Глава 10

Глава десятая

Что мы знаем о других людях? Лишь то, что у них свои проблемы. Толпа — самый страшный и издевательский обман, который дает нам мнимое ощущение спокойствия. Мы можем притворяться друзьями, родственниками, возлюбленными, всеми силами создавать иллюзию массовости, но от этого наша жизнь не станет полнее. Достаточно сесть у окна и представить, что тебя больше нет. Что изменится? Остановятся ли прохожие? Исчезнут ли машины? Содрогнется ли мир? Нет. Он просто пойдет дальше, вне зависимости от того, скольких людей ты впустил в свою жизнь.

Я открыла нараспашку окно, и впустила в комнату морозный ночной воздух, говорящий, что зима уже не за горами. Мое дыхание превращалось в пар, на пару секунд застывавший в воздухе тяжелым облаком, а потом растворяющийся, сливаясь с темно-синим сумраком. Кожа пошла мурашками, но мне было плевать, холод помогал сосредоточиться, ставил на край, обостряя чувства. Огни загорались очень медленно, сначала фонари, оживившие улицы, потом окна домов, складываясь в четкие геометрические узоры. Все как обычно. И так день за днем. Как остальные не устают от этого? Я сидела на подоконнике, чувствуя, как высота кружит голову, где-то между страхом и эйфорией. Вдалеке лаяли собаки, словно переговариваясь о чем-то на расстояние. Мне хотелось знать, ушел ли Марк, но из соседней комнаты не доносилось ни звука. Была ли я достаточно убедительной, чтобы прогнать его из собственного дома? Надеюсь, что да. Мне почти виделось, как мужчина собирает вещи и с поникшей головой, уходит из квартиры, наконец возвращая мою жизнь в норму. Видимость нормы. Как бы я не выглядела снаружи спокойной и умиротворенной, боль осталась внутри, поедая меня живьем. Ничто уже будет как прежде. — Ты решила заморозить себя? — Голос Марка застал врасплох, я вздрогнула, чуть не вывалившись из окна. Мужчина стоял в дверном проеме, привычно скрестив на груди руки и выражая полную уверенность и сосредоточенность. Рядом с ним на полу не было никаких чемоданов, которые мне так хотелось увидеть. Плюсом оказалось то, что он все-таки натянул серые тренировочные брюки, оставив без внимания обнаженный торс. В таком виде обычно не бродят по вечерним улицам. — Какие-то проблемы? — Мой тон оставался таким же холодным, как осенний воздух, пронизывающими меня насквозь резкими порывами. — У меня? Нет, никаких. Боюсь, ты таковым похвастаться не можешь. — О чем ты? — Мне не понравилось, что он оттолкнулся от стены и двинулся в мою сторону. Его зеленые глаза сверкали дьявольским светом, гипнотизируя, и я почти видела, как он подходит вплотную, а потом одним неуловимым движением опрокидывает меня, выбрасывая в ледяную пустоту, навстречу ошалевшему ветру. — Удивительно, что ты сама этого не понимаешь. — Марк стоял так близко, что жар, исходящий от его тела, боролся с заледеневшим воздухом, заполнившим комнату, и мне даже стало немного теплее. — Ты убила одного из них, теперь тебя так просто не отпустят. Они никогда не шутят. — Кто 'они'? — Его жуткий замогильный тон не напугал меня, показавшись даже смешным, после всего, что я сегодня пережила. — Те, кто пытался убить меня, они не самые приятные ребята. Да и кому я это рассказываю, тебе тоже, наверняка, досталось. — Он медленно поднял руку, проводя по моей щеке тыльной стороной ладони в легком касании. Несмотря на то, что это оказалось так чувственно и невыносимо приятно, я отшатнулась, слишком удивленная как его поступком, так и своей реакцией — по телу прошла дрожь, даже сильнее той, что вызывал холод. — Они причинили тебе боль? Не сильнее, чем это сделал ты. В слух не прозвучало ни слова. Так просто было притвориться, что Марк действительно обеспокоен, сожалеет о случившемся, даже его нежность казалась настоящей. Но в искрящихся глазах всегда оставалась бездна, страшная пустота, вытягивающая из тебя душу. Он мог играть кого угодно, но темные секреты прорывались наружу. Быть может, кто-то и верил в его маску, но не я, на собственном опыте зная, как пустота разъедает душу. Неужели его тайны были еще страшнее моих? — Они не опознают тело. — Я безразлично хмыкнула, снова отворачиваясь и всматриваясь в притихший город. — Об этом можешь не волноваться. На долю секунды, практически не уловимую для человеческих глаз, лицо Марка изменилось, но ему быстро удалось скрыть изумление, замаскировав его под надменность, ставшую для меня совершенно привычной. Неужели он, правда, мог что-то чувствовать? — Да ты, я смотрю, все продумала, — его губы растянулись в какой-то неуклюжей и неуместной улыбке. — И что же стало с телом? Я оставила этот вопрос без ответа, стараясь не встречаться с мужчиной глазами, словно он мог прочитать мои мысли. Куда как проще было смотреть в пустоту, которая ничего не требовала и ничего от меня не ждала. — Знаешь, Астра, все куда как сложнее. — Марк многозначительно покачал головой, присаживаясь рядом со мной на противоположную сторону подоконника, оказавшись слишком близко, так, что наши ноги соприкоснулись. — Им не составит труда найти тебя, от них очень тяжело что-то скрыть. — И? — у меня вырвался зевок — усталость давала о себе знать — и мир пошатнулся, на долю секунды расплывшись в неясную кляксу. — Я беспокоюсь о тебе. — Он протянул ко мне руку, пытаясь схватить за запястье, но я дернулась в сторону, снова чуть не выпав из окна, на этот раз, удержавшись за выступающий карниз. — Мне не безразлично… Мне не удалось сдержать приступ смеха, защекотавший горло. Это скорее походило на истерику, ведь я не могла себя контролировать — челюсти начали болеть, на глазах выступили слезы, а мышцы живота скрутило от напряжения. Наконец-то мое тело дало сбой, сломавшись, не выдержав того напряжения, что копилось во мне целый день. Сознание боролось со стрессом как могло, бросая меня из одной крайности в другую. Марк терпеливо ждал, пока утихнуть мои всхлипы, а тело перестанет вздрагивать. Возможно, в его взгляде читалась жалость, в тот момент я просто не могла понять этого, не видя ничего, потерявшись в пространстве. — Принести тебе воды? — спросил мужчина, когда мой смех затих, оставив лишь учащенные короткие всхлипы дыхания. — Может, ты сам отсюда уберешься? Я до этого неясно выразилась? — Я бросила на него обозленный взгляд исподлобья, который вкупе с моей бледностью и темными волосами должен был смотреться устрашающе. Марк откинул голову назад, коснувшись затылком холодного стекла и прикрыл глаза на несколько секунд. Его грудь медленно вздымалась в такт дыханию, а мышцы двигались под гладкой кожей, отвлекая мое внимание. Он специально игнорировал меня, старался вывести из себя? Для чего? Странная садистская игра? — Тебе лучше поспать. — Тебе лучше покинуть мой дом! — Я произнесла это резким тоном, выделяя каждое слово. — Я не уйду, прими это за аксиому, и мы двинемся дальше. — Мужчина открыл глаза и смерил меня абсолютно спокойным взглядом. Его глаза горели изумрудами в мрачном полумраке, словно остались единственным маяком в хаосе. — Ты убила одного из них, и теперь они не отстанут от тебя. Ты не понимаешь насколько это опасно. — Но тогда, зачем мне ты? — Даже так? Ты просто уничтожила мое самолюбие, — рассмеялся он, на мгновение утратив свою холодную маску. — От меня еще ни одна девушка не отказывалась. — А скольких из них ты отправлял на смерть? — Вопрос вызвал тишину, мне даже показалось, что из мира вообще пропали звуки. — Или я первая? — Я не знал, — нахмурился он, но я никак не могла понять ложь это или правда. — Не веришь? Я не думал, что они до сих пор ведут наблюдение за квартирой, к тому же, тот дневник действительно очень важен… для меня. Отлично. Проблема состояла в том, что я растяпа могла потерять его гребанную книгу. Весьма убедительно, но еще никогда мне не было так гадко на душе. Правда часто выглядела нелицеприятно, но ее суть от этого не менялась, и я не хотела тешить себя ложью. С этой мыслью пришло облегчение, словно очередная загадка оказалась разгадана. Это позволяло мне видеть сквозь маски Марка, сквозь его притворство и слова, так легко манипулирующие людскими чувствами. Он не был хорошим, не заботился о других, и я его не волновала. — Убедительно, — мой голос мог бы дробить камни, — но меня это уже не волнует. Собирай вещи и убирайся, мне надоело повторять одно и то же. — А иначе ты меня убьешь? — усмехнулся мужчина, словно совершенно не веря в мои угрозы. — Это глупо, не считаешь? Сначала вернуть мне жизнь, потом отобрать. Ты не Господь Бог! — Ты считаешь, что я не смогу? — Я считаю, что ты не захочешь. Эй, от меня больше пользы, чем вреда. Признай это. Без меня тебе с ними не справиться. И во что я ввязалась? В гангстерские разборки? Следовало думать раньше, прежде чем спасать его на пустыре. Просто так люди не получают столько ножевых ранений, это могли совершить только чудовища… еще для одного чудовища. Теперь между ними стояла я, специально ли Марк кинул меня на передовую? Старался отвлечь от себя внимание? Это совершенно не удивляло. Возможно, он просто хотел объяснить свое присутствие в моей квартире и в моей жизни. Что ж, вполне убедительно, но я никого не боялась, ни теперь. То, что осталось от мужчины не могло вывести бандитов на мой след, и мне не стоило об этом волноваться. — У тебя гиперболизированное самомнение, кто сказал, что ты вообще мне нужен. Я сама могу о себе позаботиться. — В ответ на это Марк только нахмурился, слегка покусывая полную нижнюю губу. — Нет тела, нет улик, так что оставь свои угрозы при себе. Ты мне не нужен, поэтому иди сворачивать нервы кому-нибудь другому. — Например, твоей милой подружке? Как ее? Маша? — От его хищной улыбки мое сердце забилось чаще. — Хочешь передать меня ей? В красивой обертке с ярким бантом? — Не смей к ней прикасаться, — прошипела я, даже немного подавшись ему навстречу, словно грозясь ударить. — Даже приближаться! — А то что? Ты убьешь меня? — Мужчина расплылся в улыбке, видя мое замешательство. — Так чего ты ждешь? Я не было готова к тому, что случилось в следующую секунду. Марк поймал мою руку и приложил раскрытой ладонью к своей груди, притягивая ближе. Мое дыхание замерло, а сердце пропустило удар, наверняка на моем лице можно было прочесть не просто страх, а настоящий ужас. Я попыталась освободиться, но он оказался сильнее, удерживая практически до боли. В следующую секунду его взгляд поймал мой, и тело замерло, уловив жар, исходящий от загорелой кожи. Под моими пальцами бился его пульс, сильный и уверенный, обжигающий и вызывающий странную дрожь внизу живота. Глаза Марка словно стали ярче, сверкая холодными драгоценными камнями. В душе шевельнулся страх, что это произойдет вновь, что мне не удастся контролировать свою способность и от мужчины не останется ничего, но больше не было того ощущения опасности, скручивающего желудок, лишающего рассудка. Что-то внутри утверждало, что этот человек не причинит мне вреда. Какой-то глупый наивный голосок шептал на ухо, что его не стоит бояться, что ему можно доверять. Глупости. Я на секунду закрыла глаза, собираясь с мыслями. Все это время он не отрывал от меня взгляда, поглаживая большим пальцем линию моего запястья. Его сердцебиение оставалось ровным, а мускулы даже не двигались — Марк оставался совершенно спокоен, не веря в мою темную сторону. — Может мне принести тебе нож из кухни? Или нужен револьвер? — У тебя есть револьвер? — удивленно поинтересовалась я, все еще не решаясь поднять на него глаза. — Для тебя, все, что угодно. Так мы решили этот вопрос? — поинтересовался он как бы невзначай. — Ты сейчас про очередную угрозу? — Это могло стать причиной новой истерики, а мне уже хотелось со всем покончить и наконец улечься спать. — По-твоему я должна испугаться? — Нет, но твое самопожертвование восхищает, ты же не подвергнешь свою подругу опасности, зная, кто я такой. Хотя, она примет меня с большим… ммм… желанием. Знаешь, хочется уюта, тепла. Я поморщилась на его слова, с раздражением понимая, что он снова не оставил мне выбора. Марк так умело манипулировал людьми, что переиграть его казалось невозможным. Когда он только успел окопать все мои пути к отступлению? Когда я оказалась взаперти, став для него настолько легкой добычей? Самое обидное, что не стоило искать виновных, кроме себя самой, когда с самого начала отдалилась от окружающего мира. Было делом времени, чтобы кто-то, такой как Марк, нашел дорогу к моему дому. Потенциальная жертва. Почему неприятности любили играть именно со мной? — Две недели? — Я надеялась, что он не расслышал мольбу в моем голосе, и мне удалось сохранить образ озлобленной и доведенной до края девушки. — О, милая Астра, если бы дело состояло только во мне, как раньше, — покачал он головой, поглаживая мою руку, которая почему-то до сих пор лежала на его груди — не самое неприятное ощущение. — Теперь я просто не могу оставить тебя одну. — Хочешь сказать это лишь для моей защиты? — Отдернув свою ладонь, я все еще ощущала странное покалывание, словно кто-то водил по ней тонким перышком. — Да, неужели? — Я подверг тебя этой опасности, и именно я должен теперь защитить от них. — Как же благородно это звучало. Благородно и лживо. — Мы справимся. — А если они не придут? — Я очень сомневалась, что эти бандиты выйдут на мой след, Марк просто не представлял, во что превратилось тело мужчины. — Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю? — Они появятся, — с уверенностью проговорил мужчина, отчего мне стало не по себе. — Не заставят себя ждать, поверь. Пойми, речь идет о твоей безопасности. — А не о твоей? — Порой ты слишком смышленая. — Он поднялся, потягиваясь, отчего мышцы на его спине задвигались в странном танце. — А порой… порой невероятно глупа. У тебя большие проблемы с чувством самосохранения. — У меня большие проблемы с тобой, — тихо прошептала я, тоже поднимаясь с подоконника. Мужчина резко обернулся, недовольно вскинув бровь. Ситуация казалась запретной и в чем-то даже нереальной — полуобнаженный парень в моей комнате, освещенной только светом луны и далеким блеском уличного фонаря, похожим на маяк в темном море. Почему я ничего не чувствовала? Только странные отголоски, словно едва заметные круги на воде — пародия на настоящие эмоции. — Ложись спать, а я удостоверюсь, безопасна ли квартира. — Он смерил меня заинтересованным взглядом, а потом улыбнулся своим мыслям, мне оставалось лишь догадываться, что творилось у него в голове. — Приятных сновидений. — Марк, — окликнула его я, и мужчина удивленно обернулся, словно не ожидал услышать от меня своего имени. — Что в этом дневнике? — А разве ты сама не посмотрела? — Возможно, — не стоило скрывать очевидного, — но ничего не поняла. — Это к лучшему, — ответил он, застыв в дверном проеме, — меньше знаешь, крепче спишь. — А ты не считаешь, что мне положено знать, зачем я рисковала? И вероятно, рискую до сих пор? — Я уперла руки в бока, хотя, наверняка, не стала смотреться более грозной. — Что это за дрянь, за которую меня хотели убить? — Тебе, правда, лучше не знать. — Марк пожал плечами и вышел, оставив меня одну. Я повалилась на кровать, чувствуя, как из тела медленно уходит напряжение. Слишком длинный день, слишком много событий, слишком много эмоций. Сегодня мне точно не удастся уснуть, сколько бы снотворного не попало в мою кровь. Сон казался чем-то недостижимым и запретным, слишком высока была вероятность, что он вернет меня в тот мрачный подвал, на грань между жизнью и смертью. Во мне бурлила энергия, распирая каждую клетку, и это нервировала еще сильнее. Она не была моей, являясь чужеродной для моего тела. Мышцы сокращались, словно требуя каких-то действий. Я не могла дать этой силе выхода, и она металась, периодически болезненно вспыхивая. Невыносимо. Из окна все еще дул морозный ветер, шевеля стопку бумаг на столе, и безудержно кружа по комнате. Я приподнялась на кровати, вглядываясь в безмятежную гладь. Беспокойное чувство дежа вю кольнуло сердца, заставив меня перевести взгляд вдаль, на сопку, где находилась больница. Не так давно этот приглушенный свет стал символом надежды, дав силы подняться с колен и идти вперед. Я так долго пыталась вернуть свою жизнь в норму, и вновь оказалась у развалин. Отчаяние навалилось сошедшей с гор лавиной, став всем на этом свете. Мне нужно было избавиться от чужой энергии, сбросить ее как ненужный балласт, уничтожить каждую мелочь, напоминающую о погибшем мужчине. Но я знала, что все не так просто, частичка все равно останется внутри, и не исчезнет никогда. Его воспоминания. Они начнут преследовать меня, притворяясь моими собственными, не давая покоя, расшатывая нервы, посылая кошмары. Я была обречена. — Ложись спать, — крикнул мне Марк из соседней комнаты, а затем донесся скрип кровати — он уж улегся, наверняка даже не начиная собирать свои вещи в ответ на мою угрозу. Я еще повозилась, медленно передвигаясь между кухней и ванной, и пытаясь снять напряжение, но легче не стало. Казалось, тело наоборот разогрелось, а мышцы напряглись, готовые к действиям. Не помогли ни ромашковый чай, ни горячий душ. Вернувшись в комнату, я посмотрела на часы — за полночь — так много часов до рассвета, и мне придется занять чем-то каждый из них. Утро стало спасением, как только первые золотистые, но еще холодные лучи стали пробиваться на горизонте, окрашивая небо сначала в серые, затем в оранжевые тона, моим мучениям пришел конец. Я отложила в сторону книгу, которую никак не находила времени дочитать, и выключила компьютер, по которому загружалась очередная серия 'Страх, как он есть' — на сегодня хватит ужасов. На сборы ушло не более получаса, и можно было идти, мне не хотелось оставаться в этих стенах еще хоть на минуту. Стараясь не шуметь, я прошла в коридор, заметив, что на этот раз Марк не закрыл дверь в свою комнату, и сейчас был виден угол кровати и его обнаженное согнутое колено, не прикрытое простыней. Черт, да он чувствовал себя как дома, вот только мне все меньше казалось, что квартира вообще является моей. Услышав шорох, мужчина пошевелился, но не проснулся, лишь что-то пробормотав во сне. Как он мог быть так спокоен, когда я не находила себе места? Отсутствие совести? Бессердечность? Я надеялась, что никогда не стану похожей на него, у меня еще был шанс выплыть на берег, а не пойти ко дну. Больница была закрыта для посещений, но мне, как старательному волонтеру, разрешили пройти внутрь, только косо посмотрев, потому что мало кто хотел работать субботним утром, тем более в таком месте. В коридорах уже вовсю кипела жизнь — некоторые шли с завтрака, другие сидели в холле, около телевизора. Я сразу отыскала взглядом Олененка, которая громко смеялась чему-то, играя с большой старинной куклой в красивом пышном бирюзовом платье с длинными рюшами. Это выглядело невероятно странно, у этой пластмассовой девочки было все, что не доставало обычному ребенку — густые светлые волосы, лежащие тугими кудрями, которые Оля потеряла уже давно, красивый наряд, когда девочка носила неприметное выстиранное платьице. Две абсолютные противоположности. Я присела рядом, про себя отмечая, что мать малышки все еще в палате, и наверняка спит. Девочка подняла на меня взгляд и широко улыбнулась. — Больше не больно, — ее голос был звонким и полным детского задора. — Доктор сказал, что, возможно, отпустит меня ненадолго погулять. Представляешь? — Да, это здорово. Но, думаю, нам нужно закончить, чтобы тебя выписали отсюда раз и навсегда. — Уйти из больницы? — Она так много времени провела в этих стенах, что даже не представляла жизни вдали от врачей и бесконечного лечения. — Совсем? Я смогу пойти в школу, играть с ребятами? Я буду жить дома? — Да, — мои губы дрогнули в улыбке. — У тебя будет нормальная жизнь, у тебя и твоей мамы. Ты же хочешь этого? — Конечно. Мама обещала отвезти меня на море, как только мне станет лучше. — Ты никогда не гуляла у моря? — удивилась я, хотя могла догадаться, что Олененок еще совсем не видела мира, узнавая обо всем из книг и порой из телепрограмм, когда ей разрешали их смотреть. — Мама говорит, что я была у нее в животике, когда мы последний раз купались, но я не помню волн. Говорят это очень красиво, и море шумит, громко и волшебно. — На лице девочке появилось такое мечтательное выражение, что сердце закололо. — Тогда пойдем. — Я протянула руку, помогая ей подняться на ноги. Ее ладонь казалось такой маленькой и невесомой, словно перышко. Никто не обратил на нас внимания, в этом месте уделяли мало внимания происходящему, словно их это уже не волновало. Здесь были совершенно другие правила, мир, существовавший внутри нашей вселенной — похожий, но совершенно другой. Даже время в этих стенах текло совершенно иначе, так, что секунды, превращались в целые часы. Люди, как сонные мухи, двигались по коридору, каждый раз отводя глаза, словно боясь увидеть в нас что-то, способное нарушить их невозмутимое спокойствие. Мы зашли в уборную, хмурая женщина вымыла руки и выскользнула в коридор, оставив нас наедине. Я заперла дверь на щеколду, убедившись, что нам никто не помешает, и повернулась к девочке, которая, облокотившись на сероватую раковину и поднявшись на цыпочки, разглядывала себя в зеркале, корча смешные рожицы. Этот ярко-розовый платок в белых сердечках ей очень шел, делая малышку еще забавней. — На этот раз не будет так больно. — Я могла чувствовать, что болезнь все еще пряталась, боясь проявляться — в этот раз должно было оказаться легче, чем в прошлый. Как для меня, так и для ребенка. — Я не боюсь, и боли больше нет. Я так хочу скорее попасть на море. — Последние слово прозвучало столь мечтательно, что мои губы растянулись в улыбке. — Ты — моя фея. Я присела на колени, чувствуя холодную плитку, напоминающую хрупкую ледяную корку. Девочка улыбнулась, протянув две крошечные ладошки, на этот раз они казались теплее, словно в тело вернулась жизнь. Энергия внутри меня задрожала, пульсируя в руках странным пугающим жаром, словно готовая обжечь тонкую кожу. Я закрыла глаза, сосредотачиваясь и разжигая пламя еще ярче, оно превратилось в жидкую лаву, плавно кружа по венам, ища выхода. Поток устремился вперед, переходя к Оле, но боли действительно не было — я отдавала не себя, а частичку совершенно чужого человека, ту силу, которая ему больше не нужна. Мне показалось, что болезнь даже зашипела в агонии, корчась, плавясь, превращаясь в ничто. Перед глазами сверкали блики, переходя от ярко-желтых в розоватые, а в шум в голове то нарастал, то сходил на нет. Я резко сжала руки в кулаки, отстраняясь, чтобы прервать обмен. Энергия протестующе вспыхнула, обжигая меня изнутри. Мое дыхание стало тяжелым, словно воздух вокруг нагрелся как во время пожара. Но, открыв глаза, я не увидела огня — все те же потрескавшиеся от времени кафельные стены и практически непроницаемые стекла и зеркала. — Мне так хорошо, — прошептала малышка, медленно оседая на пол и блаженно улыбаясь. Она была абсолютно здорова, и я знала, что теперь еще долгое время ни одна болезнь не посмеет подступить к ней, и меня не волновало, что по этому поводу подумают врачи. — Ты ведь никому не расскажешь? — Мой голос все равно слегка дрожал от перенапряжения. — Даже когда врачи начнут расспрашивать, как это могло произойти? — Никому, — замотала головой девочка, так, что я испугалась, что она у нее оторвется. — А мы еще увидимся? — Не думаю. Ты сюда уже не вернешься, обещаю. — А ты останешься помогать остальным, да? Я кивнула, увидев в ее глазах непонятную надежду и даже какое-то благоговение, которого не заслуживала. — Да, другим. А теперь беги к маме и собирайся на море. Тебе понравится. Девочка поднялась на ноги, поправив платьице, и бросилась мне на шею, обнимая худенькими ручками, а потом целуя в щеку. От этого жеста мое сердце замерло, а потом забилось быстрее, глаза предательски защипало. Как странно, что это помогло унять мою внутреннюю боль, пусть и ненадолго. Я смотрела на счастливую малышку, у которой впереди была вся жизнь, полная радостей, невзгод, обид, неожиданных открытий и много другого. Кого в эти минуты волновало то, чего стоило это исцеление? Оля отстранилась от меня и, открыв щеколду, выбежала в коридор, где уже недовольно переговариваясь толпились пациенты. Они с подозрением покосились на меня, когда я поднималась с холодного пола и, отряхнув колени, прошла мимо них. Мне даже не хотелось думать, что они вынесли из этой сцене и что смогут рассказать врачам. Завтра девочка покинет больницу, а ее мать не позволит использовать дочку как подопытного кролика, чтобы выяснить, что же стало причиной внезапного исцеления. Главное, что я чувствовала себя лучше, больше не разрываемая переизбытком чужой энергии, возможно, у меня хватило бы силы помочь еще одному человеку, отчаянно в этом нуждающемуся. Часы показывали полдень, когда я наконец вышла из больницы, впервые за последнее время радуясь наступлению осени. Солнце сияло ярче, чем обычно, сегодня даря не только свет, но и тепло. Оно нежно касалось моей кожи, вызывая легкую улыбку. Я чувствовала себя свободной — невозможно было стереть прошлое, но мне удалось смягчить его, словно сгладив, закрыв чем-то новым — ярче и светлее. Женщина, находящаяся в коме, так и не пришла в себя, несмотря на всю оставшуюся энергию, что ровным потоком заполнила ее недвижимое тело. Я никогда не пыталась исцелить что-то подобное и даже не знала, возможно ли это. Ее тело выглядело совершенно нормальным, но мозг постепенно умирал. Вероятно, проблема состояла не в травмах, которые можно было исцелить, а в нечто другом, не подвластном моим способностям. Я какое-то время провела у ее кровати, ожидая хоть какой-то реакции, но приборы ничего не зафиксировали, женщина не шевельнулась, не открыла глаза. Ничего. Энергия ушла впустую, и теперь ее практически не осталось. Но мне стоило попытаться, чтобы вернуть все в относительную норму. Возвращаться домой не хотелось, потому что там был Марк — неизменное напоминание о том, что произошло вчера. Он знал мою тайну, и каждый его взгляд походил на пощечину, хотя в нем и не читалось осуждения. Поэтому я решила прогуляться, выбрав обходной путь, проходящий мимо моего любимого парка, слишком многолюдного в такую хорошую погоду. Семейные пары, юные влюбленные и просто дружеские компании — насколько сложно быть их частью? Сейчас мне не хотелось чувствовать одиночества, и я сожалела, что не согласилась прогуляться с Машей — все, лишь бы отвлечься, почувствовать себя нормальной. Теплый ветер кружился рядом, следуя шаг в шаг, гул голосов и сигналы машин даже в чем-то успокаивали, словно говоря, что мир никогда не стоит на месте, чтобы не тревожило тебя изнутри. Мне не сразу удалось расслышать тихий звон, как предупреждение, пускающее по коже цепь мурашек. Что-то было не так — мир расплылся, словно в замедленной съемке, так, что я могла рассмотреть каждую деталь. За мной кто-то шел — холод пронзил позвоночник, добравшись до затылка. Чей-то взгляд не отрывался от меня, настолько тяжелый, что я прогибалась под его весом, клонясь к земле. Дышать стало трудно, словно грудь сдавили невидимые тиски. Мне пришлось ускорить шаг, но преследователь не отставал, вместе со мной обходя зазевавшихся прохожих. На миг я оглянулась, так ничего и не заметив, лишь мелькающие фигуры, сливающиеся в одну серую массу. Никто не замечал моей паники, просто отходя в сторону и отступая дорогу. Как удивительно, что в толпе можно чувствовать себя абсолютно одинокой и беззащитной. Люди напоминали манекенов — без лиц, без чувств, без мыслей. Я бежала вперед, на ходу пытаясь вспомнить хоть одно место, в котором могла оказаться в безопасности. Дом. Только там. Сейчас даже присутствие в нем Марка не казалось уж столь напрасным. Страх заставлял сердце биться чаще, его стук вызывал в теле дрожь, то и дело сбивая с шага. Это было что-то интуитивное, за пределами разума. Я знала лишь то, что не могла останавливаться, и что преследователь не собирался делать того же. Самый короткий путь лежал через ненавистную мною стройку, и у меня не было времени на размышление — да или нет. Насколько близко маячило спасение? Каких-то пять минут хорошего бега, но разве я была хорошим спринтером? Раскаяние по поводу любви к высоченным шпилькам пришло слишком поздно. Мысли путались, став быстрее меня, не позволяя сосредоточиться на чем-то одном. Я свернула, даже не осознав, что отдаляюсь от шумных улиц, окруженная безликим пустырем. Страх только подгонял, но асфальтированная дорога закончилась, сменившись каменистой тропинкой, шпильки начали вязнуть в тягучей глине, замедляя меня. За спиной отчетливо доносились шаги, становившиеся все ближе, звук, которых смешивался со стуком моего сердца. Резкий толчок в спину нарушил мое равновесие, я запнулась, пролетев несколько метров вперед и упав на мелкую гальку, чувствуя, как острые камни впиваются в ладони. Мне удалось найти в себе силы, чтобы подняться, когда ноги скользили по земле, поднимая в воздух облака едкой пыли. А потом… потом я совершила самую большую ошибку в своей жизни — обернулась. В двух шагах от меня стоял высокий мужчина в черном похоронном костюме, застыв молчаливым силуэтом. Солнцезащитные очки скрывали глаза, делая его еще менее похожим на человека. Задыхаясь, я схватилась за сердце, которое стало работать рывками, вызывая резкую боль, а потом отступила на шаг. Правый каблук не нашел опоры, медленно опуская все ниже. Позади была пропасть, но мне удалось понять это уже слишком поздно, когда руки взметнулись вверх, в поисках поддержки, а мир начал переворачиваться вверх дном. Я падала, запоздало вспоминая, что этот котлован был здесь больше года, глубокий и заполненный огромными валунами. Последовал удар, резкая боль, а потом темнота.