Глава 7

Глава седьмая

Мы всегда готовы пойти на риск, более того, мы только и ждем удачного момента, чтобы забыть обо всех правилах и ограничениях, удерживающих нас в тесной клетке. Нам хочется, чтобы кто-то подтолкнул к краю, дал карт-бланш на все безумства, которые рождаются в нашей воспаленной фантазии. В итоге мы оказываемся перед выбором — стать этим безумцем, отвергаемым обществом, или сойти с ума от безвыходности и обреченности. Так к чему на самом деле стремится человек: к самосовершенствованию или саморазрушению? Что из них имеет больший смысл?

В больнице царила мрачная тишина, я шла по широкому коридору, пытаясь избавиться от ощущения, что все вокруг вымерли, оставив меня одну на целой планете. Ночная смена сползлась в ординаторскую, попивая кофе и смотря какой-то сериал по крошечному телевизору. Но так было даже лучше — я не терпела посторонних глаз.

В детском отделении вовсю хозяйничала беспросветная темнота — отбой объявили более двадцати минут назад. Все мирно спали на своих узких кроватях, укрывшись тонкими потрепанными одеялами и прячась от яркого уличного фонаря, стоящего прямо под окнами. Я тихо прошла по палате, стараясь никого не разбудить, и остановилась у дальней стены, где, свернувшись калачиком, лежала маленькая девочка — Оля или Олененок, как называла ее мама. Голова малышки была повязана ярко-розовым платком, скрывая отсутствие волос, загубленных химиотерапией. Белый свет, льющийся из внешнего мира, делал ее лицо еще более бледным, словно покрытым тонким слоем инея. Мой взгляд упал на соседнюю кровать, где спала ее мать — два года борьбы измотали ее, казалось, она погибала вместе с дочерью, а может, это было ее желание.

Я встала на колени у кровати девочки, наблюдая, как подрагивают пушистые ресницу. Мои силы еще не восстановились полностью, но ждать не имело смысла — ребенок страдал от страшных болей, которые мог унять только мой дар. Мне нужно было только постараться, отдать все, что осталось внутри, все, до капли, и надеяться, что этого окажется достаточно.

Девочка испуганно открыла глаза, но, увидев мое лицо, тут же расплылась в улыбке. Я прикоснулась указательным пальцем к ее губам, призывая молчать. Она понимающе кивнула, оглядываясь, чтобы убедиться, не проснулась ли мама.

— Я пришла, чтобы помочь тебе, — мой шепот всколыхнул тишину, почти сразу утонув в ней. — Просто лежи смирно и старайся не шевелиться.

— Я знала, что ты придешь, — девочка замерла на кровати, прикрыв глаза. — Ты должна была прийти.

Я взяла ее за руку, чувствую, какая она хрупкая, словно тростинка, но даже сейчас от ее кожи исходил сильный уверенный жар.

— Будет больно? — Оля открыла глаза, не отрывая от меня взгляда. На ее лице читался и страх, и надежда, и какое-то детское благоговение.

— Нет, возможно, немного жарко.

— Это не страшно, — пролепетал ребенок, расслабляясь. — И боль пройдет? Я так от нее устала.

— Она уйдет, не бойся, — пообещала я, закрывая глаза и сосредотачиваясь на ее тепле. Маленькая ручка подрагивала в моей ладони. — Я обещаю.

Нежная кожа буквально вытягивала мою энергию, впитывая, словно губка, потому что так нуждалась в этом чистом притоке. Я могла ощущать ее болезнь, страшные провалы язв, как черные дыры, вытягивающие из Оли жизненную силу. Они тревожно задрожали, узнав о моем присутствии, и сжались, надеясь, что их не заметят. Но меня нельзя было этим обмануть — их длинные зловещие щупальца расползлись повсюду, адским спрутом вонзившись во все жизненно-важные органы.

Я сосредоточилась на этих болезненных очагах, представляя, что в моих руках огонь, способный их уничтожить. По венам потекла раскаленная лава, пульсируя и обжигая. Ладони вспыхнули, отдавая все тепло, но поток не был таким сильным, как когда я спасала Марка. Его было недостаточно, мой организм еще не до конца восстановился, проигрывая эту борьбу. Болезнь зашипела, отступая, но лишь длят того, чтобы вскоре вновь заявить о себе. Мне пришлось стиснуть зубу, чтобы не застонать от внезапной судороги, скрутившей сердце. Оно пропустило удар. Боль нарастала, мой пульс сначала участился, а потом резко упал, совсем пропав.

Я застонала, отдернув руки, и обессилено падая на пол. Сердце дало сбой, совершенно выпав из ритма. Из моего горла вырвался хрип, когда мне удалось сделать первый глубокий вздох. Кислород наполнил легкие, заставив закашляться. Я тут же прикрыла рот рукой, боясь, что кто-то проснется. Женщина рядом зашевелилась, что-то пробормотав во сне, но через минуту снова затихла — она слишком устала за день, чтобы очнуться от неясного шороха. В палате вновь воцарилась звенящая тишина.

С большим трудом, я все же поднялась на ноги, оглядываясь на девочку. Она испуганно смотрела на меня, сжав маленькие кулачки на стеганом одеяле.

— С тобой все хорошо? — спросила она так тихо, что я с трудом расслышала ее слова.

— Да. — Вот только ничего не получилось. Моей силы не хватило, чтобы исцелить малышку. От обиды я с трудом сдерживала слезы, до боли впиваясь острыми ногтями в ладонь.

— Я чувствую себя лучше, боль ушла, — улыбнулась девочка, посмотрев на меня своими по-детски открытыми глазами. — Больше не больно.

Я ответила ей улыбкой, которая получилось слегка вымученной. Болезнь притаилась в ней, всего лишь отступив под моим напором, но ребенок не должен был об этом знать. Главное, я сумела выиграть время. Может быть недолго, но она не станет мучиться от нестерпимой боли, впервые за столь долгий срок спокойно заснув.

— Все будет хорошо, я обещаю. — Моя клятва застыла в воздухе, отпечатавшись в сознании. Я не могла ее нарушить. — А теперь спи, тебе нужно хорошенько выспаться. Только никому не говори, что я к тебе приходила.

— Хорошо, — кивнула Оля, поворачиваясь на бок и укладывая ладошки под щечку. — Ты моя волшебная Фея. Ты — мой секрет.

— Никогда не прекращай верить в волшебство.

— Никогда, — кивнула малышка.

Я улыбнулась на это и медленно вышла из палаты, а когда оказалась в коридоре, то обессилено сползла по стене, ощущая холод кафельного пола даже сквозь джинсы. Мне не удалось. Впервые я не справилась. По щекам скатилась первая слезинка. Неужели так и должно было случиться? Жизнь Марка важнее жизни этой малютки? Почему я должна была встретить его той ночью, зачем пошла по этому пути?

Теперь Олененок страдала. Сегодня все могло уже закончиться, никто бы и никогда не узнал причин ее внезапного исцеления. Ребенок поверил бы в чудо. Я бы поверила. Но в душе остался болезненный осадок — мне пришлось отдать слишком много. Тело обмякло, и я закрыла глаза, стараясь отдышаться. В голове билась только одна мысль 'не получилось, не получилось...' это исцеление было необходимо не только Оле, но и мне самой, я хотела понять, что до сих пор могу делать хорошие вещи, а мой дар — не проклятье, возвращающее к жизни сомнительные личности.

В конце коридора послышались шаги, и я встрепенулась, быстро поднимаясь на ноги и размазывая по щекам слезы. Медсестра косо посмотрела на меня, но промолчала, только покачав головой. Мой взгляд скользнул по часам — двенадцатый час — мне стоило уже давно быть дома. Я ненавидела возвращаться домой по темноте, но и не хотела лишний раз пересечься с Марком. Только теперь его присутствие мало меня волновало — в теле накопилась такая усталость, что единственным желанием было добраться до кровати, даже голод отступил на второй план.

Я быстро собралась, попрощавшись с Таисией, и практически бегом направилась домой, опасаясь темных переулков и плохо освященных участков. Дом казался всего лишь черным прямоугольником, а свет горел лишь в паре окон на верхних этажах. Меня успокоило, что мой пятый этаж полностью погряз в черноте ночи, а значит, Марк либо уже спал, либо его и вовсе не было. Я вприпрыжку поднялась по лестнице и, добравшись до нужной двери, медленно и как можно тише повернула ключ в замочной скважине. Щелчок и мне открылся темный проем — в квартире действительно царил сонный покой.

Закрыв дверь, я стала раздеваться, так и не решившись включить верхний свет. Но тот вспыхнул сам, не дожидаясь моего решения. Комната осветилась ядовито-ярким свечением, заставив меня зажмуриться.

— И где мы ходим? — В дверях своей комнаты стоял Марк, в одних темно-синих джинсах и недовольным выражением лица. — Ты шляешься непонятно где, а я значит волнуйся?

Все возможные ответы разом вылетели из головы, оставив меня с открытым ртом стоять в проходе, смотря на него глазами оленя в свете прожекторов. О чем он?

— Что? Нечего сказать? Позвонить было сложно? — Я отчаянно пыталась найти в его лице признаки, что мужчина просто играет, издеваясь надо мной, но ничего не находила. Вероятно, он был великолепным актером.

— Ты чего? — мой голос испуганно дрогнул. Вся ситуация смахивала на сцену из дешевого мыльного сериала, которые так любила смотреть моя бабушка. Кем он себя возомнил?

— Я чего? — вскинул руки Марк, отчего его накачанные мышцы дернулись под бронзовой загорелой кожей. — Я тебя жду уже несколько часов, а вдруг с тобой что-то случилось?

— Очень смешно, — хмыкнула я, изображая полное безразличие. — Спокойной ночи.

— Мы еще не закончили. — Он неожиданно схватил меня за руку и дернул обратно в коридор, не позволяя уйти. — Не уходи от разговора.

— Да в чем дело? — моему возмущению не было предела. — Мы же договорились свести все контакты к минимуму!

— И поэтому ты решила возвращаться домой за полночь? Ты хоть понимаешь насколько там опасно? — в этой ситуации Марк выглядел с одной стороны комично, а с другой — все же устрашающе — его зеленые глаза хищно сверкали, не предвещая ничего хорошего.

— Да, ведь именно в такое время я нашла тебя, умирающего от потери крови. — Мне не удавалось подавить раздражение, которое с каждой минутой только увеличивалось — сначала этот чертов торт, потом проигранная борьба с лейкемией, теперь еще бессмысленный скандал. — Слушай, хватит играть в ревнивого мужа, это уже не смешно. Я очень устала за день.

Мужчина многозначительно хмыкнул, скрестив руки на груди. Весь его вид излучал темную скрытую агрессию. Я опасливо попятилась, пока не натолкнулась спиной на стену — отступать было некуда, он находился в моей квартире, чувствуя себя как дома.

— Голодна? — весьма двусмысленно спросил он, вскинув черную бровь.

В ответ я настороженно прищурилась, пытаясь решить, к чему катиться этот разговор. По всем критериям он несся прямиком в адское пекло. В голову вновь вернулся наскучивший вопрос — как Марку вообще удалось уговорить меня на совместное жительство? Ах, да — угрозы.

— В чем подвох?

— Никакого подвоха, — ответил он, словно оскорбился для глубины души. — Я решил закрепить наше перемирие и приготовил тебе ужин, который окончательно остыл еще пять часов назад. Поздравляю, и можешь торжественно выбросить все в мусорное ведро. Извини, фанфаров не будет.

Я выжидательно застыла, все надеясь, что мужчина зловеще усмехнется и рассмеется мне в лицо, сказав 'как можно быть такой глупой и доверчивой', но этого не произошло. Мы стояли друг напротив друга, молча скрестив взгляды. Теперь в моем было недоверие, а в его — явное раздражение. Марк не шутил?

— Спокойной ночи, — сухо процедил он, слегка склонив голову на прощание, и развернулся, чтобы вернуться в свою комнату, но замер. — И все-таки не стоит бродить по ночам. Я — не самое страшное, что может скрываться в темноте.

Свет в прихожей погас, а мне все не удавалось сдвинуть с себя с места, ошарашенную нашим коротким разговором. И что это было? Галлюцинация? Я медленно прошла в свою комнату, включив по дороге свет и закрыв за собой дверь. Все вроде бы находилось на своих местах, а значит, либо Марк был крайне осторожен, либо вовсе сюда не заходил.

Стрелки часов уже перевалили за час ночи, и я устало вздохнула, понимая, что ни при каких обстоятельствах не смогу подняться к первой паре, а очередной прогул Зарубежной литературы не пойдет мне на пользу. Но лучше так, чем храпеть всю пару на задней парте.

Я расстелила кровать, и осторожно прошлепала босыми ступнями по коридору в стороны в ванной. Из комнаты Марка не доносилось ни звука, но его присутствие ощущалось так явно, словно он наблюдал за мной каждую проклятую минуту. Паранойя дошла того, что мне пришлось не только закрыть щеколду, но и слегка сдвинуть стиральную машинку, что бы мужчина точно не просочился, и к тому же, принимать душ вприглядку, нервно озираясь и прикрывая обнаженное тело ладонями. Хотя какой смысл ему подглядывать за мною? Может, чтобы позлить?

Выйдя из ванной и кутаясь в толстый махровый халат, я замерла у входа на кухню. А что если Марк действительно приготовил мне ужин? Глупо, но все же? Еду нельзя было оставлять на столе, к тому же стоило убедиться, что он выключил плитку. Я колебалась с минуту, боясь, что мужчина узнает о моем чрезмерном любопытстве, но, прислушавшись, и убедившись, что он все так же спит, свернула вправо, чувствуя под ногами прохладный линолеум.

Щелчок выключателя прозвучал чересчур громко, но слишком поздно было поворачивать назад. Свет выхватил стол, сервированный на двоих по всем правилам этикета, в центре даже стоял небольшой цветочный букет и две витиеватые свечи. На белой кружевной скатерти располагались три вазы с разными салатами, а на подоконнике — большое серебряное блюдо с поджаристой золотистой уткой, украшенной тушеными яблоками. Пять часов назад здесь наверняка царил невероятный аромат, но я опоздала. Только даже один вид этого заставил мой желудок сжаться. Разве можно было все вот так просто выбросить?

Совершенно не волнуясь, как это выглядит со стороны, я схватила нож, отрезая от птицы огромны кусок и засовывая его в микроволновку на пару минут, тем временем набирая на другую тарелку салаты. За моей спиной кто-то пренебрежительно хмыкнул. Я резко обернулась, словно пойманная за чем-то отвратительным.

— Есть после шести очень вредно, — насмешливо произнес Марк, застыв в дверном проеме. — Не боишься ожирения?

— И что ты мне предлагаешь? Отправить все блендер, а потом выпить? Так будет честнее? — Мне тут же вспомнился анекдот про девушку на диете, которая после шести выпила котлету.

— У тебя нет блендера.

— Спасибо, что напомнил, — поморщилась я, слыша мерзкий писк микроволновки. — Но знаешь, до шести утра я еще укладываюсь, еще пять часов.

— Потом не говори, что я тебя не предупреждал, — многозначительно вскинул бровь Марк. — Будешь мучиться желудочными коликами, меня не зови.

— Что там? Цианид? Или ты не стал заморачиваться и просто приправил крысиным ядом?

— Я же говорил, что пока ты не перепишешь на меня квартиру, мне нет толку тебя убивать. — Это отчасти звучало как шутка, но я все равно насторожилась от этих слов, усмешка медленно сползла с моего лица. — Не бойся, я был слишком банален — базилик, кориандр и семена кардамона. Приятного аппетита.

Мужчина развернулся и скрылся в темноте коридора. Я безразлично пожала плечами, но все же понюхала мясо, уловив только пряные специи. Умереть сытой — неплохой вариант. Последний раз такое разнообразие мне доводилось видеть лишь год назад, во время семейного ужина у Ильи, но даже тогда его мать особо не старалась, заказав все в небольшом ресторанчике ниже этажом. Но никто и никогда не готовил специально для меня.

Я забрала с собой обе тарелки и закрылась в уютной комнате, погрязшей в полумраке. Он действительно умел готовить — мои вкусовые рецепторы просто взорвались праздничным салютом. Когда еда закончилась, в мой мозг закралась коварная идея сходить за добавкой, но мне пришлось отогнать ее прочь, потому что живот вздулся, начиная болеть от такого количества вкусностей. Казалось, мне просто разорвет от обжорства. Нехотя, я все-таки отставила две пустые тарелки на прикроватную тумбочку, решив, что за несколько часов в комнате не воцарится полная антисанитария.

Даже абсолютная темнота, ночная тишина и мягкая уютная постель не могли подарить мне сон. Все события этого дня навалились разом, сменяясь бесконечным фильмом, напоминая о себе. Я беспокойно ворочалась, отгоняя назойливые картинки то эротического торта, то полуобнаженного Марка. Это было невыносимо. Одеяло уже запуталось вокруг моих ног и мне пришлось с шумом расправлять его.

По комнате разнесся стук, доносившийся из-за соседней стенки.

— Угомонись уже, — голос моего квартиранта был приглушен из-за расстояния, разделявшего нас. — Дай поспать.

Я замерла на своей кровати, стараясь вообще не шевелиться, в страхе, что он выйдет из себя, и решит утихомирить меня силой. Это было заманчивым, но в тоже время пугающим, как и сам мужчина. Мне хотелось просто заснуть и забыться, но мысли назойливыми мухами, кружили вокруг.

Неужели он сделал это все для меня? В моем тяжелом случае приготовление всех этих блюд отняло бы как минимум полжизни. Глупо было полагаться на альтруистичность его стремлений, человек, меняющий маски с такой скоростью, не делал ничего без определенной корыстной цели. Я не верила или просто не хотела верить ему. Даже фееричное шоу с моим поздним возвращением домой заслуживало Оскара, или как минимум приза зрительских симпатий. Это выглядело абсурдно, что такой мужчина как Марк, мог обо мне волноваться. Даже Илья никогда не утруждал себя подобным. Хотя бессмысленно было отрицать, что это вызвало странный отклик в моей груди, который я так старалась прикрыть безразличием. Чувство что кто-то заботится о тебе, оказалось невероятно приятным, но мне не хотелось окружать себя иллюзиями. Две недели и он исчезнет из моей жизни, раз и навсегда.

Кто-то тормошил меня из стороны в сторону, как колбаску перекатываю от одного края кровати к другому. Я стонала и уворачивалась, не желая выныривать из глубокого сна. Сколько бы он уже не длился, но организм сопротивлялся пробуждению, словно прошло всего пару часов.

Я приоткрыла один глаз, пытаясь обнаружить раздражителя. Надо мной навис Марк, облокотившись на вытянутые руки по обе стороны от моей головы.

— Ты собираешься просыпаться?

Дурной сон. Я что-то пробормотала, поворачиваясь на другой бок и не обращая внимания, что его запястье упирается в мой нос. Резкий мужской запах напомнил что-то родное, но желание спать не позволило разобраться в воспоминаниях.

— Вставай, у тебя учеба. — Ответом ему был мой полусонный смешок. — Уже почти восемь.

Я вновь открыла глаза, уставившись на него невидящими глазами — темные растрепанные волосы, яркие изумрудные глаза, слегка раскрасневшаяся кожа. Узнавание скользнуло по мне холодной ядовитой змеей. Что он делал в моей комнате? В моей кровати? С обнаженным торсом? Я запоздало вскрикнула, подскакивая на кровати, отчего мы едва не столкнулись лбами.

— Мило, — хмыкнул Марк, вставая с кровати и двумя пальцами брезгливо отбрасывая в сторону мою выстиранную футболку, что так и осталась валяться на матрасе, а мне было лень отнести ее в корзину для белья. — Ты опоздаешь на пару.

— Какое из слов "не вмешиваться в мою жизнь" ты не понимаешь? — простонала я, откидываясь обратно на подушку и натягивая повыше одеяло, чтобы прикрыть ярко-розовый спальный комплект в сердечках, который подарила мне Маша на День Святого Валентина, в надежде, что я испытаю его на Илье. Наивная.

— Ты что, собралась прогулять занятия? — нахмурился он, напоминая мне отца в детстве, когда я отказывалась идти в детский сад, хватаясь за спинку кровати всеми конечностями.

— И что из этого? Тебе нужна квартира? Даже не думаю приглашать сюда своих друзей! — Мысль, что кто-то чужой будет хозяйничать в моем доме, привела меня в бешенство.

— Успокойся, я просто забочусь о тебе.

— Заботишься? — настороженно повторила я, пытаясь понять, что бы это значило. — Зачем?

Марк замер, словно впервые чему-то удивился. Его прищуренный взгляд изучал мое лицо в поисках подвоха.

— Тяжелый случай, — в итоге вздохнул он, проводя рукой по своим волосам. — Вставай, нам нужно кое о чем поговорить. Жду тебя на кухне.

Первой идеей было проигнорировать его, снова свернуться на кровати под теплым одеялом, но я знала его достаточно хорошо, чтобы понять — такой фокус с ним не пройдет. Марк мог добиться чего угодно и от кого угодно, простыми просьбами или угрозами. Я ненавидела первое и боялась второго.

— Вставай! — что-то с силой опустилось на мои ягодицы, так, что я вскрикнула и подскочила на кровати, успев заметить только удаляющуюся обнаженную спину.

Прошлось вставать, морщась от холодного воздуха, проникшего в квартиру через приоткрытые неясно кем окна. Обычно на сборы у меня уходило не более десяти минут, но в этот раз мое тело просто отказывалось работать. Вероятно, улитка и то оказалась бы быстрее. Самое страшное, что на этот раз я потратила большую часть времени на макияж, вновь и вновь перерисовывая стрелки на глазах, чтобы добиться одинаковой длины. И для кого? Мне не хотелось размышлять на эту тему.

Марк суетился на кухне, а вокруг уже витал ароматный запах кофе. Я замерла в двери, уставившись на его обнаженную спину и джинсы, которые сползли неимоверно низко, обнажая поясницу и даже округлости ягодиц. Мне пришлось стыдливо отвернуться, на ощупь продвигаясь к столу и усаживаясь на деревянный табурет.

— Я уже собирался поторопить тебя, — недовольно сказал мужчина, оборачиваясь и ставя на стол две горячие чашки кофе. — Нужно было разбудить тебя пораньше.

Я придвинула напиток поближе к себе, вдыхая густой аромат, сразу придавший мне немного бодрости. Как только у него получалось превратить кучку темно-коричневых зерен в нечто подобное?

Марк сел напротив, задумчиво потягивая свой кофе. Со стороны это выглядело так банально — парень и девушка, встречающие утро вместе. Заспанные лица, медленные ленивые движения, взгляды, бездумно блуждающие по кухне. Это еще раз подтверждало, что действительность могла быть обманчивой. Любой другой принял бы нас за влюбленную парочку, живущую вместе, и отходящую после бурной ночи. Я даже прыснула от этой мысли.

— Не нравится кофе? — встрепенулся мой квартирант, сузив на мне взгляд своих глаз, цвета змеевика.

Я отрицательно покачала головой, пытаясь сдержать смех от нелепости происходящего. Что он делал на моей кухне? Что заставляло меня вот так просто сидеть рядом с ним, совершенно незнакомым человеком, и завтракать? Куда делось мое чувство самосохранения? Взяло бессрочный отпуск?

— Ты видишь что-то очень смешное? — его темные брови нахмурились, сойдясь к переносице. — Может, поделишься?

— Нет, — сухо ответила я, отрицательно качая головой. Стоило держать себя в руках и свести наше общение к минимуму. Но разве можно было игнорировать его, особенно когда он сам не позволял мне этого?

— Отлично, у меня к тебе просьба. — Это прозвучало так буднично, что в моей голове вновь возникло видение о парне и девушке, которые разговаривают о своих планах на день.

— У меня нет на это времени. — Я не собиралась ни на что соглашаться, хватало и того, что в моем доме жил посторонний человек, и все равно, как бы вкусно он не готовил.

— Думаю, тебе придется его найти, — нахмурился Марк, отставляя в сторону пустую чашку кофе.

— По-моему мы договорились делать вид, что тебя здесь нет.

— Ну, тебе же понравился ужин. — Вот теперь все стало на свои места — мужчина делал только то, что могло сыграть ему на руку. А я глупо надеялась, что в нем есть хоть что-то хорошее. — Тебе просто нужно будет кое-то забрать из моей квартиры. Одну небольшую вещь.

— Я не хочу. — Боже, меня даже замутило от нехорошего предчувствия. — Тебе нужно, ты и иди, но не впутывай меня в это.

— Малышка, — Марк поднялся из-за стола, подойдя ко мне вплотную, и наклонился так, что я дернулась назад, ударившись головой о стену, — я очень прошу тебя. Цени такие моменты, когда я белый и пушистый. Ну же, не заставляй меня переходить угрозам. Я уверен, что это не нравится нам обоим.

Его разгоряченное дыхание касалась моей кожи, и мой взгляд буквально застыл на его губах, медленно двигающихся с такт словам. Все в нем излучало опасность, и мое сердце учащенно забилось, как у крошечного кролика, собирающего стать обедом для хищника. Я сама вернула ему жизнь, сама впустила в свой дом, сама отдала ему весь контроль над собой. Так в чем заключался смысл? В моей природной глупости или внезапном авантюризме вкупе с мазохизмом?

— А что, если я не соглашусь? — нервно спросила я, наконец встречаясь с его животным взглядом.

— Тогда, боюсь, мне придется разрушить твой сахарно-медовый мирок, разобрать по кирпичикам, — Марк устало вздохнул, словно расстроился оттого, куда свернул наш разговор. — Ну вот, мы с тобой вновь дошли до угроз. Любишь пожестче? Я это учту.