Глава 3

***

— Какова цель Вашего визита во дворец, Каэррэ-хэннум? — вкрадчиво спросил первый визирь калифата, внимательно глядя на меня чуть исподлобья.

На первый взгляд, это седоволосый мужчина, подстриженный по последней ранаханнской моде — сзади кончики волос едва касаются плеч, зато длинные пряди у висков достигают широкого пояса — излучал доброжелательность и искренний интерес. Однако я кожей ощущала нешуточное напряжение, исходящее от него; интересно, что заставило его так нервничать?

Я лучезарно улыбнулась собеседнику, словно пределом моих мечтаний был ответ на этот вопрос:

— Я очень рада оказаться в этом дворце, Аль Эхмат-эгга[1], — одобрительное выражение лица визиря показало мне, что он доволен тем, что я потрудилась заранее выяснить, как его зовут, — я столько читала о нем, о калифате… буквально бредила культурой Вашей страны!

Я представила себе, как достигаю Призрака, и мои глаза вспыхнули неподдельным огнем восторга. Отнеся это на счет прелестей Ранаханна, визирь удовлетворенно склонил голову, показав, что готов выслушать мои дальнейшие восторженные излияния.

Мы сидели друг напротив друга на низких кушетках в приемном покое визиря — просторной комнате, изысканно отделанной яшмой и опалами. На стенах были вырезаны фрески, изображающие сцены из Священной книги, а пол покрывали ковры с мягчайшим ворсом, заглушавшим любые звуки. Ранаханн славился на все четыре материка не только искусными оружейниками и ювелирами, но и непревзойденными ковровых дел мастерицами. Позади меня, как недвижимое изваяние стоял Дарсан, а у двери дежурил рослый стражник с непроницаемым лицом — очевидно, визирь рассудил, что хрупкая девушка и юноша, далеко не самого атлетического сложения, не представляют для него особой опасности. Аль Эхмат вальяжно раскинулся напротив меня, время от времени прикладываясь к трубке кальяна, от которого я благоразумно отказалась.

Выпалив последнюю фразу и почувствовав, что в ней не хватает накала истинных чувств, я всплеснула руками, и тончайшая кисейная шаль, накинутая на мои плечи, всколыхнулась, на миг явив господину Аль Эхмату шею. Визирь едва уловимо покраснел.

— Видите ли, эгга, — продолжала тем временем петь я медовым голосом, — богатые люди иногда позволяют себе небольшие слабости, а я достаточно богата, чтобы время от времени баловать себя. Для кого-то отрадой является охота, для кого-то — веселые пиры с друзьями...

— А что является отрадой для вас? — хриплым голосом спросил Аль Эхмат, откладывая трубку кальяна, наклоняясь вперед и пожирая меня глазами. Если я еще смыслю толк в мужчинах, то можно считать, что и этот не устоял перед моими чарами.

Я расслабленно откинулась на широкую спинку кушетки, томно прикрыла глаза и мягко промурлыкала:

— А я, мой эгга, охотница за редкостями. Кровь закипает, когда я созерцаю древнюю амфору эпохи Дракона или статую, извлеченную с морского дна… но если же мне удается заполучить ее в свою коллекцию, то, поверьте, на какое-то время я осознаю, что является истинным счастьем!

Нет ничего приятнее, чем говорить правду. Пусть даже и капельку завуалированную.

Я порывисто вздохнула и резко приняла прямое положение, позволив внезапному восторгу на миг овладеть мной. Шаль с легким шелестом соскользнула с моих плеч, явив взору визиря и двух его охранников всю прелесть расшитой бисером и стеклярусом короткой кофточки Назиры, призванной скрывать, а на самом деле лишь подчеркивающей мои достоинства.

За моей спиной на Дарсана вновь напал приступ кашля; глаза визиря и его охранника затуманились, сфокусировавшись на мне. Выждав ради закрепления эффекта пару секунд, я стыдливо зарделась и вновь накинула тончайший газ на плечи.

Визирь глубоко вздохнул, видимо, приходя в себя, и начал:

— Каэррэ-хэннум, я...

Однако закончить фразу ему не дали.

Золоченная дверь за его спиной, инкрустированная сердоликом, распахнулась, и внутрь зашел еще один обитатель "Лилии".

Мне даже не потребовалось пояснений Дарсана, отчетливо вздрогнувшего сзади, чтобы понять, кто перед нами.

На первый взгляд он показался мне просто огромным, наверное, потому, что я смотрела на него снизу вверх. Потом я поняла, что капитан Коннар выше меня всего лишь на голову.

Я встречала мало северян в своей жизни, но их всех роднило одно: густые, вьющиеся черные волосы, по-волчьему хищные черты лица и массивное телосложение.

Капитан Коннар служил ярким образчиком северного народа, отличаясь от своих соплеменников разве, что выдубленной жарким солнцем Ранаханна кожей и длинными волосами, не заплетенными по обычаям Севера[2] в косу, а свободно метущими по плечам. На вид капитану было около тридцати лет, но угрюмое выражение лица и пронзительные глаза добавляли еще лет пять.

По острому взгляду, который капитан метнул в нашу сторону, я поняла, что с ним лучше не связываться лишний раз.

А еще я поняла, что я боюсь его. Страх этот рождался где-то глубоко в подсознании и отравлял душу, заставляя конечности цепенеть, а язык — неметь. Это было неожиданно — мало, кто на этом свете мог испугать меня, однако капитану Коннару это удалось.

Дарсан скорчился за моей спиной и еле слышно прошептал:

— Хэннум, вы все еще уверены, что хотите во дворец?

— Уймись, — одними губами ответила я, продолжая очаровательно улыбаться визирю и краем глаза наблюдая за капитаном. Тот, едва кивнув вытянувшимся перед ним стражникам, подошел к моему собеседнику и, склонившись, что-то тихо сказал ему.

Визирь виновато посмотрел на меня и, бросив вполголоса недовольное "Я же предупреждал вас!", вновь расплылся в улыбке:

— Каэррэ-хэннум, я нижайше прошу прощение за столь неожиданное прерывание нашего разговора. Позвольте представить вам капитана дворцовой стражи Коннара… Капитан, это Каэррэ-хэннум, она путешествует со своим слугой. В ближайшие три дня она будет гостить в "Лилии", поэтому я лично прошу вас обеспечить ей полнейшую безопасность.

Ага, значит, мои усилия не пропали даром и визирь уже все решил. Почувствовав значительное облегчение, смешанное с эйфорическим притоком адреналина, я смело подняла глаза на капитана и, представив на его месте столь желанный Призрак, влюбленно улыбнулась и протянула руку.

— Чрезвычайно рада знакомству, капитан.

Коннар на несколько мгновений замешкался с ответом, беспардонно разглядывая меня. В его глазах читался откровенный интерес, смешанный со снисходительной насмешкой. Что ж, его манеры объясняет, по крайней мере, то, что северные кланы воспринимают женщин как слабых существ второго сорта.

; Моя ладонь утонула в пожатии его огромной руки; без намека на улыбку он суховато бросил:

— Взаимно, Каэррэ-хэннум.

Затем, бросив быстрый взгляд на Дарсана, резко развернулся и вышел; звякнул золочеными колокольчиками на двери.

Я перевела дух, чувствуя, как предательски трясутся поджилки. Секунду назад мне отчаянно хотелось визжать и бежать из "Лилии", куда глаза глядят. Этого только не хватало...

Перехватив взгляд недоуменного визиря, я обнаружила, что уже несколько минут сижу абсолютно прямо, с неестественной улибкой, которая, будто приклеенная, растягивала мои губы. Стряхнув с себя оцепенение, я устало повела плечами и вздохнула с притворной покорностью судьбе.

— Правильно ли я поняла Вас, Аль Эхмат-эгга, что мне все-таки дозволено побывать на экскурсии по дворцу?

При этих моиз словах первый визирь утвердительно кивнул и, понизив голос, торжествующе сказал:

— Вы не ослышались, хэннум. Более того, я лично позабочусь о том, чтобы Ваше пребывание в "Лилии" прошло в полнейшем комфорте. Не отказывайте себе ни в чем, чувствуйте себя, как дома, в течение этих двух дней. Более того, я обещаю лично выхлопотать для вас аудиенцию у калифа.

Он сложил перед собой направленные в мою сторону ладони и устремил на меня выжидающий взгляд.

Внутреннее ликование во мне быстро смешалось с ноткой подозрительности. Что это? Я приготовилась было к длинному, обстоятельному допросу, а нас вот так вот, за здорово живешь, уже пускают в "Лилию" пожить? Да еще и обещают личное свидание с калифом? Как-то это совершенно не вязалось с рассказами Дарсана о мерах безопасности во дворце.

Внезапно я заметила, как на виске визиря, быстро-быстро бьется синеватая жилка, а на высоком лбу выступило несколько бисерин пота. Он нервничал еще больше, чем в самом начале нашего разговора! Может быть, я сказала что-то не то? Или же, наоборот, он что-то не сказал мне?

Тем временем Аль Эхмат встал и жестом предложил нам с Дарсаном проследовать за ним.

— Где вы остановились, хэннум? Я прикажу слуге немедля доставить в "Лилию" ваши вещи.

Я назвала ему караван-сарай, почувствовав, как внутри начинает зарождаться какое-то неясное предчувствие чего-то не совсем хорошего. Его тон показался мне чересчур радушным, а глаза будто бы нарочно искали любой возможности встретиться с моими.

Будто бы визирь знал о том, что первый признак лжи — это стремление отвести взгляд. Однако он явно не подозревал о том, что преувеличенное заглядывание в глаза — это второй.

***

— Не нравится мне все это, Каэррэ-хэннум, — жалобным голосом сказал Дарсан, застывая около меня.

Я предупреждающе приложила палец к губам, тщательно исследуя выделенную нам комнату в восточном крыле дворца. Вернее, полторы комнаты — в дальнем углу, за расписной ширмой, виднелся дверной проем, за которым обнаружилось небольшое помещение для Дарсана. Оно было обставлено значительно скромнее моего временного пристанища, однако, думаю, после бедняцкой лачуги, оно показалось моему спутнику верхом роскоши.

Что же касается моей комнаты, то ее убранство я бы смело зарисовала и отправила для декораций в Императорский театр Алдории, для постановки каких-нибудь "Тайн Восточной ночи". Ковры искуснейшей ручной работы, тяжелые золотые светильники, благовония, в изобилии курившиеся из специальных подставочек, подушки, вазы с фруктами, зеркала… венцом всего этого восточного изыска была огромнейшая кровать, в которой, при желании, могла уместиться целая команда пиратского корабля.

Дарсан вновь предпринял попытку заговорить, но я упреждающе покачала головой, взяла с резного столика у кровати лист желтоватой бумаги, самопишущее перо и быстро написала:

"Самоцветы[3]. Если хочешь что-то сказать — пиши".

Дарсан глянул на надпись. На его лице проступило непонимающее выражение: письменной речью Ранаханна я владела гораздо хуже, чем устной, и, поэтому, выражала свои мысли краткими тезисами. Я испугалась было, что мой спутник не поймет меня, однако его лоб разгладился и он серьезно кивнул в знак того, что все понял. Затем взял у меня перо и дописал, старательно выводя каждый символ затейливой вязи ран[4]:

"Ярайки. Они тоже умеют говорить".

Теперь пришла моя очередь морщить лоб. Увидев это, Дарсан быстро изобразил на бумаге странное существо, отдаленно смахивающее на двухголовую ящерицу, и я поняла, что он имел в виду.

Ярайки или, как их называли в Алдории, эккцеты — крошечные дракониды, уникальные не столько своей двухголовостью, сколько способностью запоминать и имитировать звуки. Их часто можно было встретить в больших городах, где они приводили в бешенство кошек, забираясь под крыши и мяукая оттуда; передразнивая птиц и попискивая крысой. Тем не менее, в нашей стране никому еще не приходило в голову испытать их искусство имитации именно человеческой речи. Видимо, ранаханнцы оказались куда сообразительнее нас.

Эккцеты отличались чрезвычайной юркостью и, потому, могли находиться где угодно в нашей комнате.

Я с опаской огляделась и тяжело вздохнула: в этом случае, осмотр помещения ничего не даст. Можно немного расслабиться и отдохнуть, дожидаясь, пока нас пригласят к калифу.

В отличие от меня Дарсан ощутимо нервничал. Он быстро мерил шагами комнату, теребя в руках самопишущее перо, с которым так и не расстался, и время от времени облизывал губы. Я молча следила за ним, пока, наконец, не почувствовала, как начинает кружиться голова от его мельтешения. Странно, а я думала, что морская болезнь миновала еще со времен плавания на корабле Сокола.

— Успокойся, — тихо сказала я, — думай о приятном, и все тревоги уйдут.

Дарсан метнул на меня гневный взгляд.

— Вам легко говорить, хэннум, — начал он, как вдруг раздался стук в дверь.

Дарсан ничего не сказал, но судорога, всколыхнувшая его тело, поведала о его эмоциях гораздо красноречивее слов. Я поняла, что открывать придется мне: похоже, парень, и без того нервничавший, теперь окончательно запаниковал.

— Иди в свою комнату, — посоветовала я ему, — день уже клонится к вечеру, так что вряд ли нас сегодня позовут к калифу.

Бросив на меня полный благодарности взгляд, Дарсан исчез в помещении для слуг, а я, навесив на лицо одну из своих дежурных улыбок, распахнула дверь.

На пороге обнаружился склонившийся в три погибели слуга — пожилой ранаханнец с густой черной бородой, которую кое-где прочертили полоски седины. На слуге был ярко-белый халат и темно-красная феска со звездой, вышитой над глазом, — символом Элоаха.

; Рядом со слугой стоял мой сундук — тот самый, что мы оставили в караван-сарае, а в руках наш посетитель держал поднос, заваленный разнообразными яствами.

— Великий калиф Тэймуран Восьмой счастлив приветствовать вас в своем дворце, Каэррэ-хэннум, — монотонным речитативом произнес слуга и вытянул рук и с подносом вперед, не меняя своего положения, — он шлет вам эти скромные дары ранаханнской земли и приглашает вас завтра посетить его в Лазурном зале Лилии, после полуденного азана. Меня зовух Тариб, на эти два дня я буду вашим личным слугой в этом дворце. У вас будут какие-то распоряжения на сегодня?

Я с жалостью посмотрела на него и прикинула, что от долгого стояния в такой позе гарантированно заболит спина: поднос даже на вид был достаточно увесистым. Интересно, как он один справился и с моим сундуком, и с калифским даром? Хотя, может быть, ему помогали другие.

— Благодарю вас, Тариб, — улыбнулась я, — можете передать калифу, что я непременно откликнусь на его приглашение. Что же касается распоряжений — возможно, нам понадобится что-нибудь через некоторое время. Как вас позвать?

Слуга отдал поднос выскочившему из комнаты Дарсану, который понял, что в этот раз его опасения оказались призрачными, с явным наслаждением распрямился и протянул мне миниатюрный нефритовый свисток:

— Подуйте в него, хэннум. Где бы я ни был, я услышу.

Я с благодарностью приняла безделушку и спрятала ее за пазуху. Тариб наклонился, коснувшись ладонями пола у моим туфель, и степенно удалился.

Я проводила взглядом его неестественно прямую спину и задумчиво покрутила в пальцах безделушку. Подобные свистки были распространены и в богатых домах Алдории — литанээ из дома Нефрит специализировались на подобных штуках, подстраивая их индивидуально под каждого слугу, дабы только он мог услышать зов хозяина, где бы тот не находился.

Я торжествующе повернулась к вновь возникшему около меня Дарсану:

— Видимо, мы произвели неизгладимое впечатление на визиря, раз приглашение подоспело так скоро.

Парень пожал плечами и сухо сказал:

— Осмелюсь предположить, хэннум, что он рассчитывает получить с вас определенного рода… м-м… услуги.

Я плотно прикрыла дверь и нахмурилась, глядя на собеседника:

— В какой-то мере, я и рассчитывала вызвать у него подобные ожидания. Однако, сдается мне, ты упомянул об этом неспроста.

Дарсан замялся, выразительно покосившись на лист бумаги, где мы вели с ним переписку, но я, не усмотрев в нашем разговоре ничего предосудительного, махнула рукой, мол, говори, не таясь.

— Каэррэ-хэннум, боюсь, первый визирь принял вас за блудницу, — запнувшись на последнем слове, выпалил юноша и покраснел. Не дождавшись от меня реакции, он продолжил, — видите ли, Священная книга предписывает женщинам придерживаться строгих правил поведения и одежды, а вы их почти все нарушили. Вот я и боюсь, что визирь мог превратно истолковать ваше поведение.

— Я же чужеземка, — возмутилась я, прокручивая в голове наш диалог с Аль Эхматом. Похоже, секрет его напряженности был раскрыт.

Дарсан кивнул:

— Конечно, это извиняет вас, однако, я думаю, что на встрече с калифом вам следует… м-м… подготовиться и вести себя немного иначе. Ему могут не понравиться ваши манеры.

— Как, например? — нетерпеливо спросила я. Дарсан принялся загибать пальцы:

— Наши женщины не смеют смотреть в лицо мужчине, открыто кокетничать с ним, громко говорить или смеяться. Они не имеют права начинать разговор прежде, чем к ним обратятся. И уж конечно, — Дарсан вновь покраснел, — они не носят столь вызывающих нарядов.

— Но я-то взяла… в смысле, эту одежду одолжила мне подруга, а она родом из Ранаханна! — у меня пошла кругом голова от сказанного юношей. Похоже, я и в самом деле слегка переборщила с образом взбалмошной богачки.

Дарсан пожал плечами:

— Наверное, Ваша подруга, хэннум, надевала подобное лишь в пределах дома или при супруге. Странно, что она не просветила вас относительно правил приличия в Ранаханне..

На миг я отчетливо представила себе Назиру, раздающую мне указания на пустынном пляже острова, и еле подавила смешок.

— Она забыла, — туманно ответила я и ехидно добавила, — между прочим, ты сам ни словом ни обмолвился относительно местных обычаев, когда мы только направлялись в "Лилию".

— А вы меня и не спрашивали, — дерзко парировал Дарсан, в запальчивом порыве гордости вздернув кверху волевой подбородок. Затем, видимо, вспомнив о своем положении, он поспешно опустил голову, ожидая порицания.

Я решила не заострять внимания на подобных мелочах и примиряюще сказала:

— Хорошо, давай забудем об этом. На этот раз нам предстоит предстать перед самим калифом, и я не хочу, чтобы он мог вообразить себе нечто более того, что есть на самом деле. Давай не мешкать. Расскажи мне все, что тебе известно о ваших традициях и требованиях к поведению женщин.

Лицо Дарсана прояснилось.

— Хорошо, хэннум. Итак, прежде всего, вам нельзя надевать красное, зеленое и белое[5]...

***

Лазурный зал "Лилии Небес" получил свое название, наверное, во многом благодаря эмали цвета осеннего неба, которой были облицованы стены и потолок зала, плавно уходящий ввысь величавыми изгибами. При попадании в зал создавалось впечатление, что находишься внутри огромной полой луковицы, поставленной стоймя. С боков "луковицы" сверкали белоснежные ажурные раны, запечатлевшие в эмали мудрые изречения Великого Пророка из Священной книги (я не понимала ни единого слова, кроме предлогов, и Дарсан шепотом пояснил мне, что, в основном, изречения, написанные на древнеранаханне, содержат свод строгих правил и ограничений для любого правоверного). Раны перемежались странными однообразными фигурами — подобиями небольших концетрических кругов, заключенных друг в друга. Круги шли друг за другом в строгом порядке — самый большой — темно-синий, в нем — поменьше — белый, и, наконец, самый маленький — ярко-желтый. Россыпь таких же кругов виднелась и на потолке, создавая впечатление, что я нахожусь под обстрелом сотен глаз; ощущение было не из приятных, и я невольно поежилась.

— Это глаза великого Элоаха, да благословен будет он и Пророк его, — вновь прошептал Дарсан, благоговейно глядя наверх, — они напоминают нам, что Лучезарный видит все, даже самые сокровенные тайны и помыслы.

Я неопределенно пожала плечами. По крайней мере, понятно, почему по прибытии в Ранаханн я встречала этот узор на каждом шагу.

"Глаза" не вызвали у меня благоговейного восторга, а лишь желание побыстрее уйти из Зала. К тому же, дневной свет, мягко сочащийся из круглого отверстия в вершине "луковицы", падал на них таким причудливым образом, что казалось, что зрачки едва уловимо шевелятся. Неприятный холодок вновь змейкой юркнул между лопаток, и я поспешила опустить глаза.

Мы стояли на пороге Лазурного Зала, смиренно ожидая калифа. Его царственная особа опаздывала, и мы были вынуждены созерцать пустое золоченое кресло, изящные узоры которого частично скрывала небрежно накинутая на подлокотники шкура неизвестного мне животного. Пустовал и Зал, если не считать двух стражников в длинных темно-синих халатах, подпоясанных витым золотым шнуром. Охранники вытянулись по обе стороны двери, у которой мы стояли, и, почти не моргая, остекленело глядели перед собой. В руках они держали кривые ятаганы, нацеленные в потолок.

Их неподвижность заставила меня вспомнить, что среди пиратов Двух Океанов толковали о глинянных големах, находящихся в услужении ранаханнского калифа. Интересно, это живые люди?

; С трудом поборов в себе искушение дотронуться до стражника, я слегка наклонилась к Дарсану, чтобы поделиться с ним моим наблюдением, как вдруг мелодично запели силлы[6]. Широкие двери в противоположном конце зала, украшенные фамильным гербом калифа — пустынным тайгором, душащим змею — распахнулись, и в Зал величавой поступью вошел калиф, сопровождаемый первым визирем и тремя слугами, наигрывающими на силлах. Позади этой процесии, словно гора, высился капитан Коннар, угрюмый, как и в прошлый раз. При взгляде на него, я вновь почувствовала, как внутри все захолонуло; не то, чтобы появление капитана явилось для меня сюрпризом, однако я до последнего надеялась, что у него найдутся дела поважнее присутствия на неофициальной встрече калифа со мной.

Дарсан сдавленно вздохнул, я ободряюще коснулась его руки, отчего он дернулся, будто от удара молнии.

— Спокойно, друг мой, — мягко прошептала я, — обратного пути нет.

***

Тэймуран Восьмой оказался субтильным молодым человеком, вряд ли разменявшим третий десяток. Не знаю точно, можно ли ранаханнским калифам брать в гарем родственниц, но у человека, стоящего передо мной, налицо были явные признаки вырождения: бесцветные, чуть навыкате глаза, жидкие темно-каштановые волосы и тощая бородка, которой, по всей видимости, придворные цирюльники пытались придать пышность, но не преуспели. Кожа у царственной особы была не смуглая, как у его подданных, а какая-то сероватая.

Невыразительная внешность калифа, как назло, подчеркивалась его пышным одеянием: белоснежной шелковой дисдасой[7], подпоясанной золоченым поясом, расшитым рубинами, на которую был накинут ярко-алый парчовый жилет. Венчал роскошный туалет царственной особы причудливый медальон, представлявший из себя вещицу, похожую на двояковыпуклую линзу с матовой поверхностью. "Линза" была оправлена в изысканную серебрянную вязь и подвешена на толстую витую цепочку. Медальон заинтриговал меня, и я едва поборола желание прикоснуться к нему кончиками пальцев или, хотя бы, поближе рассмотреть его.

Скорее всего, Его Величество исподволь ощущал несоответствие собственной внешности своему положению, потому что вся его поза говорила о внутренней скованности и замкнутости: ссутуленные, поднятые плечи и поджатые губы.

Наверное, и красивых девушек увозит, чтобы доказать себе, какой он неотразимый, горько усмехнулась я. Впрочем, комплексы молодого калифа — это его личное дело. Меня интересует только доступ в его сокровищницу.

Тем временем Тэймуран бесцеремонно разглядывал меня, чуть подняв голову (его затылок был вровень с моим ухом). Я сохраняла молчание, прижав правую ладонь к груди, чуть наклонив голову и смиренно опустив глаза.

— Мы рады приветствовать Вас в Ранаханне, Каэррэ-хэннум, — наконец соблаговолил произнести Его Величество. Голос у него был низкий и звучный, но, вместе с тем, лишенный какого-либо обаяния; он вызывал ассоциации с ветром, завывающим в печной трубе.

Великое счастье не только посетить Вашу дивную страну, но и лицезреть ее лучезарного правителя и его великолепный дворец, — почтительно пропела я, опускаясь перед калифом на колени и целуя подставленный им перстень-печатку. Старинная работа, бирюза и роспись золотом по ней, такой потянет на сто дориев у подпольного ювелира...

Моему примеру поспешил последовать Дарсан, а калиф, черты лица которого разгладились, показав неподдельное удовольствие от моей хорошо продуманной лести, указал мне на низенькую скамеечку, услужливо поставленную одним из слуг перед креслом. Скамеечка была крайне неудобной и, сидя на ней, я вынуждена была задирать голову, дабы свободно разговаривать с правителем Ранаханна.

После взаимного обмена любезностями обстановка в Зале немного разрядилась. Первый визирь занял место позади трона калифа, не забывая бросать на меня пылающие взгляды. Я улыбалась ему краешком рта, мысленно благодаря Дарсана за полезные советы — надев наглухо закрывающую шею и бюст длинную темно-синюю абану из льна вместе с тончайшими шелковыми шароварами я чувствовала себя куда увереннее. Волосы я скрутила в тугой узел на затылке и вдела в уши золотые серьги-кольца, решив не перебарщивать с украшениями.

Рядом с визирем стоял капитан Коннар, время от времени обменивающийся с первым сухими отрывистыми фразами. Было видно, что эти двое недолюбливают друг друга и принуждены держаться любезно исключительно по долгу службы.

В мою сторону капитан практически не смотрел, изредка скользя по мне колючим недоверчивым взглядом. Я ему не нравилась, это чувствовалось. Что это — чутье опытного стражника? Интуиция, подсказывающая ему, что я не та, за которую себя выдаю? Неважно. Важно то, что капитан — пока единственный человек в "Лилии" представляющий реальную угрозу для нас с Дарсаном.

— Кто сей достойный юноша? — тем временев спросил калиф, кивнув на Дарсана, вставшего за моей спиной. Я почувствовала, как тот сжался, и поспешила ответить:

— Мой слуга, о лучезарный калиф. Я купила его на невольничьем рынке в городе Алькутт несколько лет назад, совсем мальчишкой. Признаюсь, некоторое время досадовала, что переплатила — уж больно заморенным был, но сейчас не жалею — старательный, а, главное, преданный.

Я толкнула Дарсана, и он понятливо оскалился в широкой улыбке. Калиф кивнул:

— Вы правы, хэннум. В наше время преданность — едва ли не наиважнейшее качество слуги… как там сказано у Пророка, Аль Эхмат? — с этими словами Тэймуран многозначительно посмотрел на визиря. Тот поспешил отвлечься от гипнотизирования меня и подобострастно склонился к своему господину:

— "Верный слуга подобен псу; он также следует за своим хозяином и ценит его жизнь превыше своей. Когда же настанет черед хозяина умирать, помрет и пес, дабы сопровождать его к престолу Лучезарного".

— Истинно так! — торжественно провозгласил калиф, а я вздохнула: вот уж не завидую местной прислуге, если даже смерть хозяина обязывает их последовать за ним.

Молчаливый слуга, точь-в-точь Тариб, только чуть помоложе, внес широкий поднос, заставленный вазочками с изысканными ранаханнскими сладостями и кубками с прохладительными напитками. Подносом обнесли всех, начиная, согласно законам восточного гостеприимства, с меня.

— У вас красивое имя, Каэрре-хэннум, — медленно промолвил калиф, отхлебнув из своего кубка и пристально глядя на меня поверх него, — насколько мне известно, "каэррэ" на наречии Кайташеррских Воронов[8] означает "кошка". Вы состоите в родстве с этим племенем?

Почва подо мной моментально стала зыбкой. Представляясь вымышленным именем первый раз, я брякнула то, что пришло на ум. С кочевниками я общалась какое-то время, но мне было невдомек, что поверхностное знание их языка может сыграть со мной такую злую шутку.

Я отпила из своего кубка прозрачно-медовый напиток, абсолютно не почувствовав его вкуса. А калиф-то оказался полиглотом. Что это — намек? Или желание втянуть меня в более пространный диалог? В любом случае, придется отвечать наобум, с некоторой долей риска.

Я повела плечом, втайне жалея, что не могу отвлечь внимания собеседника старым проверенным способом — "случайно" соскользнувшей лямкой, и открыто улыбнулась калифу:

— Честно говоря, впервые слышу о столь оригинальной трактовке. Спешу обратить внимание лучезарного калифа, что Каэррэ — это имя рода. Мое имя, данное при рождении — Кассандра.

"Вот так вот. Теперь, главное, не забыть и не запутаться, если вдруг кому-то из них придет в голову окликнуть меня по имени", — подумала я, исподволь наблюдая за реакцией калифа. Тот, кажется, остался вполне доволен ответом, вполголоса сказал что-то визирю и нетерпеливым взмахом руки отослал его. Затем вновь приложился к кубку и посмотрел на меня, чуть прищурившись.

— Откуда Вы родом, хэннум?

Я слегка расслабилась: можно на некоторое время отвлечься от придуманной легенды и позволить себе говорить правду… почти правду.

— Из Алдории, о лучезарный, — мой родной остров Коннемара и впрямь состоял в подданстве алдорскому королю, — у меня поместье у подножия Зеркальных гор и дом в столице.

Месторасположение своего "поместья" я выбрала неслучайно — Зеркальные горы были живописнейшим местом, где любила селиться знать. В последнее десятилетие, по слухам, при дворе было чрезвычайно модным прихвастнуть наличием угодий именно там. Думаю, калиф наслышан об этом и мое заявление не вызовет лишних подозрений и внесет еще один штришок в мой образ.

— Мы очарованы, Каэррэ-хэннум, — вальяжно сказал Тэймуран, — вы столь же прекрасны, как нам и рассказывали о вас, и, пожалуй, ваш ум не уступает вашей красоте. Позвольте нам полюбопытствовать — что побудило столь прекрасную деву отдаться поискам редкостей, да еще и в одиночку? Неужели одна лишь любовь к коллекционированию?

В тусклых глазах калифа зажегся едва уловимый огонек жадного интереса, и я ощутила смутную тревогу непонятно, от чего.

— Одним коллекционированием сыт не будешь, — с достоинством ответила я, — подчас, за редкости можно выручить очень неплохие деньги, особенно, если хорошо знаешь, кому и что предложить. Что же касается возможных опасностей… смею заверить лучезарного калифа — у меня надежная охрана.

Капитан Коннар едва уловимо фыркнул, дернув бровью с плохо скрываемым презрением, а калиф, напротив, отставил кубок и в явном восторге трижды хлопнул в ладоши.

— Браво, хэннум! Клянусь бородой Пророка, я впервые встречаю женщину, суждения которой по разумности почти равны мужским! — слово "почти" неприятно царапнуло меня, но я уже начала привыкать к патриархальным обычаям Ранаханна. Тем временем, Его Величество продолжал:

— Достопочтенный Аль Эхмат передал мне, что Вы желаете осмотреть наш дворец. Мы с удовольствием Вам окажем эту маленькую услугу и лично проведем по "Лилии"… нет-нет, не стоит благодарить нас, — поспешно заметил калиф, когда я приподнялась с выражением неимоверной радости на лице, — это доставит нам одно лишь удовольствие. Следуйте за мной, Каэррэ-хэннум, не будем откладывать.

Калиф встал и первый направился к дверям, за ним шагнул капитан стражи. Я же задержалась, делая вид, что расправляю края абаны, а на деле шепнув Дарсану:

— Когда заглянем в гарем, не выказывай эмоций, если увидишь там Таллию. Надеюсь, она догадается не проявлять бурной радости со своей стороны?

— Я подам ей знак, — хрипло прошептал юноша и закашлялся — наверное, от волнения, вызванного аудиенцией, у него пересохло в горле. Я сочувственно покачала головой и подала ему кубок:

— Пей. Сейчас начнется самое трудное и интересное.

— Умеете вы приободрить, хэннум, — слабо улыбнулся парень, жадно набрасываясь на питье. Я подмигнула ему:

— Еще как. Поторопимся, не будем заставлять лучезарного калифа ждать.

Дарсан немного поотстал, расправляясь с питьем, а я поспешила к высокой — в два моих роста — искусно украшенной двери, любезно придержанной для меня капитаном Коннаром.

Этот жест так не вязался с его ярко выраженной неприязнью ко мне, что я не удержалась. Первоначальный страх, вызванный великаном-северянином, притупился, и я почувствовала какой-то вскруживший голову азарт. Мягко улыбнувшись застывшему у двери наемнику, я певуче произнесла:

— Капитан Коннар, я чем-то обидела вас?

Его черные брови сдвинулись к переносице, и он непонимающе воззрился на меня. Я поспешила уточнить:

— Мне постоянно кажется, что вы будто смотрите на меня с неудовольствием… прошу простить мою возможную ошибку, но я бы не хотела, чтобы между нами возникло какое-то недопонимание, раз уж я проведу в "Лилии" некоторое время.

— Вам показалось, хэннум, — перебил меня северянин, пристально глядя мне в лицо, — просто я боюсь, вы сами не понимаете, во что ввязались.

И, коротко поклонившись мне, капитан стремительно удалился, оставив нас с Дарсаном наедине с поджидавшим невдалеке калифом.

Немного иллюстраций (все картинки кликабельны):

Мелиан Дикая Кошка

капитан Коннар