Часть 3. Крики. Среда

Я не отрываясь смотрю в стену. И отказываюсь это принять. То, что назойливо лезет и лезет. То, что неотступно разъедает мои представления о самом себе, мои воспоминания и чувства.

Тварь навязывает мне убеждение, что все это сделал я. Она подсовывает ложную память, не стыдится в средствах. И верно, ведь в таком свете становится понятным многое. Например, почему ее не могли засечь наши датчики, или почему каждый из погибших без тени сомнения шел навстречу смерти. Верно? Теперь это совершенно ясно.

Нет! Невозможно! Просто немыслимо!

Господи… Глисс называл меня братом. Данг считал лучшим другом. А роднее Рыси у меня никого не было. Жуть жуткая…

Утыкаюсь лицом в ладони. Принимаюсь тихо стонать. Больно настолько, что почти теряю сознание.

Господи… А с каким дьявольским усердием я убеждал ребят здраво смотреть на вещи, не терять голову. Чтобы потом… Чтобы придти… Ужас!!

Я вновь закусываю губы, сжимаю горло.

А у тебя, у самого хватит смелости сдавить ладони? До конца? Вот сейчас?

— А-а-а-а-а! — вою я. — Как же так? Как же могло?

А что, если нызга изводит меня? Если последний, прежде чем сгинуть, должен хлебнуть по максимуму? А? Что у меня есть? Только появившиеся из ниоткуда воспоминания. Верно? Да, крайне реальные и объясняющие, но родившиеся из пустоты.

Я вцепляюсь в эту мысль, как утопающий в соломинку.

Конечно. Если Зордан действительно стрелял в меня, то на скафандре должны остаться отметины! Вот так! А кроме следа от выстрела Рыси, я ничего там не видел.

«Может быть, ты просто плохо смотрел?» — вплывает ядовитый шепоток. И я готов вновь заорать, чтобы забыть, выкинуть его вон. Так. Стоп! Не стоит нервничать, давать твари дополнительную возможность свести меня с ума.

Хорошо же. Нужно всего лишь сходить вниз, в технический отсек. И взглянуть! Что может быть проще? Верно?

Встаю на четвереньки, потом на дрожащие от слабости ноги. Держась за стенку пробую сделать шаг. И чуть не падаю.

Ну, спокойнее, спокойнее. Необходимо выровнять дыхание, немного выждать, чтобы сердце стало биться четче. Вот. Вот. Уже лучше. До двери. Затем коридор. Дальше.

У столовой я останавливаюсь. Гляжу в светлый проем. Мне нужны силы. Много сил. Иначе не справиться. Не победить. Ведь нызга хитра, изворотлива. А я голоден и отчаянно хочу пить. Ладно.

Заказываю воду. Целый литр. И плотный обед. А потом пью и пью. И пью. И набрасываюсь на еду. Но, оказывается, в меня мало что влезает. Жалко.

Откидываюсь на спинку кресла. Прикрываю глаза. И неожиданно засыпаю.

Тилинь-дилинь. Шлеп, шлеп. Шмяк!

Что за ерунда, в конце концов? Вздрагиваю, тело занемело от неудобной позы, шею ломит. Я осторожно осматриваюсь, не застали ли меня врасплох, и только теперь замечаю, как сильно разбиты руки. Да, не мешало бы заглянуть в медотсек. Но сейчас не время. Верно?

Поднимаюсь. Шарю вдоль правого бедра. Оружия, конечно же, нет. Ладно. Иду вперед. Снова коридор. Поворот. Небольшой спуск. Лифт. Нажимаю нужную кнопку.

Оп! Вот и технический отсек. Медленно выхожу. Тишина, серые стены, входы, загородки, коридоры. Никого. По правую руку, шагах в пятидесяти, нужный мне шкаф. Крадусь, держа в поле зрения максимально доступную зону обзора. Надеюсь, я сумею достаточно быстро скрыться, если понадобится.

Отодвигаю дверцу. Взору предстают ряды аккуратно развешанных скафандров. Тот, что мне нужен, должен быть вторым слева. Ага. Этот. Вот и вмятина на груди от выстрела Рыси. Ладно. Насколько я помню сон, Зордан стрелял куда-то влево от нызги. Так, бок в порядке, на груди никаких дополнительных отметин. Смотрю дальше… И вижу то, от чего холодеет внутри.

На левом плече зарубцевавшийся след. Едва заметный, но явный. Не удивительно, что тогда, неделю назад, я не обратил на него внимание. Такое можно обнаружить только в случае, когда знаешь, что ищешь.

Провожу пальцами по неровной кромке и чувствую, как кишки начинают наматываться одна на другую. Еще мгновение, и несусь в туалет.

Обессиленный, приваливаюсь к стене. Боже, неужели все это правда? Но где, как скрывается эта тварь?? Осматриваю свое тренированное и несколько похудевшее за последние двое суток тело. Не может быть. Не может! Похоже, она по-прежнему водит меня за нос. Не иначе. Ведь прошла неделя, у нее было время сделать со скафандром все, что угодно. Верно?

Как же мне узнать наверняка? А? Неужто нет никакого способа? Сползаю на пол, сжимаю голову ладонями. Нет, сволочь, так просто тебе меня не взять! Еще посмотрим, кто кого. Верно?

Ведь должно быть что-то, какая-то стопроцентная улика. То, что подвергнуть сомнению действительно трудно. Ведь должно? Я копаюсь в памяти, перебираю воспоминания последнего месяца. Вновь и вновь перемалываю одни и те же факты, детали, моменты. И неожиданно натыкаюсь на кое-что, способное мне помочь.

Вещество, обнаруженное нами с Рысей на полу бокса, где был убит Течер! Тогда я предположил, что с тварью непосредственно перед нападением должны происходить определенные метаморфозы, которые позволяют ей трансформироваться в нужного человека. Она становится плотной и вполне вещественной. И именно в этом состоянии может пораниться. Разве нет?

Так вот. Если предположить, что нызга все-таки присутствует на корабле не сама по себе, а таится, словно паразит, в моем теле, то одежда, в которой я был в ту ночь, должна быть порвана! Ведь чтобы зацепить плоть, нужно продрать ткань. Ха-ха! И вот здесь то тварь точно попадает впросак. Никаких царапин или ссадин у меня тогда не было! И дыру я бы не смог не заметить…

Вновь полутемные помещения, коридоры, бесшумный лифт, который, кажется, способен завезти тебя совсем не туда. Чудящиеся шаги за спиной. Ощутимое присутствие кого-то еще. Я оглядываюсь, замедляю поступь, останавливаюсь за каждым поворотом. Но вокруг по-прежнему пустота и безмолвие. Тревога растет, однако формально для нее нет никаких оснований.

Вот и каюта. Сдвигаю дверь. Внутри такой бедлам, словно там похозяйничал безумец. И это мне не нравится. Твари нельзя давать ни единого шанса. Поэтому я принимаюсь методично складывать, расставлять по местам, поправлять. А что надето на мне? Ужас! В припадке нервного расстройства я напялил на себя все, что попало под руку, и сейчас выглядел как настоящее пугало.

Ладно. Со всяким бывает. Верно? В данный момент важно другое. Вытаскиваю стопку пижам и начинаю перебирать их. Ага. Именно в этой, если мне не изменяет память, я и был в ту ночь. Посмотрим, посмотрим. Рубашка. Штаны. Так. Ну, я же говорил! Ну я ведь это и предпола… гал…

Горло внезапно пережимает. Становится трудно дышать. Сердце на секунду замирает, а затем принимается колотиться как бешеное. В глазах темнеет.

Схватившись за край стола, я пробую удержаться от падения. И мне это почти удается. С трудом проталкиваю сухой комок в глотке. На миг прикрываю веки.

Так вот оно какое, тяжелое прозрение? Перед мысленным взором носятся цветные пятна, складываются в узоры и, не успев построиться окончательно, рассыпаются. Что же я увидел? Можно ли этому верить?

Открываю глаза, сжимаю губы и беру в руки выпавшую вещь. Да. Это здесь. Очевидное, явное, четкое. Крошечный вырванный клочок ткани. Если не знать, то и не заметишь.

Сглатываю внезапно ставшую горькой слюну. Крика нет. Только звон в удивительно пустой голове. Медленно, шаря по стене, сажусь, сцепляю пальцы. Снова сглатываю.

Ага. Вот, значит, как. Такие, получается, эти… Я опять сглатываю. В общем, дела. Ага. Убил всех… Ходил, улыбался, строил теории, налаживал дружеские связи, шутил, поддерживал. А в подходящий момент, значит, того?

— Да?? — я срываюсь на визг. — Сволочь, дрянь!!

Хитрил, втирался в доверие, притворялся?

Визг поднимается на высокую ноту, режет уши. Я зажимаю рот, утыкаюсь в подушку, но остановить его не могу. Словно он внутри. Мечется, раздирает внутренности, уродует.

Невольно я сильнее вдавливаюсь в подушку. Не могу дышать. Тело рвется назад, а разум не пускает. Пусть. Вот. Сейчас! А-ах!

Ветер холодит вспотевший лоб, я гляжу в вечернее небо и слизываю слезы, вопреки моей воле катящиеся по щекам, скапливающиеся в уголках губ. Порыв оказался неудачным. Спонтанным и неудавшимся. Однако направление задано верное. Да? Мне и укрывшемуся во мне чудовищу нет места в этом мире.

Чувствую, как рот начинает подергиваться, а лицо сморщивается. До чего жалко себя, боже! У любой мысли есть изнанка, особенно, если эта мысль угрожает тебе самому. Разве нет? Вот и подтверждение. Идея причинить себе вред вызывает настоящий отпор. Но как жить после всего, что случилось?

Медленно сажусь, некоторое время не двигаюсь, уставившись в пустоту и вцепившись в край постели. Выбора нет. Возможно, его не было никогда. Ладно. Встаю, иду в душ. С отчаянной силой пытаюсь отдраить тело мочалкой, потом бреюсь. Лицо похудело, глаза ввалились, и выгляжу я, наверное, ничем не лучше выходца с того света. Надеваю все чистое, непослушными пальцами застегиваю пуговицы форменной рубашки, вглядываюсь в зеркало.

Достаточно твердыми шагами направляюсь в рубку. Последний раз окидываю взором великолепнейшее, но столь холодное звездное небо на центральном экране. И подношу пистолет к виску. Внутри все мгновенно поджимается, словно от озноба. Пальцы начинают дрожать.

— Забавно, — пытаюсь усмехнуться я застывшими губами. — Главное, решиться на первый шаг. Остальное от тебя уже зависеть не будет.

Человеческий шепот звучит дико в заледеневшей тишине. Вздрагиваю, испуганно оглядываюсь.

И нажимаю на курок!

Безмолвие. Пустота. Бессмыслие.

Осечка.

Еще раз.

Осечка.

Жму.

Безмолвие. Пустота.

Давлю снова и снова, вытаращив глаза и открыв рот, словно умалишенный.

Бессмыслие.

— Ах, так, зараза! — выдавливаю сквозь зубы.

Повернувшись, направляю дуло в сторону двери и, скривившись, нажимаю на курок.

Шипит оплавленный материал. Тут же старается сам себя зарастить.

Пустота.

Вновь к виску! Вот так, вот так, вот…

Отбросив бесполезное оружие, утыкаюсь в ладони. Сухие глаза, дергающиеся губы, влажные пальцы.

Безмолвие.

Несколько часов сижу на полу в рубке. Не думая, не чувствуя. Выпотрошенный и обессиленный.

Но так оставлять этого нельзя. Верно? И я поднимаюсь. И иду в столовую. И, заказав салат, нетерпеливо притоптываю. А затем хватаю вилку. Вонзаю себе в грудь!

Бессмыслие, милый.

Она останавливается в доле миллиметра от моей плоти. И ни в какую не двигается дальше.

— Черт! — истерически выкрикиваю я.

Бросаюсь в технический отсек. С пеной у рта стараюсь открыть люк в выходной шлюз, сдираю ногти, рассекаю щеку. Затихаю в безмолвном плаче, скрючившись на полу.

И вновь кидаюсь. Теперь уже туда, где изолирован двигатель. И снова бьюсь, пытаясь прорваться, чтобы уничтожить себя.

Раз за разом. Здесь и там. Тысячью возможными способами.

Бессмыслие, милый. Бессмыслие. Пустота. Отстраненность.

Измученный, вымазанный собственной кровью, в изорванной грязной одежде я бессмысленно пялюсь в пустоту и чувствую отстраненность от всего происходящего. Тик-так, шлепает секундами время. Скуля, вторя ему, сворачиваюсь в клубок и мгновенно отключаюсь.