнувшуюся под рукой.

Плач моментально стих, сменившись тяжелым прерывистым дыханием. Я тактично кашлянула и негромко сказала:

— Прошу прощения за вторжение и за то, что, возможно, лезу не в свое дело. Я случайно услышала ваш плач и решила спросить, не требуется ли вам помощь...

— Нет-нет, все в порядке, не стоит беспокоиться! — перебил меня тоненький девичий голос, в котором ясно угадывались недавние слезы. — Мне… мне не нужна никакая помощь, уверяю вас!

Постояв у двери несколько мгновений, я пожала плечами и направилась к лестнице, ощущая нешуточное напряжение, с которым невидимая плакальщица ожидала моего ухода.

Однако стоило мне ступить на первую ступеньку, в спину долетел порыв воздуха и все тот же голос окликнул:

— Подождите… пожалуйста!

Я резко обернулась.

В дверном проеме стояла, нервно цепляясь за косяк и покусывая тонкие губы, белокурая девушка, в которой я без труда узнала незнакомку, встреченную мной вчера у выхода из "Зеленого леса". Ее миловидное лицо было припухшим и покрасневшим от слез, а лихорадочно блестевшие глаза без слов говорили об ее состоянии.

Поймав мой взгляд, девушка явно смутилась и, потупив голову, едва слышно пролепетала:

— Это правда… ну, то, что вы говорили о помощи?

Я ободряюще улыбнулась ей и мягко произнесла:

— Я никогда не даю пустых обещаний и ложных надежд. Выходит, вы все-таки передумали?

Девушка отчаянно затрясла головой, и ее волосы заметались по плечам, как щупальца медузы, колышущейся у поверхности воды.

— Я не знаю, что и думать! — запинаясь, истерически выкрикнула она и, с опаской оглядевшись по сторонам, уже тише произнесла:

— Я ужасно боюсь, понимаете? Я запуталась, ужасно запуталась, и не вижу выхода из того капкана, в который сама себя и загнала...

Ее губы задрожали, и она стала всхлипывать и прерывисто дышать, будто пытаясь подавить рыдания, рвущиеся наружу.

Мне стало ужасно жаль ее. В этой девушке я внезапно увидела что-то смутно знакомое; что-то, напомнившее меня саму тогда, в ту ужасную ночь два года тому назад. Я тоже была в ловушке, но рядом оказался Одноглазый Том, протянувший мне руку. У белокурой незнакомки же рядом никого не было.

Кроме меня.

Так неужели я не поступлю так же?

***

— Меня зовут Руанна.

Девушка мяла в руках тонкий батистовый платочек, от слез превратившийся в жалкий комок. Я кивнула, отчего-то почувствовав во рту привкус хайяньского шоколада, и представилась:

— Кассандра. Так что у тебя случилось?

Покрасневшие от лихорадочных покусываний губы Руанны искривились в жалостливой усмешке. Она хрипло вздохнула и тихо заговорила, заикаясь и путая слова:

— Я из Мерании, это провинция недалеко отсюда. Вчера я сбежала из дома...

— Почему? — мягко спросила я, увидев, что при этих словах глаза девушки заблестели. Она глубоко вздохнула, явно делая над собой усилие, и с трудом выдавила:

— Я… я наверное убила Марка...

И, разрыдавшись, спрятала лицо в ладони, отшатнувшись от меня. Слегка удивившись такому откровению (на убийцу Руанна походила в последнюю очередь), я попыталась тактично выведать у нее подробности:

— Кто такой Марк?

— Мой отчим, — глухо послышалось из-за плотно стиснутых ладоней, — мама умерла полгода назад, и, выдержав траур, он потребовал, чтобы я заняла ее место, как самая старшая. А я его ненавижу, ненавижу, ненавижу, он жирный, как ордол[1] по весне, и у него мерзкая бородавка на носу! А еще он жестокий и приказывает сворачивать головы нашим домашним кроликам прямо у меня на глазах!

Плач грозил перерасти в истерику, и я рискнула легонько коснуться ее плеча. Она не отодвинулась, только явственно вздрогнула от прикосновения моей руки.

— Прежде всего тебе нужно успокоиться, — сказала я, поглаживая ее по вздрагивающей спине, — что именно случилось вчера?

Руанна сглотнула слезы и низким голосом проговорила:

— Вчера вечером он пришел ко мне и сказал, что завтра — то есть, сегодня — мы пойдем в храм Лиара и скрепим наш союз Светом. А, так как моя мать не родила ему кровного наследника, то он будет ждать его от меня.

Она прошептала что-то неразборчивое и с омерзением произнесла:

— Видели бы его, Кассандра… От этих слов на меня будто морок какой-то напал; я схватила тяжелый бронзовый кувшин и запустила ему в голову. Он… он упал...

Она отняла ладони от лица и принялась нервно ломать пальцы.

— На полу, под его затылком, растеклась лужа — темно-красная, блестящая. Он пытался подняться, но не смог и упал обратно. И эти глаза...

Она больно вцепилась мне в руку скрюченными, словно в агонии, пальцами и прохрипела:

— Я никогда не забуду его глаза, когда он посмотрел на меня. Я думала, что они сейчас выкатятся мне под ноги, как… как спелые яблоки!

Я невольно передернула плечами от омерзения, живо представив себе всю эту картину. Руанна лихорадочно дышала, облизывая сухие губы, и я чувствовала, как бешено колотится у нее сердце.

— Я испугалась, что сейчас в комнату кто-нибудь зайдет и увидит его… Меня. Я схватила все деньги, что у меня были и бросилась бежать. Не помню, как добралась до первого попавшегося трактира, где наняла двуколку и отправилась сюда… Я не знаю, как мне быть дальше!

— Вот, что, — успокаивающим голосом перебила я ее мягко, но настойчиво высвобождаясь из-под ее хватки, — ты уверена, что убила своего отчима?

Руанна опустила руки и непонимающе посмотрела на меня. В ее глазах полыхало отчаяние, однако мне показалось, что среди него промелькнул слабый лучик надежды.

— Я же видела кровь, — тихо сказала она. Я с сомнением покачала головой:

— Это еще ничего не значит. Он мог сильно удариться головой, мог даже на какое-то время потерять сознание, но что-то подсказывает мне, что твой отчим остался жив.

Руанна сцепила руки в замок, вытянув их перед собой и принялась раскачиваться из стороны в сторону, словно хайяньская фарфоровая статуэтка[2].

— Не обнадеживайте меня попусту, Кассандра, — нетвердым голосом произнесла она, — это было бы слишком просто.

Я внимательно посмотрела на нее и положила ладонь поверх ее рук. Девушка нахмурилась, но не отодвинулась и не вздрогнула.

— Человеку свойственно всегда предполагать худшее, — задумчиво сказала я, — однако это вовсе не значит, что реальность будет отражением его страхов. Я больше, чем уверена, что с этим твоим ордолоподобным Марком сейчас все в порядке.

Руанна резко вырвала руки и ахнула, с ужасом глядя на меня. Ее мгновенно высохшие глаза заблестели от плохо сдерживаемой паники.

— Вы предлагаете мне вернуться?!

— Когда я такое говорила? — искренне удивилась я, — я предлагаю тебе совершенно обратное.

Я поднялась со своего места и встала перед Руанной. Та запрокинула голову, недоверчиво прищурив глаза и пристально глядя на меня.

— Я направляюсь в Миртон — это городок вниз по реке отсюда. Ты можешь отправиться туда вместе со мной, а потом уйти, куда пожелаешь. Денег я тебе дам. У тебя есть друзья или родственники, могущие приютить на какое-то время?

Руанна медленно отвела глаза влево и чуть наморщила лоб.

— Тетя Гленда, — с расстановкой проговорила она, пощипывая кожу между указательным и большим пальцем, — это старшая сестра мамы. Она живет в Иртасе, до него не так далеко от Миртона, если взять двуколку. Думаю, тетя выручит меня, тем более, она всегда ненавидела Марка...

При этих словах девушка встрепенулась, оборвав сама себя, и недоумевающе затрясла головой.

— Я ничего не понимаю, Кассандра. Почему вы помогаете мне? Вы совсем не знаете меня, и тем не менее, предлагаете помощь! Я не верю вам, здесь какой-то подвох! Если это так, то убирайтесь из моей комнаты, я справлюсь со всем сама!

Она сжала кулачки и с вызовом уставилась на меня.

Я не смешалась. Чувства, обуревающие Руанну, я прекрасно понимала и разделяла: окажись я на ее месте, тоже видела бы в любом встречном врага. Точнее сказать, на ее месте я уже побывала один раз. И, если бы не Одноглазый Том, протянувший мне руку, неизвестно, где бы я была сейчас.

"Есть особые долги," — написано в каменных скрижалях Храма Молчания[3], — "долги, отложенные в судьбе. Их оставляют те, кто дарит тебе частицу своей доброты; рано или поздно в жизни появятся люди, потребующие вернуть этот долг".

Кажется, в моей жизни одним из таких людей стала Руанна.

— Послушай, — вкрадчиво, но твердо сказала я, присаживаясь перед ней на колени и беря ее руки в свои, — я не ручаюсь за то, что сейчас тебе встретится человек, искренне готовый предложить помощь. Как я. Не хочу тебя пугать, но, возможно, это твой единственный шанс продолжить свой путь и без приключений добраться до тетки.

Руанна заколебалась. Я отчетливо увидела сомнение в ее глазах и веско добавила:

— В своей жизни я тоже сталкивалась со злом и понимая, что люди могут быть злыми. Коварными. Жестокими. — мой голос дрогнул, — Главное, чтобы в тот момент, когда ты это понимаешь, рядом оказался тот, кто протянет тебе руку помощи.

Руанна нервно сглотнула, во все глаза глядя на меня. Затем крепко сжала мои пальцы.

— Я вам верю, Кассандра, — тихо произнесла она.

***

— Вы не говорили, что мы отправимся именно по реке! Есть же путь посуху, вдоль Айласы!

В голосе Руанны вновь прорезались истерично-пронзительные нотки, и она больно вцепилась мне в руку. Инстинктивно стиснув зубы, я сухо сказала:

— Кратчайший путь до Миртона лишь один, и он проходит по воде. Я действительно хочу тебе помочь, Руанна, но если ты имеешь что-то против этого маршрута, то нам придется распрощаться.

Девушка не ответила. Она тяжело, с присвистом, дышала, глядя на серебристо поблескивающую водную гладь, несущуюся мимо.

Мы стояли на подмостках Корниэлльского речного порта. Над нашими головами тоскливо покрикивали чайки и кряквы, покачиваясь в вечереющем небе. На поверхности Айласы покачивались айолы, пришвартованные к берегу; на одной из них матросы споро разворачивали ухающий от порывов сильного ветра парус. Влажный воздух был пропитан запахами тины и рыбы.

В широко раскрытых глазах Руанны, которые она переводила с меня на реку, безошибочно читался страх, даже ужас, какой охватывает человека перед лицом самых потаенных страхов.

— С тобой все в порядке? — выждав несколько мгновений, уточнила я: затянувшееся молчание девушки начало немного действовать мне на нервы; к тому же, пора было отправляться в путь.

Руанна вздрогнула и хрипло проговорила:

— Кассандра, если бы вы только предупредили меня раньше… Я очень боюсь воды. Около нашего дома тоже есть речка, и однажды зимой, когда я еще была ребенком, я провалилась туда. Течение было быстрое, и меня утянуло прямо под лед. Я пыталась кричать и биться изнутри, но меня затягивало в глубину, туда, где было что-то черное...

Она сглотнула и смахнула с глаз невидимые слезы.

— До сих пор не понимаю, как мне удалось выбраться, — более спокойным голосом продолжила она, — но с тех пор я ужасно боюсь даже приближаться к рекам. И не только к рекам.

Она с шумом выдохнула и с беспомощной тоской в глазах взглянула на меня. Я пристально смотрела ей в лицо, чувствуя, как внутри меня жалость к существу, на долю которого Хэлль отсыпал столько неприятностей, борется с нетерпеливым раздражением: нужно было отправляться немедленно, и ни о каком другом транспорте речи не могло и быть — слишком много времени потеряем.

— Мне очень жаль тебя, — сказала я наконец, — но, увы, я ничего поделать не могу. Выбирай: либо ты отправляешься со мной по реке, либо наши с тобой пути расходятся здесь.

Руанна глядела на меня так обреченно, что я чуть было не растаяла и даже на мгновение заколебалась: правильно ли я поступаю? Однако девушка все же опустила голову и едва слышно произнесла:

— Я последую за вами, Кассандра. Все равно у меня нет другого выхода, а со своим страхом я постараюсь что-нибудь сделать.

Я ободряюще похлопала ее по плечу.

— Вот и славно. Нужно бороться со своими страхами, Руанна, иначе они поглотят тебя, и ты сама не заметишь, как станешь их рабыней.

Руанна понуро опустила голову и промолчала. Я ободряюще улыбнулась ей и поспешила к сходням айолы, стоящий около которых матрос уже подавал мне нетерпеливые знаки.

***

Над рекой медленно плыла луна, масляно поблескивая на черной поверхности воды, журчащей за бортом. Свежий ночной ветер приносил с собой запахи домашней еды и скота, доносящиеся из прибрежных селений, чьи окна перемигивались кое-где желтыми точками; внизу, под палубой, раздавался мерный шорох ножных колес[4], которыми матросы приводили в движение судно — с наступлением ночи ветер утих, и обвисшие паруса пришлось свернуть за ненадобностью.

Я ходила взад-вперед по палубе, иногда заглядывая в трюм — туда, где ровными рядами стояли пассажирские скамьи. На них вповалку дремали наши немногочисленные попутчики: в большинстве своем, мастеровые, мелкие торговцы и наемники, кочующие из города в город в поисках заработка. Мне же не спалось: на душе было неспокойно, и, усевшись на лавку, через какое-то время я вскакивала и поднималась наверх.

Что же так терзало меня? Я и сама не могла взять в толк: к уже привычному нетерпению примешивалась смутная тревога, плещущаяся в глубинах сердца. Это были явно не муки совести, постыдно пробудившиеся во мне совсем недавно; скорее, некое дурное предчувствие.

Потолок трюма давил на меня, вызывая совсем уж ненужные воспоминания о ранаханнском гареме, и я спешила на палубу. Наверху, на свежем воздухе, становилось немного легче, но странное чувство никуда не исчезало, а, скорее, притуплялось ненадолго.

Руанна неподвижно сидела на лавке, в самом дальнем углу, ссутулившись и крепко обхватив поджатые колени руками. Ее глаза были устремлены в одну точку, и, позвав ее пару раз по имени, я будто бы наткнулась на глухую стену: на лице девушки не дрогнул ни один мускул, а глаза не обрели осмысленного выражения.

Она так сильно боится воды?

Впрочем, не мне ее судить. Подспудные страхи терзали и меня, однако, если я хоть как-то научилась с ними справляться, то моя случайная попутчица явно решила последовать по более легкому пути.

… Край неба уже подернулся бледно-голубой каемкой — верный признак приближающегося рассвета, когда я в бессчетный раз ступила на доски палубы. Вокруг все утихло, погасли береговые огни, и наступила та особая ночная пора, когда все вокруг замирает, будто бы в боязливом исступлении перед началом нового дня.

Я любила это время суток. На Коннемаре ходило поверье, что именно в такой час, когда Мидаха[5] готовится поднять свое покрывало, вся нечисть и нежить становится куда более опасной, торопясь ухватить хотя бы кусочек отведенной им ночи. Я не верила в эти байки и порой специально не спала ночами, карауля у окна: а ну, как появится кто-то из обещанных мне ночных монстров!

Однако за все мои годы, проведенные среди унылого коннемарского пейзажа, никто так и не появился.

Я улыбнулась детским воспоминаниям и оперлась о борт айолы, свесив локти над водой, и принялась всматриваться в темные очертания величаво проплывающих мимо берегов: может быть, хотя бы сейчас мелькнет что-то интересное?

Берега оставались безучастными к моим надеждам, и громкий стук прервал мои мысли; оторвавшись от сомнамбулического созерцания, я с внезапным ужасом ощутила, что сумка с Камнем, с которой я была неразлучна, каким-то образом выскользнула из-под рук и упала на палубу. Мигом забыв обо всех монстрах вместе взятых, я принялась лихорадочно засовывать обратно вещи, вывалившиеся из нее. Внезапно что-то кольнуло ладонь; машинально помянув Хэлля, я нащупала серебряный листок с агатовой каплей — подарок Акиры. Перевернув его, чтобы убрать в сумку, я замерла от нахлынувшего изумления.

Агат светился.

Вернее, тускло мерцал, будто где-то в глубине него зарождался трепещущий светло-желтый огонек, слабо подсвечивающий пространство вокруг.

Не веря своим глазам, я повертела самоцвет перед глазами. Свечение не исчезло, но и не усилилось; огонек мерцал ровно.

Что же это такое?

Забыв о сумке, я попыталась вспомнить все, что мне было известно об агате; выходило немного: я не была литанээ и не могла заговорить с камнем, чтобы выпытать у него причину мерцания. Вспоминались лишь слова хайянского оборотня: "Желтый агат убережет тебя от злых духов и нечистой силы, дурного глаза и ядовитых укусов".

Так что же — меня пытаются отравить или же где-то рядом притаились злоумышленники?

Я инстинктивно обернулась: палуба была пуста. Впрочем, это ничего не значило: никто не мог поручиться за то, что среди тех, кто сейчас дремлет в трюме, нет замысливших недоброе.

Я убрала агат и торопливо запихнула оставшиеся вещи в сумку, крепко затянув и завязав тесемки. Близилось утро, а это значит, что и конец нашего речного путешествия был не за горами. Оставалось уповать на то, что до порта Миртона мы доберемся без происшествий, а уж там будет видно, как действовать дальше.

В ту ночь я так и не уснула.

***

Ранние лучи солнца вызолотили кроны ясеней, густо обступавших порт: в отличие от корниэлльского, он был небольшим, едва-едва вмещающим три-четыре айолы. Меж деревянных одноэтажных береговых построек царило запустение: кое-где виднелись человеческие фигуры, однако бОльшую часть обитателей порта составляли жирные чайки, важно прогуливающиеся по деревянному настилу и недобро посматривающие на нас, склонив головы набок.

— Этот город не пользуется особой популярностью, госпожа, — объяснил мне матрос, с грохотом спуская сходни на берег, — тут нет ничего интересного, и обычно мы проходим мимо.

Я кивнула, изображая заинтересованность, но на деле с трудом сдерживая зевок. Бессонная ночь и полный тревог день сказывались не лучшим образом: перед глазами стояла мутная пелена, и мне приходилось с особой осторожностью переставлять ноги, спускаясь с корабля, чтобы не упасть.

Руанна следовала за мной безмолвной тенью. Под глазами у нее залегли огромные круги: видно, ночь у нее тоже выдалась беспокойной. Она все так же затравленно озиралась по сторонам, а от воды, случайно плеснувшей на сходни, отпрянула так, что я испугалась, что она сейчас рухнет вниз и захлебнется. Заметив мою попытку броситься к ней на помощь, Руанна помотала головой и улыбнулась. Эта улыбка выглядела вымученной попыткой оправдать собственную неуклюжесть.

— Все в порядке, Кассандра, — тихо сказала она, цепляясь за мою руку и осторожно сходя на берег, — я боялась, что будет хуже, но, похоже, все обошлось.

Я промолчала, на ходу потирая ладонь, на тыльной стороне которой медленно проступали красные пятна: хватка у моей новой знакомой была что надо, в этом я уже не раз успела убедиться. Да и вообще, несмотря на внешнюю забитость и полную беспомощность перед ударами судьбы, Руанна начинала казаться мне куда сильнее, чем на первый взгляд. Это исподволь радовало, но, вместе с тем, и слегка настораживало: очень не хотелось бы получить внезапный удар в спину от нее.

Матрос был прав — в Миртоне не было ничего примечательного. Узкие пыльные улочки, уставленные одноэтажными домишками, сложенными из серого камня; поджарые собаки и куры, возящиеся в песке и провожающие нас ничего не выражающими желтыми глазами; тощие дракониды, скучающие у драковязей. Местные жители, попадающиеся нам по дороге, удивленно разглядывали нас, но вопросов не задавали — то ли сторонились чужачек, то ли в принципе были неразговорчивыми.

Я вновь зевнула, прикрыв рот ладонью. Мысли путались и плясали безумным веретеном, мешая сосредоточиться. Нужно было торопиться вперед, в долину реки Гаас, ведь времени оставалось совсем мало! Однако сейчас я бы отдала все за возможность вздремнуть часик-другой.

— Вам бы отдохнуть, — сказала Руанна, словно прочитав мои мысли, — вы с ног валитесь. Вон, глядите, может быть, хотя бы ненадолго остановитесь там?

Она указала рукой на темнеющее невдалеке приземистое здание — единственное на этой улице, которое хоть как-то выделялось из общей невзрачной массы домов благодаря установленному на коньке покатой крыше флюгеру в виде чайки и вывески над дверями. На последнем истершиеся буквы, выполненные явно с претензией на вычурную староалдорскую манеру начертания, складывались в незамысловатое название "Приют путника".

Только взглянув туда, я почувствовала прилив сильнейшего желания бросить — хотя бы ненадолго — поиски и безумную гонку за второй вехой, и упасть на первую же попавшуюся кровать.

Нет! Нельзя сейчас поддаваться этому малодушному порыву и терять время на бесплодный сон!

— Все в порядке, — выдавила я, с ужасом почувствовав, что даже язык отказывается мне повиноваться, с огромным трудом выталкивая слова, — мне нужно спешить. А ты...

— Мне нужно в Иртас, к тете Гленде, я говорила вам, — в голосе Руанны послышалась легкая укоризна, — это не так далеко отсюда, путь займет полдня, не более. Не волнуйтесь обо мне.

— Верно. Тебе надо к тете, — повторила я, хоть и с трудом, но припоминая наш разговор в Корниэлле. Я еще обещала дать тебе денег...

— Не надо!

Я остановила руку, тянувшуюся к сумке за монетами, и удивленно посмотрела на девушку.

— Что значит, не надо? Ты хочешь добираться до Иртаса, не имея в кармане ни медяка?

Руанна отчаянно замотала головой, и длинные белокурые пряди на мгновение окутали ее лицо золотистой дымкой.

— Кассандра, вы и так слишком добры ко мне, — горячо сказала она, — и мне неудобно обременять вас еще больше! Теперь со мной все будет в порядке, не волнуйтесь!

Я молча посмотрела в ее широко распахнутые светлые глаза. Руанну будто бы подменили: из забитой, дрожащей от страха девчушки, она превратилась в девушку, которая всем своим видом излучала уверенность, что ей все по плечу. Такая разительная перемена не могла не радовать: мне приятно было осознавать, что я тоже поспособствовала этому и не дала сгинуть этой, в какой-то степени, товарке по несчастью.

И все же столь разительное превращение слегка пугало.

Не проронив ни слова, я вытащила из сумки пригоршню серебряных монет и почти насильно сунула в руки девушки.

— Не болтай глупости. Держи, пока я не передумала.

— Ай!

Руанна отдернула ладони так резко, что серебрушки, звеня и подпрыгивая, просыпались на булыжники, торчащие из дороги. Девушка спрятала руки за спину и упрямо затрясла головой.

— Не уговаривайте, Кассандра, не уговаривайте меня!

Какой-то мальчишка, вертевшийся неподалеку и с любопытством поглядывающий в нашу сторону, кинулся к монеткам, но я так цыкнула на него, что он, шарахнувшись, дал деру вниз по улице. Его желтовато-серая рубашка, покрытая пятнами пота, вздулась пузырем за тощей спиной.

— Я не буду тебя упрашивать, — спокойно сказала я, подбирая серебрушки и не подавая вида, что ее поведение удивляло меня все больше и больше, — надеюсь только, что, намеренно усложняя себе жизнь, ты не накличешь на свою красивую головку еще больших бед.

— Спасибо, — с глубоким чувством благодарности в голосе произнесла Руанна. Я поднялась на ноги и сунула деньги в сумку, не удержавшись от соблазна и вновь глянув в сторону "Приюта путника".

Образ кровати не замедлил вновь появиться перед глазами — на сей раз, в тысячу раз ярче.

Голова гудела так, будто в ней поселился рассерженный пчелиный рой, а обоняние уловило едва слышимый запах можжевельника, неизвестно, откуда взявшийся в этом пыльном городишке. Я поняла, что больше не могу бороться сама с собой и была вынуждена признать поражение: в конце концов, лучше потерять немного времени и восстановить силы, чем оказаться без сознания на полпути к ***.

— Знаешь, что, — с огромной неохотой пробормотала я, — пожалуй, ты все же оказалась права. Мне действительно стоит отдохнуть.

Руанна моментально просияла — похоже, она и впрямь неподдельно волновалась за меня. Это было приятно. Внезапно она бросилась вперед и крепко-крепко обняла меня; я ахнула от неожиданности, почувствовав, как хрустнули кости под ее напором.

— Конечно, Кассандра! — горячо прошептала она мне на ухо, — даже час глубокого сна полностью преобразит вас и придаст сил. Моя мама всегда говорила: "Сон — это лучшее лекарство от всех тревог и забот".

— Она была мудрой женщиной, — хрипло сказала я, осторожно высвобождаясь из кольца ее рук. Руанна отступила назад и, взглянув на меня сверкающими глазами, отвесила порывистый поклон.

— Огромное спасибо вам за помощь, Кассандра! Клянусь, я не забуду этого, никогда!

Я слабо улыбнулась в ответ, мечтая как можно скорее рухнуть в кровать.

Руанна помедлила, видимо, ожидая моего ответа.

— Будь счастлива, Руанна, — пробормотала я. Девушка с готовностью кивнула, развернулась и поспешила прочь, звонко бросив на ходу:

— Я уверена, что мы встретимся вновь!

***

"Приют путника" не отличался особой роскошью, а кровать в наспех снятой комнате, была жесткой, с торчавшей во все стороны из матраса соломой, и тонким шерстяным одеялом, просвечивающим многочисленными дырками. Однако мне это ложе показалось пределом мечтаний — в конце концов, моя койка в Аэдагге была немногим лучше. Сунув сухопарой старухе — владелице "Приюта" — требуемую мзду — две серебрушки — я плотно закрыла дверь, скинула туфли, расшнуровала платье и камнем упала в постель, чувствуя, как долгожданный сон завладевает мной, не жав даже коснуться головой подушки...

***

… Раз-два-три. Раз-два-три.

Шаг, другой.

Поворот, поворот.

Поклон.

Раз-два-три. Раз-два-три.

Это бал. Я точно знаю, что это бал. Все вокруг сверкает и переливается разноцветьем пышного убранства огромного танцевального зала, освещаемого тысячами магических светильников. Мимо меня скользят фигуры, я слышу костяные постукивания каблуков и шелест многочисленных платьев. Краем глаза я даже могу видеть неясные фигуры, проносящиеся мимо в танце, больше похожим на завихрения тумана под порывом сильного ветра.

На месте лиц — плотные сгустки сизо-серого дыма.

А кто танцует со мной?

Моя рука — в его руке, другая лежит на его плече, а он держит меня за талию. Я напрягаю все силы, чтобы увидеть хоть что-то передо мной, но вижу лишь неясную, неверную тень.

Шаг, другой, третий.

Раз-два-три. Раз-два-три.

Поворот, поворот.

Поклон.

Звучит неизвестная мне музыка — прекрасная, завораживающая, но и пугающая одновременно; под звук лютней и волынок чей-то чарующий голос поет песню на незнакомом мне языке; мелодия столь невыразимо чудесна, что на мои глаза сами собой наворачиваются слезы и скатываются по щекам.

Музыка моментально стихает, и я чувствую, как чьи-то пальцы касаются моего лица, бережно стирая слезы.

Мы прекращаем наш танец, и фигуры незримых танцоров вокруг одна за одной растворяются в тумане.

— Кто ты? — шепчу я, слово боясь громким голосом спугнуть это видение.

Он молча качает головой — это выглядит, как резкие движения тени в ряби воды.

— Я знаю тебя?

Будто бы что-то знакомое чудится в его фигуре.

— Или нет?

Внезапно я чувствую, как обе его руки ложатся мне на плечи.

— Как прекрасен лик твой, озаренный светом луны.

Я знаю этот голос?

Сердце подпрыгивает и пускается в бешеную пляску, заставляя тело дрожать, а колени — безвольно подгибаться. По телу волнами растекается непередаваемо-сладкая муть.

Что со мной происходит?

Он мягко, но настойчиво притягивает меня к себе, и я чувствую прикосновение его губ к своим.

Прямо передо мной вспыхивают два ослепительно-синих огня.

Синеглазый?!

***

Захлебнувшись застрявшим в горле криком, я резко открыла глаза, почти оглохнув от безумного грохота сердца, эхом отдающегося в ушах. Мгновения мне хватило, чтобы согнать с себя наваждение, унять неистовое биение сердца и осознать, что поцелуй мне вовсе не привиделся.

Только вместо Синеглазого в мои губы впилась… Руанна.

Она нависала над лежащей на спине мной, крепко прижимая мои запястья к матрацу и вдавливая коленями мои ноги в кровать. Глаза девушки сверкали во вздохе от моего лица, а рот плотно закрывал мой, не давая толком глотнуть воздуха. От Руанны волнами исходил жар, смешанный с сильнейшим ароматом можжевельника, а сама девушка прерывисто дышала, сосредоточенно вжимая меня в кровать.

Что за Хэллева напасть?!

Глухо вскрикнув, я принялась изо всех сил извиваться под ее стальной хваткой. Бесполезно: хрупкая на первый взгляд девушка превратилась в неподъемную ношу; с таким же успехом я могла пытаться скинуть с себя набийского далира[6].

Мои усилия не прошли незамеченными: скосив глаза, Руанна нахмурилась и усилила напор, не давая мне сдвинуться ни на йоту.

Что на нее нашло?!

У меня не было времени разбираться или задавать вопросы; я бешено сопротивлялась, пытаясь всеми силами отвоевать хотя бы крошечный кусочек пространства, дабы сбросить с себя свою недавнюю попутчицу. Руанна пресекала все мои попытки вырваться, хмурясь и что-то нечленораздельно мыча.

Слегка устав от бесплодных усилий, я прикрыла глаза, лихорадочно соображая.

Неужели я, Мелиан Дикая Кошка, в одиночку расправившаяся с двумя опаснейшими пиратами, не в состоянии совладать с какой-то тщедушной девицей?

Внезапно я почувствовала, что хватка Руанны будто бы немного ослабла: наверное, почувствовав, как я расслабилась, она решила, что я сдалась. Похоже, пришла пора действовать!

Не открывая глаз, я резко дернулась вверх, запрокинув голову назад, и с силой бодая воздух. Нанесенный вслепую, удар нашел цель — мой лоб больно врезался во что-то, отозвавшееся хрустом; в то же мгновение мои руки оказались на свободе.

Открыв глаза, я увидела, что Руанна сидит на моих ногах, с утробным стоном закрывая ладонями лицо и с ненавистью глядя на меня. На ее колени аккуратно струилась кровь: похоже, что я сломала ей нос.

Не теряя времени даром, я стремительно повернулась на бок, подтянула колени к груди и пнула девицу в живот, швырнув ее на пол. Она упала на доски, быстро откатившись к стене.

Я села и начала растирать ноющие запястья.

— Я не знаю, какого Хэлля ты творишь, — холодно сказала я, наблюдая, как Руанна медленно поднимается на четвереньки, пачкая пол алыми каплями, — но я не думаю, чтобы давала тебе повод так с собой обращаться. Что с тобой происходит?

Внезапно девушка мелко затряслась, и я с изумлением поняла, что, несмотря на свое состояние, она еле слышно смеется.

— А ты сильная, — произнесла она своим звонким голоском, — похоже, что я немного просчиталась, и с тобой придется повозиться.

— Что ты несешь? — скорее, от неожиданности, чем от ярости, рявкнула я.

Все так же неторопливо, будто любуясь собой, Руанна поднялась на ноги. На ее лицо было страшно взглянуть — не знаю, как у меня так вышло, но на месте носа зияла открытая рана с торчащими оттуда лохмотьями мяса и белыми обломками костей. Несмотря на ужасный вид, было похоже, что она не причиняла девушке особого беспокойства — Руанна с хрустом потянулась и шагнула ко мне.

Ничего не понимая, я отпрянула, готовясь в любое мгновение спрыгнуть на пол.

Окровавленные пальцы девушки легли на спинку кровати.

— Зря ты настаивала, чтобы я следовала за тобой, — вкрадчиво сказала она, странно склоняя голову набок. Белокурые пряди змеями упали на скомканное покрывало, и я отстраненно подумала, что не удивлюсь, если они сейчас поползут ко мне, — хотя чего уж там, ты не знала...

— О чем?

Руанна вновь тихо рассмеялась, и мне захотелось вырвать ей язык, лишь бы не слышать этого мерзкого смешка.

— Я не буду распинаться тут перед тобой, — промурлыкала она, — к чему тратить время, когда уже все решено?

— Я закричу, если ты сделаешь хотя бы шаг в мою сторону, — предупредила я, стараясь говорить как можно более спокойным голосом.

— Тебя никто не услышит, — хихикнула девушка, — все, что происходит в этой комнате, останется здесь… Пока я не разрешу.

— Хэллево отродье, — прошипела я сквозь зубы. Руанна безразлично пожала плечами и вдруг, не давая мне опомниться, кинулась вперед, по-звериному выставив перед собой руки и метя мне в лицо. Я едва успела увернуться, упав на пол и отшатнувшись от кровати.

Тут меня осенило.

Где-то рядом лежит моя сумка.

А в сумке — кинжал, купленный в Корниэлле.

Осталось только ее найти.

Я отвлеклась на мгновение, пытаясь оглядеться, и упустила тот момент, когда Руанна вновь прыгнула в мою сторону, швырнув на пол и вцепившись руками в горло.

— Мне было приятно познакомиться с тобой, Кассандра! — ласково пропела она мне на ухо, стискивая пальцы.

Отбиваясь изо всех сил, я судорожно глотала воздух, захлебываясь в нетерпимом аромате можжевельника и чувствуя, как жизнь, капля за каплей, выдавливается из меня.

Свет вокруг начал постепенно меркнуть.