Часть 1. Тени. Вторник

Постепенно жизнь на корабле приходит в норму. Все понемногу оправляются от удара, нанесенного смертью Лукки. На разминке затеваются игры, и даже Глисс пробует улыбаться. Но в столовой по-прежнему никто не смотрит на пустующее место нашего товарища.

Иду после завтрака на рабочее место, веду ладонью по упругой стене коридора. Рыся уже не раз высмеивала эту привычку, но отучить от нее так и не смогла. «Пока», — как выражается она. Что заставляет меня касаться пальцами упругого ворсистого материала? Может, его тепло? Проходя по тоннелям корабля я вновь и вновь поднимаю руку и прижимаю ее к стене. Словно глажу по боку громадное доброе животное, которое защищает, кормит и дает кров. Ведь отблагодарить его за это можно только лаской. Наверное, я выгляжу смешным. Ну, и пусть.

Помигивают индикаторы, тихо шелестят детекторы. Просматриваю результаты наблюдений за прошлые сутки. Корректирую и запускаю программу на текущий день, вношу изменения в положение телескопа. Так. Вроде бы насущные дела пока закончены. Хорошо бы поговорить с Дарой, но она сейчас не одна. Ладно, отложим на послеобеденное время.

Приглашаю Данга погонять в футбол, все равно ему сейчас нечем заняться. Когда появляюсь в спортзале, он уже ждет меня, лениво ударяя кулаком по боксерской груше.

— Ну, что? Начали? — кричу я Дангу, коварно выбивая из-под его ноги мяч.

— Ах, ты так? — изумляется Данг и пускается вслед за мной, пытаясь перехватить инициативу.

Минут через сорок мы, тяжело дыша, останавливаемся. Весело глядим друг на друга.

— Ага! Выдохся, слабачок? — подначиваю я Данга.

— Это кто слабачок? — картинно выдвигает он нижнюю челюсть и выпячивает грудь. — Это мы сейчас посмотрим, кто слабачок! — и толкает меня в плечо.

Я пихаю его, он — меня. И через минуту мы катаемся по полу, рычим, выкрикиваем ругательства, мутузим вполсилы один другого. В конце концов я усаживаюсь сверху, блокирую его руки и требую:

— Проси пощады, несчастный!

Он мычит, свирепо вращает глазами, но сдаваться не спешит. И, улучив момент, сбрасывает меня. Боремся еще какое-то время. А потом просто лежим, глядя в потолок.

— Закончились твои ужасные сны, Данг? — поворачиваю я к нему голову.

— Закончились. А у тебя? — жмурится он.

— И у меня тоже. Со смертью Лукки.

— У меня раньше. Так жалко его, слов нет. Не понимаю, как можно умереть от остановки сердца таким молодым и таким полным сил, — Данг задумчиво кусает ноготь.

— И я не понимаю. Ты не знаешь, у него остался кто-нибудь? Вы ведь, вроде, ближе общались.

— Ну, да. Родители. И девушка. Симпатичная такая, черненькая, — Данг переворачивается на живот и кладет голову на скрещенные руки.

— А ты, Данг, когда семьей обзаводиться собираешься? — шутливо спрашиваю я.

Данг серьезно смотрит, цокает языком и наконец произносит:

— Все бы тебе ерничать. А дело то это ведь непростое. Берешь на себя ответственность, думаешь о детях, беспокоишься за всех, — Данг садится и упирается подбородком в колено. — Вот налетаюсь, тогда и подумаю. Только представь, каково сейчас родным Лукки.

— Думаешь, им уже сообщили?

— Не знаю, — неохотно отвечает он. — Но какая же бессмысленная смерть у него вышла! Ладно бы при аварии или в вылазке на чужой планете. А так, это то же самое, что умереть у себя в постели. Глупо. Зачем тогда было лететь в такую даль?

— А! Вот вы где! Почему коммуникаторы не взяли? — в проеме двери стоит Течер.

— И точно. Не взяли. Почему ты не взял его?? — свирепо трясу я обалдевшего от неожиданной атаки Данга. — Разве ты не в курсе, что по кораблю ходит маньяк-убийца?? Р-р-р-р!

— Дураки вы оба! — объявляет Течер. — Мало ли что. Ведь с Лукки то ничего не понятно, если уж начистоту. Рыся вон беспокоится, что на обед не пришли. Обед то чего пропустили?

— А мы пропустили обед? — хором спрашиваем мы с Дангом и изумленно смотрим друг на друга.

— Который час? — деловито интересуюсь я у Течера.

— Да пошел ты, — отмахивается он. — Лучше бы меня тоже пригласили погонять мяч. Втроем то веселее.

— Тогда уж и Глисса надо было звать, — замечаю я.

— Да Глиссу не до того, ты же понимаешь.

— Черт, это я, не подумав, ляпнул. Извини.

— Передо мной то чего извиняться? — Течер качает ногой. — Вы бы все-таки коммуникаторы брали и за временем следили, честное слово. Советую связаться с Зорданом и Рысей. Ну пока!

В столовой действительно никого уже нет. Мы заказываем обед, Данг рассматривает картинки на стене, потом переключает тему, картинки меняют свое содержание. И так несколько раз, пока изображаемое окончательно не удовлетворяет его. Тогда он с чувством выполненного долга садится за стол, куда я переношу наши порции.

— Считаешь, что теперь все правильно? — важно спрашиваю я, с интересом наблюдая за Дангом.

Он усмехается и кивает. Принимается за салат. Быстро разделывается с ним, приступает к первому. Ест, аккуратно положив руки на стол. Брови — домиком, рот — буквой «о», на затылке — хохолок, челюсти мерно двигаются.

— Слушай, а кем ты хотел стать в детстве? — вдруг интересуюсь я.

Он переводит взгляд на меня, крутит пальцем у виска и продолжает трапезу.

— Нет, ну правда? — не отстаю я.

— Фокусником, — невнятно отвечает мой друг. — А ты?

— Лесником.

Данг фыркает:

— Далеко же тебя занесло, браток. Дальше не бывает.

— А тебя, будто, нет, — понарошку обижаюсь я.

— Ну, так ведь химик — это то же самое, что фокусник. В определенном, конечно, смысле.

— Ладно, — соглашаюсь я. — Ну, а как ты в звездолетчики то попал?

— Ну-у, — тянет он. — Хотелось приоткрыть тайну неизвестного. Лично. Как, наверное, и многим из нас. Понятно?

И снова я в своем кабинете. Хожу из угла в угол, испытывая неясное чувство беспокойства. Причину понять не могу, хотя, впрочем, наверное просто давно не видел Дару.

Она в рубке одна. Сидит спиной ко мне. Прямая, тонкая. Волосы пышной волной до пояса, руки уверенно лежат на пульте. Стою и не могу оторваться. Ни переступить порог, ни уйти. Так бы смотреть на нее и смотреть. Не зарекаясь на большее, ничего не придумывая и не воображая.

— Ну, что, нагляделся? — Дара медленно поворачивается ко мне.

И я вновь изумляюсь бездонности ее глаз, четкости линии губ и необъяснимой способности чувствовать чье-то присутствие даже затылком.

— Разве тебя в детстве не учили, что подглядывать — нехорошо? — прищурив глаза, интересуется она.

Не знаю, что ответить. Торчу как дурак, словно околдованный, не в силах ни произнести слова, ни сделать жеста.

— Ладно уж, заходи. Я не кусаюсь, — она легко встает, со смехом берет меня за руку и усаживает в кресло напротив. — Странный ты все-таки, Верес. То ли боишься меня, а то ли я тебе просто нравлюсь. Не могу понять. И еще тебя что-то гложет, разъедает изнутри. Только не вижу, что. Видимо, Тобос оставил в тебе отметину. Он ведь тогда никого не отпустил без своего клейма. Верно? Ты почти единственный, кто остался в живых из вернувшихся оттуда.

Она права. И я, к тому же, самый младший. Тобос иногда снится мне. И мы снова не можем выбраться оттуда. Пытаемся вновь и вновь. Теряем людей, блуждаем в миражах. И в отличие от реальности гибнем там все.

— Ты ведь помнишь многое, несмотря на то, что был маленький, — то ли спрашивает, то ли констатирует Дара.

Мне приходится превозмочь себя, чтобы ответить. Потому что мое общение с ней не нуждается в словах.

— На самом деле, я помню практически все. Ну, или мне кажется, что помню.

— Расскажи мне что-нибудь, — просит она, подбирая и закалывая волосы на затылке.

— Я не люблю это вспоминать. А, кроме того, есть тома официальных отчетов, анализа и выводов. Наверное, тебе известно, что планета закрыта для нас, как, впрочем, и для всех других. Поэтому у границ планетной системы, куда входит Тобос, человечеством поставлен охранительный кордон.

Дара не сводит с меня глаз:

— Мне интересно твое мнение, а не сухая информация.

— Тот мир не для нас, — медленно начинаю я. — Он слишком текучий, меняющийся без конца. Там не на что опереться, и нет ничего определенного. Это касается всего — физической составляющей, понятий, мер, норм. И ты уже не знаешь, где правда, а где ложь, что хорошо, а что плохо, что ты это ты, здесь верх, а там низ. А самое главное, ты не уверен, что рядом с тобой папа и мама. Вот это действительно страшно, честное слово, — я делаю паузу. — До сих пор ведь неясно, что это — склонность к подражанию, тактический ход или просто удивительная пластичность. Природа ли создала тот удивительный мир или приложил руки разум? И вообще встретились ли мы там с иной цивилизацией? Ответов то так и не найдено.

Дара молчит, крутя в руках скомканный бумажный шарик. Не поднимая головы тихо произносит:

— Не знаю, что сказать. Думаю, мы просто не готовы к восприятию таких вещей. И не знаю, будем ли готовы когда-нибудь, — через минуту. — Ты действительно прав, сейчас ворошить все это не надо. А давай…

— Дара, проверь-ка эти вычисления, — быстрым шагом входит Зордан. Заметив меня, останавливается. — А, и ты здесь? Есть что-нибудь новое?

Я затрудняюсь соотнести его вопрос с чем-либо определенным, поэтому спрашиваю:

— Что ты имеешь в виду?

— Твои наблюдения, конечно. Что же еще?

Пожимаю плечами, мало ли какой смысл можно подразумевать в его словах. Тем более, в наших обстоятельствах.

— Ничего из ряда вон выходящего. Немного усилилось дзета-излучение, но в данной области пространства это нормально.

Капитан кивает и спешит к Даре. Я понимаю, что становлюсь лишним. Тихонько встаю и покидаю рубку.

Вечером вся команда, как обычно, собирается в кают-компании. Зордан поочередно оглядывает нас, как будто стремится удостовериться, что с каждым из его экипажа все в полном порядке.

— Глисс, как у тебя дела? Разобрался с работой Лукки?

— Да. Лойер закончили, завтра займусь моделированием виртуальной среды.

— Дара, что с системами корабля?

— Функционируют в обычном режиме. Глисса стараюсь не отвлекать.

— Да отвлекай, чего уж там, — старается усмехнуться Глисс. — Надеюсь скоро вернуться к основным обязанностям.

— Понятно. Данг?

— Все в норме, капитан.

— Отлично. Рыся?

— Плановое обследование всего экипажа намечено на завтра. Что касается навязчивых снов, то у ребят их по-прежнему нет. Считаю, что эту проблему мы преодолели.

— Ясно. Через полторы недели по бортовому времени входим в планетную систему звезды Ларда, — Зордан улыбается. — Прошу не расслабляться.