Часть 1. Тени. Понедельник

Роюсь в программном обеспечении систем, задействованных в техническом отсеке. Рядом Глисс возится с роботами, копаясь с помощью анализатора в их мозгах. Слышатся его сопение и чертыхания. Я работаю же молча, слишком выбитый из колеи, чтобы что-то обсуждать. Мысли лихорадочно бегают, стараясь зацепиться хоть за что-нибудь реальное. Как такая смерть вообще могла произойти?

— Вот убей не могу понять, какого черта ему понадобилось в третьей ячейке, если он работал в восьмой? — словно злясь на кого-то, цедит сквозь зубы Глисс.

— Ну, может, инструменты какие-нибудь или составные части, — с неохотой предполагаю я.

— Ага! Ты же видишь, что здесь сплошь запаска систем жизнеобеспечения корабля.

— Вот сам тогда и объясняй, раз такой умный! — огрызаюсь я, разговаривать нет никакого желания.

Глисс молчит, сопя громче обычного. Потом неожиданно трескает кулаком по столу:

— И еще эти сволочи записали только внутренность лойера да пустую часть ячейки! Ненавижу! Тупые болваны!

— А звук они разве не пишут? — спрашиваю я.

— Не предназначены. Черт! Единственно видно, что Лукки спешно пересекает поле съемки идиота N-386.

— Лукки идет один?

— Ага. Он торопится и совершенно здоров! Больше Лукки на записях нет. Впрочем, эти кретины сегодня в основном работали внутри лойера.

— А по времени как? — продолжаю уточнять я.

— Что по времени? — выдвинув нижнюю челюсть, интересуется Глисс.

— Не тупи, Глисс! Во сколько он вышел из ячейки?

— Сейчас. Так. В четырнадцать двадцать восемь по бортовому времени.

— Может, его кто-нибудь вызвал?

— По коммуникатору, что ли?

— Ну, — соглашаюсь я. — Или крикнул.

— Черт! А ты не дурак, — Глисс прищуривается и начинает переключать виртуальные кнопки систем связи. — Зараза! Коммуникатор ведь тоже ничего не записывает, как же я мог забыть. Но мысль хорошая. Точно.

Снова молчим. Глисс заканчивает с роботами и принимается за функционирующее оборудование отсека.

— Слушай, так ведь это означает, что его кто-то убил. Кто-то из наших, — сопение опять становится громче.

— Вовсе не обязательно, — замечаю я.

— А как тогда?

— Ну, может, он что-то услышал, бросился узнать, и бац! Удар тока, — предполагаю я. — Слушай, надо подождать, что Рыся скажет, а потом строить догадки. И вообще, и так тяжело до невозможности, а ты тут со своими беседами… Извини.

Глисс отворачивается, вцепляется в подлокотники. Я вижу, как у него начинает подергиваться щека. Вот и пусть остынет немного. Пока. Да, чего говорить, Лукки был таким хорошим парнем, веселым, задорным. И дело свое знал отлично. Был… Какое поганое слово для молодого, полного сил человека. Ужас. И что с ним могло приключиться? На защищенном, работающем в штатном режиме корабле? А? Ну, выходит, нет у нас больше кибертехника.

Я до боли сжимаю руки в кулаки. Как вообще такое может быть? Утром еще был рядом, шутил, подначивал Течера. И вот… Дерьмо какое-то с нашей экспедицией. То одно случится, то другое. А сейчас и вовсе мрак. Как будто колечко цепляется за колечко, пока не вытянется вся цепь. И ведь мы еще даже не на месте! Лететь не менее трех недель. Что же будет там, на планете XZ? Подумать страшно.

И тут мне на память приходят слова Дары. И холодеет где-то в груди. Неужели она права? И впереди нас ждет нечто еще более ужасное? Но что? Что может быть страшнее гибели близкого товарища? И почему он умер? На записи, которую прокрутил Глисс, Лукки действительно куда-то торопится. Куда и зачем? Что могло вызвать такую спешку? Сообщение по коммуникатору или посторонний звук? Или он что-то увидел? Да, сплошные вопросы без ответов.

Глисс дергает меня за плечо, его лицо залито слезами. Перекошенное, почти зверское.

— Ты знаешь, что Лукки был моим другом? Знаешь? — буквально выплевывает он слова.

Я пытаюсь вырваться, ведь его ручища сдавливает меня словно клещи.

— Нет! — настаивает он. — Ответь, знаешь?

— Да знаю я! Ты мне кости сломаешь, идиот! Отпусти, говорю! Или я тебе вмажу.

Глисс неожиданно всхлипывает, разжимает руку и утыкается в мою грудь. Его большое тело сотрясается от рыданий.

— Я клянусь тебе! Клянусь! Я убью того, кто это сделал. Размажу гада по стенке! — Глисс отталкивает меня, закрывает ладонями лицо. — Мы с Лукки с первого класса за одной партой. Все дела — вместе. И вот… Как же так?

Смотрю на Глисса и понимаю, что еще секунда и сам начну всхлипывать, как ребенок. Но этого делать ни за что нельзя! Неимоверным усилием воли я сдвигаю комок, подступивший к горлу, куда-то вниз, вниз, поближе к кишкам, открываю рот и выдавливаю:

— Даже если это будет Рыся?

— Что Рыся? — непонимающе вытаращивает он глаза.

— Ну, если гад окажется Рысей, — продолжаю я.

Глисс выпучивает глаза еще больше. Потом его лицо искажает ненависть, он сощуривается, сжимает кулаки и тихо, с присвистом сообщает:

— Ах ты, сволочь! Ах ты, мразь! Да я сейчас тебя… Да я сейчас тебе…

Мы тяжело глядим друг на друга, готовые броситься и бить, бить.

— Ребята, вы что, с ума посходили?? — в проходе стоит Данг и с изумлением наблюдает за нами. — Такая трагедия! А вы ведете себя, как последние… — Данг запинается и явно не находит слов. — Как бездушные скоты, в общем!

Мы с Глиссом горько вздыхаем, опускаем головы. И правда, что это на меня нашло? Надо же было приплести Рысю! Ведь я видел, что он не в себе. Чего я добивался, идиот? Совершенный кретин, честное слово.

— Глисс, прости. Не знаю, какая муха меня укусила, — виновато говорю я и протягиваю ему раскрытую ладонь. — Можешь ударить, я этого заслуживаю.

Глисс снова сопит, неловко отворачивается, потом, взглянув исподлобья, отвечает:

— Ладно, забудь. Я и сам хорош, чего уж там. Нам всем нелегко, вот и срываемся, где не надо. Мир, в общем.

— Да что тут между вами происходит? — не унимается Данг.

— Мы все на нервах, вот и все. Данг, не лезь еще и ты! — замечаю я.

Глисс пожимает мою руку, и мы возвращаемся к своим делам.

— Я, собственно, пришел напомнить вам, что через сорок минут все должны собраться в кают-компании, — Данг вздыхает, притоптывает правой ногой. — Ну, а на самом деле мне просто как-то жутковато одному.

Глисс согласно кивает, я ободряюще улыбаюсь, и Данг пристраивается на краешке кресла у стены.

Я заканчиваю первым, откидываюсь на спинку стула и оглядываюсь. Глисс, ссутулившись, просматривает какие-то схемы, Данг все так же неприкаянно сидит в углу.

— У меня все без отклонений, ничего необычного. А у тебя? — обращаюсь я к Глиссу.

— Пока тоже в норме. Но я еще не закончил, — бурчит он.

— Ладно. Ну, что, Данг, а как там дела наверху?

— Рыся и Течер произвели анализ тканей, начали вскрытие, этого я уже выдержать не смог, — виновато улыбается Данг. — Дара и Зордан, насколько мне известно, в рубке.

— Понятно, — я складываю пальцы в замок, изучаю заусеницы, потом перевожу взгляд на потолок.

Однотонный, серый материал, без видимых швов и стыков. Именно он стал свидетелем последних минут жизни Лукки, да только узнать ничего у него нельзя. Как обидно, что мы до сих пор не умеем управлять временем, отмотали бы его назад и вытащили Лукки живого и невредимого в текущее настоящее. Верно? Хотя и пространство то, по большому счету, тоже не в нашей власти.

— Ну все, давайте двигать на совет, — объявляет Глисс. — Правда, ничего путного мне сообщить будет нечего.

В кают-компании уже ждут капитан и Дара. Пальцы Зордана сцеплены на остром колене, а желваки так и ходят по щекам. Он кивает нам, но не произносит ни слова. Голова Дары опущена, темные пряди волос закрывают лицо. Согнувшись, она сидит в кресле, словно чужая нам всем. И у меня не хватает духу подойти и как-то ободрить ее.

Через несколько минут входят Рыся и Течер. Капитан пристально смотрит на них, будто не решаясь о чем-то спросить. Ребята рассаживаются, поднимают глаза. Однако их лица ничего не выражают.

— Итак, — начинает Зордан. — Мы собрались здесь по очень печальному поводу. Но прежде, чем горевать, нам необходимо выяснить причины и обстоятельства гибели Лукки. Рыся, тебе первой слово.

Рыся несколько раз стискивает и разжимает губы, затем сообщает:

— Тело и внутренние органы Лукки без повреждений, состав тканей и жидкостей без особенностей, следов поражений микробами и вирусами не обнаружено, — Рыся медлит, двигая нижней челюстью. — Смерть наступила ориентировочно между четырнадцатью тридцатью и пятнадцатью часами. Причина смерти: внезапная остановка сердца.

— Так! — тяжело подытоживает Зордан.

— Есть еще небольшая ремарка, — продолжает Рыся, глядя в пустоту. — Я бы сказала, внезапная остановка сердца вследствие пережитого ужаса. Думаю, Течер поддержит меня в данном выводе.

Взоры устремляются на Течера, который незамедлительно кивает.

— Чем именно был вызван этот ужас, сказать не берусь. Однако я уже неоднократно видела подобное выражение лица.

Зордан делает предостерегающий жест, но Рыся не останавливается.

— Да, капитан. Неоднократно. Думаю, тебе тоже известно об аналогичных случаях.

— Рыся! Сейчас не время! — грозно замечает капитан.

— Может быть, как раз сейчас и время, Зордан! — сдвигает брови Рыся.

— Немедленно прекрати! Это приказ.

Рыся и Зордан в упор смотрят друг на друга, словно сходятся в поединке. Мы озадаченно переглядываемся, и только Дара не меняет позы.

— А в чем, собственно, дело? — вступает Глисс, оборачиваясь ко мне и Течеру за поддержкой.

Рыся цокает языком, барабанит пальцами и с кривой усмешкой провозглашает:

— Наверное, капитан прав. Сейчас это не тема для разговора. Считай, что я ничего не говорила.

— Но как же так? Если вы что-то знаете, это должны знать все, — не унимается Глисс.

— Правильно ли я понимаю, что по вашему заключению смерть Лукки наступила от естественных причин? — повышая голос, обращается к Рысе и Течеру Зордан.

— Формально — да. Фактически же у него было абсолютно здоровое сердце, железное здоровье.

— Может ли его смерть быть связана, например, с галлюцинациями, спровоцированными навязчивыми кошмарами? — снова спрашивает Зордан.

— Такую возможность исключать нельзя, — немного помедлив, отвечает Рыся. — Мы по-прежнему считаем, что остановку сердца вызвал очень сильный испуг, — Рыся переглядывается с Течером. — Но вполне возможно, что испытанный Лукки ужас мог быть вызван жуткими галлюцинациями, визуальными или слуховыми.

— Понятно, — в раздумье замечает капитан.

— И все-таки, что за аналогичные случаи тебе встречались, Рыся? — опять встревает Глисс.

— Глисс, тема закрыта! — лицо Зордана каменеет. — Попрошу отчитаться по произведенным тобой исследованиям.

Глисс сопит, откашливается и, ни на кого не глядя, начинает говорить:

— Оборудование работало в штатном режиме, никаких сбоев или неполадок отмечено не было. Роботы в указанный период были заняты завершением монтирования и отладкой внутренних систем лойера. На видеосъемке, автоматически проводимой роботами, Лукки появляется только однажды, так как управление киберами, как вы знаете, осуществляется дистанционно. Видно его спину и понятно, что он спешно выходит из ячейки. Сейчас я покажу кусок записи. Как предположил Верес, — кивок в мою сторону. — Лукки мог кто-то вызвать. Голосом или по коммуникатору. Если у него действительно были галлюцинации, то такой вызов мог ему почудиться. Если ничего такого не было, то его кто-то специально выманил, — свирепый взгляд из-под насупленных бровей. — И убил. Вернее, испугал так, что он умер сам, — короткая пауза. — Если так, то, клянусь, этого ублюдка ждет такая же смерть!

Все молчат. Экспрессивное выступление Глисса и правда производит сильное впечатление. Пока он готовит запись к просмотру, Зордан, оглядев всех, жестко спрашивает:

— Ты подозреваешь кого-то конкретно, Глисс? Укажи, пожалуйста, пальцем.

Глисс начинает сопеть сильнее, переступает с ноги на ногу и бурчит:

— Да никого я не подозреваю! Просто если совершено убийство, то кто-то в любом случае это сделал. Правильно? А кроме экипажа на корабле никого нет. Вот и все.

— Тогда кто, Глисс? — настаивает капитан. — Посмотри каждому из ребят в глаза. Кто это? Течер? Данг? Верес? Я? А, может быть, Рыся или Дара?

При упоминании Рыси Глисс дергается, видно, что ему большого труда стоит удержать свои кулаки в бездействии.

— Рысю попрошу не трогать, — сквозь зубы произносит он.

— Но почему, Глисс? — преувеличенно недоумевает капитан. — Ведь она тоже член экипажа. Разве нет?

— Зордан, Рыся никогда не смогла бы такого сделать! Рыся не такой человек!

— Какой «не такой»? А кто тогда, по твоему мнению, такой?

— Зордан, да что ты к нему пристал? — не выдерживаю я. — Всем известно, что Лукки был старым другом Глисса.

— Ты не понимаешь, Верес! — бешено смотрит на меня капитан. — Если каждый начнет подозревать каждого, то в скором будущем, очень скором, уверяю тебя, мы превратимся в свору диких зверей и в конце концов перебьем друг друга, без всяких, заметь, на то оснований! — Зордан вновь обводит взглядом свою команду. — Ребята, я хочу, чтобы вы все уяснили, что озлобление — это путь в пропасть, откуда выхода не существует. Тем более, что никаких причин для подозрений нет. Сейчас мы посмотрим запись, но предварительно я собираюсь вам напомнить, что согласно заключению, Лукки умер вследствие естественных причин. Не отравления, не применения оружия, а естественных причин! — Зордан делает паузу. — Рыся предполагает, что его испугали. Да, пусть так. Но я убежден, устрашили Лукки его собственные призраки, а не что-то реальное. А теперь Глисс, запускай запись.

На экране отображается кусок отсека, время от времени загораживаемый внутренней обшивкой лойера. Появляется фигура Лукки, который быстро пересекает поле зрения камеры. Он действительно виден только со спины.

Глисс останавливает запись и запускает ее вновь в замедленном режиме. Лукки вновь проходит мимо лойера, руки отведены в стороны, он ими размахивает, как делает всегда, когда торопится. Он спешит, но не бежит. Спина не напряжена. Волосы взлохмачены не больше обычного. Ясно, что в этот момент он еще ничего не боится и не подозревает о грозящей ему через минуту опасности.

— Запись сделана в четырнадцать двадцать восемь по бортовому времени, — уточняет Глисс.

— Да, получается, мы видим его непосредственно перед гибелью, — Рыся сцепляет руки на груди. — Лукки в это время выходит из ячейки номер восемь. С какой-то целью заглядывает в ячейку номер три. Где и встречает смерть. Хотя, судя по внешнему виду, чувствует он себя хорошо.

— Версия с галлюцинациями кажется наиболее правдоподобной, — замечает Течер. — Хотя, насколько мне известно, кошмары среди нашей четверки прекратились.

— Если Лукки стал жертвой снов, так сказать, вырвавшихся на поверхность реальности, то и тебе, и мне, и Вересу нужно быть особенно внимательными. Нельзя исключать, что у нас могут возникнуть аналогичные проблемы, — чуть заикаясь, произносит Данг.

— Честно говоря, я слабо себе представляю, что кто-то из нас смог бы напугать Лукки, который вовсе не трус, до такой степени, что он умер. Причем умер так быстро, что не попытался ни с кем связаться и попросить помощи, — медленно говорю я.

— Тогда давайте подытожим, — вступает Зордан.

— А что думает по этому поводу Дара? — обращаюсь я к застывшей девушке, не принимающей никакого участия в разговоре.

— Я? — поднимает она бездонные глаза. — Ты ведь уже знаешь, что я думаю по этому поводу.

— Знаю? — изумляюсь я. — Так у нас же еще не было возможности поговорить с тех пор, как пропал Лукки.

— Это все звенья одной цепи: проблемы с киберами, ваши сны, смерть Лукки. Мы неотвратимо идем к гибели с момента выхода из подпространства. И этого уже не изменить. Что бы вы ни делали, что бы ни решали, впереди нас ждет только смерть. Неужели вы не видите? — Дара с удивлением оглядывает всех сидящих.

Не знаю, как других, а меня мороз продирает от этих слов. И как и два дня назад я невольно подпадаю под власть ее убежденности. Охватывает такая тоска и безысходность, что хоть волком вой.

— Дара, прекрати! — хлестко, будто дает пощечину, говорит Зордан. — Хватит играть в Кассандру! Будь уверена, еще одно такое высказывание, и тебе придется уйти из флота.

— Ты ведь понимаешь, что это уже неважно. Ведь я права, — усмехается Дара.

— Разве ты не помнишь, что говорила в предыдущем полете? — с яростью спрашивает он.

— Я говорила не так. Разве нет? И обстоятельства там были иные. Точнее, они изменились.

— А здесь они поменяться не могут, верно? Дара, ты меня знаешь, предупреждаю в последний раз — прекрати!

Дара качает головой, откидывается на спинку кресла и демонстративно прикладывает ладонь к губам.

— Зашибись! — выдыхает Глисс.

Потом я медленно бреду позади всех, так как выдавливать из себя какие-то слова нет никакого желания. В своей каморке плюхаюсь в кресло и уставляюсь в темную кромку неба. Кажется, стоит сделать лишь шаг и тебя обхватит высокая колышущаяся трава, цветы лягут в твои ладони, а ты будешь идти и идти по бескрайнему простору к одному тебе ведомому пределу. Но это только иллюзия, дарованная космическим скитальцам, чтобы они не теряли рассудок. Милость, благодеяние, забота. Однако именно сейчас от этой бутафории тянет противным душком фальши, ведь перед ликом смерти многое кажется ложью.

Резким движением отключаю искусственный мираж, и взору немедленно предстает унылая комнатенка со стандартным набором мебели и вещей. Прижимаю ладони к лицу, наклоняю голову, а из груди рвется то ли стон, то ли вой. С Лукки мы были знакомы еще до полета, общались, здоровались за руку, хотя тогда нам и не доводилось работать вместе. Он был приятный малый, надежный, легкий на подъем, с золотыми руками. И вот его нет. Нигде. Никогда он не поздоровается, не подмигнет, не встанет рядом с тобой плечо к плечу. Плохо то как, господи! Хуже, наверное, только вахтенным. Я хотя бы могу лечь спать или включить кино или сделать еще тысячу вещей, чтобы отвлечься. А им там куда деваться от своих мыслей? Вот то-то же. Эх…

Какая глупая смерть. И какая непонятная. Ведь я же видел Лукки там, как, впрочем, и все остальные. Дикое, без кровинки, искаженное страхом до неузнаваемости лицо, выпученные глаза. И руки. Большие веснушчатые кисти, по детски выставленные вперед в попытке защититься от слишком внезапно нагрянувшей опасности. Что могло настолько напугать рослого, сильного парня, закаленного тяготами полетов к звездам? Ведь он не сосунок, не стажер, психологическая подготовка у нас дай боже! Ерунда какая-то, честное слово. И кроме объяснений капитана, ничего более правдоподобного в голову не идет. Судя по записи, Лукки торопился. Но в столовой он уже был. Как говорит Глисс, Лукки сумел увернуться от Рыси и поел на ходу. Столовую он покинул где-то сразу после четырнадцати часов. Получается, Лукки вернулся в восьмую ячейку, приступил к работе и сразу же куда-то ринулся. Действительно, какого черта ему нужно было в третьей ячейке? Наверное, ничем кроме галлюцинаций этого и не объяснить. Ладно.

Однако не одной Рысе кое-что напомнила смерть нашего товарища. Ведь согласно ее же рассказу звездолетчики, найденные на «Таэре» и других кораблях, тоже словно подверглись атаке чего-то невообразимо жуткого. Насколько я помню, она говорила, что их лица представляли собой просто маску ужаса. Так, может, Дара права, и это только начало?

Меня вновь продирает холод. Стиснув руками плечи, я вперяюсь в картинку напротив, где отец показывает мне звездное небо, давая объяснение движению небесных светил. Зачем он делал это так страстно, что наперекор моим страхам сумел зародить в детской душе мечту о других мирах, пространствах и измерениях? Не попадая зубом на зуб, залезаю под одеяло, регулирую подогрев и укрываюсь с головой в попытках согреться.

Просыпаюсь от звука побудки. Недоуменно открываю глаза, ведь спать хочется дай боже. Плотнее укутываюсь, намереваясь от зарядки отлынить, и тут вспоминаю все. Сразу же сажусь. Нет, боль потери не стала меньше, что бы ни говорили. А, значит, надо занимать себя делами. Чтобы не думать, не вспоминать и не терзаться бесполезными предположениями.

Похоже, у всех эта ночь выдалась не очень, ведь мы действительно стали одной командой, и трагическая гибель одного из нас бумерангом чиркнула каждого. Не слышно бодрых криков и веселых возгласов, взгляды старательно отводятся в сторону, а сама разминка выполняется как бы по принуждению.

Отбыв эту повинность и не перемолвившись, кроме приветствий, ни с кем ни словом, пытаюсь привести себя в порядок. Принимаю душ, бреюсь, приглаживаю волосы. И неожиданно понимаю, что никаких кошмаров мне сегодня не снилось! Даже замираю от изумления, уставившись в свое отражение в зеркале. Надо же, неужели свободен? Прислушиваюсь к ощущениям внутри. Не тошнит, никакой слабости или чего-то в этом роде. Ну, хоть какая-то радость в жизни, и то вперед.

После обеда меня вызывает Рыся:

— Слушай, если будет время, зайди, пожалуйста.

Топаю пустыми коридорами, ведя ладонью по обитым мягким материалом стенам. Корабль словно вымер. Ни разговоров, ни смеха. Да и трапезы наши сейчас проходят в траурном молчании, ведь вон там слева за столом пустует место Лукки. И до сих пор кажется, что он вот-вот войдет, засмеется и спросит: «А чего это у вас здесь как в морге?».

— Ну, а ты сам что обо всем этом думаешь? — услышав мои шаги, оборачивается Рыся.

Лицо у нее осунулось, веснушки четче выступили на побледневшей коже, по углам рта появились морщинки. У нее выдалась, наверное, самая невеселая ночь.

— Куда вы положили Лукки? — интересуюсь я, подходя ближе, и усаживаюсь рядом.

— В изоляционную капсулу. Куда же еще? Когда вернемся домой, его еще раз посмотрят специалисты, а потом тело передадут родственникам. Кстати, есть ли у него родственники?

— Честно говоря, не знаю. Мы общались и раньше, но разговор как-то не касался таких тем.

— Ты не ответил на мой вопрос, — измученный взгляд устремляется прямо в мои глаза.

— Вопрос не из легких, верно? Честно говоря, не знаю, что и думать, — я протяжно вздыхаю. — Мне тоже кажется, что перед смертью Лукки предельно сильно испугался. Увидев его лицо, нельзя не придти к такому выводу. Стало ли именно это причиной его гибели, судить все-таки не мне, — я принимаюсь барабанить пальцами по столу. — Что мне действительно непонятно, так это зачем он приперся в ячейку номер три, столь спешно покинув свое рабочее место, на которое, кстати сказать, он только что вернулся после обеда.

— Может быть, он услышал какой-нибудь шум?

— Может быть. Сплошное поле для гадания. Ведь про вызов я ляпнул Глиссу просто так, чтобы он отвязался, не лез с разговорами, когда хочется просто помолчать. А вот потом подумал, что наравне с другими высосанными из пальца предположениями это вполне на уровне. Шум или крик, или сигнал коммуникатора, но что-то заставило Лукки выйти. И версия Зордана кажется мне наиболее правдоподобной. По-крайней мере на данный момент.

— Да. Мысль интересная, признаться. Мне вот такое в голову не пришло. Однако, если это следующий этап вашего расстройства, то приятного мало. Кстати, как ты сегодня спал?

— Самое удивительно, что когда я в конце концов смог заснуть, то никаких кошмаров не было.

— Хотя бы одна хорошая новость, — слабо улыбается Рыся. — Да, я ведь отыскала и просмотрела карточку Дары. Наверное, тебе интересно, — она прищуривается в мою сторону.

— И что? — разглаживаю я на коленях брюки.

— Никаких нервных срывов, никаких постэкспедиционных синдромов. У нее удивительно крепкая психика, насколько можно судить по наблюдениям врачей. А они у нас придирчивые, как ты знаешь.

— Я очень рад, — помимо моей воли в груди разгорается солнышко. — Ты разговаривала с ней?

— Да, вчера, до той трагедии, — Рыся тщательно счищает со стола какие-то пылинки. — Вернее, до того, как мы узнали о ней. В общем, Дара считает, что у нее есть некие предчувствия, озарения, даже знание, если это можно так назвать, которые присутствуют в ней без какого-либо участия ее самой, то есть сами по себе, — тут Рыся бросает на меня быстрый взгляд. — Причем эти способности, как говорит Дара, у нее появились не сейчас, а довольно давно. Поэтому ее поведение достаточно сложно уложить в схему проявления ваших страхов. Хотя нельзя отрицать, что в ее случае на поверхность выходят тоже страхи.

— А что ты думаешь о том, что она говорит?

— Ты имеешь в виду наш неминуемый конец? — усмехается Рыся одним уголком рта.

— А ты — что-то другое?

— У меня нет повода считать, что это правда, — Рыся медлит, потом поднимает на меня глаза. — Ты же знаешь, что ни в какие паранормальные способности я не верю. Я ученый, врач. Поэтому к рассмотрению принимаю только факты и научно обоснованные положения. То есть в случае с Дарой у меня есть основания полагать, что таким способом у нее выплескиваются потаенные страхи.

Мне нечего сказать в ответ, кроме того, что «измышления» Дары имеют удивительное свойство убеждать слушателей, вне зависимости от их веры или неверия.

— Ты ведь была во время обеда в столовой, когда туда заходил Лукки? — после паузы спрашиваю я.

— Конечно. И мне, к сожалению, не удалось заставить его нормально поесть. Наверное, если бы я сумела задержать Лукки, трагедии бы не случилось. Вот чего простить себе не могу, — Рыся скорбно сжимает губы. — Тебя, кстати, почему-то не было. Я посчитала, что ты завалился спать, и не решилась тебя будить.

— Точно. Недосып доконал меня. Где сидел, там и упал, — пытаюсь я пошутить. — Если бы не Данг, так бы и дрых дальше, — я медлю. — Ну, и как вел себя Лукки?

— Да обычно, в этом все и дело. Никаких признаков нездоровья, весел, бодр, энергичен. Торопился закончить лойер, так не терпелось ему опробовать его в виртуальной среде.

— Ну, а другие?

— А ты к чему спрашиваешь? — с подозрением косится на меня Рыся.

— Не знаю, честно говоря. Наверное, просто хочется восстановить то, что я пропустил. Может, в этом пропущенном и таится нужная зацепка. Всегда кажется, что разгадка прячется там, где мы не были, — невесело усмехаюсь я.

Рыся встает и делает несколько шагов по комнате, обхватывает себя руками.

— В том то и дело, что все шло как обычно. Таких обедов за мою летную практику накопилось сотни.

Я подпираю голову рукой, внимательно рассматриваю носок своего ботинка.

— Ты ведь видела такие же тела на «Гильдэре», «Лэкисе» и других кораблях? Я не ошибаюсь?

Рыся крепче сжимает руки и словно съеживается. Садится на стул спиной ко мне.

— Нет, не ошибаешься. И именно это действительно пугает меня. Это, а не россказни Дары.